Странный ангел [Даниил Наевич Курсовский] (fb2) читать онлайн

Странный ангел

Даниил Курсовский

Странный ангел

От автора:

Удивительный обычай, натолкнувший автора на идею этой повести, действительно когда-то существовал у цыган. А, может быть, существует и сейчас. Но все описанные в повести события, целиком и полностью, являются плодом авторского вымысла. То, что возможно в стране Фантазии, невозможно в реальности. К сожалению…

Глава первая

1

Врач взглянул на Ирину Александровну внимательно, немного помолчал, а потом сказал:

- Вам надо забрать Костю домой.

- Домой?.. – пробормотала Ирина Александровна. – Вы… Вы больше не хотите его лечить?..

- Дело уже не в том, хотим мы этого или нет. – ответил врач. – Дело в том, можем ли мы... В данном случае мы больше не можем сделать ничего.

Горло Ирины Александровны охватил спазм, а в глазах потемнело. Она хотела что-то сказать, и не могла – не было сил.

- Вы ведь понимаете меня очень хорошо. – продолжал врач. – Но вам трудно согласиться с неизбежным. Однако неизбежное наступает всегда, согласны мы с ним или нет.

- Неизбежное?.. – еле слышно вымолвила Ирина Александровна.

- Да. – прямо ответил врач. - То самое неизбежное, о котором я предупреждал вас и полгода и месяц назад. Ну а сегодня… Косте осталось несколько дней. И для него будет лучше, если он проведет их дома. В домашней, а не в больничной обстановке.

- Несколько дней?.. – еле слышно пробормотала Ирина Александровна. – Сколько же, по-вашему?..

- Два-три дня. Может быть, четыре. Пять уже вряд ли…

- А кто… Кто будет делать ему инъекции?..

- Ему больше не нужны инъекции. Никакие.

- Почему?.. Почему не нужны?..

- Потому что инъекции уже ничего не изменят. К тому же Костя больше не чувствует боли. Так всегда бывает в последние дни… В самые последние дни.

Ирина Александровна посмотрела в лицо врачу умоляюще, но тот ответил ей взглядом прямым, твердым и окончательным.

Ирина Александровна опустила глаза.

Она знала, что врач был прав. И она уважала его за то, что он прямо говорил ей все эти ужасные вещи.

Ну что ж, кроме Кости, у нее никого нет в этой жизни. И когда его не станет, не станет и ее… Так она решила уже давно. И это ее решение тоже окончательное.

- Хорошо. – сказала Ирина Александровна вслух, не поднимая глаз. – Я заберу Костю домой. Сейчас же заберу...

Врач в ответ нажал кнопку на телефонном аппарате.

- Нина Петровна?.. Я по поводу Кости Никонова из седьмой палаты. Да, как я вам говорил… Его мама сейчас к вам зайдет.

2

Костя спал или просто лежал, прикрыв глаза и дыша едва заметно. Его любимая пижама с корабликами казалась ему большой, а ведь он должен был уже давно ее перерасти. Для своих одиннадцати лет он выглядел таким маленьким!..

Голова без волос, лицо без бровей, белая незагорелая кожа и руки, казавшиеся прозрачными…

Ирина Александровна смотрела и не могла насмотреться на сына. Она буквально физически чувствовала, как жизнь уходит из него. Капля за каплей, как вода из кушина. Но сколько еще в кувшине осталось капель, было не видно, и потому Ирина Александровна сидела, не чувствуя голода, не чувствуя времени, не чувствуя вообще ничего, кроме неслышимого звона невидимых капель…

Вдруг Костя открыл глаза, посмотрел на маму и улыбнулся ей какой-то далекой, мягкой и очень мудрой улыбкой.

- А мне приснился очень хороший сон… - тихо сказал он.

- Хороший?.. – с трудом улыбнулась сыну Ирина Аркадьевна.

- Да. Мне приснился темный ангел… - все с той же улыбкой продолжал Костя.

Сердце Ирины Александровны оборвалось. Она приоткрыла рот, но не смогла вымолвить ни слова.

Костя как будто бы не замечая этого, рассказывал:

- Темный ангел сказал, что совсем скоро прилетит за мной и подарит мне крылья…

- Крылья?.. – эхом отозвалась Ирина Александровна.

- Да. И мы вместе полетим туда, где собираются такие же дети, как я…

- Такие же, как ты?.. – прошептала Ирина Александровна.

Костя молча кивнул.

- Там, где мы соберемся, растет красивый сад и течет чистая река. И никому никогда не больно. Просто потому, что там нет боли. Нет и никогда не бывает…

- А что еще… Что еще сказал этот… ангел?..

- Еще он сказал, что ему кто-то поручил то, что он должен сделать. Что, если бы он только мог, он сделал бы так, чтобы я остался здесь, с тобой, и мы бы жили дальше. Но так невозможно, сказал он. Эта линия завершена, так он сказал…

- Завершена… - прошептала Ирина Александровна. – А когда… Когда он сказал, он прилетит за тобой?..

- Скоро. Совсем скоро.

- Но не сегодня?.. Не завтра?..

- Не знаю. Он сказал – скоро. И все.

Костя замолчал. Молчала и Ирина Александровна.

- Мама, у тебя усталый вид!.. – вдруг сказал Костя. – Или погуляй немножко.

- Я.. Я не могу.

- Нет, ты иди!.. - вдруг очень настойчиво повторил Костя. – Темный ангел больше ничего не говорил, но так смотрел, что я понял – тебе нельзя сейчас сидеть дома. Мама, ты знаешь, он так красиво проводил руками, как будто рисовал какие-то линии… И они так удивительно светились в темноте!..

Сердце Ирина Александровны на этот раз глухо стукнуло.

- Что за странный ангел! – воскликнула она.

- Он не странный. Он очень добрый. – поправил ее Костя. - Просто он должен делать то, что ему поручили. И еще он не может говорить чего-то вслух… Иди, мама. А я пока полежу, подожду тебя. Как хорошо, что можно просто лежать, когда уже совсем нет боли…

- А тебе было больно?..

- Да. В последнее время всегда. Просто я тебе этого не говорил, чтоб не огорчать…

Ирина Александровна с трудом сглотнула комок у горла.

А Костя повторил еще раз:

- Иди, мама, иди. Погуляй немного.

В голосе Кости была такая настойчивость, что Ирина Александровна не могла ей противиться. Она нерешительно поднялась на ноги.

- Но ты.. Ты дождешься меня?.. – спросила она. – Темный ангел не обманул?.. Он не прилетит, пока меня не будет дома?..

- Нет. Он никогда не обманывает. Он только не говорит того, чего не может сказать. Иди мама, купи халвы. Ты будешь пить чай с халвой. Ты же очень ее любишь…

- А ты?..

- И я тоже. Я буду пить чай с тобой и есть халву.

3

Этот июльский день был прекрасен. Было не жарко, не ветрено, а как-то спокойно и ясно. Однако Ирина Александровна не замечала ни ясности, ни покоя. Совершенно механически она прошлась по рынку, купила пакетик халвы, какие-то фрукты и заспешила домой.

И вдруг ее окружили несколько цыганок в разноцветных длинных платьях. Ирина Александровна остановилась и досадливо поморщилась. Почему-то она никак не могла понять, сколько же гадалок перед ней. Она только видела, что они еще совсем молодые крикливые женщины, и только одна из них была глубокая старуха, смотревшая на нее пронзительными черными глазами, молча.

- Ай, дорогая, красивая, хорошая! – галдели молодые цыганки. – Такая красивая и такая грустная! Ай, давай мы тебе погадаем! Всю судьбу твою расскажем, что было, что будет, и где тебя ждет веселье и богатство!..

- Меня уже ничто не ждет. – тихо сказала Ирина Александровна. – У меня больше нет судьбы… Если хотите денег, я вам дам. Только уходите. Не нужно мне гадать.

- А ну, замолчите, сороки! – вдруг проскрипела цыганка-старуха. – Вон идите отсюда, вон! Я сама ей погадаю.

Молодые цыганки разом замолчали и посмотрели на старую цыганку со страхом. Но, не сказав больше ничего, тихо засеменили прочь.

- Дай руку! – потребовала старуха. – Левую. Скорее давай, скорее!..

Ирина Александровна импульсивно спрятала левую руку за спину. Ее тоже вдруг охватил необъяснимый страх.

Но старуха цыганка сама схватила руку Ирины Александровны собственной костлявой хваталкой и приблизила ее ладонь к своим глазам.

- Не надо, зачем, не надо!.. – прошептала Ирина Александровна, пытаясь вырвать руку обратно.

Однако старуха-цыганка вцепилась в нее крепко, и явно так просто отпускать не собиралась.

Она разглядывала ладонь Ирины Александровны несколько бесконечных секунд, очень внимательно, едва не упираясь в нее своим крючковатым носом со здоровенной бородавкой на самом его кончике.

А потом старуха взглянула в лицо Ирине Александровне колючими черными глазами и сказала:

- Ай, как плохо! Как плохо все!.. Кончились все твои линии, кончились! Темный ангел зря слов не говорит, зря крыльями не машет, ой, не машет!..

Ирина Александровна так и замерла!..

- Откуда?.. Откуда вы знаете про темного ангела?.. – едва сумела вымолвить она. – Это же был сон! Как вы можете знать?..

- Это был не сон!.. – проскрипела цыганка. – У темного ангела крылья большие, он далеко летает, многое видит, многое говорит!.. Но все не может сказать, не все!.. Ой, не все!..

Ирина Александровна молчала, тяжело дыша и глядя в лицо старухи во все глаза.

Слова цыганки вдруг пробудили в ней безумную надежду, и потому Ирина Александровна с замиранием сердца ждала продолжения, ждала какого-то невероятного совета.

- Темный ангел многое видит!.. – повторила цыганка. – Да только и от него можно спрятаться!..

- Спрятаться?! Спрятаться?! – чуть ли не на всю улицу закричала Ирина Александровна, и, неожиданно для себя самой вцепилась в цыганку своей второй рукой, уронив пакет с халвой и фруктами. – Как спрятаться, говорите скорей! Говорите, я все отдам! Мне ничего не нужно, лишь бы он жил!.. Лишь бы только мой мальчик жил!..

- Мальчик, мальчик… - проскрипела старуха. И лицо ее вдруг расцвело очень хитрой улыбкой. – Ну-ка, наклонись!.. Я тебе на ушко, на ушко шепну...

Ирина Александровна наклонилась, вся внутренне трепеща.

- Мальчик, говоришь?.. – проскрипела ей старуха. – А ты возьми и переодень его в девочку!. Вот ангел его и не заметит!.. Так мы делали, делали!.. Заболеет мальчик, а мы его в платьице нарядим, косы заплетем, вот смерть и не может его найти. Она ведь мальчика ищет, а видит девочку!.. Вот так походит, походит, потопчется, да и уходит обратно… А мальчишечка дальше живет, спрятанный!.. Пока смерть совсем далеко не отойдет, пока совсем дорогу к нему не забудет!..

Ирина Александровна отпрянула от старухи, и взгляд ее заметался.

«Она сумасшедшая!.. – мелькнуло у нее в голове. – Просто сумасшедшая!.. Но.. Откуда же тогда она знает про темного ангела?..»

- Но как же.. Как же это?.. – пролепетала Ирина Александровна вслух. – Как же он не заметит, если все видит?..

- Да, моя дорогая, - кивнула цыганка. – Это ты правильно говоришь. Он все видит! Но не замечает того, чего видеть не хочет. Вот, моя дорогая, вот!.. Не хочет и не боится.

- Кого?..

- Того, кто его посылает!..

И, отпустив руку Ирины Александровны, мягко освободившись от ее собственной руки, старуха забормотала, глядя куда-то в сторону:

- О, моя дорогая, этот ангел сильный! Этот ангел смелый! Ничего и никого он не боится!.. Потому что знает – любовь сильнее силы! Вот и рисует он свои линии, вот и рисует. Новые линии, яркие, светлые, совсем новые!.. Совсем новые, моя ты дорогая, совсем новые!.. Слушай, меня, доча, слушай!.. Это ведь не старая Зара тебе говорит! Это он тебе говорит, ртом моим беззубым! Это он тебе говорит, чего сам сказать не может!..

И, сверкнув черными огненными глазами, старая цыганка вдруг резко повернулась и заспешила прочь, за своими молодыми товарками.

- Линии.. – прошептала Ирина Александровна, ошеломленно глядя ей вслед. – Новые, совсем новые линии…

4

Ирина Александровна задержалась дольше, чем предполагала, когда выходила из дому. После разговора с цыганкой она забежала еще кое-куда.

И теперь она страшно боялась, что опоздала, что темный ангел уже прилетал, пока ее не было. Поэтому, едва сбросив туфли в прихожей, она буквально помчалась в комнату к сыну.

Он был жив. Но дышал все тише, все медленнее. На его губах была все та же мудрая улыбка, с которой он рассказывал свой сон, но на лицо набежала тень, становившаяся все плотнее и плотнее.

Ирина Александровна вздохнула, и, распечатав принесенные с собой пакеты, принялась переодевать своего уже совсем невесомого мальчика.

При этом она старалась все сделать как можно тише, мягче, но закончила довольно быстро. Потом, сделав еще кое-какие приготовления, она села у постели Кости и тихо, удивляясь сама себе, начала говорить, обращаясь неизвестно к кому:

- Я не знаю, где Костя. Это не Костя, нет. Это Катя!.. Это моя дочь Катя. И она не болеет. Совсем ничем не болеет. И не болела никогда. Вот. Поэтому не нужно за ней прилетать. Ей не нужны никакие крылья!.. Она же не птичка. Она человек. Она… Она маленькая девочка!.. Ей даже не одиннадцать. Ей девять лет. И выглядит она в точности на свой возраст. И сейчас она просто спит, отдыхает. Набегалась за день!.. Она очень подвижная, любит бегать, да. И вот потому и устала. А когда проснется, будет играть со своими куклами. Вон они сидят, ее куклы. В уголке. Сидят и ждут ее. Потому что Катя всегда очень хорошо играет со своими любимыми куклами, в самые разные игры. Да, она очень любит играть со своими куклами, в своем нарядном платьице!.. Она любит надевать вот такие пышные красивые платья, с рюшами, оборками, кружевами. А что у нее совсем нет волос… Так это она сама попросила меня состричь их на лето!.. Скоро волосы опять отрастут. И будут очень красивые, волнистые, длинные. И мы будем заплетать в них банты…

Все это Ирина Александровна говорила с нарастающим воодушевлением, с усиливающейся верой, уже не думая, что совершает что-то очень странное. Нет, теперь она думала, что делает сейчас то, что только и должна делать, что ничего другого ей и не осталось.

Вдруг откуда-то налетел порыв ветра, и до слуха Ирины Александровны донесся шелест тяжелых крыльев.

Ирина Александровна тревожно огляделась.

Нет, нет!.. Ничего, ничего…

Нет ничего и никого вокруг, нет.

В этой комнате сейчас только двое. Она сама и ее ребенок. Ее девочка. Ее дочь Катя!..

Это не Костя. Не Костя!..

Это Катя, Катя!..

Не нужно сюда прилетать, не нужно!..

Не нужно вообще прилетать ни за кем из детей.

Ни за кем!

Никогда!..

Улетай, темный ангел, улетай!..

Ты не найдешь здесь того, кого ты ищешь!..

И вновь порыв ветра налетел на Ирину Александровну.

Но на этот раз он был гораздо слабее.

И шелест больших тяжелых крыльев донесся до ее слуха уже как будто бы совсем издалека.

Издалека, издалека…

Ирина Александровна вгляделась в лицо своего ребенка и еще раз прислушалась к его дыханию. Ей показалось?.. Или же он… Она, она!.. Дышит и в самом деле ровнее и глубже?.. А что это у него.. У нее, у нее!.. Что это у нее на щеках, неужели румянец?.. Ирина Александровна уже так давно не видела румянца на этих щеках!.. Может быть, это ей только кажется?..

Нет, нет, дыхание точно сделалось ровнее!.. А что до румянца... Вот Ирина Александровна еще немного посидит у постели и все увидит, все увидит…

Тут глаза Ирины Александровны стали закрываться сами собой, а голова ее стала склоняться ниже, ниже к постели, и вскоре Ирина Александровна совсем положила на нее голову и уснула глубоким спокойным сном, каким не спала уже много дней и ночей.

Она спала и не слышала, как шелест больших темных крыльев становился все тише и тише.

Все тише и тише…

5

- Мама! Ты тоже уснула, да?.. А сейчас что, уже утро?.. Ты все ночь вот так спишь, что ли?.. У тебя же спина заболит!..

- Нет, нет, не заболит!.. Наоборот, я очень хорошо выспалась.

Ирина Александровна протерла ладонями лицо и тревожно вгляделась в лицо своего ребенка.

Может быть, вчера ей и показалось, но сегодня на этих впалых щеках явно появился румянец! И не какой-то там болезненный, а самый настоящий!.. Только вот откормить бы это дитя как следует. А чтобы откормить, надо, чтобы у него появился аппетит.

- Мама, а мне опять приснился темный ангел!..

- Опять?! Опять!..

- Нет-нет, ты не волнуйся!.. Он сегодня приснился мне последний раз.

- Последний раз?..

- Да. Он сам так сказал. Только он сегодня был какой-то странный. Он почему-то обращался ко мне, как к девочке…

Ирина Александровна шумно вздохнула, выдохнула и повторила с замиранием сердца:

- Как к девочке?..

- Да. Он называл меня почему-то не Костей, а Катей. Он так и спросил: «Девочка, ты не видела тут мальчика Костю?.. Он вчера еще был где-то тут, на твоем месте. А теперь я его не вижу!» «Как не видите? – удивился я. – Но ведь я же и есть!..» И тут он быстро приложил мне руку к губами и прошептал: «Тише, малышка, тише!.. Ты не Костя, нет, не Костя!.. Костя был одет в пижаму, а на тебе я вижу ночную рубашку. Костя любит играть в машинки, а в твоей комнате я вижу кукол. И это очень красивые куклы!.. Так что тебе не нужны никакие крылья. Ты же не птица. Ты человек. Ты маленькая девочка!.. Наоборот, я кое-что возьму у тебя, и спрячу это подальше. Чтобы никто не сумел найти мальчика Костю!.. Чтобы никто даже не думал его искать… Так что прощай! Прощай!.. Будь хорошей девочкой, слушайся маму. И все у вас будет хорошо…»

- Все будет хорошо?.. Он так и сказал? - с жарким волнением спросила Ирина Александровна.

- Да, он так и сказал… Ой, а на мне и правда ночнушка!.. Мама, ты зачем ее на меня надела?.. Я что, пока спал, стал девочкой?..

- Да, моя милая. Теперь ты у меня девочка. И тебя правда зовут Катя!..

- Зачем?.. То есть почему?..

- Потому что тебе нужно было спрятаться от темного ангела…

Костя нахмурился и медленно правой рукой под одеялом что-то проверил у себя.

- Нет, я не девочка! – задумчиво сказал он. – У меня там все, как было!..

- Ну и пусть будет, как было! Пусть будет! А снаружи ты девочка. Так надо!.. Он ведь улетел, этот темный ангел! Он ведь сказал, что все будет хорошо! Вот давай и поиграем пока, как будто ты девочка. Пусть он улетит подальше! Пусть он навсегда забудет дорогу к тебе!..

- И… И сколько надо вот так играть?..

- Я не знаю, сы… То есть доча, не знаю!.. Поиграем немножко, а там видно будет.

- Доча… - улыбнулся Костя. – Как интересно!..

Он немного помолчал, думая о чем-то. А потом попросил:

- Мама, поцелуй меня!..

- Да ты моя лапочка! – воскликнула Ирина Александровна.

И, наклонившись, горячо расцеловала свою новоявленную дочь. А та теплыми живыми губами в ответ поцеловала ее.

- И как теперь?.. – спросил Костя. – Что делают девочки?..

- Ну, много разных вещей! Ничуть не менее интересных, чем мальчики!.. Для начала посмотри вон туда!.. Что ты там видишь?..

- Куклу… Игрушечную мебель… Еще какие-то книжки… Это про что книжки?..

- Это самые разные сказки. Про принцев и принцесс. Про волшебные замки. Про Василису Премудрую и Елену Прекрасную. И еще про Сивку-Бурку.

- Про Сивку-Бурку это моя любимая сказка. А кукла красивая… Можно я ее подержу?..

- Конечно, можно! Вот, возьми.

- Какое у нее красивое платье. И, это… - Костя хихикнул. – Трусики смешные!.. Интересно!..

- Что тебе интересно, малышка?..

- Выходит, это моя собственная кукла?..

- Да, доча…

- И я могу играть с ней как девочка?..

- Ну, конечно!..

- А как надо с ней играть?..

- Как хочется! Можно играть в школу, в детский сад, в магазин, в праздники и чаепития. Я тебя научу. Я буду играть вместе с тобой.

- Ладно! Мы поиграем. Только давай сейчас сначала чего-нибудь поедим!..

- Боже мой! Ты хочешь есть?!..

- Ну да. Это же Костя болел и у него не было аппетита. А Катя здоровая!.. Катя никогда и ничем не болела. И не будет болеть. Правда же, мамочка?..

- Правда, маленькая, правда!.. Давай я тебе сварю бульон?.. Из курочки, хочешь?..

- Да, хочу. Но он же будет еще вариться сколько-то. А сейчас что можно съесть?..

- Сейчас?.. Да ты моя радость!.. Сейчас я могу быстренько приготовить тебе творог со сметанкой, давай?..

- Давай!..

6

Ирина Александровна кормила свою Катю творогом с ложечки, и та послушно и с большим аппетитом все съела. Потом был бульон. Потом Катя уделила большое внимание курочке. Потом попросила сделать ей котлетку.

Ирина Александровна не могла нарадоваться! Хотя и опасалась немножко за Катин желудок. Ведь Костя в последние несколько дней уже практически ничего не ел. Но опасения оказались совершенно напрасны. Катя, в отличие от Кости, была совершенно здорова, и аппетит у нее был тоже - дай бог всякому!..

И с замиранием сердца Ирина Александровна смотрела, как розовеют щеки ее ребенка, как его кожа теряет неживую молочную бледность и наполняется жизнью.

«Он действительно улетел! – думала она. – Он улетел! Господи, сделай так, чтобы он больше никогда не вернулся!.. Даже если ты сам посылал его к нам!..»

Потом Ирина Александровна, сделав изрядное усилие, запретила себе думать о темном ангеле. Он ведь прилетал к Косте!.. А теперь перед ней была Катя.

Убрав тарелки, Ирина Александровна усадила Катю на постели поудобнее, и они с ней принялись играть с куклой, которая получила имя Варя. Как ни удивительно, игра увлекала их обеих, и маму, и только что появившуюся дочь. Они играли совершенно самозабвенно чуть ли не два часа кряду, а затем Катя вдруг смущенно улыбнулась и сказала:

- Мама, а мне надо в туалет. Только не надо больше этого.. судна.. Я сам…

- Сама!..

- Я сама пойду.

- Доча, ты, наверное, не сможешь еще.. Давай я тебя на ручках отнесу?..

- Ну, ладно, давай. А ты не будешь стесняться?..

Ирина Александровна улыбнулась.

- Да лишь бы ты не стеснялась, моя радость!..

..Подмывая Катю после туалета, Ирина Александровна со смешанным чувством убедилась, что у Кости и вправду все осталось на месте.

«А что я ожидала увидеть?..» - спросила она себя. – «Ведь мы только прячемся!.. И спрятались очень хорошо… Но с этого момента это должна видеть только я! И больше никто. Больше никто!..»

- Давай-ка, доча, я тебе переодену трусики… Вот так. Нравится?..

- Да, мамочка. Они такие забавные! С кружевами. Как у Вари!..

- А это – твое домашнее платье.

- Ой, оно такое же как у Вари!.. Мы теперь с ней как сестры!..

- Да, две сестрички, две подружки!..

- А ты, мамочка, моя самая главная подружка!..

- Спасибо, доча! Спасибо! Я постараюсь быть не только самой главной, но самой лучшей твоей подружкой!..

- А теперь поставь меня на ноги. Я сам…сама пойду. Я хочу подойти к зеркалу.

- Ну давай, давай попробуем. Я тебя поддержу немного..

- У меня получается!.. У меня получается!..

- Конечно, получается!.. Катя ведь очень здоровая девочка!..

Медленно подойдя к зеркалу, Катя долго задумчиво рассматривала себя, а потом сказала:

- Платье-то у меня красивое.. Только я сама еще такая страшненькая!.. Шея тоненькая, как у гусенка. И голова. У меня же совсем нет волос!..

- Ничего-ничего, я тебя откормлю!.. И волосы вырастут. Длинные, волнистые волосы. И я буду завязывать в них банты.

- А долго они будут отрастать?..

- Некоторое время. Оно пройдет быстро. Ты и оглянуться не успеешь.

Катя, поддерживаемая мамой, еще некоторое время молча рассматривала себя, а потом попросила:

- Мама, только давай договоримся…

- О чем?..

- Больше никаких больниц! И никаких уколов, ладно?..

- Конечно, доча, конечно! Кате никакие уколы не нужны!.. И я тоже хочу с тобой кое о чем договориться…

- О чем?..

- Нам с тобой надо уехать отсюда. Туда, где никто не знает мальчика Костю.

- Мы далеко уедем?..

- Не так уж и далеко от нашего города. Мы уедем в Дубравку. Это такой поселок. Не далеко, но и не совсем близко от города, двести километров. Железной дороги там нет, люди живут тихо, спокойно, без лишней суеты… Я там когда-то начинала работать в библиотеке.

- И теперь ты опять пойдешь работать в библиотеку?..

- Скорее всего, да. Если будет место. Если не будет – пойду куда угодно.

- А на чем мы поедем?.. На поезде?..

- Нет, на нашей машине. Она уже год стоит без движения в гараже, так что пора уже ей прокатиться!..

- А где мы будем жить?..

- Мы снимем дом. Поближе к роще. В Дубравке есть очень красивая дубовая роща. Поэтому поселок так и называется.

- И дом у нас тоже будет красивый, да?..

- Очень красивый. В Дубравке все дома красивые.

- И я там буду опять ходить в школу?..

- Да, обязательно. В третий класс.

- Почему в третий?..

- Потому что девочке Кате всего лишь девять лет. К тому же мальчик Костя последние два года в школу почти не ходил.

- Костя не ходил, а Катя будет ходить. Сама. Да, мама?..

- Конечно, Катя будет ходить в школу сама, конечно!..

- И я буду учиться лучше всех! Я обещаю.

- Вот и замечательно, доча, вот и замечательно!.. А еще мы там заведем козу.

- Козу?.. Почему козу, а не корову?..

- Потому что у козы очень полезное молоко. И еще из него можно делать очень вкусный сыр. Еще мы заведем кур, чтобы у нас всегда были свежие яйца.

- Ух ты!.. Мы будем с тобой самые настоящие деревенские жители!..

- Да, самые настоящие, самые настоящие…

Темный ангел, сложив свои большие крылья, стоял среди густого тумана и ждал, пока с ним заговорят. Туман клубился и переливался, в нем метались протуберанцы огня и плотные тени, и что-то время от времени вспыхивало и тут же гасло, обдавая ангела то нестерпимым жаром, то невыносимым холодом.

- Итак, с чем ты прибыл?.. – раздался неизвестно откуда странный, но отнюдь не равнодушный голос. – Выполнил ли ты свое предназначение?..

- Нет, не выполнил… - признался ангел.

- Почему?..

- Я не нашел ребенка, за жизнью которого был послан.

- Не нашел?..

- Нет. Я думаю, он где-то спрятался от меня.

- Это довольно необычно! – спокойно произнес голос. – Мало кому удается спрятаться от ангела смерти!..

- Мало кому?.. – встрепенулся черный ангел. – Значит, кому-то удается?..

- В твоем голосе я слышу надежду! – все так же спокойно сказал собеседник черного ангела. – И это тоже очень необычно для такого существа как ты. Видно на этот раз, создавая тебя, я был несколько небрежен. Или, наоборот, чрезмерно внимателен…

Темный ангел в ответ промолчал.

- Но что же мне теперь с тобой делать?.. - задумчиво проговорил голос. – И что мне вообще делать в этом положении?.. Ты сам как думаешь?..

- Ты пошлешь на поиски кого-то другого?.. – с дрожью в голосе спросил темный ангел.

- Нет, этого я делать не стану. Для этого ребенка был предназначен ты и только ты. Его жизнь была вручена тебе и только тебе!..

Темный ангел прерывисто вздохнул.

- А вот что касается тебя самого… - продолжал голос.

- Ты вернешь меня обратно в небытие?.. – без страха закончил черный ангел.

- Хм!.. – проронил его собеседник. - Я чувствую, твоя собственная судьба тебя беспокоит намного меньше судьбы этого ребенка!..

Темный ангел вновь промолчал.

- Нет, возвращать тебя обратно в небытие я тоже не стану. – заявил голос. – Я, видишь ли, не могу тебя туда вернуть!..

- Но.. Почему?..

- А потому, что ты взял у не найденного тобой ребенка хотя и не жизнь, но нечто не менее важное. Чтобы лучше спрятать его от меня, и от других темных ангелов, я так полагаю!..

На этот раз в голосе явственно слышалась ирония. Но отнюдь не насмешка.

Темный ангел напрягся, ожидая продолжения.

- И, если я отправлю тебя в небытие, это нечто растворится там вместе с тобой!.. К тому же, как ни странно, ты все-таки выполнил свое предназначение.

- Выполнил?.. – с тревогой спросил черный ангел.

- Да, и вполне успешно. Хотя несколько превысил свои полномочия… Ты завершил ту линию, которая должна была быть завершена, и начал совсем новую. Сейчас она развивается, и от нее зависят линии многих других созданий и людей...

- И.. И что же ты сделаешь?..

- Ничего. С новыми линиями – ничего. Каждая из них означает новую жизнь, новую судьбу, и вместе им предстоит сплестись в новую реальность. А вот тебя я пока просто остановлю. На всякий случай…

И для темного ангела все исчезло.

Глава вторая

1

Аня проснулась в своей мансарде ранним утром, когда окно едва-едва окрасилось розовым светом. Спросонок она прислушалась, ожидая обычного утреннего лагерного гомона – криков, визгов, смеха, топота ног, окликов воспитателей, звонких звуков трубы – но тут же спохватилась и засмеялась сама над собой.

Какой такой лагерь?!.. Она опять дома, после двух сезонов в «Светлячке»!..

Да, в лагере, конечно, было прекрасно, но дома еще лучше! Ведь прекраснее Дубравки нет места на земле!..

О, в ритм получилось!

Аня вскочила с постели и запрыгала в диком танце по теплым доскам пола, повторяя:

- Прекраснее Дубравки нет места на земле!.. Прекраснее Дубравки нет места на земле!..

- Ну вот, негритянские танцы в самом разгаре!.. – послышался голос мамы.

- Ну почему негритянские, мама, почему?!.. – вмиг остановившись, спросила Аня. – Это современный танец! Мы его на дискотеке изучили!.. Вот, смотри – раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре!..

- Да просто потому, что ты у меня сейчас не ребенок, а настоящая шоколадка! – пояснила Дарья Петровна со смехом. – Так бы взяла и съела тебя!.. Это ж надо как загорела!.. Ни единого белого пятнышка!.. Только коленки зеленые… Вы что там вообще не одевались, что ли?..

- Не вообще, а только на пляже. Вы же сами так решили, родители и воспитатели. Кто говорил: «Пусть уж лучше глядят, чем подглядывают!..» А?.. – сказала Аня. – А в остальное время, между прочим, мы были обычные приличные дети!..

- А на пляже, значит, вы были неприличные?..

- Ну мама!.. Ты опять смеешься!..

- Нет, я вполне серьезно. И я очень рада, что этим летом сбылась, наконец, твоя мечта.

- Какая еще мечта?..

- Ну, кто мне всю зиму твердил: «Мама, подумать только, за целых десять лет жизни я ни разу не видела голого мальчика!..»

- Мама!..

- А что – мама?.. Ну, увидела?..

- Увидела, да!.. И ничего особенного. Подумаешь!..

- Вот и прекрасно. Теперь всю оставшуюся жизнь можно жить спокойно.

- Мама, ты опять смеешься?!..

- Да не думала я сегодня смеяться!.. Ладно, заправляй свою постель, надевай что-нибудь.. такое… приличное..

- Мама!..

- ..и спускайся, будем завтракать. Только не забудь умыться!..

Уже во время завтрака, оглядев дочь, одетую в шорты и футболку, Дарья Петровна с сожалением заметила:

- Эти вечные шорты да штаны!.. Нет, чтоб надеть платьице, завязать бантики!..

- Мамочка, ну не люблю я платья! – возмущенно ответила Аня. – И банты эти тоже не люблю. Что мне, пять лет?..

- Пять не пять… А я вот все свое детство носила платья!.. И банты очень любила. Это так красиво!..

- Мама, это же было сто лет назад! Теперь дети одеваются совершенно по-другому!..

- Не сто лет! Я тебе не какая-нибудь там.. Баба Яга! И не все дети, должна я тебе заметить.

- Конечно, не все!.. Платьица и бантики носят сейчас только какие-нибудь сюси-пуси!..

Тут Дарья Петровна загадочно улыбнулась и повторила:

- Сюси-пуси!.. Ну-ну!.. Ладно, ешь давай!

Аня посмотрела на маму, наморщив лоб, но свежая сметана и блинчики ее отвлекли.

Проглотив изрядное количество блинчиков, и приступив к чаю, Аня требовательно спросила:

- Ну, а как у нас насчет чего-нибудь необычного?..

Дарья Петровна вздохнула и развела руками.

- Да ты моя милая! Опять о чудесах мечтаем?..

- Да, о чудесах, а что?.. Живем, можно сказать, в самом Лукоморье, а ни котов говорящих тебе, ни леших, ни русалок!..

- Что до леших и русалок, этого добра не появилось, нет. А чего другого... Ну, Виктор Иванович добился, наконец-то, исполнения своей мечты. Теперь в роще есть пруд, на месте оврага. С проточной водой!..

- Ну да, где был родник, да?.. Так он же ледяной, бр-р!..

- А вот и нет! Виктор Иванович пробил скважину и вывел наружу горячий источник. И теперь там круглый год будет плюс сорок!.. И даже немного больше.

- Горячая?!.. Фу!..

- Нет, ну это что такое?.. И то ей не так, и это не эдак!..

- Мамочка, все так, все так! Я очень рада за Виктора Иваныча!... И за нас всех!.. – быстро сказала Аня.

И полезла к маме целоваться.

- Ах ты хитрюга!.. – растроганно сказала Дарья Петровна, обнимая свое сокровище.

- А что еще новенького?.. – продолжала Аня, садясь на свое место.

- Ну, уж и не знаю, чем еще тебя удивить… Отремонтировали школу, стадион, закончили столовую, корова Марта родила тройню, свинья Матильда восемна… в общем, восемнадцать поросят, дядя Миша из лесу привез медвежонка, правда, уже в цирк его отдал, баба Дуся со своим хором получила золотую медаль на областном конкурсе…

- Мама, это все классно, но это же не чудеса!.. Ну почему, почему у нас не бывает настоящих чудес?..

