Октябрь 1917-го. Русский проект [Вардан Эрнестович Багдасарян] (fb2)

Вардан Багдасарян Октябрь 1917-го. Русский проект

© Багдасарян В.Э., 2017

© ООО «ТД Алгоритм», 2017

Введение

Принято считать, что «русская революция» привела сто лет назад к уничтожению выстраиваемой на традиционных ценностях российской православной цивилизации Империи. Но так ли это в действительности? Действительно, СССР отказывался, казалось бы, от прежней религиозной платформы ценностного самоопределения России. Более того, развертывалась антирелигиозная атеистическая пропаганда и гонения на Церковь. Новая мировоззренческая система стала базироваться на диалектическом и историческом материализме. Однако христианские в своем фундаменте ценности российской цивилизации были и под вывеской советского проекта сохранены. Сказывалась инерция тысячелетней православной исторической традиции, вошедшей в природу жизни русского /российского человека. Кроме того, и в рамках реализации самого советского проекта были найдены формы и подходы организации общественной жизни, которые можно было бы определить как православные по духу. СССР не перечеркнул преемственной истории России, хотя попытки такого рода первоначально и предпринимались. Советский Союз выступил одним из исторических воплощений российской, православной по своему ценностному фундаменту, цивилизации. Официальный атеизм являлся стратегической ошибкой советского проекта, выхолащивающей его потенциалы, имевшей для него роковое значение. Материалистическое мировоззрение противоречило выстраиваемой в СССР апеллирующей к идеальному идеократической модели. Соединить советскую социальную систему с религией было принципиально возможно. Но этого не произошло ввиду конъюнктурных обстоятельств, приверженности догматике диалектического материализма, победы соответствующего политического крыла в руководстве КПСС.

До недавнего времени в церковных кругах доминировала оценка революции и советского периода в целом со знаком минус. Но вот на Рождественских чтениях 2015 года патриарх Кирилл, говоря о преемственности российской истории как духовной основе единства современной России, говорит о необходимости включения в эту преемственную канву периода СССР. Но что в ценностном плане нес советский проект применительно к ценностному пакету православного общежительства? Патриарх в качестве важнейшего идейного наследия СССР указывает на ценности справедливости и солидарности. «Затем, – переходит он в изложении истории России от императорского к советскому периоду, – революция. Ни у кого не было стремления и желания представить лубочную картину этого страшного явления. Но возникает вопрос: а что-то хорошее было? Или только кровь? Только влияние иностранных центров? Только навязывание России иного, не свойственного ей в то время образа жизни? А положительное было что-то? Или только глупое, простите, тупое следование указаниям из-за рубежа через соответствующие политические силы внутри страны? Мы ответили – было. Стремление людей к справедливости. Если бы этого стремления не было, то никакая пропаганда бы не сработала. А в советское время? Как только начинаем говорить о советском времени, одни идеализируют, другие демонизируют. А было нечто такое, что это время породило и что сегодня мы смело можем принять, включить в собственную философию жизни? Было. Солидарность. И никогда не надо забывать подвиг нашего народа. И не только военный подвиг. А те самые комсомольцы, которые на целину ехали, БАМ строили, не получая за это никаких наград и привилегий? Это чувство локтя, чувство желания общими усилиями сделать добро для своей страны. Итак, солидарность».[1]

Во время «холодной войны» дехристианизация СССР использовалась как аргумент Запада по обвинению советской системы. Пафос этого обвинения присутствовал, в частности, в знаменитой речи Рональда Рейгана 8-го марта 1983 года об «империи зла».[2] В действительности дехристианизация Запада осуществлялась еще более высокими темпами. С исчезновением геополитической альтернативы, которую представлял СССР, она и вовсе пошла семимильными шагами. И вновь обратимся к оценке патриарха. О том, что Запад дехристианизован в гораздо большей степени, чем это имело место в Советском Союзе, сохранившем сущностную связь с христианскими заповедями, рассуждал он в беседе с митрополитом Детройта от Константинопольского патриархата Николаем Писарисом. «Откровенно я скажу, – обращался патриарх к американскому гостю, – нас, конечно, очень беспокоит то, что происходит сейчас в христианском мире, – заявил патриарх Кирилл американскому гостю. – Вы лучше, чем я, знаете о происходящей дехристианизации европейской и американской цивилизации. Это апокалиптическая картина, когда грех утверждается законом, когда поступки, абсолютно расходящиеся с христианской, а также иудейской и вообще богооткровенной нравственностью, поддерживаются силой государства. Вы знаете, что у нас в стране был государственный атеизм. Однако нравственная парадигма в целом оставалась христианской, и это нас спасло: наша литература, изобразительное искусство были проникнуты христианскими идеями, и мораль народа оставалась христианской. Коммунисты не смогли на это посягнуть».[3]

Что из идейного арсенала русского коммунизма (отличавшегося от коммунизма как западнического по своему генезису учения) указывает на его ценностное родство с русским православием? Таких составляющих довольно много. Выделим важнейшие из них:

– наличие устремленного в будущее общественного идеала, определяющего идеократические формы государственности;

– идея преображения грядущего человека на основе принципов нравственности;

– отрицание необходимости конкуренции для экономического развития;

– неприятие ростовщическо-спекулятивной экономики;

– скептическое отношение к богатству и собственности;

– негативное отношение к потребительским установкам, нестяжательство;

– интернационализм в идейном единстве человечества, борьба с восходящим к языческой платформе национализмом;

– императив спасения человечества от эрозии духовного разложения;

– реализация восходящего к Ветхому и Новому Завету принципа «кто не работает, тот не ест»;

– воспитание молодежи в духе альтруизма, взаимопомощи, взаимоуважения, других традиционных добродетелей;

– борьба с половой распущенностью, осуждение подмены сексом отношений любви;

– коллективизм, неприятие социального неравенства;

– вера в грядущую эсхатологическую победу сил добра.