Дарья Петровна, вздохнув, замолчала. И вдруг, улыбнувшись недавней загадочной улыбкой, сказала:

- Ты знаешь, одно чудо у нас все-таки произошло. Точнее, появилось… Чуть больше месяца назад.

Аня посмотрела на мать с подозрением:

- Настоящее чудо?..

- Ну, для меня – да!.. И для многих в Дубравке, кроме меня. А для кого-то это может быть и не чудо, а так… Сюси-пуси!..

Заинтересованное выражение на лице Ани сменилось разочарованным.

- А, так это какая-нибудь новенькая девочка, да?.. В платьице и в бантиках!..

- Почти так. В платьице, но не в бантиках, а в шляпке. Она ей очень идет!.. Но не это в ней главное.

- А что же в ней главное?..

- Вот пойди сама и увидишь.

- Ну и куда же мне надо идти?..

- А прямо к новому пруду. Они в это время уже обычно бывают там. После расскажешь о своих впечатлениях!..

- Они?.. – повторила Аня. – Их еще и несколько?!..

Но Дарья Петровна улыбнулась еще загадочнее и не ответила ничего.

2

Несмотря на все свои слова и гримаски, Аня очень заинтересовалась новой девочкой, и потому не шла, а бежала к старому оврагу, где теперь был пруд.

Когда Аня была уже почти у цели, на тропинку перед ней выбежал маленький белый козленок. На его лобике были кучеряшки, и на них каким-то чудом держался ярко-алый бантик.

- Ой! Какой хорошенький! – воскликнула Аня, остановившись.

Присев на корточки, она протянула к козленку руки:

- Иди ко мне! Иди, мой хороший! Я тебя поглажу. Бантик тебе поправлю!..

Но козленок подойти не пожелал. Посмотрев на Аню с недоверием, он наклонил свою голову с бантом и коротко мекнул, как будто бы сказал твердое «нет».

- Вот какой!.. – огорчилась Аня. – Ну и ладно!.. Можно подумать, козлят я не видала!..

Тут на тропинку выбежал еще один козленок, такой же маленький и белый, только у этого козленка бантик на его кучеряшках был ярко-розовый.

Второй козленок повернулся к первому и мекнул с такой интонацией, как будто что-то спросил.

Первый тут же мекнул ему в ответ, как будто ответив, и оба козленка, придирчиво оглядев Аню с головы до ног, убежали.

Аня открыла рот от удивления.

- Они разговаривают!.. – прошептала она самой себе. – Как заколдованные!.. Интересно, кто им завязал бантики?.. Неужели та девочка?..

И Аня побежала вперед еще быстрее.

Вскоре, услышав чей-то мелодичный голосок, она замедлила шаг и прислушалась.

- Ну что, все проведали, все разузнали?.. – спрашивал голосок с очень серьезной интонацией. В ответ ему раздавалось меканье.

- Ага, сюда кто-то идет. Интересно, кто? Мальчик или девочка?

Двойное меканье.

- Ах, девочка!.. Хорошая девочка?..

Снова меканье.

- Не знаете еще?.. Никогда ее здесь не видели?.. Ну, так вы тут еще мало что видели, вам всего-то месяц вчера исполнился!..

Обиженное меканье.

- И нечего тут обижаться. Маленькие вы еще. Вот подрастете, больше узнаете, про все и про всех!..

Анино сердечко от волнения забилось в груди быстро-быстро.

Она тихонько пошла вперед и вскоре вышла на лужайку, окруженную огромными дубами, за которыми блестела гладь воды. А перед дубами, на красивой резной скамье, которой здесь раньше не было, сидела девочка в нарядном платье и шляпке. Перед ней пританцовывали те самые два козленка.

Аня остановилась, глядя на эту сценку во все глаза. То, что она видела, было так красиво, так необыкновенно, что сердце ее застучало в груди еще сильнее.

Самой красивой, самой необыкновенной была здесь, конечно же, незнакомая девочка. Платье на ней было ярко-алое, ниже колен, все в оборках и белоснежных кружевах, с кружевной белоснежной тесьмой по подолу, с пышными рукавами почти до локтей, и белым поясом, завязанным сзади на талии большим бантом. На ногах девочки были белые короткие носочки, тоже с оборками, и черные блестящие туфельки на низком каблучке, с пряжкой. Шляпка на голове девочки была соломенная, плоская, с узкими полями, с ярко-алым бантом, под цвет платью и тому бантику, что был в «прическе» одного из козлят. В ушках девочки виднелись сережки или клипсы в виде ромашек.

Сама Аня примерно такой же нарядной была последний раз в детском саду, на выпускном утреннике, но эта девочка была уже давно не детсадовка. Она была явно Анина сверстница. Или, может быть, чуть младше.

Аня смотрела на девочку, едва дыша и не шевелясь.

Красота и нарядность прекрасной незнакомки были такими естественными, что Аня смотрела и смотрела на нее без всякой зависти или ревности, свойственной детям ничуть не меньше, чем взрослым.

В то же время было отчетливо видно, что незнакомка откровенно играет в свою чуть ли не вызывающую девчачью нарядность, но в ее исполнении эта игра была тоже очень привлекательна и не вызывала ни малейшего раздражения.

Наоборот, Ане тоже захотелось поиграть вот так!..

Вот так нарядиться, в такое же пышное платье, надеть такие же носочки, туфельки, такую же шляпку… Шляпка была чудо как хороша!.. Или, может быть, она была хороша только на этой девочке?.. А на Ане она будет совсем не хороша?..

Тут внимание Ани привлекла очень симпатичная решетчатая тележка на изящных деревянных колесиках, стоявшая чуть поодаль от скамейки. Очевидно, на этой тележке на лужайку были привезены вон те куклы, которые сидели сейчас прямо в траве на игрушечных стульчиках перед маленьким столиком с расставленными на нем тарелками чашками. Куклы, надо полагать, были заняты чаепитием.

И Ане захотелось присесть перед этим столиком и поиграть с этими куклами и с этой девочкой в какую-нибудь незамысловатую девчачью игру.

Но только интересно, кто привез эту тележку сюда?.. Неужели сама девочка?.. Ведь для козлят тележка явно великовата!..

Тут новенькая девочка подняла голову и улыбнулась.

Глаза у нее оказались ярко-синие, на щечках от улыбки появились ямочки, а зубки так и блестели.

- Привет! – сказала девочка. – А я тут новенькая пока еще. Меня зовут Катя. Мы с мамой приехали в Дубравку месяц назад. Нет, уже больше, чем месяц.

- Привет!.. – смущенно ответила Аня, чувствуя себя почему-то не очень ловко. – А я тут уже старенькая. Меня зовут Аня…

Повисла пауза.

Он неловкости Аня немного поковыряла носком кроссовки траву и спросила:

- А это твои козлята?..

- Да. Только они, можно сказать, местные. Потому что они уже тут родились.

- А.. А где их мама?..

- Где-то здесь. Пасется! Она от нас далеко не отходит. Элеонора! Элеонора!..

Тут же послышалось близкое меканье, и через минутку на лужайку прибежала белая коза с острыми рожками.

Между рожками у нее тоже был бант!.. Полосатый, розово-алый.

- Элеонора! – воскликнула Аня. – Какое красивое имя.

- Я сама выбирала. – гордо сказала Катя. – А раньше ее звали Зараза. То есть бывшая хозяйка ее так называла, когда мы ее, козу то есть, в городе на рынке покупали. Она, то есть бывшая хозяйка, честно предупредила нас с мамой, что у этой козы совершенно невыносимый характер. Но мы с мамой все-таки ее купили и первым делом поменяли имя. Вот сама подумай, стала бы ты вести себя хорошо, если бы все тебя звали Заразой?..

- Нет, не стала бы! – решительно сказала Аня.

- Вот видишь! Так что имя нужно было менять обязательно. И как только мы ее переназвали, у Элеоноры сразу стал улучшаться характер. Он у нее улучшался, улучшался и стал просто образцово-показательным. А ее детки так и вообще лапочки!..

- А почему они в бантиках?.. – спросила Аня.

- А им так нравится!..

- Значит, козлятки обе девочки, да?.. То есть они не козлятки, а козочки?..

- Нет, Манюня девочка, а Маврик мальчик.

- Ой! Но разве мальчики носят бантики?..

- Маврик носит. Ему нравится. Я сначала только Элеоноре и Манюне бантик повязывала, но Маврик обижался. Теперь радуется!.. Да, Маврик?..

- Ме! – утвердительно ответил козленок с ярко-алым бантом.

- А… Это… Почему у Маврика аленький бантик, а у Манюни розовый?.. – спросила Аня.

- Ну а как же еще?.. – удивилась Катя. – Они же все-таки различаются!.. И вкусы у них тоже разные. Маврик предпочитает все такое сочное, густое, а Манюня – нежное, мягкое… Вчера, например, я Маврику повязывала темно-синий бант. А еще у него есть фиолетовый, бордовый, темно-зеленый… А вот Манюня не любит часто менят цвета. Если уж выберет розовенький, так и будет его носить целую неделю!..

- А.… Элеонора?..

- Ну, Элеонора. У нее особенный вкус!.. Поэтому у нее банты в полосочку, в крапинку, с блестками и всякие другие. Замучаешься с ней, пока выберешь!..

- И… Это… Элеонора тоже умеет разговаривать?..

- Конечно! – с гордостью ответила Катя. – Правда, они все время говорят одни и те же слова, все «ме» тебе, да «ме». Зато с разными интонациями!.. И если прислушаться как следует, все можно понять.

- А… Я смогу научиться их понимать?.. – спросила Аня с волнением.

- Да запросто! Если, конечно, проявишь немножко терпения. Иподружишься с ними.

- Я постараюсь! Я постараюсь! – воскликнула Аня. – У меня хорошие отношения с животными. На меня даже гуси никогда не шипели!..

- С животными?.. – с многозначительной интонацией повторила Катя. – А с людьми?..

- Ну, с людьми по-разному… - честно призналась Аня. – Вот есть у нас такой Сенька Затулин. Живет на соседней улице. С ним у меня не то, чтобы плохие, а вообще никакие отношения!.. Мы с ним даже деремся время от времени!..

- И кто кому дает?.. – с большим интересом спросила Катя.

- Когда как… Но в последнее время чаще побеждала я!..

Катя вдруг странно вздохнула и сказала:

- А вообще это плохо, когда девочки с мальчиками дерутся. Мальчики должны защищать девочек, а не драться с ними!..

- Ну да! Это они только в книжках нас защищают! – махнула рукой Аня. – Типа рыцари. А в жизни!..

- Да, в жизни… - неопределенно протянула Катя. И не закончила фразы.

- А почему твои куклы сидят прямо в траве?.. – быстро перевела разговор на другое Аня.

- Ну так у них же пикник на природе!.. Они специально выехали из душного города подышать свежим воздухом, попить чайку на травке, поговорить о том, о сем…

- А, так они городские?..

- Ну да.

- А о чем они говорят?.. – спросила Аня, подходя к куклам и присаживаясь перед ними на корточки.

- Ну, о всяком, о разном… - ответила Катя, присаживаясь рядом с ней.

Аня обратила внимание на то, как грациозно Катя двигается и как аккуратно она подбирает свое платье, чтобы не запачкать его о траву.

Не прошло и нескольких минут, как обе девочки уже весело щебетали на разные голоса за кукол, придумывая по ходу дела целые истории о куклиных родственниках, друзьях и о всяком другом из кукольной жизни.

3

Дарья Петровна с тревогой взглянула на циферблат ходиков.

Прошло уже три часа, как Аня вышла из дому. И с тех пор ни слуху, ни духу.

Нет, лихих людей Дарья Петровна не опасалась. В Дубровку такие не забредали. Но ведь ребенок проголодается!.. Надо пойти ее поискать.

И Дарья Петровна вскоре уже быстро шагала по направлению к пруду.

На краю дубовой рощи она встретилась с Ириной Александровной.

Женщины поздоровались. Ирина Александровна с улыбкой спросила:

- Я вижу, Дарья Петровна, вы туда же, куда и я?.. На поиски?..

- Да, Аня вышла из дому еще ранним утром, и до сих пор не объявлялась.

- Вот и моя Катя так же. Я думаю, они обе у пруда.

- Я тоже так думаю! Тем более, что я сама отправила туда Аню.

Ирина Александровна взглянула на Дарью Петровну внимательно.

Дарья Петровна слегка порозовела и сказала:

- Да, должна сказать честно, я была бы очень рада, если бы наши девочки подружились!..

- И я бы тоже!.. – сказала Ирина Александровна, прикоснувшись к руке Дарьи Петровны.

Дарье Петровне был очень приятен этот жест, как и вообще внимание этой женщины, такой городской, культурной, и такой вместе с тем простой и общительной.

- Ваша Катя удивительная девочка!.. – сказала Дарья Петровна. И добавила с чувством. – Просто удивительная!..

- Вот как?.. – с непонятной интонацией спросила Ирина Александровна. – А я так всегда думала, что она самая обыкновенная!..

- Ну что вы! – возразила Дарья Петровна. – Обыкновенных девочек много, а вот таких как ваша Катя, можно сказать, уже и не бывает!..

Ирина Александровна бросила на Дарью Петровну еще один внимательный взгляд и повторила:

- Не бывает?.. Но моя Катя есть!..

- И замечательно. Замечательно!.. – горячо воскликнула Дарья Петровна. – Она.. Как бы это сказать… Очень девчачья девочка!.. Вот.

- Девчачья?..

- Да. Она у вас вся прямо будто окутана таким вот облаком нежности, женственности, я бы сказала!..

- Нежности… - пробормотала Ирина Александровна. – Женственности…

- Да-да!.. Нынешние девочки стали уж очень резкие, грубые даже. И говорят они резко, и двигаются резко. Некоторых и не отличишь от мальчиков…

- А… Катю отличишь?.. – со странным волнением спросила Ирина Александровна.

Дарья Петровна, слегка удивившись про себя, ответила:

- Конечно, отличишь! У нее очень красивые, грациозные движения. Я прямо любуюсь ею, когда ни увижу!.. Кошечка, настоящая кошечка!

Ирина Александровна только молча улыбнулась в ответ на эту реплику.

- Да, ваша Катя не то, что эти… - продолжала Дарья Петровна. – Которые на равных с мальчиками дерутся!..

- А девочкам драться нельзя?..

- Ну, без драки нынче, видимо, никак… - вздохнула Дарья Петровна. – Да только девчачьим, женским оружием всегда были слезы, а не кулаки!..

- Да, пожалуй, да!.. – пробормотала Ирина Александровна. – Только моя Катя никогда не плачет. И не дерется, в то же время…

- Да разве же на вашу Катю кто-то осмелится руку поднять!.. – воскликнула Дарья Петровна. – Ее мягкость сама ее защищает!..

- Вот как?.. Защищает, вы думаете?..

- И еще как!.. Подождите!.. Слышите, щебечут наши пташки?..

- А я уже не только их слышу, но и вижу! – сказала Ирина Александровна.

Женщины остановились, наблюдая за своими детьми из-за деревьев.

Девочки к этому времени уже наигрались в куклы, наговорились о всяких важных и пустячных вещах, и Аня почувствовала себя уже настолько уверенно, что попросила у Кати:

- А можно мне померить твою шляпку?..

- Да конечно! – ответила Катя, тут же сняв свою шляпку и протянув ее Ане.

- Ой, какие у тебя волосы короткие! – сказала Аня, осторожно принимая шляпку из рук Кати.

- Ничего, отрастут!.. – сказала Катя. – Еще лучше, чем раньше!

И больше ничего не добавила.

Впрочем, Анино внимание сейчас было целиком поглощено шляпкой. Она держала эту красоту в руках как некую хрупкую драгоценность, не смея надеть на голову.

- Ну, ты что?.. – спросила Катя. – Давай я ее сама тебе надену… Вот так!.. Тебе очень идет! Только надо сделать другую прическу. Открыть ушки, например. Подожди, я тебе покажу.. Где моя сумочка?.. А, вот она!..

Катина сумочка была такой же изящной, как и все ее вещи – ярко-алая, с пряжкой на замочке и с несколькими отделениями внутри. Из одного из них Катя вынула маленькое зеркальце и взяла его так, чтобы Аня могла увидеть свое отражение.

- Ах!.. – воскликнула Аня, рассматривая себя и так, и этак. – Кажется, мне и правда идет!..

- Очень идет!.. – убедительно сказала Катя. – Ты в этой шляпке просто прелесть!..

Маврик и Манюня возбужденно прыгали у ног девочек. Элеонора снисходительно поглядывала на них, лежа возле скамейки.

- Вот ведь стрекоза!.. – пробормотала Дарья Петровна, розовея от нахлынувших чувств.

- Модницы!.. - поддержала ее Ирина Александровна. Ее лицо тоже порозовело, а глаза заблестели.

- Ты говоришь, если уши открыть, будет лучше?.. – задумчиво спросила Аня.

- Надо попробовать. И увидим! – решительно сказала Катя. – Тут у меня в сумочке расческа и шпильки. На всякий случай. Сделаем в один миг!..

Дарья Петровна и Ирина Александровна переглянулись.

- Домой они, видно, не собираются!.. – сказала Дарья Петровна.

- А мы их поторопим! А то если они тут примерочную устроят, мы их до вечера не дождемся!.. – поддержала ее Ирина Александровна.

И женщины из-за деревьев вышли на лужайку.

- Вы тут еще не проголодались?.. – громко спросила Дарья Петровна.

- Ой, мама!.. – дуэтом воскликнули Аня и Катя.

- Что, уже домой надо?.. – со вздохом добавила Аня.

- Ну, кое-кому не мешало бы перекусить! – сказала Дарья Петровна.

- И очень основательно! – добавила Ирина Александровна.

- Ладно, Катя, давай пообедаем, а потом опять сюда придем, ладно?.. – обратилась к новой подруге Аня. – Ой, только придется все с собой забирать!..

- Не придется. – возразила Катя. – Элеонора останется тут и будет все охранять.

Маврик с Манюней негодующе мекнули.

- И вы тоже! – быстро сказала им Катя. – Вы ведь у меня замечательные охранники!

- Мама, у меня идея! – воскликнула Аня. – Пусть Катя идет к нам обедать.

- По-моему, об этом надо спросить у ее мамы! – с улыбкой сказала Дарья Петровна.

- Ой, извините… - смутила Аня. – Пусть Катя у нас пообедает сегодня, ладно?..

- Меня зовут Ирина Александровна. – сказала Ирина Александровна.

- Ирина Александровна… - покраснев, добавила Аня.

Катя вопросительно взглянула на маму.

- В принципе, я не возражаю. – помедлив, сказала Ирина Александровна. – Но у меня обед тоже готов!.. И я тоже соскучилась по своей дочке!..

- Мам, а ты по мне соскучилась?.. – быстро спросила Аня. – За это утро?..

- И еще как! – ответила Дарья Петровна.

- В общем, сейчас по домам, обедать, а потом можете вернуться сюда!.. – заключила Ирина Александровна.

4

- Ну вот, у Кати наконец-то появилась подружка?.. – спросила Ирина Александровна, ставя на стол тарелку с супом.

- Мне тоже так кажется!.. – ответила Катя. И задумчиво добавила: - И ты знаешь, мама, Косте она тоже очень понравилась!..

- Тс-с!.. – приложила палец к губам Ирина Александровна. – Мы же договорились!.. И на улице, и дома, при посторонних и даже наедине с собой ты – моя дочка!..

- Да я ничего… - смущенно улыбнулась Катя. – Я просто так…

- Тс-с!.. – повторила Ирина Александровна. – Ешь суп.

И, погладив Катю по едва отросшим волосам, Ирина Александровна добавила:

- Не сердись на меня, ладно?.. Я просто все еще очень боюсь!..

- Я не сержусь… - тихо ответила Катя. – Костя выглянул на минутку и опять спрятался!..

- Вот и хорошо, вот и хорошо! – пробормотала Ирина Александровна дрогнувшим голосом.

«Здесь только Катя! – твердо сказала она про себя. – Только Катя!..»

- Я вижу, вы с Катей уже подружились?.. – в это самое время спрашивала Аню Дарья Петровна.

- Кажется, да!.. – отвечала Аня. – И знаешь, мама, ты совершенно права. Катя – настоящее чудо!.. Я таких девочек раньше никогда не видела!..

- Не видела?..

- Нет! Я думала, такие девочки только в книжках бывают. Или в каких-нибудь исторических фильмах!..

- А они, оказывается, бывают взаправду, да?..

- Нет, не они!.. Она! Катя такая одна на свете!.. – горячо сказала Аня.

- Ты смотри! – сказала Дарья Петровна. – Впервые слышу от тебя такие слова о другой девочке!..

- Ну если это правда!.. – воскликнула Аня.

- Это правда. – серьезно сказала Дарья Петровна. – Тут я с тобой абсолютно согласна!..

5

Так началась удивительная дружба Кати и Ани. Впоследствии, вспоминая то лето, когда они встретились, и весь тот год, Аня называла его «карнавальным».

Он и в самом деле был карнавальным – так он был переполнен яркими красками, яркими впечатлениями, необыкновенными играми, невероятными цирковыми номерами в исполнении Элеоноры, Маврика и Манюни, и еще постоянным стрекотом швейных машинок, за которыми девочки шили наряды своим куклам, а их мамы шили наряды им самим.

Как вскоре убедилась Аня, Катя всегда носила только платья, пышные или совсем простые, однотонные или разноцветные, но никогда - джинсы, брючки или шорты. Аня же, наоборот, предпочитала штаны разного вида, а платья надевала только в особых случаях, да и то по настоянию мамы. Это при том, что дома, наедине с родителями, Аня предпочитала обходиться вообще без одежды. Так ей было привычнее с самого раннего детства. Но под влиянием Кати Аня для выходов за пределы дома тоже принялась наряжаться в платья. И постепенно ей это стало очень нравиться.

Конечно, в платье нельзя было так вольно бегать и прыгать, как в шортах или джинсах, нельзя было покрутиться на перекладине, например, или взлететь слишком высоко на качелях, зато платье давало замечательное чувство свободы, мягкости, особого девчачьего удобства.

Больше всех зародившейся дружбе радовалась Дарья Петровна. Катя была для ее дочери именно такой подругой, о которой можно было только мечтать.

Самой Ане нравилось в Кате буквально все. Она открыто любовалась тем, как Катя говорит, ходит, бегает, улыбается, смеется, хмурится, задумавшись над чем-то, потягивается, жмуря глазки, и в самом деле как кошечка, и невольно Аня тоже подражала Кате во всем.

И это – несмотря на то, что Аня среди сверстников и сверстниц привыкла верховодить, а ведь Катя была младше Ани на целый год. И ниже на целых два сантиметра.

Впрочем, разница в их росте была почти незаметна.

Правда, были в Кате и кое-какие странности.

Например, во время примерок и переодеваний Катя никогда не раздевалась перед Аней даже до трусиков, не то, чтобы совсем догола. Чтобы надеть какую-нибудь обновку, Катя всегда уходила или в другую комнату, или пряталась куда-нибудь за шкаф. За все время дружбы с Катей ни разу не видела ее даже и в купальнике. Дарье Петровне такая повышенная стыдливость Кати тоже показалась немного странной.

А когда начался учебный год, выяснилось, что у Кати – освобождение от физкультуры. Это было довольно странно, потому что Катя выглядела очень здоровой, крепкой девочкой. Но, тем не менее, никто не видел Катю даже в спортивной форме.

Однако отдельно эту Катину странность Дарья Петровна и Аня не обсуждали. Дарья Петровна только осторожно предположила, что когда-то с Катей, возможно, произошел какой-нибудь неприятный случай, ставший причиной ее повышенной стыдливости. При этом Дарья Петровна дала понять, что не стоит слишком много думать о том, что же именно это мог быть за «неприятный случай».

И на этом тема была исчерпана.

Очевидно, по причине все той же повышенной стыдливости Катя никогда не оставалась ночевать у Ани, хотя Аня предлагала это не один раз. Катя всегда мягко отказывалась, говоря: «Мы же с тобой завтра опять встретимся!..» И Аня вынуждена была с сожалением оставить свои попытки. Ну и, в свою очередь, Катя никогда не предлагала Ане остаться ночевать в своем доме.

А как было бы здорово полежать с Катей под одним одеялом, пошептаться и помечтать перед сном, как это свойственно самым близким подругам!.. Но увы, такого у Ани с Катей не было никогда.

Еще у Кати совсем не было никаких фотоснимков из младенческой поры и раннего детства. У Ани-то их было огромное количество. Ее папа, главный энергетик их агрокомпании, увлеченно фотографировал Аню с самого рождения. Снимков было сделано так много, что даже не все негативы были отпечатаны, а готовые снимки едва умещались в десяток толстых альбомов.

Рассматриванию этих альбомов подруги посвятили немало часов. Самой Кате, однако, показать было нечего.

Объясняя отсутствие своих детских и младенческих фото, Катя почему-то покраснела и пробормотала только, что коробка с ними была потеряна при переезде на новую квартиру. Там, мол, были и негативы, и сами снимки, и альбомы, но восстановить что-либо не представляется возможным.

- Не беда! – утешила подругу Аня. – Мы наделаем новых снимков. Нас будет фотографировать папа, на свой цифровик. А мне он разрешает пользоваться «Зенитом». Это старенький фотоаппарат, но снимает он очень даже хорошо.

И Анин папа, Дмитрий Борисович, и в самом деле принялся фотографировать подруг при всяком удобном случае. Ему еще больше Дарьи Петровны нравилось, что Аня стала носить нарядные платья, банты и играть в те девчачьи игры, в которые раньше почти и не играла.

Много фото сделали и сами девочки, фотографируя друг дружку и фотографируясь вместе, на автоспуске. И Дарья Петровна с Ириной Александровной тоже с удовольствием занимались съемками.

Особенно Ирина Александровна…

И довольно скоро у Кати тоже появились альбомы с фотоснимками, на которых она была с Аней, с Дарьей Петровной, со своей мамой – этих было больше всего, с Мавриком, Манюней и Элеонорой, с куклами, и совсем одна, в разных платьях и в разных ракурсах.

Вот так, обзаведясь замечательной подругой, наполняя свой мир множеством существенных деталей и безделушек, Катя с каждым днем становилась все более реальной, отдельной личностью в первую очередь для Кости с Ириной Александровной.

Ведь все другие видели только Катю. Для них существовала только Катя. О Косте они ничего не знали и не должны были знать.

Ну а Костя…

Только когда Ирина Александровна переодевала Костю или помогала ему купаться в ванной, она видела, что он мальчик. Вот тогда она вспоминала, как она всегда мечтала именно о мальчике, как она ликовала, когда родила мальчика, как целовала его маленького во все нежные места, с восторгом слушая, как он при этом смеется.

Надо сказать, что Ирина Александровна и Костя очень дорожили моментами, когда они оставались наедине.

Ведь только в такие моменты Костя вновь становился самим собой.

Отодвинув на время образ Кати, он выходил на первое место, и одним своим видом говорил: «Я тут! Я никуда не делся. Я мальчик и продолжаю им оставаться!..»

И тогда Ирина Александровна тихонько шептала ему на ушко: «Здравствуй, Костя! Здравствуй, мой мальчик!.. Мамин мальчик, самый лучший на свете!..»

И вновь, как во младенчестве, Ирина Александровна нежно целовала своего сына в щечки, в животик, в попку и в птенчик, но он уже не смеялся при этом, а только тихо улыбался, с радостью принимая мамину ласку.

А потом вновь наступал черед Кати.

Ирина Александровна надевала на нее ночную рубашку в кружевах и оборках, если пора было спать, или симпатичные девчачьи трусики и платье, если был день, и Катя спешила к своей любимой подружке, с которой они расставались только по вечерам, чтобы вновь встретиться утром.

Получалось, что полностью в себя самого Костя возвращался всего на несколько минут в день. А все остальное время его телом и душой владела маленькая девочка Катя, обожавшая носить красивые платья, сандалики и туфельки, шляпки и панамки, играть с куклами, шить им наряды и заниматься всеми остальными делами, которые так нравятся маленьким девочкам.

Свое место в жизни Костя на какое-то время уступил Кате, но сколько еще должно было продлиться это время, они с мамой никогда не обсуждали.

Они просто жили себе и жили.

Мама и дочь.

Дочь и мама.

А еще – мама и сын, появлявшийся лишь время от времени…

6

Что касается Ани, ей и в голову не приходило, что ее лучшая подруга – на самом деле мальчик. Точнее, мальчик, на время уступивший свое место девочке.

Однако были в жизни Ани и Кати такие особенные минуты и даже часы, когда Костя существовал одновременно с Катей, и Костя знал об этом, а вот Аня не знала.

Но чувствовала. Чувствовала что-то такое, необычное, волнующее, что касается только их двоих, и о чем не нужно рассказывать никому на свете.

Первый раз это случилось на второй день их знакомства, когда Аня еще не знала о Катиной повышенной стыдливости.

Но в первый день Ане была не до купания – так она была захвачена знакомством с Катей, играми, новыми интересными разговорами и еще представлением, которое устроила Элеонора. Это ведь именно Элеонора, как оказалось, впрягалась в ту красивую решетчатую тележку, которая так приглянулась Ане. В этой тележке Элеонора с важностью привозила на поляну Катину поклажу - кукол, игрушки и прочее. А когда тележка освобождалась, Элеонора катала в ней Маврика и Манюню!.. И козлята радовались этому катанию не меньше, чем человеческие детеныши какому-нибудь аттракциону в парке развлечений.

Ну а на второй день Аня захватила с собой на поляну у пруда не только свои собственные игрушки и кукол, но и полотенце с покрывалом, чтоб было на чем загорать.

Они с Катей встретились, как договорились накануне, еще более ранним утром, чем при первой встрече. На этот раз Аня тоже была в платье из набивного ситца, и, к своему удивлению, чувствовала себя в нем гораздо лучше, чем в шортах.

Кроме всего прочего, у Ани был с собой «Зенит». Ей очень хотелось поснимать пруд на рассвете.

Но, едва сделав несколько снимков, Катя положила фотоаппарат на траву и предложила:

- Теперь давай искупаемся, а?..

В ответ на это Катя вдруг так смутилась, что даже покраснела и пробормотала:

- Еще прохладно…

- Ерунда!.. Вода почти горячая. Ее же греет этот… подземный источник.

Катя вздохнула, покраснела еще сильнее и сказала:

- Я.. Я не купаюсь.

- Как, совсем не купаешься?..

- Нет, только в открытых местах...

- Почему?..

- Ну, так… Не могу…

Аня не столько удивилась, сколько растерялась. Но расспрашивать Катю, из-за чего она боится открытой воды, Аня не стала. Посчитала нетактичным.

Слегка поразмыслив, она разочарованно сказала:

- Ну, тогда я тоже не буду купаться. А то будет несправедливо!..

- Нет, ты купайся! – встрепенулась Катя. – Будет несправедливо и вообще неправильно, если ты не станешь купаться из-за меня.

- Ты думаешь?.. – пробормотала Аня.

- Ну конечно!

- Тогда ладно. Пойдем!..

Девочки вышли на берег пруда, и Катя присела на еще одну установленную здесь скамью. Аня быстренько разделась и в туче брызг вбежала в воду.

Этот пруд и создавался с расчетом на детские купания, поэтому даже в нескольких метрах от берега было еще очень мелко, Ане едва по колено. Вода и в самом деле была более чем теплой, и в свежее августовское утро это оказалось очень даже приятно.

Попрыгав и поплескавшись минутки три, Аня обернулась к Кате и увидела, что та сидит странно напрягшись и смотрит куда-то в сторону.

Костя ведь никак не ожидал, что Аня будет купаться голышом!.. В отличие от Ани ему не доводилось купаться с другими детьми где-нибудь в открытом месте без одежды, и он не смог преодолеть своего внезапного смущения. Больше того, именно это Костино смущение вдруг отодвинуло Катю, и теперь на берегу пруда Катя была не одна, а вместе с Костей.

И он изо всех сил пытался вновь спрятаться за ней!..

Аня, разумеется, об этом и не подозревала.

- Что ты там увидела?.. – весело крикнула она.

- Там… Там была какая-то необычная птица… - неловко отозвалась Катя.

Нет, не Катя!..

Костя!

- Где?.. Я не вижу!..

- Она улетела…

И Катя повернула голову к Ане – потому что Костя подумал, что дальше придумывать птиц или, допустим, белок, будет неправильно.

При этом Костя со страхом думал, что не сможет скрыть своего смущения и будет продолжать краснеть, вызывая недоумение у Ани…

Но, повернувшись к Кате, Костя вдруг совершенно успокоился.

Нет-нет! Это он не сам успокоился!..

Его пришла на помощь Катя!..

«Ну что за глупости!.. – шепнула она ему изнутри. – Ты же сейчас девочка!.. Девочки не стесняются девочек!..»

«Но я же не девочка на самом деле… - пробормотал Кате в ответ Костя. – А мальчики девочек стесняются. Особенно если девочки голые…»

«Но Аня-то не должна узнать, что ты мальчик!.. – возразила Катя. – К тому же под одеждой мы все голые. Так что стесняться тут нечего. Лучше полюбуйся на нее!.. Посмотри, какая она красивая!.. Нет, не просто красивая – прекрасная!.. Какая она естественная, открытая, непосредственная!..»

Катя, маленькая придуманная девочка Катя, говорила сейчас как взрослая мудрая женщина.

И она была совершенно права.

Костя вздохнул и посмотрел на Катю новыми глазами.

Аня была очень хорошо сложена, и с течением времени должна была превратиться в очень красивую девушку, но Костя не думал об этом.

Ведь он был еще ребенком, подобно Ане (и Кате!..), поэтому сейчас он любовался Аней настоящей, а не будущей, не распаляя свое воображение и свою плоть взрослыми фантазиями.

Он видел Аню всю, целиком, не выхватывая с особым вниманием отдельных частей ее тела. Он любовался ею всей. Он любовался ею открыто. Он не боялся любоваться ею, не отягощал своего взгляда мыслью о каких-либо надуманных запретах.

И, в то же время, он любовался ею…

Он любовался ею с любовью!..

«Ну вот видишь?.. – шептала ему в это время Катя. – Нельзя стесняться того, что так красиво!..»

«Того?..» - мысленно переспросил Костя.

«Не надо придираться к словам! – упрекнула его Катя. – Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду. Хорошо, повторю еще раз, специально для придирчивых – нельзя стесняться той, которая так красива!.. Нельзя стесняться естественной красоты!.. Нельзя стесняться своего восхищения этой красотой!.. Этот вариант тебя устраивает?..»

«Этот – да!..» - мысленно улыбнулся Костя.

«А вообще тебя надо отшлепать!» - сердито сказала Катя.

«Мама бы меня, наверное, и в самом деле отшлепала…» - улыбнулся Костя вновь. – «Но я не буду ей об этом рассказывать…»

«Вот и правильно. Это ваша тайна. Твоя и Ани.»

«Моя и Ани?..»

«Конечно! Здесь я уступаю тебе место…»

«Нет-нет, будь со мной!.. Не уходи!..»

«Да здесь я, здесь… Испугался уже!.. Ничего не можете без нас, женщин!..»

«Ты еще не женщина. Ты маленькая девочка. Ты даже младше меня самого на целых два года!..»

«Ах, подумаешь, два года!.. Это совершенно неважно…»

Весь этот невероятный диалог длился какие-то доли мгновения, но он отразился во взгляде Кати.

И Аня заметила это очень необычное, таинственное отражение. Оно согрело ее намного лучше и глубже, чем теплая вода, в которой она стояла сейчас. Оно согрело ее совсем по-особенному, чем отражение родительской любви, в которой Аня нежилась всегда, и особенно когда бывала голенькой. Она ведь, собственно, потому и обожала бывать голенькой с мамой и папой, что так воспринимала их любовь особенно отчетливо и сама переполнялась любовью к ним.

И в лагере, купаясь голышом вместе с другими девочками и мальчиками, Аня всегда вспоминала маму и папу, но главным в купаниях на их детском пляже было ощущение не любви, а свободы и простого физического удовольствия от прикосновений к открытому телу чистой воды, солнца и песка.

Но сейчас, с Катей, все было как-то иначе, совсем не так, как при маме с папой, не так, как на пляже в лагере.

Это новое, совсем новое чувственное переживание оказалось очень приятным, и очень, очень волнительным для Ани и для Кости в образе Кати.

Но почему так происходит, они не стали задумываться.

И поступили очень мудро.

- Какая ты… - пробормотал Костя. Аня, естественно, услышала эти слова из губ Кати.

- Какая?.. – тихо спросила она.

- Вся загорелая…

- Это я в лагере так загорела!.. – улыбнулась Аня, вдруг вынырнув из теплой волны нового ощущения, но не освобождаясь от него полностью. – Мы там все купались и загорали без ничего!..

- Все-все?.. – удивились Катя с Костей.

- Ну, то есть не все, а только младшие отряды. – поправилась Аня. - И пляж для младших отрядов у нас там был отдельный...

Дети замолчали, с улыбками глядя друг на друга.

Как им было сейчас хорошо!..

- Ты не против, если я еще поплескаюсь?.. – спросила Аня.

- Конечно, плескайся! – воскликнула Катя (а Костя был рад ее поддержать). - Пока еще рано, и сюда не пришел еще кто-нибудь.

- А, ну и пусть приходит!.. – беспечно махнула рукой Аня.

Впрочем, ей совсем не хотелось, чтобы сейчас сюда пришел еще кто-то и нарушил очарование этого места и этого времени, которые сейчас принадлежали только им с Катей.

Поэтому Аня поплескалась еще самую чуточку и вышла на берег.

- Давай, я тебя вытру! – вдруг предложила Катя.

То есть это, конечно, предложил Костя, неожиданно для себя самого.

- Давай! – легко согласилась Аня.

Катя взяла в руки принесенное Аней полотенце и принялась бережно вытирать Ане сначала голову, аккуратно отжимая ее довольно короткие волосы, потом плечи, грудь, спинку, руки, животик, попку, ножки…

Аня только жмурилась от удовольствия.

- Меня после ванны папа любит вытирать. Большим оранжевым полотенцем!… - вдруг сказала она. – И он тоже так старается, прямо как ты!..

- Старается?.. Он тебя трет изо всех сил?..

- Нет, наоборот! Он меня не трет, а промакивает полотенцем, как бесценную статуэтку!..

- Статуэтку?..

- Да, это мама так говорит!.. – пояснила Аня. – «Что ты с ней церемонишься, как будто она бесценная статуэтка!» - всегда говорит она. И принимается меня сама растирать!.. До красноты!.. Ух!..

- А как тебе самой больше нравится?..

Аня немножко подумала.

- Мне нравится и так, и так!.. – сказала она.

- Тогда давай я тебя тоже разотру!.. – предложила Катя. – Я буду тебе сейчас мама и папа в одном лице!..

И Катя хихикнула, неожиданно для самой себя (и для Кости!..)

- Не в одном лице, а в одних руках!.. – сказала Аня ей в ответ, и тоже хихикнула.

Катя принялась растирать Аню в том же порядке, с плеч до самых пяточек, и теперь Аня не жмурилась, а кряхтела.

- Тебе не больно?.. – заботливо спросила Катя.

- Нет, что ты! Классно!.. – воскликнула Аня.

И, вновь хихикнув, добавила:

- Мама меня еще шлепает, когда разотрет!..

- Вот так?.. – спросила Катя.

И легонько шлепнула подругу по растертой попке.

- Нет, сильнее!..

- Вот так?..

И Катя шлепнула Аню гораздо крепче.

- Ой! – невольно воскликнула Аня. – Да вот так, вот так!.. Какая у тебя рука сильная!..

- Извини… - смущенно сказала Катя. – Случайно получилось!..

- Да ладно, ты что! Мама меня еще сильнее шлепает!.. – успокоила ее Аня. – И у нее рука больше!..

- Мама тебя шлепает, когда наказывает?.. – удивилась Катя.

- Нет, мама меня шлепает только после ванны или когда играет со мной. А когда она меня наказывает, она со мной перестает разговаривать. – ответила Аня.

И со вздохом добавила:

- Лучше бы она меня шлепала или даже выпорола, чем молчать вот так…

- А что ты делаешь, чтобы она не молчала?..

- Ну, что… Иду просить прощения!..

- И она тебя прощает?..

- Конечно! Всегда!.. Мириться с мамой так здорово!..

Катя сложила полотенце и отступила на шаг назад, с удовольствием разглядывая подругу.

- Теперь ты не только загорелая, но и вся красненькая!.. – сказала она. – Красненькая-прекрасненькая!..

Это произнесла именно Катя, а не Костя, потому что только девочка могла сказать так другой девочке. Причем такая девочка, которая только что была «мамой и папой в одних руках».

Но Костя мысленно горячо поддержал Катю. Он был с ней целиком и полностью согласен.

Аня только смущенно улыбнулась в ответ.

Надо было уже одеваться. И тут Аня почувствовала, что одеваться ей совсем не хочется.

Привычка к невинной младенческой наготе дома, воспоминание о свободной наготе во время купаний в лагере, сегодняшнее, совсем особенное переживание вдруг сплелись вместе, и Аня поняла, что для нее нет ничего более естественного, чем быть обнаженной. Особенно вместе с Катей. Для Кати…

Это было так же естественно, как для Кати быть всегда полностью одетой.

Но солнце поднималось все выше, и на пруд мог прийти еще кто-нибудь. К тому же подруг ждали разные другие замечательные дела.

Поэтому Аня быстренько оделась, а Катя помогла ей застегнуть пуговки на ее легком платье из набивного ситца.

Глава третья

1

Вот это, особенное переживание Кости-Кати и Ани, сразу же стало их личной и самой главной тайной. При этом оно не было чрезмерно острым, чрезмерно волнительным на протяжении всей их дружбы.

Они ведь были еще дети. Они никуда не торопились. Они наслаждались каждым часом, каждым днем жизни, которая казалась им бесконечной. Они еще не знали, что значит «владеть друг другом», «принадлежать друг другу», «быть собственностью друг друга» в том смысле, как это понимают искушенные взрослые.

Они и так принадлежали друг другу, как это свойственно только самым лучшим, самым добрым детям – свободно и радостно, целиком и полностью.

Тем не менее, в самом начале осени Ане пришлось пережить не один приступ жгучей обиды и ревности.

А все потому, что Катя привлекла внимание всех, понравилась сразу всем, когда первого сентября она вошла в классную комнату своего третьего класса.

В конце первой учебной недели уже довольно пожилая Мария Андреевна, учительница третьего, по секрету так сказала Ирине Александровне:

- Через мои руки прошло много самых разных детей, и мальчиков, и девочек. У меня, как вы понимаете, было много учеников!.. Многие из них уже успели стать совсем взрослыми. Были среди них плаксы, капризули, ябеды, жадины, звезды в кавычках, а еще тихони и лапочки, добряки и злюки, озорники и озорницы с самым добрым сердцем, но вот такого солнышка, как ваша дочь, я не встречала никогда!..

- Солнышка?.. – с улыбкой переспросила Ирина Александровна.

- Да, именно солнышка!.. Оно ведь светит всем и никого не обижает, никого не оставляет без своего внимания!.. Все остальные ученики класса с первого же дня стали ее лучшими друзьями и подругами. Все хотят сидеть с ней, все хотят с ней играть, секретничать, просто разговаривать. Я такого раньше никогда не видела!.. Я всерьез думала над тем, чтобы награждать других учеников тем, чтобы усаживать их за одну парту с Катей!.. Но этого, конечно, нельзя делать просто потому, чтобы не утомить вашу девочку.

- Но у Кати есть и совсем особенная, самая близкая подруга, Аня Звонарева. – возразила Ирина Александровна.

- Да, я знаю. – согласилась Мария Андреевна. – Замечательная девочка! Она как раз их тех озорниц, кто мне всегда нравился больше всех. Но она ведь учится классом старше. И очень переживает, бедняжка, что Катя учится не с ней!..

Мария Андреевна была совершенно права. Она только недооценивала всей глубины Аниных переживаний.

Уже с первого, и, тем более, со второго дня их знакомства Аня сразу же стала считать Катю своей самой лучшей подругой, такой подругой, какой у Ани до сих пор не было.

Но Катя…

Оказывается, она и другим девочкам улыбалась точно так же, как Ане! И с другими она была так же мила и доброжелательна!.. И с другими она могла говорить о самом разном, причем к большому взаимному удовольствию. И даже с мальчиками Катя сразу же нашла общий язык, с чем у Ани бывали трудности. Самые ярые нахалы и грубияны рядом с Катей вдруг становились смирными, как ягнята.

В общем, с самого начала учебного года Катя стала для всех сверстников своей. Ни минутки она не была «новенькой». Она сразу стала «старенькой»!..

Так неужели, думала Аня, если бы на ее месте рядом с Катей в утро их знакомства была какая-нибудь другая девочка, Катя отнеслась бы к ней точно так же?.. Неужели Катя начала бы и с другой девочкой дружить так же, как с Аней?.. Неужели Катя совсем не выделяет Аню из всех остальных девочек Дубравки?..

Эти вопросы Аня с первых дней осени задавала себе постоянно, и они мучили ее буквально до слез.

Их классные комнаты находились на разных этажах, и Ане нужно было только спуститься, или Кате – подняться, чтобы проведать друг дружку, но Катя поднималась очень редко. Гораздо реже, чем Аня спускалась вниз. Кате все время было некогда, потому что на переменах она всегда была окружена другими детьми. Катя общалась со всеми со своей неизменной солнечной улыбкой, и уже при одном взгляде на ее лицо и у детей, и у взрослых поднималось настроение.

Опускалось оно только у Ани, которая с завистью наблюдала за этими сценами из коридора, часто не имея возможности подойти к Кате поближе.

И только после школы, когда Аня и Катя вновь встречались у кого-то из них дома, и проводили остаток дня вдвоем, Аня успокаивалась. В эти часы никто другой не отнимал у Ани Катино внимание.

Но по утрам Анино настроение падало, и она собиралась в школу с большой неохотой.

2

Наконец, на эти перепады обратила внимание Дарья Петровна, и осторожно спросила, в чем дело. Было это уже во второй половине сентября.

В ответ на мамины расспросы Аня, неожиданно для себя самой, расплакалась и никак не могла остановиться. Тогда Дарья Петровна усадила дочь к себе на колени, обняла, и Аня сквозь слезы рассказала маме о всех своих обидах, о всех незаданных вопросах и сомнениях.

- Да ты моя детка!.. – внимательно выслушав Аню, сказала Дарья Петровна. – Тут уж ничего не поделаешь, Катя – такая девочка!..

- Какая – такая?.. – пробормотала Аня.

- Ну, вот такая, редкая!.. – пояснила Дарья Петровна. – Солнышко, как говорит Мария Андреевна. И, раз она солнышко, каждому хочется погреться возле нее!..

- Но мне же тоже хочется!.. Она же моя лучшая подруга, а не всех остальных!..

Дарья Петровна мягко улыбнулась.

- Я думаю, Кате так предназначено. Она не может обидеть никого. Она это понимает. – сказал она, вытирая платочком Анины слезы. – И при этом, должна тебе сказать, она ведет себя очень мудро.

- Мудро?..

- Конечно. Она делится своим теплом со всеми, но при этом не сгорает полностью. Нет, знаешь ли, ничего хорошего в том, чтобы взять да и сгореть раньше времени!.. У Кати ведь есть она сама, есть ее мама, есть ее лучшая подруга…

- И это все-таки я, да?..

- И это – ты!.. Без «все-таки». Вот подумай, почему после школы и в выходные Катя общается только с тобой?..

- А почему?..

- Да потому, что она отдыхает с тобой от своих трудов в другое время!..

- От своих трудов?..

- Да, моя милая. Ведь выслушать каждого, найти для каждого правильное слово – это огромный труд. И большинство других только берут что-то у Кати. А ты еще и отдаешь!..

- Ты правда так думаешь?..

- Я правда так думаю. – твердо ответила Дарья Петровна. – И не просто думаю, а знаю!.. До твоего возвращения из лагеря Катя с мамой прожили в Дубравке целый месяц. И Катя успела познакомиться со многими местными детками. Но ее лучшей подругой стала именно ты!.. Так что успокойся, не мучайся и не завидуй другим. Это они могут тебе завидовать. Хотя в зависти, конечно, ничего хорошего нет.

Аня вздохнула с облегчением. И даже немножко пожалела тех девочек, которые хотели бы стать Катиными лучшими подругами, но не смогли. Еще она пожелала, чтобы они поскорее избавились от своей зависти, и от всех других нехороших чувств.

Точно так же, как уже избавилась от них сама Аня. С помощью мамы…

Как хорошо мама умела находить нужные слова!.. С Аниной души будто бы свалился тот холодный камень, который давил на нее столько дней.

- Мамочка! Ты ведь у меня тоже солнышко! – с чувством сказала Аня, обнимая Дарью Петровну. – И я бы тоже очень хотела, чтобы ты светила всегда, и никогда не сгорала!..

- Хорошо! – засмеялась Дарья Петровна. – Буду светить всегда!.. И как бы я светила, если бы у меня не было тебя?..

- Значит, я тебе тоже что-то отдаю, да?..

- Не просто «что-то», а очень многое!..

Аня улыбнулась и умильно спросила:

- Мам, а что именно?..

- Ну, в двух словах об этом и не скажешь. К тому же есть такие вещи, о которых совсем не обязательно говорить вслух.

- А что надо с ними делать?..

- Чувствовать. Просто чувствовать. А еще понимать и принимать без слов.

Аня вновь вздохнула и, немного подумав, сказала:

- Мам, я очень сильно чувствую, что бы мне очень хотелось, чтобы Катя была со мной всегда!.. И в школе тоже. Как жаль, что она в третьем, а я – в четвертом!..

- Очень много «бы» у тебя получилось!.. - улыбнулась Дарья Петровна. – Правда, я слышала, что Катя делает большие успехи и схватывает все буквально на лету. Вот ты возьми и позанимайся с ней по программе четвертого класса!.. Не все же в куклы играть.

- И.. И что будет?..

- Ну, что будет… Катя возьмет, да и перейдет в твой класс!..

- А такое разве разрешают?..

- Такое нельзя запретить. И вы можете этого добиться вместе, если, конечно, как следует постараетесь.

- Ой, мамочка! Как хорошо ты придумала! – подпрыгнула Аня от радости.

- Ну вот, заголосила!.. – улыбнулась Дарья Петровна и чувствительно шлепнула Аню. – Придумала-то я, а заниматься будешь ты!..

- Я буду, буду!.. – горячо сказала Аня.

3

И уже со следующего дня подруги принялись заниматься по программе сразу двух классов. Аня просто поражалась, как легко все давалось Кате.

Костя ведь не мог рассказать Ане о своем настоящем возрасте, и о том, что он уже начинал учиться в четвертом классе. Да к тому же одна на двоих голова у Кости с Катей была очень даже светлой.

Успехи Катя были настолько очевидны для всех, что уже со второй четверти Катя начала учиться вместе с Аней. И, разумеется, свое законное и более чем заслуженное право сидеть с Катей за одной партой Аня не уступила никому.

Конечно, Мария Андреевна была огорчена, что ей пришлось расстаться с Катей, и не скрывала этого. Но проводила свою лучшую ученицу с чистым сердцем. Ну а Эльвира Теодоровна, теперь уже общая учительница Ани и Кати, такому прекрасному приобретению была только рада.

Правда, Кате в четвертом классе пришлось трудиться еще больше – как ученице и как «солнышку». Ведь и в четвертом классе ее на каждой переменке окружали одноклассники, и к ним еще добавлялись гости из третьего, продолжавшие считать Катю своей.

«Этак вы все в четвертый от меня сбежите!» - притворно сердилась Мария Андреевна.

Ничего подобного, разумеется, не произошло.

Катя была одна в своем роде.

Правда, ее ускоренный переход в следующий класс обеспокоил Ирину Александровну. Она боялась любых резких перемен.

Но в новом классе Катя стала чувствовать себя еще лучше, и Ирина Александровна постепенно успокоилась. Она поняла, что ей не стоит волноваться ни о Кате, ни о Косте.

И теперь у подруг было гораздо меньше времени на их безмятежные девчачьи игры, но зато каждая их игра во время отдыха приносила им еще больше удовольствия.

Аня оказалась большой выдумщицей. Во всех играх с куклами вела всегда она, придумывая куклам и игрушкам разные жизненные роли и изобретая всевозможные сюжеты и повороты. Катя с огромным удовольствием подхватывала все Анины предложения, и Дарья Петровна с Ириной Александровной частооткладывали свои дела, чтобы просто понаблюдать за кукольным спектаклем, который импровизировали девочки.

Это было намного интереснее любых сериалов!..

Ирина Александровна после одного из этих спектаклей высказалась в том роде, что если бы подруги показали нечто подобное на публике, это вызвало бы большой интерес.

Ане с Катей очень понравилась эта идея.

И уже на следующий день, после уроков, они показали небольшую импровизацию в своем собственном классе.

Успех превзошел все ожидания!

Уже на следующий день девочек пригласили выступить в бывшем Катином третьем классе. Тут артисток ждал просто шквал аплодисментов.

Само собой, известие об этих выступлениях моментально распространилась по всей школе, и вскоре девочек засыпали предложениями выступить и в других классах. А еще немного погодя подруга Дарьи Петровны, воспитательница детского сада, пригласила девочек «что-нибудь показать и моим деткам».

Детки встретили артисток с огромным воодушевлением, и сами приняли деятельное участие в развернувшемся действии.

И после того Аня с Катей стали частыми и желанными гостьями в садике. Самой собой, каждый раз они показывали что-нибудь новенькое, вовлекая в действие и своих маленьких зрителей.

Разумеется, Аню с Катей интересовали не только вот эти импровизации и выступления. Девочки прекрасно дополняли друг друга. Если Аня была выдумщицей, то Катя – мастерицей на все руки. Она великолепно шила, придумывая куклам самые фантастические наряды, и еще замечательно лепила и клеила. Первый год была для подруг карнавальным, ну а в течение следующего они очень много рисовали и склеивали из картона и бумаги игрушечных домиков, замков и целых дворцов. Многие из этих архитектурных чудес раздаривались сверстникам, и Катя с Аней тут же принимались придумывать и создавать новое чудо, еще более яркое и необычное.

У Ирины Александровны это увлечение подруг вызвало просто шквал эмоций и воспоминаний. Она ведь по профессии была архитектором, одним из лучших в своем проектном институте. Эту работу ей пришлось оставить из-за болезни Кости…

К счастью, не все было подарено другим. Многие из их великолепных поделок Аня оставила у себя, чему впоследствии была очень рада.

Надо сказать, что и все дети относились к этим подаркам чрезвычайно бережно. Уже став постарше, Аня специально ходила в гости к друзьям и знакомым, чтобы вновь полюбоваться на то, что когда-то создали они с Катей.

И достаточно было Ане прикоснуться к какому-нибудь чудесному домику или замку из ярко раскрашенного картона и папье-маше, как она живо вспоминала каждую минуточку, посвященную работе над этой вещицей.

Каждую минуточку, наполненную необыкновенным счастьем…

4

Учебный год пролетел быстро. На следующее лето Аня не поехала ни в какой лагерь, потому что ни на день не желала расставаться с Катей. А Катя никогда не покидала Дубравку.

То лето было наполнено просто безумными приключениями.

Началось с того, что Катино воображение разыгралось, и она тоже стала придумывать новые игры – но вовсе не для кукол. В самом начале июня Катя уговорила Аниного папу сделать для них с Аней луки. «Теперь мы с тобой будем ловкие охотницы!» - заявила Катя. «Неужели мы будем убивать зверюшек?..» - с ужасом спросила Аня. «Нет! Мы будем стрелять в цель на меткость!..» «Но тогда мы же не будем охотницами…» «Ладно, тогда мы будем амазонками!..» - тут же выдала новое решение Катя.

Вместе с мамами подруги сшили себе легкие платья с древнегреческим орнаментом. К платьям прилагались деревянные сандалии с переплетенными ремешками до колен, колчаны для стрел и крылышки в прическах, сделанные из картона, раскрашенного золотой переливчатой краской.

И стоило только Аней с Катей в таком виде, да еще с луками и колчанами за спиной пройтись по Дубравке, как это вызвало просто массовый ажиотаж среди их сверстниц и даже девочек постарше.

Чуть ли не каждая принялась уговаривать маму сшить ей «платье как у Кати с Аней», а папу, дядю или дедушку – сделать лук, стрелы и мишень. И очень скоро в Дубравке появился целый отряд «амазонок». Они красовались в своих «древнегреческих» платьях и устраивали соревнования по стрельбе.

Мальчики тоже не избежали этого увлечения, хотя никто из них не решился нарядиться в древнегреческую тунику. «Вот глупые!» - удивлялась Аня. – «Все же тогда так ходили!..» Зато метких стрелков среди мальчишек тоже было немало.

К счастью, обошлось без жертв среди населения Дубравки. И ни одна стрела не убила ни одной пичужки. Дарья Петровна считала, что это полная заслуга Кати.

Затем уже Ане пришло в голову построить «древнегреческую колесницу», которую тоже сделал ее папа. А вот впрягали в них уже совсем взрослых Маврика и Манюню. При этом Катя предложила перекрасить козликов «во что-нибудь симпатичненькое».

Дарья Петровна буквально потеряла дар речи, когда на следующий день увидела Маврика и Манюню уже не чисто-белыми, а ярко-оранжевыми.

«Что вы сделали с несчастными животными?!..» - воскликнула Дарья Петровна, не зная, смеяться ей или сердиться.

«Мамочка, они вовсе даже не несчастные, они счастливые! – возразила Аня. – Ты только посмотри на их мордочки!..»

«Они ведь у нас теперь не простые козы. – добавила Катя. – Они у нас теперь козерожки!..»

Мордочки «козерожек» в самом деле лучились неописуемым счастьем. К тому же им очень понравилось катать в колеснице наездницу. Колесница была небольшая, и в ней подружки катались по очереди. И не только подружки, но и другие девочки, и даже мальчики, которым удавалось уговорить девочек дать им прокатиться.

Некоторые мальчишки, правда, впрягали в подходящие тележки своих собак, и это было тоже очень занятно, однако ни у кого в Дубравке не было повозки лучше, чем у Кати с Аней. Это признавали все.

Правда, в самом конце того лета подружкам пришлось пережить утрату – умерла Элеонора. Она ведь была уже довольно пожилой козьей дамой, и Маврик с Манюней были ее послёдышками. Элеонора не болела, она просто тихо угасла.

Аня плакала, Катя утешала ее.

«Она прожила долгую и счастливую жизнь!.. – так, очень серьезно и мудро, сказала Катя. – Особенно счастлива она была в последний год, с нами со всеми.»

«Правда?..» - спросила Аня.

«Ну конечно! – ответила Катя. – Ведь мы все очень любили ее, и она понимала, что ее любят.»

По настоянию подруг, Элеонору похоронили на самом краю дубовой рощи, и положили на ее могилку камень с трогательной надписью: «Здесь покоится Элеонора, самая прекрасная коза на свете…»

И это лето пролетело как один день. Осенью Катя с Аней пошли в пятый класс. Обе закончили его круглыми отличницами, и Аня предвкушала еще одно лето, полное новых приключений и удовольствий со своей необыкновенной подругой, без которой она уже и не представляла жизни.

Но весной Ане исполнилось двенадцать лет, и в ней с каждым днем все отчетливее начинали происходить все те изменения, которые превращают девочек в девушек и затем готовят их к превращению в женщин…

Аня начала вытягиваться и одновременно округляться. Она была как будто все той же, и, однако, становилось другой – новой, удивительной и еще более прекрасной.

Ну а Катя тоже подрастала, конечно, хотя и оставалась при этом прежней маленькой девочкой. И платья она носила все такие же нарядные и пышные, как раньше.

Бесконечно так продолжаться не могло, разумеется. Жизнь неумолимо вела Аню и Катю (и Костю, особенно Костю…) к развилке, о приближении которой они еще не догадывались.

Глава четвертая

1

Весна того года была затяжной и холодной, а первая половина июня огорчила всех унылыми серыми дождями. Гулять на улице было никак не возможно, и все эти дни Аня и Катя провели под крышей – играли, читали, рисовали, вспоминали свои приключения, хихикали, смеялись и просто болтали о разных пустяках.

Но Ане с каждым днем все сильнее хотелось побывать на пруду. Она уже очень соскучилась и по самим купаниям в открытой воде, и еще более - по тем особенным переживаниям, которыми сопровождались купания.

Ведь Катя, необыкновенная Анина подруга становилась при этом еще более необыкновенной, и такой она была Ане и еще более дорога.

Как удивительно Катя смотрела на Аню, когда она купалась!.. Какой нежной при этом была Катина улыбка! Какими глубокими становились ее глаза!.. Аня была готова утонуть в этой нежности и в этой глубине.

А Катины руки!..

Ане всегда очень нравилось, когда после купания дома в ванной ее вытирали мама или папа. Или мама и папа вместе. Их руки, конечно же, были ничуть не менее чуткими, чем Катины. По-своему они были даже более чуткими – ведь это были мамины, папины руки, это были руки самых близких на свете людей, которые зачали, родили и воспитывали Аню.

Но Катины руки…

При одном только воспоминании об их прикосновении (этой весной – особенно…) в теле и душе Ани возникал таинственный трепет, и сладкий и терпкий одновременно.

Нет, не было во всем мире ничего похожего на те ощущения, которые дарили Ане Катины руки!..

2

Вот почему Аня обрадовалась просто несказанно, когда, проснувшись однажды утром, увидела, что вся ее мансарда залита ярким солнечным светом.

- Ура! – закричала Аня.

Объятая восторгом, она спрыгнула с кровати и затанцевала на деревянном полу, уже хорошо прогретом солнцем – точно так, как танцевала здесь же почти два года назад.

- Сегодня будем мы купаться! Сегодня будем мы играть! И ярким солнцем наслаждаться! И… это… И бегать, прыгать и скакать!.. Вот!.. – припевала она при этом.

Правда, сегодня никто не прервал ее танца и никто не мог полюбоваться им, потому что Анины родители уже успели уйти по своим делам, а Катя еще не пришла.

- Катя! – воскликнула Аня. – Катя, Катенька моя! Ты подруженька моя!.. И..

Но стишок вдруг оборвался, потому что слов для его продолжения почему-то не нашлось.

И еще что-то произошло с самой Аней. Что-то вдруг кольнуло ее в сердце и сковало движения – так, что она не смогла продолжать свой танец.

Аня остановилась и тревожно выглянула из окна.

Нет, солнце сияло все так же, и на небе не было ни облачка.

Дожди ушли из этих мест куда-то далеко, далеко.

Так откуда же взялась эта невидимая тень, эта странное тоскливое предчувствие?..

Может быть, это просто дает знать о себе какая-нибудь случайная боль?.. Так бывает с человеком, ведь он устроен очень сложно, как и любое живое существо. Вот такая случайная боль, даже не боль, а болька, иногда кольнет, мелькнет, а потом и отпустит.

Отпустит, да…

..Все, уже отпустила, ушла, исчезла.

Исчезла, исчезла.

Или нет?.. Или она просто где-то спряталась?..

Аня сердито встряхнула головой.

Что за глупости?!..

В этом прекрасном мире, где Катя сияет ничуть не хуже самого солнышка, нет места даже для случайной боли!.. Нет, и не может быть!..

Аня встряхнулась еще раз, оделась, и принялась заправлять постель.

3

А вскоре пришла и Катя, тоже очень обрадованная солнечным утром.

Сегодня на ней было почти такое же платье, в каком Аня увидела ее в день их знакомства.

Только то платье было ярко-алое, а это – ярко-розовое, но тоже ниже колен, все в оборках и белоснежных кружевах, с кружевной белоснежной тесьмой по подолу, с пышными рукавами почти до локтей, и белым широким поясом, завязанным сзади на талии большим бантом. И если в тот день на ногах Кати были белые короткие носочки с оборками, то сегодня – розовые без оборок, но зато с двумя алыми полосочками. А вот туфельки на ногах Кати были в точности как те – на низком каблучке, с пряжкой. Только шляпки на голове Кати сегодня не было, зато ее пышные русые волосы венчали два больших розовых банта.

Аня засмеялась от радости и залюбовалась Катей, тут же забыв о странном утреннем всплеске случайно боли.

Очарованная Катей, Аня вновь подумала, что вот такая девчачья нарядность у любой другой девочки выглядела бы неестественной, вызывающей даже, но Кате очень шло и это платье, и эти оборки, и эти совсем детские банты в прическе.

- Какая ты хорошенькая! – воскликнула Аня. – Как всегда!

- Спасибо!.. Я очень старалась!.. – пролепетала Катя уморительным голоском, и даже сделала реверанс, слегка растянув свое платье в стороны.

Аня вновь засмеялась, и смех ее подхватила и Катя.

«Как хорошо, все-таки, сегодня!» - подумала Аня. – «Как хорошо, что сегодня такой день! Как хорошо, что у меня есть Катя!..»

- Пойдем к пруду?.. – предложила Аня, уже подпрыгивая на месте от нетерпения.

- Конечно! – легко согласилась Катя.

- А Маврик с Манюней?..

- Манюня пока никуда не выходит. Она ведь беременная!.. – ответила Катя. - А Маврик пошел прошвырнуться на лужок. Ну, туда, где баба Сима выпасает свое стадо!..

И Катя хихикнула.

Аня хихикнула ей в ответ.

Она была посвящена в сердечную тайну Маврика. Он влюбился в одну из пятнистых козочек бабы Симы, и та отвечала ему взаимностью.

Катя и Аня были очень рады за Маврика, и баба Сима тоже, но уже по своим, не каким-нибудь там душевно-возвышенным, а приземленным и даже меркантильным соображениям…

Подруги вышли из дома, и, наслаждаясь теплом и солнцем, пошли к пруду довольно медленным шагом, держась за руки.

- Твоя мама вернулась из города?.. – спрашивала Аня по дороге.

- Нет! Ее там какие-то дела задержали. Я даже ночевала совсем одна.

- Одна во всем доме?..

- Ну да. А что здесь такого?.. Мама звонила и вчера вечером, и сегодня утром. Она уже едет обратно. Как интересно, правда? Мы с тобой идем, а она едет!..

- А кто-то сейчас летит в космосе!.. – подхватила Аня.

- А где-то по синим лугам гуляют зеленые инопланетяне!.. – добавила Катя.

Подруги рассмеялись.

- Твоя мама, наверное, привезет много новых книг?.. – спросила Аня.

- Уже везет. Полную машину!..

- Ура! Почитаем!.. Поразбираем!..

Разбирать, расставлять по полкам, и читать новые книги было одним из самых больших удовольствий для Ани с Катей. И это ведь Катя приохотила Аню к чтению. Теперь Аня уже с трудом могла поверить, что еще два года назад она редко открывала книжку по собственной воле. У нее были тогда другие увлечения.

4

Постепенно подруги перешли сначала на быстрый шаг, а потом и на бег, главным образом из-за Ани, которой не терпелось поскорее оказаться в воде.

Пруд, к счастью, был на своем месте. Скамейки на его берегу уже потемнели и слегка потрескались от солнца, морозов и дождей, но от этого они выглядели даже лучше, чем когда были совсем новыми.

Вся охваченная нетерпением, Аня мигом разделась и с разбегу плюхнулась в воду.

Может быть, Аня слишком долго ждала этого момента – не только всю осень, зиму, весну, но и начало лета. Может быть, внутренние изменения в ней происходили слишком бурно, или же всему виной было утреннее непонятное переживание - но, как только ее тело коснулось воды, это вызвало в ней просто бурю чувств.

На некоторое время Аня позабыла обо всем на свете.

Несколько бесконечных минут она плескалась, прыгала и ныряла в полном самозабвении, наслаждаясь свободой, водой, солнцем и свежим ветром, приносившим такую приятную прохладу.

Наконец Аня остановилась, по колено в воде, и взглянула на Катю.

Та сидела на самом краешке скамьи, в каком-то напряжении и с очень странным выражением лица.

Такого выражения на лице у Кати Аня не видела еще никогда. В глазах Кати металась растерянность, Катины руки судорожно теребили подол платья, и еще Ане показалось, что Катя готова заплакать.

- Что случилось?!.. – воскликнула Аня. – Тебе плохо?.. У тебя голова закружилась?!..

- Нет, нет… - пробормотала Катя, пытаясь улыбнуться. - Не закружилась!..

И вдруг Катя зажмурилась, подняв лицо кверху.

Это было и еще более странно. Никогда раньше Катя вот так не жмурилась, с таким видом, как будто ей было больно.

Аня замерла, не зная, что делать.

Но вот Катя опустила лицо, открыла глаза и, наконец, улыбнулась, хотя улыбка ее получилась слабой и какой-то далекой.

- Все в порядке. – сказала Катя. – Это просто так, уже прошло…

- Прошло?.. – отозвалась Аня, все еще почему-то не двигаясь с места.

- Да, да. – кивнула Катя. – Прошло!..

И вновь улыбнулась, уже почти своей обычной, солнечной улыбкой.

Аня растерянно переступила с ноги на ногу. Кожа ее покрылась пупырышками, но Аня не чувствовала холода, во все глаза глядя на Катю.

Что-то необычное видела Аня сейчас!.. Как будто на месте Кати появился кто-то другой, но совсем не чужой, не отталкивающий, нет, а такой же родной и близкий, как Катя. Или даже еще ближе. Намного ближе!.. И это вовсе не Катя была растеряна сейчас – это был растерян этот «кто-то», и только из-за этой растерянности Аня смогла увидеть его.

Впрочем, это длилось совсем недолго. Катя вновь улыбнулась, и тут же вновь стала самой собой, такой, какой была всегда. Хотя улыбка ее была почему-то печальной.

Аня встряхнула головой. Может быть, ей показалось?.. Может быть, это не с Катей, а с ней самой вновь случился какой-то приступ, подобный утреннему, из-за чего она и увидела то, чего на самом деле и не было?..