Еще в 1937 году Н. А. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма», выпущенной на английском языке и адресованной западному сообществу, открывал глаза Запада на иллюзорность произошедшей с Россией трансформации: «Произошло изумительное в судьбе русского народа. Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал, и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть также священное царство, и оно тоже основано на ортодоксальной вере».[4] Даже Ф. М. Бурлацкий, человек, стоящий явно не на христианской платформе, признавался, что включение в «Моральный кодекс строителей коммунизма» религиозных элементов был сознательным шагом его разработчиков.[5]

Понимание истории СССР как преемственного этапа в истории российской цивилизации имеет принципиальное значение для нынешнего поколения россиян. Если большевизм был историческим разрывом с прежней Россией, то, значит, в 1917 году пресеклось существование российской цивилизации. И чьими тогда достижениями была победа в Великой Отечественной войне, освоении космоса, выдающихся побед в спорте? Очевидно, ни российская цивилизация, ни имперское цивилизационное государство не перестали существовать. Они лишь модифицировались, сменили язык, обрели новые формы в соответствии с новыми вызовами времени. Российская империя и СССР были различными модификациями одного и того же цивилизационного российского проекта. Следовательно, для движения вперед возможен и необходим синтез обеих моделей в современном российском государствостроительстве.

Глава 1 Как и почему пала Российская империя?

Идеология Империи
О том, что представляла собой Российская империя в раскладе международных сил, какой идеологический месседж несла она миру, можно получить представление по Высочайшему Манифесту, подписанному Николаем I 14 марта 1848 года. Манифест был ответом на захлестнувшие Европу революции, утверждение на Западе нового секулярного миропорядка.

«Божиею милостию Мы, Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всенародно: После благословений долголетнего мира запад Европы внезапно взволнован ныне смутами, грозящими ниспровержением законных властей и всякого общественного устройства. Возникнув сперва во Франции, мятеж и безначалие скоро сообщились сопредельной Германии и, разливаясь повсеместно с наглостию, возраставшею по мере уступчивости Правительств, разрушительный поток сей прикоснулся, наконец, и союзных Нам Империи Австрийской и Королевства Прусского. Теперь, не зная более пределов, дерзость угрожает, в безумии своем, и Нашей, Богом Нам вверенной России. Но да не будет так! По заветному примеру Православных Наших предков, призвав в помощь Бога Всемогущего, Мы готовы встретить врагов Наших, где бы они ни предстали, и, не щадя Себя, будем, в неразрывном союзе с Святою Нашей Русью, защищать честь имени Русского и неприкосновенность пределов Наших. Мы удостоверены, что всякий Русский, всякий верноподданный Наш ответит радостно на призыв своего Государя; что древний наш возглас: за веру, Царя и отечество, и ныне предукажет нам путь к победе: и тогда, в чувствах благоговейной признательности, как теперь в чувствах святого на него упования, мы все вместе воскликнем: С нами Бог! разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!».[6] Россия, судя по царскому Манифесту, позиционировалась как полюс сил, защитница традиций православной святости. На ценностном фундаменте противостояния глобальному злу выстраивалась модель имперской государственности. Эта модель соотносилась с православным учением о катехоне – державе, удерживающей мир от окончательного торжества в нем сил зла. Тогда многие в Европе считали, что реализация вызревшего еще в просветительской среде проекта построения секулярного мироустройства невозможна, пока существует на востоке Православная Империя.

Проходит семьдесят лет, и казавшаяся незыблемой Империя рушится в несколько дней. Такое обрушение, несмотря на свою скоротечность, не могло быть случайным. Конечно, враги вели против нее борьбу. Но одного этого было бы недостаточно. Русский философ, эмигрант первой войны Иван Ильин по отношению к попыткам конспирологической интерпретации Революции писал в свое время, что видеть в ней «просто результат заговора» – «вульгарный и демагогический подход»; «это все равно, что объяснять болезнь злокозненно сговорившимися бактериями и их всесильностью… Бактерии не причина болезни, они только ее возбудители; причина в организме, его слабости».[7] Чтобы рухнуло имперское здание, нужно было подорвать фундамент, на котором оно выстраивалось. Фундаментом империй как государств – цивилизаций являются прежде всего ценностные накопления и социальные нормы жизнеустройства. Они были подорваны задолго до семнадцатого года. Попытаемся разобраться, что и как привело к этому подрыву.

За двумя реформационными периодами закреплено в историографии понятие «великие реформы». Первый – реформы Александра II, второй – реформы П. А. Столыпина. Но в чем состоит величие преобразований? Один подход задает критерий величия с позиций универсальной теории прогресса. Великими в этой постановке являются те реформы, которые соответствуют неким мировым, в действительности западным, практикам. Но ведь сам по себе перенос управленческой практики не обязательно приведет к успеху, а может даже обернуться в других условиях катастрофой. Сила среды часто оказывается весомее силы реформ. Другой подход к величию реформ заключается в их оценке по критерию усиления или ослабления жизнеспособности страны. Здесь на первое место выходят уже не внешние рецепты, а собственные цивилизационно-ценностные накопления. Будучи великими в соответствии с первым подходом, оба реформаторских периода имели подрывное значение при рассмотрении их через призму второго подхода. ...

Скачать полную версию книги