- Ты стала очень красивой… – вдруг сказала Катя. – Еще красивее, чем была. Ты растешь!..

От этих слов опять что-то случилось с Аней, и она увидела себя со стороны, Катиными глазами.

Она увидела свои округлившиеся плечи, и два уже вполне явственно обозначившихся холмика грудей, и уже не детский оттопыренный, а девичий, плоский животик, и уже появившийся мягкий пушок внизу живота, и нежные складки между бедрами…

- Но ты ведь тоже растешь. – смущенно ответила Аня. – У тебя тоже все будет!.. Ты же все-таки на целый год младше меня!..

- Да, на целый год!.. – эхом отозвалась Катя. – На целый год…

И Катя вздохнула, тоже довольно странным вздохом.

«Она переживает!..» - решила Аня. – «Но она ведь и правда на целый год младше меня!.. Или она из-за чего-нибудь другого переживает?..»

- Тебе не холодно?.. – спросила Катя. – Ветер сильный!..

Аня тут же почувствовала, что ей и в самом деле зябко. Она передернула плечами и вышла на берег.

Катя поднялась со скамьи, и в руках у нее уже было полотенце, как обычно. Но сегодня Катя вытирала Аню как-то особенно бережно, улыбаясь своей новой улыбкой – печальной и какой-то удивительно взрослой.

- Ты прямо как мой папа!.. – неожиданно для себя самой сказала Аня.

- Как папа?.. – неловко пробормотала Катя. – Почему?..

- Ну, потому что он тоже недавно вытирал меня после ванны и все приговаривал: «Малышка выросла!.. Малышка выросла!..» И мне показалось, что он при этом не радуется, а вовсе наоборот!..

Катя улыбнулась.

- Кажется, я его понимаю… - тихо сказала она как будто бы самой себе. – Малышка ведь и в самом деле выросла!..

Аня не нашла, что сказать на эти слова. Катя сегодня была очень странной!..

- Ладно, одевайся, а то простудишься еще. – сказала Катя, опуская полотенце.

- Чем мы сейчас займемся?.. – спросила Аня, быстро одеваясь.

- Чем-нибудь!.. – со вздохом ответила Катя, присаживаясь на скамейку и глядя в сторону.

- Поиграем здесь?.. – спросила Аня. – Или домой пойдем?..

- Здесь!.. – эхом ответила Катя. – Или пойдем домой…

- Ты сегодня какая-то странная!.. – решилась, наконец, сказать Аня. – Ты себя хорошо чувствуешь?..

- Не очень… - честно созналась Катя.

- У тебя голова болит?..

- Нет, у меня ничего не болит. Только… Мне хочется побыть одной.

У Ани екнуло сердце.

- Я тебя обидела чем-нибудь?.. – спросила она.

- Нет, ты что!.. – встрепенулась Катя. – Никаких обид!.. Откуда им взяться?.. Просто я и в самом деле себя как-то странно чувствую.

- Ты домой пойдешь?.. – упавшим голосом спросила Аня.

- Мы вместе пойдем. – сказала ей Катя. – Ты меня проводишь. Я немного передохну, а потом мы с тобой опять встретимся. После обеда.

- Мы правда встретимся после обеда?.. – спросила Аня с упавшим сердцем.

- Конечно! Я передохну, и у меня все пройдет!..

- Может быть, тебе надо в поликлинику сходить? Или давай лучше вызовем врача?.. – предложила Катя. – А то вдруг у тебя что-то серьезное!..

- Не надо никого вызывать. – покачала головой Катя. – Нет тут ничего такого серьезного. И после обеда мы обязательно встретимся.

5

Слегка отодвинув штору, Костя проводил Аню взглядом. Она удалялась медленно, и было видно, что ей не по себе.

Костя вздохнул. Ему очень хотелось утешить Аню, развеять ее печаль, но если бы только Аня знала, как печально ему самому!.. Если бы он только мог рассказать ей о причине своей печали!..

Костя как можно тщательнее задвинул плотные шторы и принялся распускать банты в своей прическе. Как ловко он научился их завязывать!.. Конечно, обычно их завязывала мама. Она вообще с большой заботой относилась к Катиной прическе. Ее длинным красивым волосам, спускавшимся уже ниже плеч, завидовали многие девочки, хотя многие из них уже перестали носить банты. Они чувствовали себя слишком взрослыми для этого. А Кате ведь очень нравилось быть маленькой девочкой!..

«Ей нравится быть маленькой девочкой!..» - повторил Костя про себя. Как это ни удивительно, Костя с самого начала воспринимал Катю не как свою вторую натуру, а как совсем отдельную личность, хотя без него она не смогла бы появиться.

Костя расправил ленты и повесил их на спинку стула. Одна лента соскользнула на пол. Костя наклонился и вновь повесил ее на стул. Лента вновь соскользнула. Костя терпеливо смотал ленты в руке и положил их на стол.

Теперь настала очередь банта на платье. Костя распустил и его, затем, извернувшись, ловко расстегнул молнию сзади и снял платье.

Подойдя к шкафу, Костя аккуратно повесил платье на плечики. Катя ведь очень аккуратная девочка!..

Затем Костя снял белоснежные, в оборках, трусики, и, присев на стул, снял носочки.

Теперь он был полностью обнажен.

Костя задумчиво провел руками по волосам и подошел к большому зеркалу.

Два года назад он был сущий цыпленок, ребрышки так и торчали наружу. Он и стоять-то не мог самостоятельно, мама ему помогала.

Теперь в зеркале отразился крепкий мальчик. Правда, волосы у этого мальчика были очень длинные и пышные. Девчачьи!.. Таких длинных волос у мальчиков не бывает – если только они не заводят себе прическу с хвостом, как у «мачо».

И еще никак нельзя было сказать, что этому мальчику полных тринадцать лет. Ему можно было дать самое большее одиннадцать – то есть ровно столько, сколько было Кате. Мальчик этот был очень хорошо сложен – мускулистые руки, стройные ноги, красивый торс, скульптурно вылепленная шея, лицо с тонкими чертами лица…

Вот только лицо мальчика было совсем девчачьим, а тело - незагорелым, и ни волоска еще не появилось у него в сокровенных местах…

Костя осторожно прикоснулся к своему птенчику. Какой он маленький!.. Почему он почти не растет?.. Вырастет ли он когда-нибудь?.. И что будет, когда он начнет расти?.. Сможет ли Костя и дальше быть Катей?..

Или…

Костя молча смотрел на свое отражение и думал.

Что делать?..

Как быть?..

Кем быть?..

Аня меняется. Значит, должна меняться и Катя.

Но Катя ведь не может измениться - если только не начать изменять Костю, чтобы он и дальше оставался Катей.

Но хочет ли Костя этого?..

Нет, нет!..

Этого – точно нет!..

«А чего же я хочу?..» - спросил Костя.

И, помедлив, ответил: «Быть с Аней. Но при этом – быть самим собой!..»

Это ведь так просто – быть самим собой.

Но для него, для Ани, и для мамы это совсем не просто.

Два года назад они с мамой решили спрятаться от темного ангела. Им это удалось.

Еще бы им это не удалось, если ангел сам научил их, как надо прятаться!..

И вот прошло целых два года. Все это время они с мамой не чувствовали, что прячутся от кого-то или от чего-то. Они даже не играли. Они жили - самой настоящей жизнью, и были при этом очень счастливы.

Очень!..

Как и многие другие, те, кто жил своей жизнью рядом с ними. Аня, ее родители, Анины и Катины друзья и подруги, учителя в школе, соседи….

Два года Дубравка была самым прекрасным местом на земле.

Самым прекрасным местом на земле для Кати.

А место Кости – не здесь.

Но есть ли у него вообще место?.. А что, если Костя может жить только вот так, только спрятавшись, только притворяясь Катей?..

Кто-то знает ответ на этот вопрос?..

Кто-то знает, кто-то знает…

Костя глубоко вздохнул, продолжая разглядывать себя в зеркале.

Интересно, как бы он выглядел не в платье, а в обычной мальчишеской одежде?..

Сосредоточившись, Костя попытался представить себя в джинсах и рубашке, и с короткой прической.

Не получилось!..

И неудивительно. Все-таки Костя уже два года не носил другой одежды, кроме нарядных платьев, кофточек, колготок и всего остального, что привыкла носить Катя.

Это ведь другим девочкам можно было одевать и брючки, и шорты, и джинсы. Кате – нет. Таково было одно из главных условий его перевоплощения. Условие, которое никто не ставил. Оно подразумевалось само собой.

Костя глубоко вздохнул, продолжая пристально рассматривать свое отражение.

«Катя, ты здесь?..» - мысленно спросил он.

«Конечно здесь!..» - тут же ответил ему звонкий девчачий голосок.

«А здесь – это где?..»

«Здесь – это там, где ты!..»

«Но это ведь пока…»

«Нет, не пока. Когда кто-то рождается, он уже не может исчезнуть просто так. И я не исчезну!..»

«Значит, там, где буду я, всегда будешь и ты?..»

«Ну конечно же!.. А ты думал, что будет как-то по-другому?»

«Я.. Я раньше никогда не думал об этом.»

«А теперь задумался?..»

«Теперь – да… Я думаю, каким же я буду, если стану опять… Ну, таким, каким был...»

«Ты уже никогда не будешь таким, каким был. Ты уже никогда не будешь прежним.»

«Никогда?..»

«Никогда!..»

«А каким же я буду?..»

«Таким, каким стал!»

«А каким я стал?..»

«Особенным.»

«Особенным кем?.. Мальчиком?.. Девочкой?..»

«Особенным человеком, прежде всего. А мальчиком или девочкой – это уже не так важно.»

«Это ты только так говоришь!.. А вот Ане очень важно, что у нее есть подруга Катя. Костю она и не знает совсем!..»

«Какой же ты дурачок, все-таки!..»

«Почему дурачок?..»

«Потому!.. Если Аня не знает Костю, как она может знать, что для нее важно или не важно?.. И, вообще - кто для нее важней?..»

Костя немного подумал и вновь мысленно произнес:

«Как-то у нас интересно получается. Ты – это я. Я – это ты. Ты – часть меня. Я – часть тебя. Но как же так выходит, что ты знаешь больше, чем я?.. Знаешь и не говоришь!..»

«Каждый человек знает больше, чем ему кажется. Каждый человек не говорит себе всего того, что он знает!..»

«Я не понимаю, как это!.. Я не понимаю тебя!.. То есть я не понимаю себя!..»

«Да так ли уж важно всегда себя понимать?.. Гораздо важнее бывает себя чувствовать. Не волноваться. Не суетиться из-за мелочей. Уметь ждать. Знать, что ожидание не имеет значения…»

«Правда?..»

«Правда!.. И вот это ты сам знаешь!.. И это, и многое другое…»

Неслышимый голос маленькой девочки Кати умолк.

Костя вздохнул.

Конечно, он знал. Но почему-то не чувствовал, что уже готов сделать решительный шаг. Чего-то ему не хватало для этого. И он не мог понять, чего. Как будто понимание это было укрыто плотной вуалью, сквозь которую можно было разглядеть только самые общие контуры какой-то очень важной истины.

Мысли начали путаться у него в голове. Косте захотелось спать. И, едва добравшись до постели, он тут же провалился в глубокий тяжелый сон.

6

Ирина Александровна нетерпеливо вглядывалась вперед, желая, чтобы водитель гнал машину быстрее. Но Иван Андреевич как будто бы никуда не торопился, придерживаясь своей обычной крейсерской скорости. Шестьдесят – и ни километром больше!..

А вот Ирине Александровне хотелось поскорее вернуться, и не только в Дубравку, не только к своему ребенку, но прежде всего к тому покою, в котором они пребывали целых два года.

Впрочем, в глубине души она знала, что это им не удастся. Уж очень необычная на этот раз получилась поездка!.. Три неожиданных совпадения за один раз говорят о многом…

Начались они с того, что несколько улиц в городе были перекрыты из-за ремонта, и за книгами пришлось ехать другим маршрутом, а он проходил как раз мимо проектного института, где когда-то работала Ирина Александровна.

Она, впрочем, отвернулась в другую сторону, чтоб не смотреть, не вспоминать…

Она отвернулась – и увидела дом. Свой дом. Тот самый дом, проект которого был когда-то раскритикован в пух и прах и отложен мудрым начальством в самый дальний ящик.

- Иван Андреевич!.. Остановите, пожалуйста!.. – попросила Ирина Александровна, и, все еще не веря своим глазам, вышла из машины.

Вот он, красавец!.. Он действительно существует!.. Он упирается прямо в небо уже последним, шестнадцатым этажом, и значит, строят его никак не меньше года. Или меньше?.. Сейчас ведь научились строить очень быстро.

Ирина Александровна стояла, смотрела, любовалась, и никак не могла налюбоваться на свое собственное творение, которое кто-то с бумаги перенес вот сюда, на бывший пустырь, на то самое место, где по замыслу Ирины Александровны, этот дом и должен был находиться.

И ведь как перенес!.. Предельно бережно, сохранив все идеи Ирины Александровны, все детали внешней отделки, которые она когда-то так тщательно прорисовывала…

- Ирина?.. – вдруг услышала она. – Ирина?..

Ирина Александровна резко обернулась.

- Гриша!.. – воскликнула она. – Ты что здесь делаешь?..

- Ну, по-видимому, то же самое, что и ты!.. – улыбнулся в ответ ее бывший коллега. – Любуюсь этим замечательным домом!..

Ирина Александровна посмотрела на Григория с подозрением.

- Ты не знаешь, чьих это рук дело?..

- Какое дело?..

- Вот это самое!..

Ирина Александровна рукой показала на дом.

Григорий, улыбнувшись несколько смущенно, признался:

- Ну, в первую очередь, твоих!.. Это ведь твой проект. И еще моих!.. В плане организации строительства.

- Как – твоих?..

- Ну, как… Я теперь, видишь ли, не начальник отдела, а целый генеральный директор некоей фирмы, в которую вошли и наш институт, и строительный трест, и еще пара организаций. Мы их прихватили до кучи…

- Как это тебе все удалось?.. За такое короткое время?..

- Сам удивляюсь!.. – развел Григорий руками. – Видимо, время подошло, и все такое…

Ирина Александровна в растерянности только переводила глаза с дома на Григория и вновь на дом.

- Между прочим, тебе надо будет подъехать к нам в бухгалтерию. – неожиданно сказал Григорий.

- За чем?..

- За деньгами, естественно!

- За какими еще деньгами?..

- За твоими собственными! Авторскими!.. – усмехнулся Григорий. – Больше года тебя ищем, и вот, наконец-то…

Ирина Александровна совсем растерялась. А Григорий продолжал:

- И вообще, ты сейчас где?..

- Я?.. Да так.. Тут, недалеко…

- По специальности работаешь?..

- Да я бы не сказала…

- Вот и хорошо!.. – обрадовался Григорий. – Тогда давай возвращайся!..

- Куда?.. Куда возвращаться?..

- В институт, естественно!.. Дел – по горло. Хороших архитекторов не хватает. А ты ведь не просто хороший архитектор. Ты архитектор классный!..

Ирина Александровна только грустно усмехнулась.

- Я была классным архитектором. А теперь… Даже и не знаю. Три года, все-таки, прошло с тех пор, как…

- Да-да, я помню… - кивнул головой Григорий. – Но теперь то все хорошо?.. Я имею в виду – с твоим сыном?.. Костей?.. И вообще?..

Ирина Александровна почему-то покраснела.

- С моим ребенком все хорошо. – как-то неловко пробормотала она. И повторила: - Все хорошо…

- Ну так в чем же дело?.. Возвращайся!.. Условия будут, какие тебе раньше и не снились!..

- Я подумаю, подумаю… - пробормотала Ирина Александровна. – Я.. Я тебе позвоню!..

- Я буду ждать!.. – пытливо глядя ей в лицо, сказал Григорий. – Вот тебе моя визитка. И не забудь заехать в бухгалтерию!.. Адрес на визитке есть.

Григорий всегда был мудрым человеком. Он умел не задавать лишних вопросов. Он умел ждать. Иногда Ирине Александровне даже казалось, что он влюблен в нее. Но раньше им было как-то не до проявлений чувств…

Это был первое неожиданное совпадение.

Второе произошло ближе к вечеру, когда постояльцы, уже два года снимавшие у Ирины Александровны квартиру, вдруг заявили, что съезжают. У них улучшились дела, и они взяли кредит на собственное жилье.

Причем, для переезда уже все было готово. Постояльцы рассчитались, отдали ключи, и радостно упорхнули в свое гнездышко. Ирине Александровне волей-неволей пришлось заночевать в городе. Утром она собиралась съездить в риэлторскую фирму, чтобы оставить поручение поискать новых постояльцев.

Это оказалось очень кстати и для Ивана Андреевича, который встретил в городе старых друзей, которых не видел несколько лет. Друзья не просто пригласили, а буквально утащили его к себе в гости. Вот и третье совпадение!..

Иван Андреевич отправился на встречу к друзьям, а Ирина Александровна – в свою квартиру, из которой два года назад Костя в образе Кати уезжал с ней к новой жизни в Дубравке.

Но наутро Ирина Александровна почему-то передумала. Вместо риэлторской фирмы она поехала в компанию Григория, и там ей предложили получить настолько значительную сумму, что Ирина Александровна даже испугалась и наличными получать не стала, попросив перечислить деньги на ее счет в одном из городских отделений банка.

Почему она так поступила?.. Разве ее дом с некоторых пор – не в Дубравке?.. Разве ей не нужны были деньги там, а не в городе, где Ирина Александровна бывала совсем не часто, только по необходимости?..

Она не знала, не знала. Она только чувствовала, что назрели большие перемены, что прежний покой уходит в прошлое, и душа ее была не на месте…

Странный ангел очнулся. Вокруг него по-прежнему клубился и переливался живой туман, в котором метались протуберанцы огня, и что-то время от времени вспыхивало и тут же гасло, обдавая ангела то нестерпимым жаром, то невыносимым холодом.

Ангел повел своими большими крыльями, чувствуя их силу и готовность к полету. Но ему ничего не оставалось, как стоять и ждать, пока с ним заговорят.

Впрочем, ожидание длилось недолго.

- Итак, необходимое время прошло. – раздался неизвестно откуда странный, но отнюдь не равнодушный голос. – Твой час настал! Тебе придется выполнить важное поручение…

- Какое поручение?.. – напрягся ангел. – Неужели опять?..

- Нет, не опять. – терпеливо ответил голос, хотя в нем и чувствовалась едва заметная ирония. - Быть ангелом смерти ты не захотел. Вернее, не смог. Ну что ж… Будешь ангелом-хранителем!..

В душе ангела все затрепетало.

- Но… А… - начал было он.

- Подожди! – остановил его голос. – Словами тут будет долго…

И к ангелу протянулся острый и жгучий протуберанец. В одно быстрое прикосновение он передал ангелу все, что ему следовало знать.

- Вот как… - пробормотал ангел. – Вот как…

- Вот так, именно так! – торжественно провозгласил голос. –Прежде всего, ты должен вернуть ребенку то, что ты у него взял.

- Но.. Но там ведь уже не один ребенок!.. Там двое детей! – воскликнул ангел. - И они связаны друг с другом!..

- Они оказались связанными из-за тебя. – отметил голос. – Если бы не ты, они бы никогда не встретились!..

- Конечно, не встретились бы. – согласился ангел. – Как бы они встретились, если бы его не было среди живых?..

- Быть среди живых – это, знаешь ли, очень не просто!.. Это очень ответственно!.. – заметил голос. - И для того, кто живет, и для того, кто дал ему жизнь. А еще - для того, кто отвратил от него смерть…

- Я готов отвечать… - прошептал ангел. – За каждый свой шаг!.. За каждый взмах своего крыла!.. Ты знаешь!

- Знаю. – подтвердил голос.

- Но я ведь и в самом деле думаю о нем.. о них больше, чем о себе!.. Ведь они любят друг друга!.. Они не могут жить друг без друга!.. И если я верну одному то, что я у него взял, страдать будут оба!.. Они ведь вынуждены будут расстаться… А его мать?.. Ты подумал о ней?..

В облаке живого тумана возникло движение, как будто кто-то развел руками.

- Разумеется, они расстанутся. – изрек голос. – Такова плата.

- Плата!?.. – воскликнул ангел. – Но за что?..

- За счастье, мой дорогой. – спокойно ответствовал голос. – За счастье.

Крылья ангела поникли.

- Мне кажется, плата слишком высока… - пробормотал он. – Что такое – два года счастья?.. Для них они пролетели как один миг… И, к тому же, как ты можешь говорить о плате как таковой?.. Я думал, такие понятия тебе не свойственны!..

В тумане как будто бы раздался вздох.

И странный голос терпеливо произнес:

- Ты прав, разумеется. Понятия, с которыми приходится иметь дело мне, настолько сложны, что для их определения ни в каком языке не найдется слов. Но мне пришлось искать какое-то слово, чтобы донести хотя бы часть нужного понятия до тебя. Оно связано со всеобщей гармонией всех миров, с основой существования всех Вселенных... Мне бы очень хотелось, чтобы ты это уяснил. Уяснил и усвоил.

- Я постараюсь. Постараюсь… - пристыжено пробормотал ангел.

- Замечательно. Кстати, как ты думаешь, зачем я вообще тебе все объясняю, хотя мог бы добиться исполнения своей воли гораздо более простым путем?..

- Я… Я не знаю…

- Подумай. Подумай!..

Ангел нахмурился и нерешительно пробормотал:

- Неужели потому, что ты считаешься со мной? С моей собственной волей?.. Моими желаниями?..

- Именно поэтому!.. – торжественно произнес голос. – Именно поэтому!.. Скажу тебе по секрету, я считаюсь с волей каждого существа, порожденного мной.

- Это очень интересно!.. – слабо усмехнулся ангел. – Ведь все существа, во всех мирах, так или иначе порождены тобой…

- Вот именно. Вот именно!.. Впрочем, не будем удаляться в дебри. Найдем для этого время как-нибудь в следующий раз… Вернемся к вопросу о плате. Ты должен знать, что плата такого рода взимается, как правило, не только за прошлое, но и за будущее счастье.

- За будущее?.. – прошептал ангел. – И не только для них, но и для нее?.. Для матери?..

- И для нее. – подтвердил голос. – Для нее непременно!..

- Благодарю... – прошептал ангел. – Благодарю!..

- Теперь ты спокоен?.. – осведомился голос.

- Теперь – да!.. – ответил ангел. Но, помявшись, добавил просительно: - Мне все же хотелось бы знать, что за будущее ты им приготовил…

- А вот это тебе знать совершенно не обязательно. – заявил голос. - Во избежание ненужной суеты с твоей стороны!.. К тому же я и сам не знаю их будущего в точности. Я ведь определяю только главные направления. Детали определяют они сами!.. А бывает так, что и не только детали. Бывает так, что они своими поступками, своей волей изменяют всю свою судьбу!.. И это – самое интересное.

- Самое интересное… - пробормотал ангел со странной интонацией.

- Они, как и ты – мое порождение, это так. – спокойно продолжал голос. – Но они наделены не только волей, но и силой. И еще у них есть свобода, чтобы проявить волю и приложить силу. Только они многого боятся. Вот если бы они не боялись!..

На это ангел не нашел что возразить.

- Ну, довольно разговоров. – прервал молчание голос. – Тебе пора!..

- Подожди!.. – воскликнул ангел. – Я хочу спросить… После того, как я верну ему то, что я прятал, ты вновь остановишь меня?.. Или и вовсе ввергнешь в небытие?..

- Ни в коем случае!.. – заявил голос. – Ты ведь теперь ангел-хранитель!.. И заботиться тебе придется не об одном человеке, а о нескольких.

- Да-да. – пробормотал ангел. – Я понимаю…

- Но не переусердствуй!.. – предостерег ангела голос. – Не делай за них того, что они должны делать сами!.. Не суетись по пустякам!.. Если надо будет, чтобы они набили себе шишек – пусть набивают. Если надо будет, чтобы они грустили – пусть грустят. Искренние слезы очищают и согревают душу… Но если придет время для радости – пусть их радость будет как можно более полной!..

- Я постараюсь!.. – сказал ангел.

- Постарайся, постарайся. А я уж за тобой пригляжу. Так, на всякий случай…

Глава пятая

1

Поручив проследить за разгрузкой книг помощнице, Ирина Александровна поспешила домой.

В доме было удивительно тихо.

«Наверное, на пруд пошли. – предположила Ирина Александровна. – Еще бы! В такой-то день!..»

Но на всякий случай Ирина Александровна решила все-таки заглянуть в комнату Кати-Кости.

Нет, все же скорее Кати, чем Кости. Это ведь была исключительно девчачья комната. Сам ее вид, ее убранство, шкаф с соответствующей одеждой, куклы и другие игрушки – все свидетельствовало о том, что здесь живет девочка.

Маленькая девочка Катя.

За два года Ирина Александровна привыкла к ней, привыкла думать, что у нее – дочь, а не сын.

Нет, не только привыкла. Ирина Александровна полюбила Катю всей душой, прикипела к ней всем сердцем. Да и как было не полюбить ее?.. Как было не гордиться ею?..

Ирина Александровна не отдавала себе в этом отчета, но с течением времени, исподволь, в ее голове уложилось понятие о том, что вот когда-то у нее был сын, замечательный мальчик Костя, а теперь у нее – дочь, замечательная девочка Катя.

АКостя… Он, конечно, был всегда где-то здесь. Но уже очень редко напоминал маме о себе, тем более, что она больше не купала его сама, и всегда видела только Катю, одетую в нарядное платье, симпатичный домашний халатик или ночную рубашку.

Так было лучше. Так было легче. Так было спокойнее им обоим - и маме, и Косте.

То есть Кате…

Тихонько приоткрыв дверь в ее комнату, Ирина Александровна, к своему изумлению, услышала ровное дыхание.

В такой солнечный день Катя дома?.. Одна?.. Без Ани?.. Безмятежно спит?.. Или, может быть, приболела и потому прилегла?.. Но где же все-таки Аня?..

Стараясь переступать как можно тише, Ирина Александровна подошла к Катиной постели.

Ее девочка действительно крепко спала. Дыхание было глубоким, спокойным. Длинные красивые волосы разметались по подушке.

Ирина Александровна неслышно пододвинула к кровати пуфик и присела, любуясь нежным Катиным лицом.

«Да ты моя лапочка!.. Ты моя радость!.. – сказала Ирина Александровна самой себе. – Мои щечки!.. Мой носик!.. Мои нежные губки!..»

И вдруг, произнося про себя эти слова и уже потянувшись, чтобы тихонько поцеловать свое дитя, Ирина Александровна поняла, что смотрит сейчас не на Катю, а на Костю.

Ничего не изменилось со вчерашнего дня в ее ребенке, абсолютно ничего. Ирина Александровна видела перед собой все то же милое лицо с тонкими чертами, с румяными щечками, слегка курносым носиком, пухлыми яркими губками… Но и вчера, и позавчера, и неделю назад, и в течение многих дней до этого, глядя на своего ребенка, и бодрствующего, и спящего, Ирина Александровна всегда видела перед собой Катю. Для того, чтобы увидеть ее, не нужно было прилагать никаких усилий, не нужно было в чем-то себя убеждать или соблюдать условия некой игры. Катя всегда была Катей, и дело было вовсе не в том, что она была одета в нарядное платье или в красивую ночную рубашку с рюшами и оборками.

Но сейчас…

Ничего не изменилось, но на самом деле изменилось что-то очень существенное, что-то самое главное.

И это означало…

Это означало…

Ирине Александровне стало душно. В висках у нее закололо, а перед глазами появились круги.

Ирина Александровна уже хотела встать, чтобы открыть форточку, но этого не понадобилось.

В комнате вдруг повеяло свежим ветром, как будто кто-то совсем рядом взмахнул огромным веером или, может быть, огромными крыльями. Ветер принес с собой особенную, совсем особенную свежесть и удивительные запахи, каких Ирина Александровна до этого не знала. И тут же к ее вискам прикоснулось что-то быстрое, пронзительно-жгучее, но вовсе не болезненное, а в ее ушах будто бы прошелестел чей-то необыкновенный голос, сказавший что-то очень хорошее и доброе, хотя слов было не разобрать.

Ирине Александровне сразу же стало легче. Она перестала думать о тревожном и перестала спрашивать себя, что бы все это значило, как будто уже знала ответы.

Да. Знала!..

Не все из них, правда, но это было уже не важно.

Она знала самое главное.

Ирина Александровна вздохнула, улыбнулась самой себе почему-то грустной улыбкой, и стала ждать, когда проснется Костя.

Ждать, впрочем, пришлось совсем недолго.

Прошло несколько минут, и Костя открыл глаза.

- Мама! – воскликнул он и сел на кровати.

Вот теперь Ирина Александровна подалась к нему и обняла, крепко прижав сына к груди.

- Здравствуй, мамочка!.. – прошептал Костя ей на ушко.

- Здравствуй, сыночка!… - прошептала Ирина Александровна ему в ответ.

Они немного помолчали, прижавших друг к другу и чувствуя, как их сердца бьются в один ритм. И с каждым соединенным ударом их взаимное знание и понимание становилось все глубже, все полнее, делая ненужными какие-либо слова.

Но их все-таки надо было произнести, просто для того, чтобы придать общему знанию завершенную форму.

- Мне снова приснился ангел… - прошептал Костя. – Он вернул мне что-то. И он о многом мне рассказал… Как-то так рассказал, без слов. Но все было понятно.

- Я знаю, сынок, знаю… - вздохнула ему в ответ Ирина Александровна.

- Теперь он совсем другой... – сказал Костя, не удивившись маминому ответу.

- Нет, не только теперь. – поправила его Ирина Александровна. – Он всегда был другим. Точнее, он всегда был самим собой…

- Самим собой… - повторил Костя, как тихое эхо. - Самим собой…

- И вот его приняли таким, какой он есть. – сказала Ирина Александровна. – Его простили.

- Простили?..

- Да. Простили. Пора и нам прощаться…

- Нам?.. С кем?..

- Ты ведь и так знаешь. – прошептала Ирина Александровна. – Нам пора прощаться с Дубравкой. С жизнью, которую мы вели здесь два года…

- И с Катей?.. И с Аней?..

Ирина Александровна вновь только вздохнула в ответ.

- Я не хочу с ними прощаться. – прошептал Костя. – Ни с Катей, ни с Аней!.. Не хочу!..

- И я не хочу. И я… Но, может быть, с ними прощаться и не нужно?.. По крайней мере, насовсем?..

- Не нужно?.. Значит, можно все всем рассказать?.. Объяснить?..

Ирина Александровна только грустно улыбнулась. И, не видя маминого лица, Костя почувствовал ее улыбку. И понял ответ.

Но Ирина Александровна все же сказала и вслух:

- Нельзя, моя детка. Нельзя…

- Почему?.. Почему?..

- Потому, что здесь с Катей слишком многое связано. Для детей, для взрослых, для Ани… Здесь, в Дубравке, был Катин мир. Очень радостный, солнечный, счастливый мир. Целых два года Катя была его центром… Но и у счастья есть свои законы. Счастье – это не только для кого-то одного. Счастье - это для многих, потому что никто не может быть счастлив в одиночку. Это как заветное слово, которое нельзя нарушать, чтобы не разрушить весь мир. Поэтому здесь и сейчас Катя не может просто так превратиться в Костю.

- Не превратиться, нет!.. – возразил Костя.

- Не превратиться. – согласилась Ирина Александровна. – Уступить ему место вот так, явно. Вдруг открыть для всех то, что два года было скрыто!.. Нет, Катя не может этого сделать.

- Не может?..

- Не может. Не имеет права!..

Мама и сын вновь немного помолчали.

- А тот, другой мир?.. – прервал молчание Костя. – Тот мир, в который мы должны вернуться?.. Он тоже радостный?.. В нем тоже есть счастье?..

- Да, конечно! Конечно, есть. Но там за счастье и радость нужно бороться. Там их нужно отстаивать и беречь. Там ничто не приходит само по себе… Там ничего нельзя взять без того, чтобы не отдать что-то взамен. Там ничего нельзя отдать без того, чтобы что-то не приобрести…

- Почему?.. Почему?..

- Потому что так устроен тот мир. Мир, в котором мы с тобой жили до приезда в Дубравку. Мир, в который мы совсем скоро вернемся…

Костя немного подумал.

- Мне кажется, он какой-то уж очень сложный, тот мир… - пробормотал он с сомнением. – Мне кажется, его очень трудно понять… И в нем нам будет трудно жить…

- Это правда. – согласилась Ирина Александровна. – Это правда… Но мы с тубой будем трудиться. Чтобы добиться еще большего счастья!..

- Мы добьемся его?..

- Обязательно добьемся!.. Обязательно!..

2

Придя домой, Аня поднялась в свою мансарду, уселась в кресло и молча, неподвижно, просидела с полчаса, не меньше. Ей хотелось плакать, но плакать она не могла. Внутри нее будто бы образовалась ледышка, не желающая таять, хотя от яркого солнца в мансарде стало уже очень тепло.

Постепенно солнце победило, как побеждает всегда. Ледышка незаметно растаяла, а затем и вовсе испарилась.

Аня уснула.

И приснился ей совершенно необыкновенный сон.

Она оказалась в воздушном замке. Она точно знала, что этот замок воздушный, потому что у него были почти совсем прозрачные, невесомые, но вовсе не стеклянные стены, пол, потолок и все остальное. Сама Аня была еще невесомее, чем замок, раз он выдерживал ее. И она не шла, а парила над полом, от каждого своего шага подлетая вверх, а потом плавно опускаясь вниз.

Замок был очень красивый, и внутри и снаружи, хотя приходилось прилагать большие усилия, чтобы разглядеть его как следует. Он ведь был почти совсем прозрачный.

И еще он был очень уязвимый. Аня точно знала это. Порхая в залах замка легкой пушинкой, Аня едва дышала, чтоб самим своим дыханием чего-нибудь не нарушить. Но, к счастью, ей удалось пролететь через весь замок благополучно, и как-то незаметно она оказалась на балконе.

С него она смогла увидеть всю землю, над которой парил замок. Но земля была далеко внизу, и Аня задумалась, как же ей спуститься?.. А спускаться нужно было как можно быстрее, потому что замок стал уже таять, прямо на глазах.

Такова участь всех невесомых строений, созданных с помощью одной только фантазии...

И тут с неба к Ане спустился ангел. И вот он-то вовсе не был невесомым и бестелесным существом, подобным этому тающему замку – нет, он был большой, сильный, с огромными мощными крыльями. Его глубокие глаза смотрели на Аню очень внимательно, а на лице его была улыбка, очень добрая, но почему-то немного печальная.

В самый последний момент, когда Аня уже должна была упасть с растаявшего балкона вниз, ангел взял ее за руку, и они полетели прочь от исчезнувшего замка. Ангел держал ее за руку очень легко, и Аня летела рядом с ним без всяких усилий, хотя крыльев у нее не появилось.

«Куда мы летим?..» - хотела она спросить ангела, но, взглянув сбоку на его лицо, поняла, что ничего спрашивать не нужно. Было ясно, что цель их полета скоро покажется.

И совсем скоро они подлетели к другому воздушному замку! Он тоже бледнел и растворялся в окружающем пространстве прямо на глаза, и на одном из его балконов тоже кто-то был.

И вдруг Аня увидела, что там, на балконе этого замка, стоит Катя!..

Аня засмеялась и закричала от радости: «Катя!.. Катя!..»

А Катя засмеялась в ответ и приветствовала их с ангелом взмахом руки. Ангел немедля взял Катю за эту руку – в тот самый момент, когда балкон, на котором стояла Катя, уже почти растаял.

И они продолжили полет уже втроем, с ангелом посередине, который без устали взмахивал своими мощными крыльями.

Почему-то все трое молчали, только с улыбками переглядывались друг с другом.

И тут Аня заметила, что сейчас Катя выглядит как-то иначе, чем обычно. На ней, как и на самой Ане, было очень красивое длинное, белоснежное одеяние, подол и рукава которого так красиво развевались в потоке встречного воздуха, но сильнее этого одеяния Катю окутывало облако тайны. По всему чувствовалось, что это была прекрасная, манящая, великая тайна, и Ане очень хотелось ее разгадать, но было совершенно ясно, что время для этого еще не пришло.

Под ними проносились горы, долины, леса и реки, мелькали города, полные людей, но никто из людей не смотрел вверх и не замечал, что в небе над ними пролетает ангел с двумя детьми, тоже похожими на ангелов.

Тут скорость их полета увеличилась, к тому же ангел стал подниматься с ними все выше и выше, и Аня даже подумала, что вот так они все очень скоро могут вылететь прямо в открытый космос.

Но как раз в этот момент они начали плавно снижаться.

И вскоре под ними появилась еще одна, новая, прекрасная долина, укрытая густым туманом, сквозь который едва просматривалась гладь реки и зелень лугов, поросших яркими цветами.

Все трое мягко опустились на траву, и Аня почувствовала ее мягкость и прохладу своими босыми ногами.

Они переглянулись с Катей и еще раз молча улыбнулись друг другу.

«Вот, дети, - вдруг заговорил ангел тихим, но звучным голосом. – Это ваша долина. Здесь вы будете жить. Здесь вы построите дом и вырастите сад, и это будут самый прекрасный дом и самый прекрасный сад на земле… Ну, берите друг друга за руки и ступайте вперед. Вас ждет ваше будущее…»

И с этими словами ангел свел руки Ани и Кати вместе и отступил назад.

Аня и Катя, взявшись за руки, вновь переглянулись и улыбнулись друг другу открыто и радостно.

Тайна по-прежнему окутывала облик Кати, и туман впереди был все еще очень густым, но Аня знала, что, как только они сделают первый шаг и вступят на свой путь, туман начнет рассеиваться, и великая Катина тайна откроется.

А Катина рука была теплой, чуткой и родной, она внушала надежду и вселяла спокойствие…

И вот уже Аня была готова сделать шаг…

В этот момент она проснулась, и поняла, что Катя и в самом деле держит ее за руку, только они находятся не на волшебном лугу, и не во сне, а в Аниной мансарде, и Аня сидит все в том же кресле, в котором уснула, а Катя сидит рядом в том же ярком платье, в котором была утром, и с улыбкой смотрит на Аню.

- Катя, это ты?.. – моргая спросонья, спросила Аня. – Это правда ты?..

- Конечно, я! – ответила Катя. – Кто же еще?..

- И ты теперь хорошо себя чувствуешь?..

- Да. – просто ответила Катя. – И еще как!.. А почему я должна чувствовать себя плохо?..

- Но… Это… Ты ведь… - пробормотала Аня.

- А!.. – беспечно махнула Катя рукой. – Забудь!.. Это было так… Мелочи!.. Просто у меня на какое-то время испортилось настроение!..

- А теперь оно у тебя опять хорошее?..

- Не просто хорошее, а прекрасное!..

Катя так замечательно произнесла слово «прекрасное», что подруги рассмеялись.

- А мне приснился такой удивительный сон… - задумчиво произнесла Аня. – Как будто мы летали вместе с большим ангелом над миром, и ты была такая таинственная-таинственная… Таинственная и волшебная… Ты была как будто кем-то заколдованная, но это было не злое колдовство…

- Не злое?.. – тихо повторила Катя, очень внимательно глядя Ане в глаза.

- Нет, не злое… - кивнула Аня. – И оно должно было раскрыться. Если бы сон еще немного продлился!.. Если бы туман рассеялся!..

Сказав это, Аня робко взглянула в лицо Кати, медленно перебирая пальчиками Катины пальцы. Аня хотела спросить Катю о чем-то очень важном, но не решалась сделать это прямо.

Катя понимающе улыбнулась

- Туман обязательно рассеется!.. – твердо пообещала она. – Он станет дождиком, прольется на цветы, и они будут сиять и переливаться всеми красками радуги!..

Подруги опять рассмеялись, хотя Ане на мгновение показалось, что Катя как будто бы ушла от ответа, и таинственный туман стал даже более густым.

Впрочем, это ощущение было мимолетным и тут же исчезло.

- Ну, хватит спать!.. – бодро скомандовала Катя. – Вставай!.. Пора за дело!..

- Ура!.. – воскликнула Аня, легко соскакивая с кресла. – А за какое?..

- За очень даже хорошее. – ответила Катя. – Мы будем с тобой строить дом!

- Дом?.. Новый?.. Настоящий?..

- Новый. Настоящий. Почти… И очень, очень особенный!..

3

Вот так Аня и Катя начали строить тот действительно замечательный, единственный в своем роде, большой дом для кукол.

Проект этого домика разработала, конечно же, Ирина Александровна, и она же специально ездила в город, чтобы привезти оттуда все необходимые материалы.

Домик строился целую неделю, и это была необыкновенная неделя и необыкновенное строительство. Это чувствовали все, и Катя с Аней, и даже их родители, которым так нравилось наблюдать за работой подруг, что специально ради этого взрослые даже оставляли свои важные дела. Целыми часами Аня с Катей возились с разными деталями, винтиками, гвоздиками, что-то подрезали, подкрашивали, клеили, соединяли, а взрослые тихо сидели рядом и наблюдали за подругами, впитывая окружавшую их необыкновенную атмосферу тепла и взаимного понимания.

И не только наблюдали. Дмитрий Борисович снимал строительство на видео, и запись эта растянулась на многие часы, заняв не один диск, за что Аня впоследствии была очень благодарна своему папе.

Эта строительная неделя была необыкновенной еще и потому, что никогда до этого Аня не ощущала своего счастья так пронзительно, так отчетливо.

Счастье – это ведь ускользающее, трудноуловимое состояние, если, конечно, иметь в виду именно счастье, а не какой-нибудь там быстро проходящий восторг. Мы не всегда понимаем, что счастливы вот в этот, нынешний, текущий момент. Только определенное время спустя, вспоминая прошлое, мы говорим сами себе с удивлением: «Боже мой!.. Ведь мы же тогда были счастливы!.. По-настоящему счастливы!.. И не понимали этого. Ах, вернуть бы то замечательное время!..»

Аня понимала, понимала.

И все равно, много-много раз, в течение нескольких последующих лет, ей очень хотелось вернуть то замечательное время. Но это было не в ее власти…

Зато те дни как будто вернули их обеих, Аню и Катю, на два года назад, когда они встретились впервые, когда они обе еще были маленькими девочками и получали огромное удовольствие от своих безмятежных игр.

Каждое утро каждого дня той необыкновенной, незабываемой недели начинался с того, что Дарья Петровна с огромным удовольствием и умилением наряжала Аню в красивое платье, завязывала ей банты, и Аня принималась ждать Катю, которая никогда не заставляла себя ждать. Подруги смеялись от радости, и, повертевшись, чтобы показать и рассмотреть свои наряды как можно лучше, приступали к делу. Правда, Ане всякий раз хотелось обнять свою подругу и расцеловать ее, но почему-то ни разу они с Катей не обнялись и не расцеловались в эти дни.

И ни разу в эти дни Ане почему-то не приходило в голову предложить Кате прогуляться к пруду, как будто и прогулки к пруду, и сам пруд, и купания в нем попали под негласный запрет. Пожалуй, так и было, только запрет этот был настолько тонкий и основательный, что спрятался где-то очень глубоко, и Аня его даже не осознавала.

И – никаких предчувствий, никакой тревоги, никакого ожидания перемен. Безмятежность, вновь полная безмятежность, как два года назад, и удивительное, безбрежное счастье, наполнявшее каждую минуточку, каждое мгновение той неповторимой недели.

Пожалуй, единственной странностью тех дней было то, что время от времени откуда-то веяло потоком свежего воздуха, как будто бы от взмаха огромных крыльев, даже если на улице было полное затишье. Поток воздуха был настолько ощутимым, что в прическах Аня и Кати трепетали банты, и тогда подруги с улыбкой смотрели друг на друга, но ничего не говорили, как будто все было понятно и так.

Много позже, снова и снова просматривая записи тех дней, Аня замечала это трепетание бантов, и этот быстрый обмен понимающими взглядами, и тогда она с замиранием сердца шептала себе: «Вот!.. Вот оно!.. То самое, то самое…»

И ей опять делалось покойно и легко, как бывало в те дни, когда они с Катей строили свой самый большой, самый лучший кукольный домик.

Впрочем, это было позже, гораздо позже…

Еще в те дни Ане очень хотелось танцевать. Чаще всего это случалось, когда взрослых не было рядом.

Аня включала какую-нибудь плавную музыку и принималась кружиться перед Катей в самых грациозных, самых причудливых фигурах импровизированного танца, посвящая этот танец ей, только ей одной.

Тогда Катя разворачивала камеру в другую сторону, чтоб не упустить ни одного мгновения танца, и наблюдала за Аней во все глаза, с раскрасневшимся лицом, не произнося не слова. При этом в ее взгляде было столько любви, тепла, что Аня танцевала с необыкновенным воодушевлением, еще тоньше и отчетливее осознавая свое счастье.

Счастье, возможное только потому, что рядом была такая необыкновенная девочка, как Катя…

4

Но вот строительство подошло к концу.

В последний день недели Катя пришла к Ане, как всегда, утром, и принесла с собой какую-то коробку. Как ни удивительно, взрослых не было рядом.

- Ой, что там?.. – воскликнула Аня, осторожно прикоснувшись к коробке.

- Кое-что!.. – загадочно ответила Катя. – Скоро узнаешь.

- Когда - скоро?!.. – нетерпеливо подпрыгнула на месте Аня.

- Сегодня. Как только мы все закончим.

И Аня узнала.

Когда был закручен последний винтик, на крошечную гардину внутри домика повешена последняя штора, а на игрушечном дворе были установлены последние маленькие деревца и скамеечки, Катя открыла загадочную коробку и показала Ане скрытые в ней сокровища.

- Ой! – воскликнула Аня в полном восторге. – Это ведь Элеонора!.. И Маврик! И Манюня! Еще когда они были маленькими!.. С бантиками!.. А эти куколки, это ведь!..

- Да, это мы с тобой. Аня и Катя… - тихо сказала Катя.

Аня бережно взяла кукол в руки. И вдруг ошеломленно сказала:

- У них даже наши лица!.. Они здесь совсем такие, какие мы сейчас!.. Нет, даже немного младше, какие мы были, когда встретились!..

- Да. – кивнула Катя. – Это я сама сделала. Из папье-маше.

- Сама?!.. – воскликнула Аня. – Собственными руками?..

- Конечно, сама. Все ведь можно сделать, если как следует постараться!..

Аня бережно держала кукол в руках, восхищенно их разглядывая.

- А теперь давай посадим их на свои места. – предложила Катя. – Элеонору с Мавриком и Манюней – вот сюда, во двор, возле этих кустиков. Тут они будут пастись и ждать, когда мы выйдем из домика, чтобы идти с ними гулять. А нас – вот сюда. За этот столик, за которым мы с тобой будем пить чай. Вот как нам тут уютно, правда?..

- Правда… - прошептала Аня, осторожно поправляя куколкам прически, платьица и поближе подставляя к ним игрушечные чашки и блюдца с угощением.

И вдруг где-то рядом вновь взмахнули мощные крылья, но повеяло от них не только свежим, но каким-то очень далеким потоком воздуха, и таким же далеким был голос Катя, когда она сказала:

- Ну вот, этот домик и закончен. Домик для двух маленьких девочек, Ани и Кати…

У Ани от этих слов почему-то екнуло сердце, и она с тревогой посмотрела в лицо Кати.

Катя ответила ей долгим, глубоким взглядом, не говоря ни слова.

- Как-то ты странно сказала… - прошептала Аня. – Для двух маленьких девочек…

- Но они, то есть мы с тобой в этом домике, и правда совсем маленькие. – медленно сказала Катя. – Игрушечные Катя и Аня маленькие, и всегда останутся маленькими. Куклы ведь не растут… Ты будешь играть здесь с ними, и вспоминать наши дни… Вот…

- Я?.. Только я одна?.. – воскликнула Аня, чувствуя, как в ее груди гулко забилось сердце. – А ты?.. Где же будешь ты?..

- Я буду… Я тоже буду где-то… Но не здесь. Я буду далеко отсюда… - тихо ответила Катя.

- Я не понимаю!.. – воскликнула Аня. – Почему далеко отсюда?.. Почему не здесь?..

- Потому что так уж выходит. Завтра утром мы с мамой уезжаем… Она уже сдала все свои дела…

- Уезжаете?.. Почему?.. Куда?.. Я ничего не понимаю!..

- Почему – я не могу тебе сейчас сказать. И куда, тоже не могу. Но уезжать нам надо, просто необходимо…

- Необходимо?.. Что-то случилось?.. Что-то такое… страшное?..

- Нет-нет, ничего страшного не случилось. Но может случиться, если мы не уедем…

Аня растерялась так, что у нее даже закружилась голова, а глазам стало горячо.

- Я ничего не понимаю… - пролепетала она снова. – Ничего…

Изо всех сил Аня вгляделась в лицо Кати, как будто бы пытаясь увидеть в нем ответ на свой вопрос, но это ей не удалось. На лице Кати была глубокая печаль и еще более глубокая тайна.

И вдруг вновь откуда-то повеяло потоком воздуха, и Аня вдруг поняла – эта тайна принадлежит не только Кате, но и ей самой.

Это их общая тайна!..

Но сейчас она не может, не должна быть разгадана!..

На какой-то миг Ане стало легче, но только на миг.

Тут же на нее вновь навалилось бесповоротное понимание того, что Катя действительно должна уехать, что уже с завтрашнего дня ее не будет в Дубравке.

- А когда… Когда ты узнала, что вам нужно уезжать?.. – спросила Аня.

- Неделю назад. – медленно ответила Катя. – Ровно неделю.

- Ровно неделю… - повторила Аня. – В тот самый день, когда у тебя вдруг испортилось настроение?..

- Да. – коротко сказала Катя. – Потому что у меня было предчувствие. А потом я поняла совсем точно…

Сердце в груди Ани билось быстро-быстро, горячо-горячо. «Я сейчас заплачу!..» - подумала Аня. Но почему-то не заплакала. Наоборот, она почувствовала, как ее охватывает странное оцепенение.

- Значит, целую неделю ты знала. – оцепенелым голосом произнесла Аня. – Ты знала!.. И была все такая же веселая, такая же счастливая, как всегда. Значит, тебе было все равно. Тебе все равно, что ты уезжаешь. У тебя будут новые друзья, подруги, а у меня… А у меня больше не будет никого… Ни-ко-го!..

Катя печально посмотрела на Аню.

- Я знала, да. – согласилась она. - Всю эту неделю. Но мне вовсе не было все равно. Мне не все равно!.. И я не знаю, что там будет впереди!.. Зато я точно знаю, что такой подруги, как ты, у меня не было и не будет никогда, какие бы там новые друзья у меня не появлялись… Если они еще появятся, конечно.

Аня вздохнула.

- Это только слова. – все тем же оцепенелым голосом произнесла она. – Это только слова!.. Ты просто так говоришь, ведь всегда нужно что-то говорить в таких случаях.

- В каких случаях?..

- В таких. Когда торопишься уехать, и надо что-то говорить. Просто из вежливости!..

- Нет-нет!.. – воскликнула Катя. – Я не из вежливости. Не из вежливости!.. Вот, послушай!..

И Катя сделала неожиданную вещь – она быстро шагнула к Ане и крепко-крепко обняла ее, щекой прижавшись к ее щеке.

Аню всю обдало жаром!..

Нет, не просто жаром – ее в один миг охватило огненной лавой невероятно сильных, проникновенных, раскаленных чувств, как будто бы Катя действительно была не маленькой девочкой, а самим солнцем, совсем рядом с которым вдруг оказалась Аня.

И это было еще только в самый первый миг!..

Тут же Аня стала различать оттенки бушующих в Кате огненных чувств. Она почувствовала печаль, страдание, сострадание, осознание неимоверной потери, надежду на будущее, веру в то, что это будущее будет самым удивительным, просто прекрасным, и еще – любовь, которая одна смогла помочь Кате сделать то, что она сделала для того, чтобы до поры до времени не тревожить Аню, не мучить ее долгим ожиданием расставания…

Вот так Аня поняла, что всю эту необыкновенную неделю Катино сердце просто пылало от печали и тоски, от горечи и боли, от желания задержать, остановить улетающие минуты и часы, но они все улетали и улетали, а Катя, однако, делала все возможное и невозможное для того, чтобы только Аня ничего не заметила, чтобы только она не расстроилась раньше времени, не потеряла свое замечательное ощущение счастья!..

Аня поняла, что со стороны Кати это был самый настоящий душевный подвиг, подвиг, на который способны очень немногие люди.

В то же время Катя все эти дни и сама была счастлива ничуть не менее Ани, и от того, что счастье это сопровождалось неимоверной печалью, оно становилось и еще более ясным.

До сих пор Аня еще ни разу не изведывала такого сложного переплетения чувств. Она вмиг стала старше, мудрее и тут же почувствовала и еще что-то, что скрывалось в душе Кати…

Тогда она устремилась навстречу ей – как стремилась к ней в том самом сне, как стремилась к ней все время их дружбы, но тут…

Но тут Катя ослабила свои объятия и сделала шаг назад.

- Катя, Катенька, Катюшенька… - сама не своя пролепетала Аня, протягивая к Кате руки. – Не надо, не уходи, обними меня еще, обними меня!.. Ты такая, ты такая!…

- Нельзя. – прошептала Катя в ответ, делая еще один шаг назад, очень трудный шаг, как отчетливо поняла Аня. – Нельзя!..

- Почему?.. Почему?..

- Я не могу ответить. Я знаю только, что сейчас нельзя.

- А когда?.. Когда же будет можно?..

- Когда придет время.

- А когда оно придет?.. Скоро?..

- Скоро. Скоро. Совсем скоро!..

Аня опустила руки и медленно покачала головой:

- Нет, это будет не скоро, это будет совсем не скоро. Я знаю!..

- И я знаю… - прошептала Катя в ответ. – Но тут уж ничего не поделаешь… Но ведь главное, что это будет!.. Это – самое главное.

- Значит, мы расстаемся не навсегда?..

- Не навсегда! Не навсегда!..

- А письма?…

- Письма?..

- Мы сможем писать друг другу письма?..

Лицо Кати стало еще более печальным.

- Сможем, конечно сможем… - пробормотала она. – Вот только мы не сможем их посылать друг другу…

Аня улыбнулась растерянной улыбкой.

- Нельзя обняться. Нельзя посылать друг другу письма. Нельзя понять, что же происходит на самом деле. Надо расставаться!… - перечислила она. – Как же так?.. Как же это… все так?..

Катя в ответ промолчала, не отводя, однако, от Ани своего взгляда.

- Когда вы уезжаете?… - спросила Аня, чтобы задать такой вопрос, на который она точно может получить ответ.

- Рано утром. Как только рассветет. Мы уезжаем на нашей машине.

- Почему рано утром?..

- Ну, так будет лучше всего. Чтоб не собирать слишком много людей. Чтоб не делать отъезд еще печальнее…

- Еще печальнее… - прошептала Аня. – Я понимаю… А… А ваш дом?.. Все ваши вещи?.. Твои игрушки?.. Куклы?.. Домики?.. Маврик, Манюня?..

- Ну, дом ведь не наш. Он принадлежит Дубравке. Нам просто его сдали на какое-то время. И теперь мы его возвращаем. А из вещей мы берем только самое нужное, все остальное оставляем здесь.

- Все-все?..

- Почти все. Мама сказала, что о крупных вещах она попросит позаботиться твоих родителей. А все мои игрушки, и домики, и платья, из которых я уже выросла, я хочу оставить тебе. Я хочу, чтобы ты их взяла и сохранила. Просто так, на всякий случай. На память… Сможешь?..

- Конечно. Конечно!..

- И Маврика и Манюню я тоже оставляю тебе. Здесь, в Дубравке, их дом. Там, куда мы с мамой едем, им не будем места…

- Они будут скучать по тебе…

- И я буду скучать по ним. И не только по ним – по всей Дубравке. По всем ребятам. Но больше всего, больше всего…

Катя судорожно вздохнула и замолчала.

Аня посмотрела на Катю долгим взглядом, как будто стремясь запечатлеть в памяти каждую черточку ее лица – раз уж нельзя оставить здесь ее саму.

Что еще она могла сделать?..

5

Услышав известие Ирины Александровны, Дарья Петровна и Дмитрий Борисович отреагировали по-разному. Дмитрий Борисович глубоко вздохнул и произнес: «Ну что ж..»

Это была такая многозначительная реплика, что Ирина Александровна очень удивилась. Впервые за все время знакомства со Звонаревыми ей пришла в голову мысль, что в Дмитрии Борисовиче тоже есть какая-то неразгаданная тайна.

Ну а Дарья Петровна даже слегка всплакнула – они ведь с Ириной Александровной, как их дочери, стали за эти два года лучшими подругами.

Но у взрослых все проще. Они привыкли к разлукам и прощаниям. Они принимают их как данность, как неотъемлемое свойство жизни. Дарья Петровна даже вызвалась помочь Ирине Александровне собрать вещи в дорогу. Но Ирина Александровна очень мягко отказалась от помощи, сославшись на то, что вещей они с Катей берут очень немного.

Впрочем, и Катя тоже не помогала маме собираться. Все время до отъезда она была с Аней.

Это ведь был последний Катин день, последний вечер, последняя ночь – и не только в Дубравке, но и вообще.

По крайней мере, так думали тогда Ирина Александровна и Костя.

Так что остаток дня, вечер и практически всю ночь до самого отъезда Катя и Аня провели вдвоем, в доме у Ани. Они почти не разговаривали, не играли, и сели ужинать только после настоятельного приглашения Дарьи Петровны, которая наблюдала за ними с печалью и беспокойством. Дарья Петровна чувствовала, как глубоко переживает Аня предстоящую разлуку, и сама очень переживала из-за этого.

После ужина Катя с Аней взялись за руки и поднялись к Ане в мансарду. И вот так, рука в руке, они и провели оставшиеся часы до отъезда. В основном они все время сидели рядом в глубоком кресле, в котором запросто помещались вдвоем.

Они сидели рядом и молчали о многом – о многом таком, что невозможно высказать словами, а большие настенные часы тикали и тикали, отмечая уходящие минуты и часы…

6

И вот наступило утро. За окном раздался шум автомобиля, а затем и голос Ирины Александровны.

- Катя! Катя! – звала Ирина Александровна. – Нам пора!..

Аня и Катя разом встали с кресла и спустились вниз.

На улице был легкий туман, окрашенный ранним солнцем в оранжево-розовые тона. Лица взрослых были печальными и задумчивыми.

- Ну, мы поедем.. – сказала Ирина Александровна.

- Счастья вам, там, на новом месте!.. – вновь всплакнув, сказала Дарья Петровна. – Приезжайте в гости, как только сможете!..

- Обязательно, обязательно!.. – горячо сказала Ирина Александровна. – Как только сможем!..

Аня и Катя молча обнялись – но не так, как в памятный прошлый раз, а лишь слегка прикоснувшись друг к другу.

Но Катины губы оказались у Аниного уха, и Аня вдруг услышала:

- Я люблю тебя, Аня!.. Я тебя очень люблю!..

- А я – еще больше!.. – прошептала Аня в ответ. – Я люблю тебя еще больше!..

И это были единственные слова, которые они сказали друг другу на прощание.

7

Автомобиль с прицепом, затянутым брезентом, выехал на трассу, и километр за километром принялся удаляться от Дубравки.

Обратно в город, в новую, совсем новую жизнь.

Ирина Александровна уверенно вела машину, Катя… нет, уже не Катя, а Костя, сидел на правом сиденье. Оба молчали, время от времени лишь вздыхая.

Примерно через полчаса пути Ирина Александровна прервала молчание:

- Вон впереди лес, с хорошим съездом. Думаю, он нам подойдет.

- Для чего?..

- Тебе надо переодеться. Мальчики, видишь ли, не носят платьев… Но сначала, как это ни грустно, придется расстаться с роскошной Катиной прической.

В лесу Ирина Александровна усадила Костю на походный раскладной стул, укутала его простынью, и принялась ловко орудовать ножницами.

- Когда-то, когда я была еще студенткой, я делала прически всем своим подружкам. – рассказывала Ирина Александровна по мере того, как пышные Катины волосы опадали на землю. - И у меня так хорошо получалось, что многие мне советовали открыть собственный салон красоты. Возможность такая была. Но архитектура все-таки оказалась сильнее…

Костя молча слушал, чувствуя, как его голове делается все прохладнее от свежего утреннего воздуха. Ведь было все еще очень рано.

- Ну вот! – сказала Ирина Александровна. – Так, пожалуй, будет в самый раз.

- А где зеркало?.. – спросил Костя, вставая со стула.

- Подожди немного!.. Сначала переоденься. А потом уже посмотришь на себя. - посоветовала Ирина Александровна.

И, отойдя к машине, вынула из сумки приготовленные вещи.

Это были бриджи, футболка, открытые летние сандалии, короткие темные носки и, разумеется, трусики. Не такие, в цветочек и с оборочками, которые любила носить Катя. А такие, которые носят мальчики.

- Тебе помочь?.. – спросила Ирина Александровна. – Или мне лучше отвернуться? И ты сама?.. То есть сам?..

- Помоги мне снять платье. – попросил Костя. – А остальное я… я сам… И можешь не отворачиваться, я тебя не стесняюсь.

Костя сумел не произнести слово «сама», которое так и просилось на язык. Но «сам» прозвучало странно даже для него самого.

«Ничего, я привыкну…» - подумал Костя. – «Я привыкну к себе. Так же, как привык к Кате…»

Переодевался Костя с еще более странным чувством, чем когда говорил о себе в мужском роде.

- Ну вот, кажется все правильно. – сказал он, подняв глаза на Ирину Александровну, которая наблюдала за ним тоже с довольно странным выражением лица.

- Да, теперь все правильно, все правильно… - сказала она со вздохом, вкладывая в слова «все правильно» особый смысл. – Ну, теперь можешь взглянуть на себя в зеркало.

Зеркало, правда, было совсем маленьким, и Костя смог увидеть себя только по частям. Ему очень непривычно было видеть себя не в нарядной девчачьей одежде, а в мальчишеских бриджах и футболке с изображением гоночного автомобиля.

Дольше всего он разглядывал голову. Мама сделала ему совсем короткую прическу, и уши его теперь были открыты.

- Как необычно быть без длинных волос. – сказал он со смущенной улыбкой. – Ушам прохладно!..

- Ничего, они еще закалятся!.. – утешила его Ирина Александровна. – Ну что, теперь поедем?

- Поедем. – кивнул Костя и сложил стул, на котором сидел. – Как много, все-таки, было у меня волос!.. То есть не у меня – у Кати…

Действительно вся земля вокруг стула была усыпана Катиными локонами.

- Ты хочешь забрать их с собой?..

- Нет, это ни к чему. Пусть они достанутся лесным птичкам и зверюшкам. И у них в норках и в гнездах будет мягко и тепло.

- Да, я думаю зверюшки и птички будут очень рады этому Катиному подарку!.. – поддержала сына Ирина Александровна.

Несмотря на этот легкий разговор, Ирина Александровна и Костя чувствовали себя довольно напряженно и очень, очень необычно. Оба понимали, что вот только что произошла очень важная вещь.

Утром Аня, Дарья Петровна и Дмитрий Борисович прощались с Катей, и в этот лесок тоже вошла девочка Катя.

Все еще девочка Катя.

Но из лесу выходит мальчик Костя, Катя остается в прошлом.

«Нет, не в прошлом!..» - сказала себе Ирина Александровна. – «Не в прошлом!..»

Катя ведь не просто очень хорошая, просто замечательная девочка!.. Она – очень необычная, потрясающая, совершенно отдельная личность!.. И разве можно расстаться с ней просто так?.. Расстаться с ней навсегда?.. Пусть она останется! Хотя бы глубоко в его душе. И моей, и моей.

В любом случае, как бы не складывалась дальше жизнь, Ирина Александровна Катю не забудет никогда. Никогда! Не зря же она взяла с собой часть ее платьев и кукол. Не говоря уже об альбомах с фотоснимками и дисков с разными видеозаписями, сделанными в течение прошедших двух лет.

И это, последнее платье, надо будет тоже сохранить.

Идя вслед за Костей к машине, с аккуратно сложенным платьем Кати в руках, Ирина Александровна внимательно оглядывала стройную фигуру сына.

Как необычно он двигается!.. Необычно для мальчика. Но это ни в коем случае не выглядит манерным или отталкивающим. Просто в его движениях нет резкости или грубости. Ведь резкости и грубости нет и в нем самом.

В сердце Ирины Александровны кольнула тревога.

В мире, в который они возвращаются, грубости хватает!.. А мальчики, да и девочки тоже, как и вообще подростки, бывают очень, очень жестокими.

А Костя уже подросток. Это ведь Кате было одиннадцать лет. А Костя на два года старше. Ему тринадцать.

Ирина Александровна вздохнула.

Им с Костей ко многому придется привыкать заново.

К очень многому!..

В машину они сели молча и без промедления выехали на трассу.

Солнце поднималось все выше. Стали попадаться встречные автомобили. До города оставалось еще больше двух третей пути, если ехать с такой же скоростью.

Ведя машину почти автоматически, Ирина Александровна время от времени поглядывала на Костю.

С ним явно что-то происходило. Как будто после внешнего преображения внутри него пришла в действие некая пружина, которую он вольно или невольно сдерживал с того самого дня, когда им стало понятно, что с Катей пора прощаться.

Дело было, оказывается, было вовсе не прическе, не в платье, да и тонкие черты его лица оставались прежними. Но при этом с каждым мгновением лицо Кости становилось все менее девчачьим.

Ирина Александровна вспомнила тот день, неделю назад, когда она при взгляде на своего спящего ребенка поняла, что видит перед собой не Катю, а Костю.

Но в тот день это было только впечатление, предназначенное, возможно, только ей самой. А теперь Костя проявлялся все ясней и ясней, и даже совсем постороннему взгляду уже было отчетливо видно, что рядом с Ириной Александровной – мальчик.

Не кто иной, как мальчик.

«Целых два года у меня была прекрасная, необыкновенная дочь. И я чувствую, что она и сейчас со мной, и будет со мной… Но - вот он, мой сын!.. – со всей убежденностью сказала себе Ирина Александровна. – Я вижу его все яснее. Я вижу, как он возвращается в свое тело, которое принадлежит ему даже не по праву рождения, а по праву самой жизни. И вместе с ним мы возвращаемся в мир, на который у нас тоже есть свои права!..»

В этот раз живой туман вокруг него переливался огнями теплыми, искристыми, радостными, но лик ангела был мрачен, крылья плотно сложены, и весь его облик выражал с трудом сдерживаемый гнев и несогласие.

- Я вижу, ты очень сердит на меня… - мягко произнес голос, возникший прямо из тумана.

- У меня нет на это права… - мрачно ответствовал ангел. – К тому же на этот раз я выполнил твою волю в точности… Ах, как я жалею теперь, что сделал это!..

- Право испытывать чувства есть у каждого существа. – спокойно возразил ангелу голос. – А что касается моей воли… Ты не мог не выполнить ее. Только ведь и на этот раз ты стремился сделать несколько больше, чем я тебе поручал!..

- Я не мог ограничиться только частью истины!.. Я хотел поведать им все, что считал нужным!.. Я старался изо всех сил! А ты мне мешал, всегда мешал!.. – вскричал ангел, уже не сдерживая свой гнев. – И вот теперь ты добился своего, они разделены!.. И никто не знает, через какие муки им предстоит пройти!..

- Это вовсе не муки.

- А что же это тогда?!..

- Испытания. Испытания, мой дорогой.

- Пусть так. Пусть так!.. Но любые испытания в приложении к ним кажутся мне излишними. И чрезмерными. Они такие нежные!.. Они такие чувствительные!.. Они такие слабые!..

- Они нежные, да. И очень, очень чувствительные. С этим я согласен. Этим они мне и дороги. Но они вовсе не слабые. Я тебе ведь об этом уже говорил в прошлый раз.

- Но они ведь еще не взрослые! Их нужно оберегать, охранять и защищать, пока они хотя бы еще немного подрастут, а ты!..

- Что – я?..

- Ты обрек их на долгие страдания, на слезы и боль!..

В тумане возникло плавное движение.Без слов, без звуков оно выразило ангелу понимание, сочувствие, утешение.

- Я знаю, ты очень любишь их… - вслед за движением вновь раздался и голос.

- Очень.. Очень!.. – встрепенулся ангел. – Так, как никто другой любить не может!.. Я готов неотлучно быть рядом с ними!.. Я готов защищать их от любой напасти, от любой беды, и даже если бы само небо обрушилось на них, я сделал бы все возможное и невозможное, чтобы они остались невредимы!..

- Ну а я, по-твоему, не люблю их?.. По-твоему, я желаю им зла?.. По-твоему, я и есть та сила, которая готова обрушить на них небо?..

- Ты уже его на них обрушил!..

- В определенном смысле - да. Я ведь не меньше тебя хочу, чтобы они были счастливы. И даже больше. Но их счастье должно стать прочным. Для этого оно должно быть уравновешено и укоренено.

- Уравновешено?.. Укоренено?..

- Да. Да. Чувствительные, но слабые быстро гибнут. Сильные, но бесчувственные становятся орудиями зла. Не связанные с другими, или связанные не гармонично, становятся уродами и способны изуродовать и тех, кто попадается им на пути. Причем не только в переносном, но и в прямом смысле. Понимаешь?..

- Я стараюсь понять…

- Старайся, старайся. О гармонии, которая связывает все миры, все Вселенные, мы с тобой уже говорили. На пути к ней страдание и боль неизбежны… Но только так, и никак иначе, можно прийти к состраданию. Только так можно научиться сострадать, не умирая вместе с тем, кто нуждается в помощи. Ведь у каждого существа свой срок жизни, и его нельзя нарушить, не нарушая вселенской гармонии. С другой стороны, иногда помочь другому по-настоящему можно, только отдав всю свою жизнь без остатка…

Ангел встрепенулся.

- Нет, нет!.. Не отнимай у них жизнь! Не заставляй меня снова делать это!..

- Успокойся, успокойся. Это я так, размышляю вслух… Твоим подопечным предстоит жизнь долгая и счастливая – если, конечно, мы с тобой все сделаем правильно!..

Ангел судорожно повел крыльями, но промолчал.

- Теперь, когда между ними легло расстояние, я наделяю тебя дополнительными способностями!.. – значительно сказал голос. - Отныне ты можешь быть одновременно в нескольких местах и приносить утешение и заботу нескольким людям сразу, как наяву, так и в снах. Тут я тебя одобряю, одобряю... Но вновь хочу предостеречь – не переусердствуй!.. Не действуй за них!.. Дай им возможность самим принимать решения и действовать!..

Ангел, сохраняя молчание, склонил голову в знак повиновения. Чело его разгладилось, и былой гнев уступил место пониманию и смирению.

- Ну, теперь лети, лети! Исполняй свой труд. А я, как водится, пригляжу за тобой. На всякий случай…

Глава шестая

1

Со смешанными чувствами Костя вошел в свою городскую квартиру, в которой не был два года.

Впрочем, здесь многое изменилось. В свое время плату за проживание постояльцы внесли ремонтом. Были переклеены обои, переложен кафель, вставлены новые оконные рамы, значительная часть мебели была удалена самой Ириной Александровной и подарена друзьям.

Поэтому квартира выглядела совершенно иначе, всем своим нынешним видом обозначая рубеж, вход в новую жизнь. Ирина Александровна постаралась и еще более усилить эту новизну приобретением новой мебели, которую они выбирали вместе с Костей. Были также куплены два новых компьютера, один для Ирины Александровны, другой для Кости, поскольку он выразил желание освоить дизайнерские программы. Компьютерные игры интересовали его в гораздо меньшей степени.

Да и могли они разве сравниться с настоящими играми, которыми были увлечены Катя с Аней?..

Отдельную статью в расходах заняла покупка новой одежды и обуви для Кости.

Ну а Катину одежду, куклы, игрушки, и прочее, что Ирина Александровна взяла с собой из Дубравки, она аккуратно, не привлекая к этому занятию Костю, сложила в пакеты, в коробки, и спрятала подальше в кладовку.

И сама Катя, после всего лишь нескольких дней жизни Ирины Александровны и Кости в городе тоже ушла куда-то далеко-далеко, как будто до нее теперь было неимоверное, непреодолимое расстояние.

Но грустить о ней в эти первые дни лихорадочной беготни по магазинам Ирине Александровне и Косте было некогда.

Грусть навалилась чуть позже.

И даже не грусть.

Тоска, глубочайшая тоска.

Она застала Костю и Ирину Александровну в разных местах. Костя оставался дома, поскольку летние каникулы были в самом разгаре, а Ирина Александровна, по настоянию Григория, вышла на работу. Григорий сразу предложил ей возглавить группу новых проектов, но Ирина Александровна отказалась, сославшись на то, что сначала ей нужно восстановить профессиональные навыки после значительного перерыва в работе.

Григорий, официально Григорий Николаевич, был вынужден согласиться. Ирине Александровне выделили отдельное рабочее место, и она принялась разбираться в новой-старой сфере деятельности, наводя порядок и в собственной голове.

Очень быстро работа захватила ее целиком. Уж очень Ирина Александровна соскучилась по архитектуре, которую всегда воспринимала, как дело своей жизни.

Только к середине второй недели работы Ирина Александровна заметила, что Костя все время остается дома.

По утрам они поднимались вместе, и Костя готовил завтрак им обоим (Катя у мамы научилась готовить очень неплохо!..), потом Ирина Александровна уезжала, а Костя усаживался за компьютер, вникая в профессиональные программы создания объемных интерьеров.

Внешне он всегда был спокоен, всегда в ровном настроении, и потому до поры до времени спокойна была и сама Ирина Александровна.

О Кате, Ане, вообще прошлой жизни в Дубравке они не говорили. Обоим было трудно сейчас говорить об этом. «Ничего, ничего, - думала Ирина Александровна. – Нужно время, время!..»

В общем, в первые дни Ирине Александровне казалось, что все идет как будто бы хорошо.

Увы, она ошибалась.

Когда схлынуло первое волнение, вызванное возвращением в себя самого, выяснилось, что себя-то самого Костя и не нашел!.. Он чувствовал себя так, как будто его просто нет. Он знал, как быть маленьким мальчиком, больным мальчиком, жизнерадостной маленькой девочкой, но как быть вполне здоровым подростком тринадцати лет, он не знал!.. Не понятно было, как научиться быть этим самым подростком, у кого научиться, когда, как!.. И потому с каждым днем Костя все глубже погружался в бездну растерянности, неуверенности, страха.

Вот почему он бессознательно ограничил свой нынешний мир хоть и перелицованными, но привычными стенами квартиры и теми виртуальными пределами, которые мог предложить ему компьютер.

И Катя тоже не могла ему помочь. Не сумев пока вернуться к себе, он как будто бы потерял и ее. Он даже не мог вспомнить, как звучит ее звонкий голосок. А когда он попытался посмотреть видеозапись строительства того домика, которое окончилось ведь совсем недавно, то с ошеломлением понял, что смотрит на Катю как на совсем постороннюю.

«Это – я?!.. – поразился он. – В этом нарядном платье?!.. С такой прической, с бантиками, играю в куклы?.. Это невозможно! Я не мог быть этой девочкой!..»

И это впечатление не было изменой или предательством по отношению к самому себе в недавнем прошлом. Это было последствием сильнейшей душевной встряски, которую он переживал очень болезненно.

Не удивительно, что Ириной Александровной постепенно овладела тревога.

- Ты что, опять целый день сидел за компьютером?.. – спрашивала она Костю, возвращаясь вечером домой.

- Ну, в общем, да. – признавался Костя.

- И не был на улице?.. День вон какой прекрасный!..

- Не был. Да и некогда было. Я осваивал новый режим. Почти освоил. Еще немного осталось.

- Но.. Ты не голоден?.. Ты не устал?..

- Нет, мама, нет. – отвечал ей Костя все тем же ровным голосом и даже улыбался, слабой улыбкой, в которой ничто не напоминало солнечную улыбку Кати.

- И.. И к тебе никто не заходил?.. Ну, допустим, Саша или Витя?.. Они ведь были так рады, когда мы вернулись!..

- Саша заходил. Немного посидел и ушел.

- Ушел?..

- Да. Его позвали играть в футбол.

- А ты?.. Ты не пошел с ним?..

- Ну, мама, не пошел. Я же не умею играть в футбол. И ни в какие спортивные игры тоже.

- Ты ведь когда-то умел!.. – возражала Ирина Александровна.

- Нет, не умел. Тогда я был маленький и еще учился играть. А они за это время уже научились. Мне за ними не угнаться. И потом, мне кажется, что им со мной будет не интересно.

- Почему – не интересно?..

- Ну, потому, что я не умею того, что умеют они.

- Не умеешь?..

- Мама, да ты не волнуйся. В принципе, это не важно. Два года они обходились без меня, обойдутся и дальше.

Местоимения «они», «им» Костя произносил все тем же ровным голосом, но с каждым днем он становился все более отстраненным.

Это очень, очень не нравилось Ирине Александровне. Ее тревога начинала переходить в панику.

Если Катя была солнышком и центром компании детей в Дубравке, то Костя, судя по всему, готовился к роли изгоя среди сверстников.

Кроме всего прочего Костя, в отличие от Кати, оказался закрыт от Ирины Александровны. И с каждым днем закрывался все больше. Ирине Александровне нужно было самой догадываться о том, что происходит в его душе.

С Катей было так просто! Так весело и ясно! Ее можно было обнять, усадить на колени, пошептаться, посекретничать, чувствуя полное взаимопонимание.

С Костей, внезапно перескочившим через два года, причем с одного поля на другое, это было невозможно. Его тоже можно было обнять, конечно, и он не сопротивлялся, не напрягался, по крайней мере внешне, но это ничуть не помогало Ирине Александровне стать к нему ближе.

Она понимала, что должна ему помочь, но не знала как.

И никакие книжки и посторонние советы не могли помочь ей самой.

И ни с кем она не могла поделиться происходящим.

Разве кому-то можно было бы что-то объяснить?.. Разве кто-то способен был поверить ей и понять ее?..

И дать ей настоящий совет, оказать ей настоящую помощь!..

2

Наконец, в один из дней Ирина Александровна почувствовала, что близка к взрыву.

Это было в самый разгар рабочего дня.

Она сидела за компьютером, глядя на линии чертежа, но не видя их и не имея сил работать. Ей хотелось вскочить, закричать, броситься куда-нибудь, что-нибудь сделать, может быть, сломать что-нибудь. Но она знала, что это все ей не поможет.

Ирина Александровна закрыла глаза, желая также закрыть и слух, и разум, и все чувства. Чтоб ничего не видеть, не слышать, не говорить ни с кем и не думать ни о чем.

Чтобы не взорваться на самом деле.

И вдруг рядом с ее столом кто-то остановился.

Ирина Александровна осторожно открыла глаза и подняла голову.

Это был Григорий.

Он смотрел ей в глаза очень внимательно, и Ирина Александровна вдруг непроизвольно поднялась со своего рабочего кресла, с застывшим сердцем вглядываясь в лицо своего бывшего коллеги и нынешнего шефа.

Вдруг откуда-то повеяло свежим воздухом, как будто кто-то невдалеке взмахнул мощным крылом, и Ирина Александровна подумала, что она давно, целую вечность, не чувствовала ничего подобного.

Они с Григорием смотрели в глаза друг другу молча, и Ирине Александровне показалась, что продолжавшиеся невидимые взмахи как будто бы окутали их невидимым облаком, закрыв на время от окружающей деловой суеты.

Чем дольше смотрела она в глаза Григорию, тем больше очаровывалась их глубиной. В ней скрывалось многое, не было только одного – темного донного ила.

И тогда Ирина Александровна поняла, что она смотрит в глаза человеку, который один на всем белом свете способен понять ее.

Она почувствовала жгучее желание немедленно, не сходя с этого места рассказать ему все-все, и даже, может быть, прижаться к нему и просто, по-женски, разрыдаться!..

Мысли Ирины Александровны заметались. Она уже открыла было рот, глубоко и прерывисто вздохнула…

Но не успела сделать ничего.

С еще одним мощным потоком воздуха невидимое облако вокруг них в один миг растаяло, и Григорий спокойно сказал:

- Ирина, здесь начинается ремонт. А твоей группе будет приготовлено помещение на третьем этаже. Пора приниматься за настоящую работу.

- Пора?.. – слабым голосом повторила Ирина Александровна.

- Да. – коротко ответил Григорий. – Так что ты поезжай домой.

- Почему?..

- Потому что сейчас придут рабочие, этот стол отсюда уберут. Вместе с компьютером. Все, езжай, езжай. Займись сегодня своими домашними делами, раз уж предоставилась такая возможность.

И Григорий развернулся и ушел.

Ирина Александровна глядела ему вслед ошеломленно. Он сказал и сделал вовсе не то, что она ожидала. Но она была абсолютно уверена, что он сказал и сделал именно то, что должен был сделать!.. Правда, она не знала, верить или не верить его словам насчет ремонта.

Но тут рядом с ней появились два очень деловых молодых человека в рабочих комбинезонах, и один из них сердито сказал:

- Ну вот, все как всегда! У нас, между прочим, график! А вы еще даже компьютер не отключили!.. У вас – пять минут.

- Пять минут?..

- Не больше!.. – торжественно подтвердил рабочий. – Вас же отпустили?.. Так почему вы еще здесь?..

Ирине Александровне не осталось ничего другого, как и в самом деле отправиться домой.

3

Костя все так же сидел за своим компьютером, сосредоточенно глядя в монитор. Его пальцы порхали над клавиатурой, и Ирина Александровна подумала, что он очень похож сейчас на робота, действующего по некоей программе, законов которой ей не постичь.

Она зябко передернула плечами и осторожно позвала:

- Костя! Костя!..

- Мама?.. – повернул он голову, спокойно глядя на нее. – Ты на обед приехала?..

- Нет, я сегодня совсем… Меня отпустили пораньше.

- А!.. – заметил Костя. – Это хорошо.

И вновь повернулся к компьютеру.

Если бы Ирина Александровна находилась в своем недавнем паническом состоянии, этот равнодушный прием точно привел бы к взрыву.

Но паника ее, оказывается, уже угасла, никак не проявившись. Отчего бы это?..

Немного поглядев на лицо Кости, озаренное мерцающим светом монитора (шторы в комнате были плотно закрыты), Ирина Александровна переоделась в домашнюю одежду и отправилась на кухню. Ей пришла в голову мысль приготовить что-нибудь изысканное.

Она делала все преувеличенно старательно, и потому пробыла на кухне намного больше времени, чем обычно.

И в тот самый момент, когда фаршированная курица была уже готова, послышался вызов домофона.

Ирина Александровна взяла трубку.

- Я слушаю… Кто там?..

- Это я, Григорий!..

Ирина Александровна растерялась.

- Григорий?.. Почему?.. – неловко спросила она.

- Да, я знаю, что не должен был приходить без приглашения. Но вот я тут проезжал мимо… случайно… И вдруг вижу – арбузы продаются!.. Ну я и купил один. Причем самый большой!.. Это не арбуз, а просто великан какой-то. Так что тебе придется меня впустить. Иначе я просто надорвусь!..

Ирина Александровна непроизвольно улыбнулась. Это говорил именно Григорий, а не Григорий Николаевич. Как она забыла?.. Он ведь всегда был таким, способным на неожиданные поступки. Но все его поступки были всегда к месту.

И все же Ирина Александровна колебалась. Не в том она сейчас состоянии, чтобы принимать гостей…

- Ну, сил больше нет! – сказал Григорий. – Еще немного, и я его уроню. Будет очень обидно!..

- Нет, нет, не надо ронять! Заходи скорей!.. – решилась Ирина Александровна.

4

Арбуз в руках Григория был действительно впечатляющих размеров.

- Ты уж извини, я не разуваясь… - пропыхтел Григорий.

И протопал с арбузом на кухню, где и выгрузил его на стол.

- Ох, как хорошо!.. – простонал он, встряхивая руками. – Какой груз с плеч!..

- Как же ты все-таки оказался здесь?.. – улыбаясь, спросила Ирина Александровна. – Неужели на самом деле случайно?..

- Конечно, случайно!.. – возмущенно заявил Григорий. – Тут пробка, там объезд. Ну вот я и поехал, куда стрелки показывали. Потом смотрю налево – вот он, твой дом. Смотрю направо – арбузы. Ну, я и не выдержал искушения!..

- Арбузами?..

- И арбузами, и надеждой на общение. В неформальной обстановке!.. – признался Григорий. – А где же твой Костя?.. Давненько я его не видел!..

- Костя – там, в своей комнате. Осваивает компьютер.

- Ага, борьба с демонами ада?..

- Нет, играми он как-то не очень увлекается. Он дизайнерские программы осваивает. Хочет заняться интерьерами.

- Великолепно! – обрадовался Григорий. – Сын – весь в маму. К тому же хорошие интерьерщики, как и вообще хорошие проектировщики, нам очень даже нужны.

- Ну, какой он там проектировщик!.. Ему еще только тринадцать… - возразила Ирина Александровна.

- Лиха беда начало! – заявил Григорий.

И решительно зашагал в комнату Кости.

Ирина Александровна рванулась было, чтоб его удержать, но не успела – Григорий двигался не только очень решительно, но и очень быстро.

Однако двери в комнату Кости он открыл бесшумно, и в саму комнату не вошел даже, а проник, просочился - вкрадчиво, как хищник на разведке.

Так же, вкрадчиво и осторожно, Григорий вышел на середину комнаты, внимательно осматриваясь и чуть ли не принюхиваясь.

Ирина Александровна следила за ним со страхом и восхищением. Таким она Григория еще ни разу не видел. Она хотела что-то сказать, предупредить какие-то действия своего «случайного» гостя, но ее остановил взмах невидимого крыла. В налетевшем от него потоке свежего воздуха Ирина Александровна ясно расслышала успокаивающий голос: «Подожди! Подожди! Не мешай…»

- Ну что же, работа в самом разгаре… - пробормотал Григорий как бы самому себе. – Но в комнате слишком темно. Это вредно! Особенно для юных глаз…

И, стремительно переместившись к окну, Григорий одним широким движением распахнул плотные шторы, а потом открыл и само окно.

Комната озарилась светом и наполнилась шумом, налетевшим со двора. В нем сливались звуки ударов баскетбольного мяча, возбужденные крики пацанов-спортсменов и зрителей, материнский пронзительный голос, сердито зовущий своего отпрыска домой, хлопанье автомобильных дверей, птичье щебетанье, и множество других уличных звуков, природу которых можно было определить с изрядным трудом.

- Ну, вот так-то гораздо лучше!.. – удовлетворенно сказала Григорий. – От мира ведь прятаться бесполезно… Так или иначе, он все равно ворвется…

- Куда?.. – вырвалось у Ирины Александровны.

- В жизнь, разумеется, в жизнь! – быстро и весело ответил Григорий. – Во все ее уголки, в том числе и в самые труднодоступные!..

Взгляд Ирины Александровны метнулся в сторону Кости.

Костя отвлекся от монитора и смотрел на Григория напряженно, и почти не мигая.

Григорий уловил его взгляд и быстро подошел к его столу.

- Привет! – бодро сказал он. – Меня зовут дядя Гриша. Ты должен меня помнить, хотя последний раз мы с тобой виделись года три назад.

Костя встал со своего места и напрягся, как струна – так же, как сегодня днем сама Ирина Александровна.

- Здравствуйте. – тихо ответил он Григорию. – Конечно, я вас помню.

«Боже мой, только бы он не сказал чего-нибудь лишнего! – взмолилась про себя Ирина Александровна. – Только бы не начал задавать ненужные вопросы!..»

Григорий метнул в нее иронический взгляд и быстро спросил Костю:

- Арбузы любишь?..

Ирина Александровна шумно выдохнула.

- Я люблю всякие фрукты. – немного подумав, ответил Костя.

- Арбуз, который я принес – не всякий! – возмущенно ответил Григорий. – Это – совсем особенный арбуз. Здоровеннее этого арбуза ты не видал за всю свою жизнь!..

Костя невольно улыбнулся, и впервые за последние две недели Ирина Александровна увидела на его лицо отсвет солнечного Катиного настроения.

«Боже мой!.. Боже мой!..» - вновь воскликнула Ирина Александровна мысленно.

- А он сладкий?.. – спросил Костя. – Этот ваш особенный арбуз?..

- Если только он окажется не сладким, мы метнем его с балкона!

- С балкона?..

- Вот именно, с балкона! Обратно продавщице, у которой я его купил!

- Но, если он большой и тяжелый, мы его, наверное, не докинем!..

- Ничего, мы поднатужимся!.. – с неподражаемой гримасой заявил Григорий.

И тут Костя засмеялся. Пусть и не так, как обычно смеялась Катя, но с ее чудесными серебряными интонациями.

Глазам Ирины Александровны сделалось горячо. Стараясь чтобы ее голос звучал непринужденно, она сказала:

- Я лично надеюсь, что арбуз нас не разочарует. Но, может быть, до арбуза мы уделим немножко внимания и фаршированной курице?..

- Чем фаршированной?.. – быстро спросил Григорий.

- Болгарским перцем! Сладким…

- Хм!.. Российская курица, фаршированная болгарским перцем… Это очень даже патриотично. И, одновременно, интернационально!..

Ничего такого особенно не было в этой его очередной шутке, к тому же не такой уж и остроумной. Однако выдал ее Григорий с новой гримасой, настолько забавной, что Костя опять засмеялся.

- Прекрасно! – сказал ему Григорий. – У нас с тобой удивительно тонкое чувство юмора.

- Да уж!.. – сказала Ирина Александровна, чтобы хоть что-то сказать.

Костя смеялся. И это было гораздо лучше, чем видеть его неживое лицо и слушать равнодушный голос.

Ужин удался на славу, и с первой же минуты принял такой семейно-непринужденный характер, как будто Григорий и в самом деле был… в самом деле был их частым гостем. Отдавая должную дань и курице и арбузу, он ухитрялся много говорить и шутить, вызывая уже не просто смех, а взрывы безудержного хохота у Ирины Александровны и Кости.

Незаметно наступил вечер. Всеми овладело ощущение, что пора прощаться. Кто-то должен был сказать об этом первым.

Ирина Александровна вздохнула.

- Ну вот… - начала она, нерешительно улыбнувшись.

И вот тут Григорий быстрым движением положил ей на руку свою ладонь и сказал:

- Я знаю, знаю, что ты хочешь сказать! Мол, прекрасный был вечер, и все такое, но уже скоро ночь, и всем пора бай-бай!.. У меня другое предложение…

Григорий сделался серьезным и даже слегка нерешительным.

- Должен сознаться… Это по поводу случайного и неслучайного… - как будто бы смущенно заговорил он. – В общем, мне сегодня пришла в голову блестящая мысль. Я решил пойти в отпуск. На недельку. Прямо с завтрашнего дня!..

- Ты.. Ты опять шутишь?.. – недоверчиво спросила Ирина Александровна.

- Даже и не думал.

- А.. А как же компания?.. В разгар сезона?..

- С компанией все будет в полном порядке. У меня есть заместители, которые знают, что им нужно делать в любых обстоятельствах. А, самое главное, у меня есть команда!..

- Вот как… - неловко пробормотала Ирина Александровна. – И куда же ты планируешь поехать?..

- А, тут недалеко! В свой коттедж. Вот там-то я и намерен устроить себе небольшую передышку от трудов праведных.

- И вам не будет скучно?.. Одному?.. – вдруг спросил Костя.

- Да ни в коем случае! – воскликнул Григорий. – Потому что я намерен взять вас обоих с собой!..

Ирина Александровна растерялась.

- Но.. Я же работаю… - пробормотала она. – Тем более, ты сам сказал, что мне нужно завтра принимать кабинет…

- Ну, видишь ли, там возникли непредвиденные обстоятельства. Не все оказалось готово!.. Потребуется как раз примерно неделя, чтобы все довести до ума. Так что выхода нет!..

- Нет?..

- Нет!.. Вам придется отправиться со мной. И вообще, там рядом река, свежий воздух, деревенская обстановка. Но никаких деревень рядом. Там все еще только начинает строиться…

Ирина Александровна быстро взглянула на Костю.

Он ответил ей нерешительным взглядом.

- И вообще. – быстро сказал Григорий. – Мой любимый вид отдыха – чревоугодие. Мечтаю о повторении сегодняшнего ужина. Неоднократном!.. Предвкушаю также обеды. И завтраки.

- И полдники… - неожиданно добавил Костя.

- Вот именно!.. Вот именно!.. Обязуюсь выполнять всю черновую работу по кухне!.. Мыть кастрюли, драить сковородки и даже чистить лук!..

- Ну, если так!.. Пожалуй, можно и поехать!.. – улыбнулась Ирина Александровна. – Как ты, Костя?..

- Я – как ты. – ответил Костя.

- Отлично! – быстро сказал Григорий. – В таком случае, быстренько все убираем – и в путь.

- Как – в путь?.. – поразилась Ирина Александровна. – Прямо сейчас?..

- Конечно! А когда же еще?.. Тут езды-то всего километров тридцать, не больше!..

Глава седьмая

1

Коттедж Григория, выстроенный в живописном месте, был первым законченным строением в этом поселке. Рядом высились в основном только коробки будущих домов, далеко не все из которых увенчивались крышами.

- Да, я самый первый закончил строительство!.. – гордо сказал Григорий. – И в этом есть свои преимущества. Ни одной живой души рядом! Кроме строителей и охранников. И это просто замечательно, когда хочется уединения.

- А.. Как же вода? Электричества?.. Удобства?.. – осторожно спросила Ирина Александровна.

- Электричество мы подвели в первую очередь. Вон, смотри, столбы с проводами!.. Провода вот только в темноте не видно. Завтра увидите. Воду качаем из скважины. Ну а раз электричество и вода есть, все остальное - дело техники!.. Ладно, уже поздно. Пойдемте, я покажу вам ваши комнаты, все остальное завтра, завтра…

2

Свежий воздух здесь, за городом, и окружающая тишина напоминали Ирине Александровне Дубравку. Судя по задумчивому лицу Кости, он чувствовал то же самое. Но вслух об этом они не сказали ни слова.

Зато они очень душевно поговорили о всякой всячине, как не разговаривали уже несколько недель. И поцеловала Ирина Александровна Костю перед сном точно так же, как еще совсем недавно целовала Катю…

Спала она очень крепко, без снов, и проснулась разом, тут же ощутив витающий в воздухе запах чего-то очень вкусного.

По запаху она легко нашла путь на просторную кухню, где у плиты самозабвенно орудовал Григорий.

- Доброе утро! – сказала она ему. – Ты вгоняешь меня в краску!..

- Привет!.. – жизнерадостно отозвался Григорий. – Ну, видишь ли, встал я, значит, утром, чтобы начистить лука, как договаривались. И как-то вот увлекся!.. Начистил лука, нарезал мяса, и останавливаться на этом мне показалось нелогичным... Буди Константина. Жаркое почти готово. Собственно, это единственное блюдо, которое я и в самом деле умею готовить!..

- Здрасьте!.. – сказал Костя, заглядывая в кухню через мамино плечо. – Я уже проснулся. Какая у вас кухня большая!..

- Это потому что я вообще люблю простор! – гордо заявил Григорий. – Ну, быстренько умывайтесь, и будем завтракать.

Завтрак, как и вчерашний ужин, сопровождался приятной беседой. Григорий очень удачно и к месту шутил, и над его шутками Костя смеялся еще веселее, чем вчера. По всему было видно, что в обществе Григория он чувствует себя совершенно свободно.

В его смехе Ирина Александровна явственно слышала прежние нотки, Катины. Но впридачу к ним появились и какие-то совсем новые, которых до сегодняшнего утра не было.

«Это – Костя. – сказала себе Ирина Александровна. – Вот так смеется Костя!..»

Со стола убирали так же дружно, как завтракали.

- Ну я, пожалуй, помою посуду и займусь обедом, - сказала Ирина Александровна. – А вы с Костей…

И замолчала, увидев, как Костя вновь напрягся.

Что – «они с Костей?..» Что могут они делать вместе с Григорием?..

- У вас тут есть компьютер?.. – неловко спросил Костя.

Глаза Григория странно блеснули.

- Нету! – весело ответил он. – Нету у меня тут ни компьютера, ни телевизора!..

- А.. А книги какие-нибудь есть?..

- Какие-нибудь вроде есть. И даже довольно много!.. Но стоит ли заниматься сейчас книгами?.. Пойдем-ка лучше мяч погоняем!.. Тут, за домом, шикарное поле!..

Костя густо покраснел и весь как-то сжался.

- Я.. Я не умею. – произнес он тихо. – Я не умею играть ни в какие спортивные игры…

Ирина Александровна метнула в Григория беспомощный взгляд.

«Не надо!.. Не продолжай!.. Не говори ничего!..» - хотела она сказать.

Но Григорий в ответ еле заметно покачал головой, а Косте сказал:

- Ну, это не проблема!.. Все люди когда-то ничего не умели, а потом научились!.. Так что пошли, пошли!.. Постоишь для начала на воротах. Я тебя научу брать самые мертвые мячи!..

И Григорий чуть ли не силой вытолкал Костю на улицу.

Занимаясь приготовлением обеда, Ирина Александровна чуть не каждые пять минут выглядывала из окна и видела, как напряженно и скованно двигается Костя, как неловко он прыгает, пытаясь взять мяч. Но, как это ни удивительно, большинство из них он все-таки брал!.. В основном это была не его заслуга. Григорий играл с ним в поддавки.

Впрочем, довольно скоро Костя расслабился, стал двигаться более свободно, и тогда Григорий начал подавать ему действительно трудные мячи. Но Костя в азарте игры брал их с почти с прежней легкостью!..

- Ах, ты вот так?.. – кричал ему Григорий. – А говорил – «не умею»!.. Ладно, мы тебе сейчас по-настоящему влепим!..

- А я возьму! Я все равно возьму!.. – в ответ кричал Костя ликующе.

И в самом деле брал!.. И с каждым новым прыжком, новой маленькой победой таяла его напряженность, его неуверенность в себе. С каждой минутой он все более овладевал собой.

«Какой он, все-таки, молодец!» - думала Ирина Александровна о Григории. – «Как много у него талантов!.. А я даже и не подозревала… Но ведь и Костя мой… мой мальчик… тоже кое-что умеет!.. Не зря ведь Катя была очень ловкой девочкой!..»

Ирина Александровна очень вовремя вспомнила Катю.

В тот самый миг, когда Григорий буквально выволок Костю на двор, она вдруг сказала:

«Не бойся!.. Я здесь!.. Я тебе помогу!..»

«Катя!.. – встрепенулся Костя. – Ты появилась! Где же ты была все это время?!..»

«Я просто отступила в сторонку. Как ты когда-то. Помнишь?.. Чтобы дать тебе возможность прийти в себя!..»

«Да уж!.. Если это называется – прийти в себя, то я уж и не знаю…»

«Ладно, ладно!.. – перебила его Катя. - Тут уж ничего не поделаешь. Это надо было пройти!.. В жизни, знаешь ли, бывают такие моменты!..»

«Какие - такие?..»

«Неприятные. Но неизбежные!..»

Костя вновь удивился, что Катя, придуманная девочка Катя, знает что-то такое, чего не знает он сам.

«Не исчезай больше так надолго. – попросил он ее. – Мне и так сейчас очень трудно… Ани нет рядом... Я очень, очень по ней скучаю!.. И тебя все эти дни как будто совсем не было!..»

«Я больше не исчезну. Я всегда буду с тобой. И в тебе.. Особенно теперь, когда ты все лучше чувствуешь самого себя!..»

«Лучше – это слишком громко сказано!.. Я пока что ничего не чувствую..»

«Ну, значит почувствуешь! И совсем скоро. Верь мне!.. Этот дяденька.. Он знает, что делает. И я тоже буду тебе помогать.»

«Как, как ты мне поможешь?.. Ты ведь никогда не гоняла в мяч!..»

«Зато как ловко я стреляла из лука!.. Помнишь?.. А какой уверенной я была наездницей!.. Что сказал этот дяденька?.. Научиться можно всему!.. Начинай! Учись!.. И у тебя получится!»

Вот после этого у Кости и стало получаться.

Тогда Катя радостно сказала ему:

«Ну, вот видишь? Всего лишь пару часиков попрыгал – и такие успехи. Я тобой горжусь!..»

«Спасибо! – ответил ей Костя. – Спасибо!.. Как вовремя ты появилась!.. И как же я тебе рад!.. Даже больше, чем самому себе!..»

В ответ на это Катя только хихикнула. И опять затихла. Но не исчезла, нет, не исчезла…

3

- А Константин-то, видала?.. – сказал Григорий Ирине Александровне за обедом. – «Не могу!.. Не умею!..» А как запрыгал, а?.. Какие мячи брал!.. Пеле бы обзавидовался!..

Ирина Александровна, улыбаясь, с некоторой тревогой разглядывала Костины ссадины.

- Завтра он ни рукой, ни ногой не шевельнет!.. – сказала она.

- Не волнуйся, шевельнет. Я ему вечером массаж сделаю. Самый настоящий. И утром тоже. Я умею. В свое время, знаешь ли, учился у профессионалов…

- Интересно, есть что-то такое, чего ты не умеешь?!.. – воскликнула Ирина Александровна с легкой иронией.

- Конечно, есть! Только я предпочитаю об этом не распространяться. Чтоб не портить наработанный имидж!..

Ободряюще похлопав Костю по руке, Григорий добавил:

- А все дело в том, что у Константина – великолепная координация движений. Двигается он так, что просто глаз не оторвать. Я из-за этого даже по воротам промахивался!..

Ирина Александровна посмотрела на Григория с сомнением.

- Это ты говоришь, просто чтобы ободрить Костю?.. Да?..

- Нет!. Это – самая обыкновенная правда! – серьезно ответил Григорий. – С его данными он запросто может стать профессиональным спортсменом. Или, допустим, великим актером. Если только захочет, конечно. И проявит должное старание.

Ирина Александровна и Костя переглянулись.

- Не хочу я быть ни спортсменом, ни актером. – сказал Костя. – Мне нравится архитектура. Как маме. У меня уже кое-что получается с интерьерами. И не только с интерьерами…

Григорий сощурился.

- Вот вернемся в город, я взгляну, чего у тебя там получается. А сегодня после обеда передохнем – и продолжим спортивные занятия!..

И они продолжили. После обеда. После ужина. На следующий день. И на следующий. И на следующий. От футбола они перешли к баскетболу, затем – к волейболу. И вновь Костя показывал удивительные для себя самого успехи, и вновь с ним все время была Катя.

Он все больше привыкал к этому новому двойному ощущению – чем явственнее он чувствовал в себе Катю, тем полнее был самим собой. Катина мягкость, нежность, солнечность, гибкость (во всех смыслах!..) закрепились в нем навсегда, но теперь к ним добавлялись мальчишеская уверенность, целеустремленность, ловкость, сила духа, способность терпеть боль от случайных и не случайных травм.

Теперь Костя уже не боялся нового, незнакомого мира, в который должен был вступить. И это было самое главное, чего он с помощью мамы, Григория и Кати добился в эти дни.

4

Аня тоже была с ним.

Она стала приходить к нему в снах.

Первый раз это случилось на седьмой день жизни в коттедже. До этого долгие несколько недель Косте не снилось вообще никаких снов.

А в ту великолепную ночь Косте во всех деталях и красках приснилась их первая встреча с Аней – тогда, на берегу пруда. Вновь к нему.. то есть к ней, к Кате… прибежали маленькие Маврик и Манюня, предупреждая, что сюда идет какая-то девочка… и тут же эта девочка, в футболке, в шортиках… с замазанными зеленкой загорелыми коленками… вышла к ним, да так и замерла, увидев самого Костю в образе девочки.. не Костю, а Катю… в нарядном платье… в шляпке.. в туфельках с пряжками… и кукол, сидящих за чаепитием прямо в траве, и красивую тележку, на которой куклы приехали сюда, и Костя, бывший Катей, отчетливо ощутил удивление, восхищение, восторг этой внезапной гостьи, и еще что-то совсем особенное, что происходит в первый миг только самых важных встреч в жизни людей…

«Привет!» – сказал Костя в образе Кати этой девочке. – «А я тут новенькая пока еще. Меня зовут Катя. Мы с мамой приехали в Дубравку месяц назад. Нет, уже больше, чем месяц.»

«Привет!..» – смущенно улыбнувшись, ответила девочка. – «А я тут уже старенькая. Меня зовут Аня…»

Да, именно эти слова они сказали друг другу в самую первую минуту первой встречи. И с этой же минуты почувствовали взаимное притяжение, взаимное тепло, согревшее их обеих… обоих, то есть… хотя Аня об этом не знала. Костя ловко спрятался за Катей!.. Катя ловко спрятала Костю!.. Было в этом какое-то волшебство, конечно, хотя ангел им тогда не помогал, Костя знал это совершенно точно. Значит, волшебство было в них самих!..

От этой мысли Костя почти проснулся. «Неужели это правда?.. – спросил он себя в полусне. – Мы с Аней – волшебники?..»

И Костя улыбнулся сам себе, не открывая глаз.

«Вот интересно, - спросил он себя дальше, продолжая балансировать на грани полусна. - Это только у нас так, или другие люди тоже могут быть волшебниками друг для друга?..»

«Могут!.. Могут!.. – ответил ему кто-то проникновенным, глубоким голосом. – Все могут… Не все стараются… Не все верят в свое собственное, прирожденное волшебство!..»

«Жаль… Жаль!..» - подумал Костя, вновь погружаясь в свой сладкий, объемный, необыкновенный сон.

5

Та ночь была необыкновенной не только для Кости, но и для Ирины Александровны.

В то время, как Костя уже сладко спал, и видел свой замечательный сон, она тихонько вышла на крыльцо, и, присев на теплые доски, стала смотреть в ясное небо.

- Что, сияем?.. – тихо спросила она яркие звезды. – Горим себе и горим!.. И дела нам нет до незаметной планеты Земля и ее маленьких жителей, с их незначительными проблемами!..

- Не такие уж они и маленькие. – негромко сказал за ее спиной Григорий. – И проблемы у них бывают очень даже значительные. Вселенские даже, я бы сказал...

- Ой! – засмеялась Ирина Александровна. – Ты меня напугал!..

- Разве?.. – все так же негромко спросил Григорий. – Что-то я не заметил, чтобы ты вздрогнула!..

- Если бы я вздрогнула, то еще и завизжала бы!.. – ответила Ирина Александровна. – Удивились бы даже звезды!

- Нет, этим их удивлять не стоит... – тихо сказал Григорий. – Можно мне посидеть рядом с тобой?..

- Ну, это ведь твой дом и твое крыльцо. Ты можешь не спрашивать разрешения… - тихо ответила Ирина Александровна.

- Дом – мой. – согласился Григорий, усаживаясь. – Но место рядом с тобой принадлежит тебе.

Он сказал это и внимательно посмотрел в глаза Ирине Александровне.

Она покраснела, но мысли ее текли ровно.

- Это утверждение прозвучало, как вопрос… - сказала она. И повторила: - Как вопрос… Но я еще не готова на него ответить.

Он медленно кивнул.

- Да, я понимаю. Понимаю…

Они немного помолчали.

А потом Ирина Александровна сказала:

- Я чувствую, как эта готовность зреет во мне. Но… Но самом деле я еще не свободна. Что-то очень важное еще не сделано. Не доделано…

- Это я тоже понимаю очень хорошо.

- Я вижу это. Я вижу.. – вздохнула Ирина Александровна. – И я знаю, что ты не нуждаешься ни в благодарностях, ни в извинениях.

- Да. Если я делаю что-то, я делаю это не только потому, что должен, но и потому, что хочу это сделать. – кивнул Григорий.

- И все-таки я скажу. – произнесла Ирина Александровна. – В общем, последние три года я была только мамой, и почти забыла, как это – быть еще и женщиной..

В ответ на это Григорий взглянул в глаза Ирине Александровне особенно внимательно.

- Но ты бы хотела вспомнить это?.. – спросил он.

- Да. Да!.. – прямо ответила Ирина Александровна.

- Я буду ждать. – коротко и четко ответил Григорий.

И, еще раз внимательно взглянув Ирине Александровне в глаза, он быстро поднялся и ушел в дом.

6

На следующий день всем троим без лишних слов стало ясно, что внезапный «отпуск» пора заканчивать. Ирина Александровна напоследок приготовила роскошный обед, и после небольшого отдыха все вновь погрузились в машину Григория.

Но в городе он направился в не ту сторону, где находился дом Ирины Александровны и Кости.

- Григорий, мы правильно едем?.. – осторожно поинтересовалась Ирина Александровна.

- Правильно!.. – коротко ответил Григорий.

И вскоре они подъехали к тому самому дому, который так поразил Ирину Александровну еще совсем недавно. Костя уже знал, что это «мамин» дом. Ирина Александровна устроила ему экскурсию сюда в первые дни после возвращения из Дубравки.

- Зачем мы здесь?.. – спросила Ирина Александровна.

- Ну, мы были в моем доме, а теперь приехали в твой!.. – ответил Григорий с озорным блеском в глазах.

- Мой он только в относительном смысле… - вздохнула Ирина Александровна. – Я ведь только автор проекта.

- Аплодисменты автору!.. – с пафосом сказал Григорий. – Выгружаемся! Пошли.

- Куда?.. Зачем?.. – с недоумением спросила Ирина Александровна.

- Пошли-пошли!..

И Григорий без объяснений повлек их за собой.

На лифте они поднялись на третий этаж, и Григорий блестящими ключами открыл одну из двух дверей на лестничной площадке.

- Входим!.. – скомандовал он. – Смотрим! Двери везде двустворчатые, это весьма удобно, не так ли?.. Прихожая большая. Кухня тоже.. Вот жилая комната, или, другими словами спальня… Еще одна. А вот – гостиная!..

- Ничего себе!.. – восхищенно сказал Костя. – Вот это объем! И лестница! Винтовая. Здесь что, ход на другой этаж?..

- Вот именно! Все квартиры в этом доме на третьем и четвертом, а также на десятом и одиннадцатом этажах – двухэтажные!.. Все, как и задумывала твоя мама.

- И… Можно мне сбегать наверх?..

- Можно, конечно, только лучше пока с этим погодить. У твоей мамы, как я вижу, есть вопросы!..

И Григорий с преувеличенно предупредительным выражением лица взглянул на Ирину Александровну.

- Что все это значит?.. – нервно спросила Ирина Александровна. – Зачем мы здесь, все-таки?..

- Ну, скажем так, некоторое время назад мне было озарение!.. Во сне ли, наяву – неважно! – странно ответил Григорий. – И я понял, что вам надо сменить обстановку. И тут же – бац!.. – вот эта квартира и подвернулась. Она, между прочим, последняя из свободных двухэтажных на этом уровне.

- Как это – подвернулась?.. Как это она моглаподвернуться?.. – еще более нервно воскликнула Ирина Александровна. - У меня нет денег, чтобы купить такую квартиру!..

- Нет – так будут! – заявил Григорий. – Деньги – дело наживное. Продашь старую квартиру, возьмешь кредит, будешь работать – заработаешь, какие проблемы?..

- Как у тебя все легко получается!.. – растерянно пробормотала Ирина Александровна.

- А мне вообще нравится делать так, чтобы все становилось легко! – заявил Григорий. – Переехать сюда вы можете уже сегодня. То есть не переехать даже, а просто остаться здесь. Стоит только позвонить в одно место, и упаковку, а также перевозку вещей, с последующей расстановкой, фирма организует в один миг!..

Потеряв дар речи, Ирина Александровна смотрела на Григория.

А Костя сказал:

- Мама, это же просто супер!..

- Вот именно! – кивнул ему Григорий.

И, обращаясь уже к ним обоим, серьезно и значительно сказал:

- Этот дом еще только заселяется, и здесь – совсем новая жизнь! Здесь о всяких старых бедах можно будет забыть окончательно. А еще здесь обязательно найдутся новые друзья для Кости. Потому что здесь вообще все новенькие!..

И Григорий вдруг озорно подмигнул Косте.

Костя даже рот открыл от изумления.

- Все новенькие… - пробормотал он. – Ну да…

Григорий, не дав ему опомниться, скомандовал:

- Константин, подойдем к окну!.. Открываем. Смотрим - спортивная площадка!

- Площадка?..

- Да. Но сейчас мы с тобой должны смотреть на нее аллегорически. Это не просто площадка – это точка отсчета, место, от которого надо оттолкнуться, чтобы продолжить путь!

- Путь?.. Какой путь?..

- Жизненный, естественно!. Ну так не медли! Вперед!..

- Но… Там сейчас пусто, никого нет…

- Когда ты там появишься, пусто уже не будет. А вскоре и еще кто-нибудь подтянется!..

Костя нерешительно оглянулся на маму.

- Иди, сынок, иди!.. – нервно сглотнув, сказала Ирина Александровна. – Дядя Гриша прав…

- Мяч – в машине!.. – добавил Григорий.

Костя, поколебавшись еще несколько секунд, вышел.

- Ирина, иди сюда! – позвал Григорий от окна.

Она подошла, и вместе с Григорием принялась наблюдать, как Костя медленно вышел на площадку, нервно оглянулся, а потом принялся отбивать футбольный мяч от тренировочной стенки. Звуки ударов разнеслись на весь двор.

«Как здорово у него получается!..» - с замиранием сердца сказала себе Ирина Александровна. – «Прямо глазам не верится!..»

- Посмотрим и подождем. – предложил Григорий.

Ирина Александровна молча кивнула.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на площадку откуда-то вышел мальчишка примерно одного возраста с Костей. Он подошел к Косте, и они о чем-то заговорили.

- Это – первое знакомство. – медленно сказал Григорий. – Оба, как всегда при первой встрече, стесняются. Они ведь и правда здесь новенькие!.. Но стараются казаться абсолютно невозмутимыми. Что им поможет освоиться и познакомиться поближе?.. Игра!.. Смотри внимательно...

Пришедший мальчик с Костей перешли к воротам, и пацаны, меняясь друг с другом, принялись забивать мячи. Костя двигался явно увереннее, и брал больше мячей, чем другой мальчик. И забивал больше.

- Ну вот, с первых же шагов он проявляет себя как лидер. – спокойно констатировал Григорий. – Видишь?..

- Да, да… - пробормотала Ирина Александровна, во все глаза наблюдая за игрой.

Откуда-то подошли еще два мальчишки, разного возраста и роста, а через несколько минут и еще два.

- Сейчас они разделяться на команды, и будут играть трое на трое!.. – комментировал Григорий. – Пацаны слетаются к мячу, как пчелы на мед!..

- Пчелы делают мед. Слетаются они на нектар!.. – поправила его Ирина Александровна со слабой улыбкой.

- Не важно!..

Действительно, пацаны разделились, и вскоре на площадке закипела бурная игра.

- А двигается он и в самом деле великолепно!.. И как владеет мячом!.. – задумчиво произнес Григорий. – Ну, девчонки! Держитесь!.. Все подушки будут мокрыми...

- Почему это они будут мокрыми?.. – не отрывая взгляда от Кости, спросила Ирина Александровна.

- Ну как почему?.. От неразделенной любви!.. – весело заявил Григорий.

У Ирины Александровны ёкнуло сердце. Что-то очень, важное и даже бесповоротное скрывалось за словами Григория.

«Боже мой!.. – сказала она себе. – Вот он – мой мальчик!.. Вот он какой теперь – ловкий, уверенный, крепкий!.. А где же моя Катя?.. Где моя маленькая девочка Катя?.. Неужели ее больше нет?!.. Она осталась в прошлом?.. И не вернется оттуда уже никогда?!..»

Чувства Ирины Александровны смешались. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

Но, продолжая во все глаза наблюдать за Костей, она обостренным материнским зрением увидела то, что было скрыто от многих других, и даже – до поры до времени - от Ани. Она увидела своего сына во всей его двойственности и цельности, во всей полноте его удивительной натуры. Увидев это, она еще раз убедилась, что богатства его особенного мира поистине безмерны, и что хранительницей их выступает не кто иной, как маленькая, солнечная, нежная девочка Катя.

Ее слабость – ее сладость.

Ее вера – ее счастье.

Ее сила – ее любовь.

Никуда она не исчезла, и не собиралась исчезать.

Она была здесь.

Она в этот самый момент вместе с Костей носилась по спортивной площадке, как когда-то носилась по всей Дубравке во множестве созданных ею образов. И Костя сейчас чувствовал себя так же прекрасно, как в то время, когда на нем было свободное «древнегреческое» платье, за спиной - колчан со стрелами, а в руках – меткий лук.

И тогда, наконец, Ирина Александровна почувствовала, как с ее души спадает застарелая тяжесть, а вместо нее приходит новая надежда и новая свобода.

Она не стала плакать.

Она вольно вздохнула и повернулась к Григорию.

- Спасибо тебе, Гриша! – сказала он. – Спасибо! Я одна, без тебя, этого бы никогда не добилась!.. Без тебя он бы никогда не выбрался!..

- Он бы выбрался. – покачал головой Григорий. – Только это обошлось бы ему большей кровью!..

- Не надо крови, не надо!.. – попросила Ирина Александровна. – Не надо страданий!.. Не надо боли!..

Григорий вздохнул.

- На это пожелание отвечу иносказательно… Кто мы все, как не звенья в бесконечной цепи случайностей?..

Ирина Александровна в ответ на это подарила ему взгляд настолько глубокий, что Григорий впервые за все прошедшее время растерялся.

А Ирина Александровна все смотрела и смотрела ему в глаза этим своим обжигающим взглядом, так, что все переворачивалось в душе Григория.

И тогда он, наконец, решился, и сделал то, что ему мучительно хотелось сделать уже очень давно.

Он крепко обнял Ирину Александровну и поцеловал ее, а она ответила ему так страстно, как не ожидала сама.

А потом, в налетевшем то ли из окна, то ли еще откуда-то потоке воздуха они взлетели, и понеслись все вверх и вверх.

- Тебе не кажется, что так высоко улетать опасно?.. – спросила Ирина Александровна, когда они на миг оторвались друг от друга, чтобы просто перевести дух. – А вдруг мы упадем?.. А парашютов у нас нет!

- Не упадем! Нам помогут небесные силы!.. – легкомысленно отозвался Григорий.

И новый поток воздуха выразил ему в этом полную поддержку.

Глава восьмая

1

На первый взгляд, мир Ани после отъезда Кати не претерпел столь же кардинальных перемен как мир Кости. Аня оставалась в том же месте и том же доме, где провела всю свою жизнь, ей не нужно было перепрыгивать через два года жизни, и, самое главное, не нужно было играть совсем другую жизненную роль.

Но одна лишь внезапная потеря Кати стала для Ани ничуть не меньшим потрясением, чем для Кости все его перемены вместе взятые. Правда, природа этой потери была совсем иной, нежели сама Аня или кто-либо из ее близких полагали в то время.

Ах, если б это был всего лишь отъезд милой подружки!..

Ах, если б это была всего лишь детская, преходящая привязанность и легкая дружба, которую оплакивают жгучими, но быстрыми слезами, и так же быстро забывают!..

Нет, нет.

Тут все было серьезнее, гораздо серьезнее.

С каждым днем женщина в Ане пробуждалась все явственнее. Еще не воспринимая мир во всей полноте взрослых ощущений, Аня смотрела на него уже не так, как ребенок. И при всей своей детской наивности и непонимании того, что происходит с ней на самом деле, она в утро отъезда Кати чувствовала себя покинутой, брошенной, даже преданной тем, с кем в течение двух лет была единым целым.

Единым целым, да-да.

Единым целым…

О счастье, которое Аня и Костя познали еще детьми, мечтают очень многие люди, и многие всю жизнь безуспешно ищут свои половинки. Косте с Аней искать друг друга не понадобилось - их соединила мятежная воля странного существа, отказавшегося исполнять роль ангела смерти. И не его вина, что счастье их жизни никак не могло обойтись без долгой разлуки.

Эту истину рано или поздно открывают каждая женщина, каждый мужчина, но почему-то именно женщинам суждено осознавать ее особенно остро – так, как в то горькое утро осознавала ее Аня.

Все ее существо наполнила никогда ранее не испытанная боль, такая сильная, что Аня даже расплакаться не смогла, а только страдальчески поморщилась, зная наверняка, что с этим чувством ей отныне предстоит провести долгое, долгое время…

Дарья Петровна и Дмитрий Борисович заметили, конечно же, что с Аней происходит что-то особенное, и Дарья Петровна погладила Аню по щеке, а Дмитрий Борисович пробормотал:

- Ну вот, доча, ну вот…

Мама и папа готовы были сделать все возможное и невозможное, чтобы утешить свое дитя, но они были ей родители, и уже не могли заменить того, кто сейчас уносился прочь от Дубравки.

- Иди, лапонька, поспи!.. Еще совсем рано. – предложила Дарья Петровна.

- Ладно… - покорно сказала Аня, радуясь хотя бы тому, что ей сказали, что нужно делать в этой невыносимой ситуации.

Она поднялась к себе в мансарду и действительно легла в постель, но сон к ней не шел. К тому же тонкое покрывало не спасало от наползавшего откуда-то странного холода. Тогда Аня укрылась еще и шерстяным одеялом, чего летом никогда не делала. Но и после этого она долго не могла согреться.

И неудивительно. Это ведь был не какой-то внешний холод. Это был холод ее глубокой обиды на Катю. Обиду эту Аня почувствовала вот только сейчас, до сих пор ее владело всего лишь недоумение, непонимание того, почему вдруг жизнь решила обойтись с ней так жестоко и несправедливо.

А теперь ее ощущение сместилось, и она все сильнее стала проникаться обидой не на жизнь, а на Катю.

Уехать, и не поделиться истинной причиной отъезда!

Уехать, и даже не оставить нового адреса!..

Как, ну как могла Катя поступить так с Аней, своей лучшей подругой?..

В мансарду поднялась Дарья Петровна и присела на Анину кровать.

- Как ты себя чувствуешь?.. – спросила Дарья Петровна, пытливо глядя Ане в лицо.

- Плохо!.. – буркнула Аня. – Почему она так поступила со мной?.. Я же была ее лучшей подругой!..

- Видно, у нее были на это серьезные причины. – вздохнула Дарья Петровна.

- Все равно! Все равно!..

Дарья Петровна протянула руку, чтобы погладить дочь по голове, но вместо этого поправила ей одеяло.

- Ты не должна сердиться на нее. – только и сказала она, чувствуя, что впервые ее слова не оказывают на дочь желанного воздействия.

- А я сержусь!.. Сержусь!.. – сказала Аня. – Но только не на то, что она вот так уехала!..

- А на что же?..

- На то, что она не сказала мне чего-то самого главного!.. Всегда всем делилась, а тут!..

«Всегда ли?.. Всем ли?..» - подумала про себя Дарья Петровна, но благоразумно оставила эти вопросы при себе.

- Катя и правда очень загадочная девочка… - сказала она вслух. – Они с мамой приехали сюда неожиданно, и вот, уехали точно так же…

Аня только шмыгнула носом.

- Твоей лучшей подругой была Катя, а моей – ее мама. – продолжала Дарья Петровна. – И мне ведь тоже она многого не рассказывала и сейчас тоже не сказала чего-то самого главного. Но я же не обижаюсь на нее!.. Я понимаю, что у нее для этого есть какие-то причины, о которых она не может рассказывать другим. И Катя, значит, так же…

- У вас с Катиной мамой все по-другому! – немного подумав, возразила Аня.

- Почему – по-другому?..

- Не знаю. Не знаю!.. По-другому, и все!..

Дарья Петровна вздохнула. Она пыталась найти какие-то самые правильные слова, и никак не могла их найти.

«Раньше я не слышала от нее такого тона!..» – подумала она. – «И надеялась, что никогда не услышу. Но почему, собственно, меня должна была избегнуть участь других родителей, у которых дети становятся подростками?..»

- Попробуй все-таки уснуть. – сказала она вслух. – Сон иногда бывает самым лучшим лекарством.

- Ладно, попробую. – сердито сказала Аня. – Только это лекарство мне не поможет!..

Дарья Петровна опять вздохнула, но больше не сказала ничего.

2

Аня и в самом деле вскоре уснула, проспала довольно долго и оказалась права – сон ей не помог. Наоборот, за время сна ее мрачное состояние еще более усугубилось. Ближе к обеду она проснулась с тяжелой головой и ощущением ледяного камня в душе.

Она с глубоким вздохом села на постели и оглядела свою мансарду. Дарья Петровна, уходя, расправила оранжевые шторы, и теперь мансарда была озарена каким-то волшебным сиянием. Раньше такое замечательное освещение очень нравилось Ане, а теперь показалось отталкивающим. И мансарда тоже выглядела чужой и холодной, хотя все здесь было таким же, как всегда. Как вчера, и позавчера, и во все дни, когда они бывали здесь с Катей.

С Катей…

Аня нашарила на тумбочке рядом с кроватью пульт. Нажала кнопку. Диск в проигрывателе уже был.

Экран телевизора засветился, и на нем снова появились они с Катей во время того замечательного строительства. Обе – в нарядных платьях, с радостными лицами, что-то беззаботно щебечущие, как птички.

- Как птички… - пробормотала Аня, мрачно глядя на экран. Главным образом она смотрела сейчас не на Катю, а на себя.

«Какое наивное у меня лицо!.. Как у маленькой дурочки!..» - думала Аня. – «Как я верила ей! Каждому ее слову!.. Верила и доверяла! А она… Все знала и продолжала со мной играть. Как с куклой!.. И ничего, ничего не сказала. Ничем не поделилась!..»

Произнося эти злые слова, Аня знала, что она не права, совсем не права. Она ведь прекрасно помнила о необыкновенных объятиях, когда Катя без слов сумела поделиться с ней своими истинными чувствами.

Но в душе Ани все сильнее, ядовитым пламенем, разгоралась обида. Она проникала во все уголки ее души, затуманивая сознание, искажая истинные образы настоящего и совсем недавнего прошлого…

- Все у нас было радостно, все у нас было хорошо… - сердито забормотала Аня вслух. – Ну просто замечательно все было!.. А теперь все стало плохо. И я теперь тоже буду плохой!..

От собственных слов Ане стало так горько, так жалко себя – брошенную, обиженную, преданную лучшей подругой!.. – что она заплакала. Но слезы эти не принесли ей облегчения, как было совсем недавно, когда она была еще маленькой. Тогда слезы были как лекарство, как облегчение. Поплачешь немного, мамочка тебя пожалеет, погладит, или, наоборот, отругает, даже шлепнет – и тебе сразу становится легче.

- Да, я была маленькой. – сказала Аня, шмыгая носом. – А теперь я уже не маленькая!.. Теперь я становлюсь взрослой, и уже никому не поверю! Никогда и ни за что!.. И сама тоже буду врать и обманывать!.. Если надо, чтобы я была гадкой – я буду гадкой!..

Последние слова Аня сказала неожиданно для себя самой, и они ее ошеломили. Неужели она и правда собирается врать и обманывать?.. Неужели она и правда хочет быть гадкой?.. Ведь если она станет такой, Катя не будет с ней дружить!..

И не надо!

Не надо!..

Тем более, что Катя и так ее уже бросила…

Аня сердито вытерла слезы покрывалом, растерев шершавой тканью щеки докрасна.

И тут она почувствовала в себе еще какое-то изменение. Она замерла, определяя источник новой заботы. Потом осторожно потрогала... Выпростала руку из-под покрывала, посмотрела…

- Ой, мама!.. – прошептала она. - Мама!.. Мамочка!..

Ей казалось, что она кричит, а на самом деле она елее слышно шептала.

Но Дарья Петровна все равно ее услышала, и тут же поднялась наверх.

- Что такое?.. Что еще случилось?.. – воскликнула она.

- У меня кровь… - ответила Аня.

- Какая кровь?.. Где?.. – растерянно спросила Дарья Петровна.

- Та самая!.. – сердито ответила Аня. – Там!..

- О господи!.. – улыбнулась Дарья Петровна. – А я-то думаю, что с тобой сегодня происходит!.. Надо же, как все совпало.

- Ты вот улыбаешься!.. – жалобно сказала Аня. – А мне больно, между прочим!..

- Ничего-ничего, от этого еще никто не умирал!.. – бодро сказала Дарья Петровна. – У тебя это только началось, а я живу с этим уже много лет. Как и любая женщина, в общем-то. Прими мои поздравления!..

Аня шмыгнула носом.

- А чего теперь делать-то?.. – жалобно спросила она.

- Ничего особенного. Терпеть!.. Ждать, пока пройдет. Соблюдать гигиену!.. Лежи, не вставай. А я пойду принесу все, что нужно…

Дарья Петровна быстро спустилась вниз.

- Что случилось?.. – встревожено спросил Дмитрий Борисович. Он забегал домой перекусить и вот опять спешил на работу.

- У Ани начались месячные. – коротко ответила Дарья Петровна.

- Ну, что тут сказать... Вот потому-то наше сокровище сегодня такое сердитое!..

Дарья Петровна вздохнула.

«Хорошо, если б так!..» - подумала она.

3

Через несколько дней Ане полегчало. Она перешагнула этот важный рубеж в жизни каждой девочки. Она чувствовала себя гораздо значительнее, чем раньше и гордилась тем, что вот теперь у нее могут быть собственные дети.

Жгучее чувство обиды, накатившее на нее в утро расставания с Катей, схлынуло, но горечь осталась. Из-за этого Аня, как и Костя, не могла смотреть записи своих игр с Катей. По крайней мере, не могла смотреть подолгу.

Там, на экране, вновь оживал невероятно радостный, счастливый мир, в котором она пребывала еще совсем недавно, и в который больше не было возврата (по крайней мере, Ане так казалось), и от этого Аню охватывала глубочайшая тоска.

Однако она не помешала Ане перенести к себе в мансарду все платья и игрушки, оставленные Катей. Этими величайшими ценностями Аня не собиралась делиться ни с кем!..

Но сама Аня решительно отказалась носить свои детские платья. Она разделила свой гардероб на две неравные части – все сколько-нибудь яркое, детское, девчачье было безжалостно изгнано в кладовку, а для повседневной носки Аня оставила только разного рода штаны и невыразительные футболки. По правде говоря, их было совсем немного. Пришлось Дарье Петровне, скрепя сердце, приобретать Ане новую одежду. В магазин они ходили вместе, и Аня заставила маму в числе прочего купить и такое, чего Дарья Петровна добровольно не купила бы никогда.

Само собой, больше никакой речи не могло быть и о бантах. Какие такие банты?.. С джинсами и штанами «милитари-стиля» со всевозможными лямками и пряжками?!..

Аня даже намеревалась обрезать свои роскошные длинные волосы как можно короче, но тут Дарья Петровна стала насмерть и пригрозила дочери самыми страшными карами, если та вздумает сделать сколько-нибудь короткую прическу без ее разрешения. В качестве очень неравноценного для Ани компромисса Дарья Петровна разрешила ей подрезать волосы не больше чем на пять сантиметров, и лично проследила за тем, чтобы этот допуск не был нарушен.

Впрочем, в этом было свое преимущество. Как оказалось, с длинными волосами можно было устраивать самые смелые эксперименты. Остаток лета Аня что ни день делала себе такую экстравагантную прическу, что Дарья Петровна только диву давалась.

При всем при том Аня не стала следовать моде на вызывающую внешнюю сексуальность. Носить штаны, спущенные чуть ли не до лобка, и открывать для всеобщего обозрения голый живот показалось ей отвратительным. То есть это, конечно, могло быть очень привлекательным, особенно для противоположного пола, но Аня не нуждалась в том, чтобы показывать себя всем. Это дома, с папой и мамой, для папы и мамы она по-прежнему не стеснялась бывать полностью обнаженной. Это с Катей, для Кати она любила купаться в естественном виде… А в том, чтобы приманивать и выбирать кого-то с помощью самых древних животных инстинктов она не нуждалась.

Аня знала, что уже выбрала.

Но даже если ей нужно было бы выбирать еще, она не стала бы делать этого вот так.

Она – не животное.

Не самка.

Она – человек.

Всему свое место. И время.

Аня получила совсем другое воспитание, чем подавляющее большинство ее сверстниц. Она росла в свободе, не боялась проявления искренних чувств, не знала, что такое глупые страхи, суеверия, ненужные табу и необоснованные запреты.

И раз так, то в ее собственном детском саду напрочь отсутствовали запретные плоды, которые манили бы ее какой-то особенной, греховной сладостью.

Собственно, главной, непостижимой для многих других особенностью их семьи как раз и было то, что изначально Дарья Петровна и Дмитрий Борисович решительно отказались строить свою жизнь на противопоставлении «грех-добродетель», то есть на том самом противопоставлении, которое является основой основ для большинства людей-человеков.

С обыденной точки зрения Дмитрий Борисович был мечтателем-идеалистом. Когда Дарья Петровна встретила его впервые, он был весь такой романтичный, такой «не от мира сего»…

- Ну сама подумай, - объяснял он юной Дашеньке, когда теплой летней ночью они гуляли с ним под звездным небом Дубравки. – Зачем людям нужен этот самый грех?.. Глупость какая!.. Просто не стоит желать и делать того, чего не нужно желать и делать!.. Это ведь так просто!..

- Так просто?! – переспрашивала восхищенная Даша.

- Проще простого!.. – подтверждал юный Дима. – Поэтому не нужно бояться своих желаний. Если я думаю о чем-то как о грехе, значит, я плохой! Ну а я-то знаю, что я хороший!

«Очень хороший!.. Очень!..» - думала Даша.

- И если я хочу чего-то – значит, я имею полное право этого хотеть. – продолжал Дима. - Потому что я могу хотеть только чего-то хорошего!..

В то же время Даша понимала, что Дима не совсем прав. Не везде, то есть. Некоторые люди ведь такого хотят, что просто ой-ей-ей!..

И, в то же время, он был абсолютно прав по отношению к себе – потому что сам он действительно не был способен на плохие желания.

Поэтому, когда Дима предложил Даше руку и сердце, она ни секундочки не колебалась. По правде сказать, она с большим нетерпением ждала его предложения, потому что решила безоговорочно принять все его жизненные представления и его самого как законного мужа. И ни разу об этом не пожалела.

Тем более, что идеализм Димы оказался каким-то парадоксально практическим, взвешенным и мудрым. Уж кем-кем, а недотепой Дмитрий Борисович не был никогда. Людей он видел буквально насквозь. И обмануть его, или, допустим, воспользоваться им как пешкой в чужой жизненной игре, было невозможно.

Особенно восхищало Дарью Петровну в собственном муже то, что он все время развивался, все время рос. Если сначала он казался нежным растеньицем, которое ей хотелось согреть и пожалеть по-женски, по-матерински, то постепенно она убедилась, что он превратился в мощное, крепко укорененное дерево, своей вершиной пробивающее небо и устремляющееся прямо в космос.

Да она ведь и сама выросла рядом с ним!.. Она сплелась с ним корнями и ветвями, она вместе с ним тянулась к солнцу и звездам, и вот так, поддерживая, оберегая, и питая друг друга, они были готовы пройти сквозь любые невзгоды.

Их жизненные и человеческие роли тоже все время развивались и переплетались. Дарье Петровне было так приятно быть для мужа и преданной женой и юной девочкой, какой она была когда-то. Ей очень нравилось, когда он ласкал ее как маленькую, шепча ей на ушко сокровенные и какие-то совсем глупенькие слова, понятные только им обоим.

Но и Дмитрий Борисович нуждался в ее внимании не только как муж, но и как малыш, как малое дитя, и одно ничуть не противоречило другому. Бывало, что Дмитрий Борисович очень уставал, особенно после встреч с неприятными и бездельными людьми, и тогда Дарья Петровна буквально окутывала его материнской заботой, как бы возвращая мужа в самое раннее детство, в счастливый невинный мир, и сама была с ним там, в этом волшебном мире, как любимая мамочка, как мадонна…

Любя и боготворя мужа, Дарья Петровна долгое время никого не могла поставить рядом с ним. Он казался ей совершенно исключительной личностью.

Но однажды в Дубравке появились Ирина Александровна с Катей. Присмотревшись к ним некоторое время, Дарья Петровна с огромной радостью поняла, что и сама Ирина Александровна, и Катя принадлежат тому самому миру, из которого в этот мир явился ее Дима!.. К этому же миру принадлежал и Григорий, с которым Дарья Петровна и Дмитрий Борисович познакомились в свое время.

Неудивительно, что Дарья Петровна была очень рада дружбе Ани и Кати.

4

Состояние жгучей обиды больше никогда не возвращалось к Ане. И, стало быть, Дмитрий Борисович вновь оказался прав. Дарья Петровна была этому только рада.

При всей своей женской и материнской чуткости она уже давно поняла, что в отношении силы внутреннего зрения муж превосходит ее многократно. В том мире, откуда происходят вот такие люди, достаточно получить всего лишь несколько знаков, чтобы с их помощью воссоздать полную картину жизненного события.

Дарья Петровна знала и то, что Дмитрий Борисович никогда не говорит и не делает ничего просто так, без серьезной причины.

А их единственная дочь унаследовала от папы все его замечательные способности!.. Просто она была еще ребенком, и эти способности в ней только развивались. К счастью для нее самой. К счастью для Кости. К счастью для них обоих.

Зато сам Дмитрий Борисович довольно скоро открыл для себя то, что до поры было скрыто от его жены, дочери и всех остальных жителей Дубравки.

Этим открытием он не поделился даже с женой, и вовсе не потому, что не доверял ей. Если бы возникла необходимость, он бы непременно рассказал о нем Ирине Александровне. Но это могло произойти только в том случае, если бы над Ириной Александровной и Катей нависла какая-нибудь опасность.

Конечно, Дмитрий Борисович не мог узнать всех деталей. Чувственное знание тем и отличается от знаний другого рода, что воссоздает мир в ощущениях, а не в событиях. Детали Дмитрий Борисович, как и Дарья Петровна, и Григорий, и сама Аня, узнал много позже.

Дмитрий Борисович понимал только то, что для их образа жизни у Ирины Александровны и Кати есть какие-то очень серьезные основания. И, раз такие основания были, Дмитрий Борисович желал только того, чтобы Аня не открыла тайну Кати прежде времени.

Пожалуй, это преждевременное открытие и было одной из тех опасностей, ради которых Дмитрий Борисович был готов поделиться своим знанием с Ириной Александровной. Поделиться для того, чтобы сохранить это общее знание в тайне.

Ну а Дарье Петровне разгадать Катю помешала ее собственная мечтательность. Дарья Петровна так восхищалась Катей как девочкой, так мечтала о том, чтобы Аня подружилась с Катей, что даже и не желала видеть в ней кого-то еще.

Она хотела видеть в Кате только чудесную девочку – и потому видела только ее!..

Вот и прекрасно, решил Дмитрий Борисович. Вот и прекрасно...

При всем при том Дарью Петровну огорчало, что Катя была девочкой, а не мальчиком. Ведь если бы Катя была мальчиком, то Аня, став взрослой, могла бы стать женой этому мальчику, то есть уже молодому человеку!..

Но тут уж ничего не поделаешь, думала Дарья Петровна. Таких мужчин как Дмитрий Борисович, очень мало на белом свете. Дарья Петровна по жизни пошла за мужем, а у Ани может быть по-другому – она сама поведет за собой кого-то. Так ведь тоже бывает. Есть много примеров, когда жены ведут своих мужей, и от этого оба становятся только лучше.

Правда, Дарья Петровна хотела бы родить своему мужу больше детей, а не одну только Аню. Не удалось, увы, не удалось. Но, с другой стороны, Аня в их жизни занимала так много места, что в глубине души Дарья Петровна радовалась, что у нее только один ребенок. А вдруг бы на остальных детей у Дарьи Петровны не хватило бы души?..

Страх этот был необоснованным, конечно. Души Дарьи Петровны хватило бы на неимоверное количество детей, и в свое время она с огромной радостью в этом убедилась.

Но до этого времени было еще далеко.

Как бы то ни было, Ирина Александровна и Катя жили в Дубравке в полном покое, как будто кто-то ограждал их от любых опасностей. Дмитрий Борисович мог только догадываться, кто это был…

Тревожиться Дмитрий Борисович начал, только когда заметил пробуждение женщины в своей дочери. Чуткость ее возрастала с каждым днем, и это могло привести к нежелательным последствиям.

Однако все разрешилось самым правильным образом. Ирина Александровна и Катя уехали. Их тайна осталась нераскрытой. О том, что они приняли решение уезжать из Дубравки, Дмитрий Борисович догадался в тот самый день, когда Катя предложила Ане строить тот самый домик для кукол. Вот потому-то он и записывал весь процесс строительства в таких подробностях.

Дмитрию Борисовичу и просто по-человечески, по-отцовски хотелось запечатлеть Катю и Аню такими, какими они были в последние дни перед разлукой. Он считал, что эта живая память с годами будет становиться только ценнее.

И он был прав, конечно.

5

Есть тайны и тайны.

Есть такие тайны, с помощью которых одни люди пытаются управлять другими людьми. И есть тайны, с помощью которых одни люди дают другим больше свободы. Ведь бывает так, что даже самым близким людям не следует знать – вообще или до поры - друг о друге всего, до самых последних, самых тонких пределов.

Тайна Ирины Александровны, Кости и связанная с ними тайна Дмитрия Борисовича были как раз такого рода.

Но и у Ани тоже были такие тайны!..

О первой из них она, как ни странно, не подозревала и сама. Ане суждено было превзойти своих родителей в способности чувствовать сердцем и в умении читать явные и скрытые знаки жизни.

Понемногу эта новая, слитная способность уже проявлялась. Во многом благодаря ей Аня во время последнего купания на пруду сумела увидеть за образом Кати другую личность.

Еще одна тайна появилась у Ани, когда после отъезда Кати прошло чуть больше десяти дней. Все это время Аня провела в доме. Сначала выходить на улицу ей не позволяла мама, а потом - дожди, лившие непрерывно несколько дней.

После дождей опять выглянуло солнце, и вечером в очередную субботу Дмитрий Борисович сказал:

- Есть предложение завтра смотаться за грибами. После таких дождей их должно быть видимо-невидимо!..

- Поедем, доча?.. – спросила Дарья Петровна.

- Поедем… - вздохнула Аня.

Она понимала – мама и папа просто хотят развлечь ее. Собирать грибы Аня любила с самого раннего детства.

- Поедем в Семыкинский лес. – решил папа. – Там, наверное, будут и другие люди. Но дожди были такие сильные, что грибов хватит на всех. К тому же дорога туда хорошая, и съезд очень удобный. Не хотелось бы завязнуть где-нибудь посреди родных раскисших полей…

Вот так семейство Звонаревых оказалось в том самом лесу, где в день отъезда Ирина Александровна сделала Косте первую за длительное время мальчишескую прическу.

Лес этот был не очень большой, и, к удивлению Звонаревых, других людей в нем не оказалось.

Перекликиваясь и переаукиваясь, Дмитрий Борисович, Дарья Петровна и Аня разбрелись кто куда.

В отмытом дождями лесу было тихо, прохладно и очень, очень хорошо. Аня опустила капюшон куртки и встряхнула головой. Ее волосы рассыпались по плечам. Вот так гораздо свободнее!.. И как легко дышится!..

Незаметно Анина печаль сменилась умиротворением. Она шла в своих красных резиновых сапожках медленно, покачивая пустой корзинкой и наслаждаясь душевным покоем, пришедшим к ней впервые за последнее время.

И вдруг…

Уже не раз испытанное, удивительное ощущение, похожее на волшебный сон…

Как будто кто-то неподалеку взмахнул большими крыльями!..

Анины волосы взметнулись вверх, и ее саму будто бы приподняло над землей…

Аня беззвучно засмеялась и завертела головой во все стороны. Увидеть, увидеть бы его наяву!.. А если не его самого, то хотя бы взмах его чудесных крыльев, хотя бы краешек его легчайшего одеяния…

И она действительно что-то увидела, что-то такое, чего в лесу быть никак не могло.

Вон оно, вон там - под кустом шиповника, на котором уже разгорелись ярко-красные ягоды!..

Аня подошла к кусту поближе, присела на корточки и осторожно взяла этот необычный предмет свободной рукой.

Это был никакой не предмет!..

Это был локон!

Аня поднесла его поближе к лицу, провела по щеке...

Как мягко, как волнительно…

Коснулась губ…

Вдохнула…

Какой прекрасный, какой знакомый запах!.. Лучше всех запахов на земле!..

Катин запах, конечно же Катин!..

Его Аня не спутала бы ни с каким другим. Ведь сколько раз она его вдыхала, когда завязывала или поправляла Кате банты.

Аня вдохнула еще и еще раз.

Господи, как хорошо!

Как хорошо!..

Конечно же, это был один из тех локонов, которые в изобилии остались на том месте, где Ирина Александровна устроила походную парикмахерскую для Кости. Белки и лесные птицы по-хозяйски распорядились этим Катиным богатством, а затем ветер и дождь довершили начатое.

Поэтому только чудом можно было объяснить то, что один из локонов пребывал здесь все это время в неприкосновенности и даже сохранил незабываемый Катин запах.

Аня вдохнула еще раз, медленно, медленно…

- Ау! Ау-у! – донесся крик мамы. – Аня, ты где?.. Что-нибудь нашла?..

- Еще нет!.. Ищу пока!.. – крикнула в ответ Аня. – Ой, то есть нашла!.. Идите скорее сюда!..

Она звала не зря. Вся полянка, на краю которой и вырос этот шиповниковый куст, была усыпана огромными грибами.

Аня вдохнула запах локона еще раз. Потом бережно завернула свою находку в носовой платочек и спрятала бесценный узелок в карман куртки, закрыв его на «молнию».

На полянку вышли мама и папа.

Лицо Дарьи Петровны раскраснелось.

- Какой прекрасный день! – сказала она. – Грибов – море!.. И в лесу никого, кроме нас!..

Дмитрий Борисович посмотрел на Аню очень внимательно, и Ане показалось, что от папы невозможно утаить ничего, что он способен прочесть ее просто как открытую книжку.

И замечательно. Замечательно!..

Аня улыбнулась папе, и вся подалась навстречу ему.

«Если я для тебя открытая книжка, то читай меня, папочка, читай!.. А когда прочитаешь, расскажи мне обо мне самой, ладно?.. Во всех, во всех подробностях!.. Я-то сама еще не умею читать себя так, как умеешь ты!..»

Но Дмитрий Борисович в ответ только улыбнулся и еле заметно покачал головой.

«Нет, доча, нет… Эту, свою собственную книжку, ты должна читать сама. Непонятные знаки на ее листах будут проявляться постепенно и превратятся не только в удивительные слова, но и в картины, и в образы. И с каждым новым днем ты будешь различать их все лучше и лучше. Пока не увидишь полностью, во всем их великолепии…»

«Но, папочка!.. Когда это произойдет?!.. Я чувствую, что до этого еще очень далеко!..»

«Ничего, ничего… Далекое неизбежно становится близким. Шаг за шагом. Шаг за шагом…»

Налетел новый поток воздуха. И в нем чувствовалось полное одобрение этим словам. А еще – ласка и утешение растущей нетерпеливой душе.

Аня вздохнула.

Сколько же их там впереди, этих шагов?..

- Пойду схожу к машине. – вслух сказал Дмитрий Борисович. – Отнесу полные корзины, и принесу пустые.

- Смотри-ка!.. – сказала Дарья Петровна, глядя на Аню. – Столько грибов нашла, а корзинка у самой пустая.

- Ах, мамочка! – сказала Аня. – Главное – найти!..

6

Может быть, Ане только казалось, или же ее чувства в определенном отношении были особенно обострены, но время шло, а найденный в лесу локон даже и не думал терять свой волшебный запах. Он лежал в ящичке шкафа в Аниной мансарде, в красивой коробочке, и стоило только открыть коробочку, как вновь происходило маленькое чудо: вместе с неповторимым запахом Аню озаряло необыкновенное ощущение, для определения которого у нее просто не хватало слов.

Как определить вкус счастья?.. Цвет знания? Глубину уверенности в том, что и в настоящем и в будущем все будет непременно хорошо, но что ради этого нужно будет приложить еще немало усилий?..

«Я смогу, я смогу!.. Я сделаю все, что нужно!.. И даже больше того. И даже больше!..» - шептала Аня локону, не отдавая отчета своим словам и не понимая, что именно она должна смочь, и что обещает сделать.

А потом она закрывала шкатулку и прятала ее в тайный ящичек. До следующего раза. До следующего мига чудес.

Но время между этими мгновениями уже не тянулось так тоскливо, как это было после отъезда Кати. Оно вновь наполнилось жизнью и светом и важными делами, которых у Ани было всегда полно.

А в свободное время она уже без боли и обиды просматривала видеозаписи своих игр с Катей, или альбомы с фотоснимками двух прошедших лет, или играла с куклами Аней и Катей в их домике, шепча себе под нос их реплики друг другу, как суфлер в театре. Только пьеса каждый раз была новая. Этим занятиям Аня посвящала целые часы.

Наигравшись, Аня надевала какие-нибудь залихватские штаны, делала себе не менее залихватскую прическу, и отправлялась гулять.

Вот эти, внешние изменения в дочери, Дарью Петровну и восхищали, и пугали. Она видела, что ее малое дитя повзрослело, преодолело обиды, стало более мудрым, но, в то же время, на месте мягкой лапочки появился колючий ежик. И мало того, что этот ежик носил сумасбродные прически, бесформенные штаны, клетчатые пацанячьи рубашки – он еще был каким-то резким в своих внешних и внутренних движениях. Резким и не всегда понятным.

Буквально на третий день после начала учебного года Аня пришла домой хмурая и с огромным синяком под глазом.

- Боже мой!.. – воскликнула Дарья Петровна. – Тебя побили?!..

- Еще чего!.. Побили!.. Я сама подралась!..

- Подралась?.. С кем?..

- Ну, с кем, с кем… С Сенькой Затулиным.

- Почему?..

- Так надо было. Шутка моя, видишь ли, ему не понравилась!..

- Анечка, ну драться!.. Из-за слов!.. Что за глупости!..

- И ничего не глупости. Он сам напросился!..

Дарья Петровна растерянно взглянула на мужа, который разглядывал Аню с улыбкой.

- А вообще, кто победил-то в конечном счете?.. – спросил Дмитрий Борисович с большим интересом.

- Не удалось выяснить!.. - вздохнула Аня. – Нас разняли. Не вовремя!..

Дмитрий Борисович рассмеялся.

- Дима! – воскликнула Дарья Петровна. – Как ты можешь смеяться!.. Тут не смеяться надо, а выпороть ее как следует!..

- Не стоит, я думаю. – спокойно отвечал Дмитрий Борисович. – Она свое уже заработала. Тем более, что тут любовь!..

- Какая еще любовь?!.. – удивилась Дарья Петровна.

- Ну, какая.. Обыкновенная!.. Семы Затулина. К нашему сокровищу!.. Это же ясно как дважды два.

Аня покраснела и не нашла, что на это сказать.

- Да, любовь… – медленно повторил Дмитрий Борисович. – Но, увы безответная!.. Когда-нибудь Семену придется это понять.

- И чем раньше, тем лучше!.. – сердито заявила Аня.

Дарья Петровна только вздохнула.

«То ли еще будет?..» - подумала она.

Впрочем, эта драка оказалась первой и последней. Как оказалось, внешняя колючесть стала для Ани только формой защиты в меняющемся мире. Пусть этот мир был еще совсем маленьким, но ее сверстницы тоже росли, пробуждались, начинали ощущать в себе опьяняющую силу женской власти, и, каждая в меру сил и способностей, учились пользоваться этой властью. Это приводило к разного рода стычкам, водоворотикам и прочим возмущениям в потоке жизни. И Аня с удивлением обнаружила в себе свойство гасить и растворять эти возмущения.

Свет Катиного солнышка, согревающего и умиротворяющего все и вся, озарял Аню раньше как будто только снаружи. И вот выяснилось, что он остался в ней самой. И не только в ней, но и во всех ее сверстниках, хотя в каждом – в разной степени.

И все они, в меру своих сил, старались беречь это чудесное наследство.

7

Косте пришлось гораздо сложнее, чем Ане – при том, что у него были свои трудности и свои чудеса. Прежде всего, Костя совершил в городе тот же подвиг, что однажды в Дубравке. Девочка Катя закончила пять классов, но мальчик Костя первого сентября пошел не в шестой, а в седьмой класс. В новую школу, не в ту, в которой он когда-то начинал учиться. Остаток лета он не только завоевывал и укреплял свой авторитет среди окружающих мальчишек, но и очень много занимался.

Внешне, среди сверстников, он стал своим среди своих. А о том, что было у него внутри, никто и не подозревал.

Григорий по-прежнему помогал ему, хотя и не так плотно, как раньше. В этом не было нужды. Гораздо больше Косте помогало то, что теперь они все были вместе. Они трое стали одной семьей, хотя и жили то объединяясь, то на время разъединяясь, когда, например, Ирине Александровне и Григорию хотелось побыть только вдвоем, в городской квартире Григория. Ирина Александровна уже не терзалась мыслями об одиночестве и обособленности своего сына, а Костя только радовался, видя, как расцвела и похорошела его мама. Она любила и была любима, и как можно было не радоваться за нее?..

Они с мамой бережно хранили свою тайну, а Григорий никогда не задавал лишних вопросов. Он умел читать жизненные знаки не хуже Дмитрия Борисовича.

Но большинство других людей были не такими. Не такими.

И это очень огорчало Костю.

- Ну, и что у нас опять за проблемы?.. – спросила однажды Ирина Александровна, мягко обнимая его за плечи.

Костя, прижавшись к ней потеснее, ответил:

- Как-то все здесь не так…

- Не так?..

- Не так, как в Дубравке. Не так, как было у меня, когда… Как было у Кати…

Ирина Александровна посмотрела на сына долгим взглядом, ожидая продолжения.

- Может быть, все дело в том, что Катя была гораздо младше?.. - задумчиво продолжал Костя. – Она многого не знала. Или просто не желала знать… Потому, наверное, ей было так весело и так легко жить!.. И все хорошее, что было вчера, не менялось сегодня, и продолжалось завтра!.. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду!..

- Понимаю. – кивнула Ирина Александровна. – Понимаю!..

- И еще… Там, в Дубравке, мы все были вместе. Мы были вместе! Не только мы с Аней!.. Все взрослые. Все дети!..

Ирина Александровна улыбнулась. Костя заговорил от первого лица!.. И ей это было почему-то особенно приятно. Впрочем, как еще он мог заговорить, если речь зашла об Ане?..

- А здесь каждый по-отдельности, да?.. – спросила Ирина Александровна.

- Да. Да!.. Каждый по-отдельности, каждый по-своему!.. На своем островке!.. Видит только то, что хочет видеть. Знает только то, что хочет знать. Но, все равно, не видит и не знает так, как мог бы!..

- И чуть ли не каждый не верит самому себе, не говоря уже о других, да?.. – продолжала за Костю Ирина Александровна. – Не верит себе, не верит другим. Изменяет себе, изменяет другим…

- Да. – прошептал Костя. – Да!.. Как ты хорошо сказала!.. Но почему так получается?..

- Если бы знать!.. – со вздохом ответила ему мама. – Об этом написано столько книжек, предложено столько ответов и решений!.. Но пока что людям они не помогли… Ну, или почти не помогли.

- Но ведь в Дубравке было совсем по-другому! – сказал Костя. – Или… Или мне только казалось?..

Он посмотрел на Ирину Александровну со страхом.

Если ему только казалось, значит, все на самом деле было по-другому?.. И Аня?.. Аня тоже другая?.. Не такая, какой она представлялась Косте… То есть Кате в Дубравке?..

Это были ужасные вопросы. Настолько ужасные, что Костя даже не смог произнести их вслух.

Но Ирина Александровна и так прекрасно его поняла.

- Нет, тебе не казалось. – медленно, но очень, очень значительно сказала она.

Костя вздохнул с облегчением. В самом тоне мамы была какая-то глубинная правда.

- Не казалось!.. – повторила Ирина Александровна. – Я ведь тоже чувствовала и видела то, что чувствовал и видел ты. Когда был Катей…

Она помолчала. И продолжала с некоторым трудом.

- Видишь ли… Когда тебе.. мне.. нам с тобой.. дали еще один шанс.. Когда на свет появилась Катя… Ее, кроме собственной жизни, наделили чем-то еще…

- Чем?..

- Сложно сказать. Трудно объяснить... Но знаю точно – она щедро поделилась с остальными этим подарком!.. И своим даром – тоже.

Сама не зная того, Ирина Александровна повторила сейчас другими словами то, что когда-то сказала Ане Дарья Петровна.

Почему они с Костей никогда раньше не говорили ни о чем подобном?.. Время не приходило?.. А теперь, выходит, пришло?..

Костя нахмурился, размышляя.

- Дар, подарок… Между ними разве есть разница?..

- Ну разумеется, есть. И очень существенная!.. Впрочем, не только разница. Сходство тоже.

- Но я даже и не думал о каких-то там дарах! – воскликнул Костя. – Что мне что-то подарили, что я кому-то что-то дарю!.. Или обязан дарить. Я был маленьким… Маленькой девочкой.. И мне просто было очень хорошо. Мне очень нравилось быть Катей. И не только потому, что я носил все эти платьица! Играл во все эти игры!..

- Я знаю, малыш, знаю… - тихо сказала Ирина Александровна, не заметив, что назвала Костю вот так. А он заметил. И прижался к маме еще теснее.

Хотя еще совсем недавно во время таких разговоров по душам она называла его «малышкой».

- И я думаю, что это очень хорошо, что ты тогда не замечал этого… - задумчиво продолжала она, как будто открывая что-то и самой себе. – Очень хорошо, что никто этого не замечал…

- Почему – хорошо?..

- Потому что это помогало тебе быть искренним. Естественным. Вот именно! Быть!.. Быть самой настоящей, а не придуманной девочкой.

Костя надолго задумался над этими словами.

А потом сказал:

- Ты знаешь, мамочка, а ведь Катя все время здесь!.. Здесь, со мной. Во мне!.. Она никуда не исчезла!.. Я чувствую ее!.. Ничего ведь не изменилось на самом деле. В Дубравке я был частью Кати, а здесь она – часть меня. Очень важная часть!..

- Вот и прекрасно. – спокойно сказала Ирина Александровна.

И поцеловала Костю в обе щеки. Как целовала, когда он был Катей.

- Вот и прекрасно!.. – повторила она. – Я очень рада этому. Береги ее. Береги! И тогда все будет не просто хорошо, а великолепно!..

Глава девятая

1

Вот так, после преодоления первых серьезных кризисов, жизнь Ани и Кости пошла дальше как будто бы независимо друг от друга. Но на самом деле их крепко соединял образ Кати. Для него никаких расстояний и границ не существовало.

В городе никто не знал о Кате. И никому из своих сверстников Костя, само собой, не мог рассказать о ней.

В Дубравке о Кате помнили все. И многие сверстники скучали по ней ничуть не меньше, чем сама Аня, хотя и не так, как она. Поэтому совершенно естественным образом жизнь Ани после отъезда Кати стала и еще более насыщенной. Раньше их дома – Ани и Кати – были почти закрытой территорией. Дома Аня и Катя пребывали, как правило, в обществе друг друга, и все как будто бы понимали это, не решаясь нарушать их покой.

А теперь в мансарду к Ане ежедневно набивалось множество детей, и девочек и мальчиков, и одним из их любимых занятий стал просмотр видеозаписей игр двух подруг. Ребята смотрели одни и те же записи по много раз, и с настоящим восторгом. Так совсем маленькие дети любят, когда взрослые рассказывают им перед сном одну и ту же, самую любимую сказку.

Они слушают ее, слушают, и не могут наслушаться.

А дети, гости Ани, не могли насмотреться на Катю. И у всех буквально перехватывало дух, когда Катя вдруг поворачивалась прямо к зрителям и молча, с удивительной улыбкой, смотрела им в глаза. Как ни странно, таких моментов было довольно много.

Конечно, во время съемки Катя и не думала о своих будущих зрителях. Она смотрела в глазок камеры, может быть, думая о чем-то другом. Но получалось так, что она смотрела из прошлого прямо в будущее.

Оттуда, из волшебного прошлого, она смотрела в лица своим подрастающим друзьям, как будто передавая им привет, и спрашивая: «Ну, как вы там?.. Не скучаете без меня?..»

«Скучаем!.. Скучаем!..» - молча, со вздохом, отвечали дети, а у некоторых даже подозрительно блестели глаза.

А потом Катя на экране телевизора поворачивалась к Ане, чтобы продолжить игру. Но проходило какое-то время – и она вновь поворачивалась к зрителям со своей нежной и мудрой улыбкой.

И только одна Аня видела в образе Кати еще что-то, неуловимое, таинственное, ускользавшее от ее внимания. Аня много раз просматривала одни и те же записи одна, но никак не могла уловить, что же это такое было. Даже волшебный локон в заветной шкатулке ей не помогал.

Время от времени, для разнообразия, Аня устраивала в мансарде школу танцев. Танцы, с точки зрения Дарьи Петровны, были дикие. Но друзьям Ани они нравились безумно. Запомнив несколько показанных Аней фигур танца (если это безобразие можно было назвать фигурами, конечно…), дети принимались резвиться под музыку так, что дом ходил ходуном, и Дарья Петровна качала головой, глядя внизу на трясущийся потолок. Впрочем, ей и в голову не приходило утихомиривать всю эту ораву.

Пусть резвятся!..

2

Дни шли за днями, прошла осень, наступила зима. У Кости все вроде бы шло хорошо. И в классе, и в своем дворе он считался одним из лидером, и вообще казался своим среди своих.

На самом же деле сложный и развивающийся в гармонии внутренний мир Кости был скрыт от внимания большинства других людей, и сопрягался с ними и вообще с внешним миром не так открыто и радостно, как мир Кати в Дубравке.

Костя был как будто бы зрячим среди слепцов, чувствующим среди бесчувственных, говорящим среди тех, кто лишен дара речи.

Он видел то, что не видели другие, и сверстники, и взрослые, он чувствовал глубже, он вкладывал в свои слова больше смысла, зная в то же время, что впереди его ждут все новые и новые знания, новые слова, новые образы, новые смыслы.

Вот только новое испытание настигло его неожиданно.

Для Кости все началось в первых числах ноября, когда к ним в класс пришла новенькая ученица, Марина. Она была старше своих одноклассников чуть ли не на год, и при этом была уже вполне сформировавшейся девушкой. И как личность она тоже вполне сформировалась. Слишком рано почувствовала она силу женской власти над противоположным полом. За ней тянулся след какой-то темной истории, из-за которой ей и пришлось перейти в другую школу. И те, кто был посвящен в детали этой истории, давали понять, что Марина еще легко отделалась. Кажется, какой-то мальчик едва не покончил с собой, потому что он любил, а Марина просто играла с ним.

История, в общем-то, обычная…

Играть в такие игры Марине было легко, потому что, при всей своей внешней привлекательности и ярко выраженной сексуальности, внутренне она была совершенно холодна. Но власть ей очень нравилась. Она привыкла к ней.

Она привыкла к тому, что на улице ей вслед оборачиваются и девушки и юноши. Кто-то – с завистью, кто-то – с вожделением, это уж как придется.

И когда Марина вошла в Костин класс, она ожидала от всех той же реакции. Правда, своих одноклассников и одноклассниц она заранее приготовилась считать малявками, но это ничего не меняло. Лишь бы чувствовать чужую зависть и раздражение!.. Вот что возбуждало Марину по-настоящему.

Она не ошиблась в своих предположениях. То есть почти не ошиблась.

Ее представили классу. Она прошла на свое место, искоса наблюдая за своими новыми одноклассниками.

Ну, все как всегда!.. Девочки смотрят хмуро, с завистью, некоторые – даже с плохо скрытой злостью. Мальчики, все как один, отвесили челюсти.

Впрочем, нет. Один не отвесил!..

Этот мальчик вообще как-то не так среагировал на ее появление, настолько не так, что Марина даже остановилась на мгновение и посмотрела этому мальчику прямо в глаза, проверяя, уж не ошиблась ли она?.. Может быть, ей только показалось?..

Ничего подобного! Он и в самом деле смотрит на нее очень странно.

Внимательно.

С сочувствием.

С сожалением!..

С какой это стати?.. Пусть себя жалеет!..

Да только жалеть себя ему совершенно ни к чему. Выглядит он очень даже ничего, и явно в себе уверен.

Странно, очень странно…

На перемене Марина узнала, что этого мальчика зовут Костя Никонов, хотя сама знакомиться с ним не стала. Зато быстро перезнакомилась со всеми одноклассниками, сумев, как это ни удивительно, избежать даже малейших конфликтов. Когда ей было нужно, она умела быть очень дипломатичной.

В ней вообще было много талантов, и много новых она должна была открыть со временем. В четырнадцать с половиной лет жизнь еще только начинается!..

В классе она быстро приблизила к себе двух девочек, сделав их своими, так сказать, дуэньями, а фактически служанками, поставлявшими ей разного рода информацию.

Для спокойствия жизни в новой школе она в течение первой же недели выбрала себе постоянного партнера из старшеклассников, некоего Игоря, которого все называли почему-то Гордоном. Так ему нравилось.

Гордон быстренько разобрался со всеми остальными претендентами на место рядом с Мариной, и уже через пару недель после их встречи она отдалась ему в его квартире, специально прогуляв уроки.

У Гордона она была не первой, он у нее тоже. Гордон был от нее в восторге, а Марине было все равно. Она, как и в самый первый раз, еще в прошлом году, ничего не почувствовала. Она только умело завела Гордона и подыграла ему, постанывая в нужных местах, и «закончив» весь акт одновременно с ним, «бурным» всплеском.

Гордон желал продолжения и повторения, и она отдавалась ему два-три раза в неделю, беспокоясь лишь о том, чтобы не прогуливать школу слишком часто.

Тела – для дела – ей было не жалко.

Марина стремилась к расширению своих неформальных владений. Ей нужно было, чтобы ей поклонялись. А тех, кто поклоняться ей не желал, или «провинился» перед ней как-то иначе, она хотела наказать.

Костю Никонова – в первую очередь.

Уж очень он ее задел. Сначала – своим непонятным сожалением, затем – искренним невниманием к ее прелестям.

Такое с Мариной произошло впервые. Все-таки познакомившись с Костей, она несколько раз беседовала с ним о том, о сем, и он всегда предельно вежливо объяснял ей условия как бы непонятой задачи или отвечал на какие-нибудь другие несущественные вопросы.

В общем-то, она видела, что Костя со всеми в классе поддерживает хорошие отношения, и, одновременно, дистанцию. Как ему это удается, она не поняла.

Но ей совсем не нравилось, что такую же дистанцию он обозначил и для нее.

С какой такой стати?..

Она – не как все!..

Она – особенная!..

Правда, Костя был не Гордон, конечно.

Гордон был вполне созревшим самцом, уже вошедшим во вкус сексуальных утех, а Костя казался ей еще совсем мальчиком. Он не интересовал Марину как сексуальный партнер, хотя было бы забавно, конечно, совратить невинного мальчика. Несмотря на то, что однажды это закончилось не очень хорошо. Для мальчика…

Нет, Марине нужно было другое.

Ей нужно было, чтобы и Костя продемонстрировал ей свое желание, свое согласие подчиниться ее власти, ей нужно было, чтобы он испытывал по отношению к ней восхищение, а вовсе не какое-то непонятное сожаление.

Добиться этого она не смогла, как не пыталась, усиленно скрывая свой интерес к Косте от остальных.

Наконец, однажды ранним зимним вечером, уже на излете декабря, произошло нечто совершенно поразительное.

Они с Костей оказались дежурными по классу. И, закончив уборку, остались совсем одни. И тогда Марина решилась на то, чего с Костей не делала еще ни разу.

Она подошла к нему совсем близко.

Позвала его.

Он обернулся.

Она прикоснулась к нему рукой, взглянула в глаза и одарила одной из своих самых проникновенных, самых неотразимых улыбок.

И он вдруг тоже улыбнулся ей в ответ. Но не так, как ей хотелось.

Он улыбнулся ей, как очень мудрый, как необыкновенно сильный и все понимающий взрослый человек, как мужчина, умеющий владеть собой и управлять своими желаниями. И еще в этой улыбке было все то же сожаление, только еще более основательное.

Улыбнувшись вот так, Костя едва заметно покачал головой и сказал:

- Не нужно.

- Что не нужно?.. – растерянно переспросила Марина.

- Ты сама прекрасно знаешь, что. – ответил Костя, спокойно глядя ей в глаза.

И вот тут-то и произошло то самое.

Костя как будто проник в нее своим взглядом, и в его глазах она увидела всю себя, причем не только сегодняшнюю, но и будущую, на протяжении многих лет. Костя будто бы показал ей фильм про нее саму. В этом фильме было много вариантов, много вероятностей, но все они сводились к одному и тому же и очень ей не понравились.

И еще ей очень не понравилась она сама.

Открыв рот, но едва дыша от растерянности, в глазах Кости она видела, как растет и становится совсем взрослой, самостоятельной девушкой, проходит через многие встречи и многие расставания, пользуется теми, кто думает, что пользуется ею, добивается положения в обществе, власти, поклонения, зависти… Но сама она никого не любит, никому не завидует, никому не поклоняется… Вот она выходит замуж. Первый раз. Второй. Третий. Еще. Еще… Почему-то все мужья один за другим начинают изменять ей. А она измен не прощает. Ведь лучше ее нет никого!.. Разве кто-то другой может похвастаться таким роскошным телом?.. Разве кто-то другой умеет то, что умеет она?.. Но ее партнеры, очевидно, считают иначе. После нее они уходят к совсем другим женщинам. Некоторые из них и на десятую долю не так красивы, но ее бывшие мужчины любят их, а не ее. Они заводят детей с ними, а не с ней. Они даже становятся счастливы с ними, хотя многие из выбранных ими женщин и сварливы, и суетливы, и мелочны… Идут годы. Марина взрослеет. Вянет. Стареет. Теряет былую красоту. Теряет всех тех, кто когда-то добивался ее внимания…

И вот она остается совсем одна.

Ни друзей, ни подруг, ни детей, ни родственников, ни настоящих привязанностей.

Никого, никого вокруг.

Что ей остается?..

Одиночество, беспредельное, безмерное одиночество…

«Почему?.. Почему так случилось?.. Так не должно было быть!..» - молча взмолилась Марина. – «Все должно было быть по-другому!..»

«Может быть и по-другому!..» - так же молча ответил Костя.

И Марина увидела, как, в другой вероятности, она после нескольких развалившихся браков решает жить совсем иначе. Но что значит для нее иначе?.. Она ведь не умеет чувствовать других, не умеет отдавать, не умеет принимать искренние подарки, она умеет только пользоваться, использовать, добывать, добиваться... Правда, это очень помогает ей, когда она открывает свое дело. Она ведет его безжалостно и твердо по отношению ко всем своим конкурентам, как, собственно, дело того и требует. Зато она больше не зависит от мужчин и вообще от других людей. Другие зависят от нее!.. Не все, разумеется, но многие, многие из них… А мужчины.. Теперь она просто покупает их, так же, как покупают их другие женщины, подобные ей. Таких находится довольно много. И с каждым годом все прибавляется и прибавляется… У них создается свой круг - круг существ, обладающих всеми женскими половыми признаками. Внутри у них, правда, нет ничего не только женского, но даже и просто человеческого. Мир их полон всевозможных условностей, искусственностей, подделок, мишуры, фальши, и обыкновенного вранья, хотя им кажется, что им доступны чуть ли не все его ценности и блага, в том числе благо вечной молодости. С помощью современной медицины, разумеется.

Но время все равно идет. С ним не способна справится никакая медицина. Марина взрослеет, стареет, вянет. Теряет былую красоту. Теряет вкус ко всем безделушкам и побрякушкам, которые долгое время заменяли ей настоящие ценности. А какие это ценности?.. Она даже не может вспомнить, как они называются!.. Она только знает, что они существуют.

Правда, в этой вероятности она как будто бы не остается одна. Вокруг нее постоянно клубится множество людей. Подчиненные, партнеры, конкуренты, какие-то невесть откуда взявшиеся родственники...

Но все равно, и тут нет у нее ни друзей, ни подруг, ни детей, ни даже домашних животных.

Некогда о них заботиться!

Никого, никого вокруг…

Что ей остается?..

Одиночество, беспредельное, безмерное одиночество…

Тогда она выбирает другую вероятность.

Здесь она детей таки заводит. И дает им все, о чем другие могут только мечтать. Но они хотят чего-то еще, а чего – и сами не знают. И она не знает. И потому ее непутевые отпрыски не живут, а мечутся, постоянно попадая в разные дурацкие передряги, откуда она их все время вытаскивает, но никто из них даже и собирается благодарить ее за все, что она для них делает. Наоборот, когда она – куда ж деваться от этого!.. – становится совсем старухой, они с нетерпением ждут, когда она отправится в мир иной. Чтоб разделить наследство…

И что же ей остается?..

- Неправда! – вдруг закричала Марина. – Это все неправда!..

- Что – неправда?.. – так же спокойно спросил Костя.

- Я не старуха тебе! – нелепо ответила Марина, глядя на Костю со страхом и судорожно проводя по своему телу руками.

Все, все на месте!.. Ее кожа все такая же гладкая, тело все такое же стройное. С ней все в порядке. Все в порядке!.. Это было просто наваждение, просто наваждение какое-то!..

- Конечно, не старуха. – кивнул головой Костя. – Ты девушка еще. Очень красивая. Ты очень многим нравишься…

- Заткнись! – закричала Марина. – Заткнись!.. Никто еще так надо мной не издевался!..

И, неожиданно для себя самой разрыдавшись, Марина выбежала из класса.

3

Но это были вовсе не те слезы, после которых наступает очищение и просветление души. Это были слезы злые, жгучие, неожиданные и неприятные. Проливать их перед кем бы то ни было и когда бы то ни было, Марина больше не желала. И еще ей страстно хотелось забыть то, какой она увидела себя во всех своих видениях.

Особенно невыносимой для нее была мысль, что ведь и Костя видел ее такой. Да и как он мог ее не видеть?.. Это ведь он сам и показал ей все те безвыходные вероятности!..

Марина казалось, что со всем этим она уже ничего поделать не может.

Зато она может что-нибудь сделать с Костей. Что ему было неповадно!..

Она решила подготовить для Кости «новогодний» подарок.

И вот однажды после уроков, уже в самом конце декабря, к Косте подошел Гордон.

- Эй, слышь!.. – сказал он. – Ты, говорят, оборзел совсем?..

- Кто говорит?.. – спокойно спросил Костя.

- Неважно! Пойдем, разберемся…

- Ну, пойдем, пойдем… - вздохнул Костя.

Гордон взглянул на него несколько озадаченно. Костя был на три года младше его и значительно ниже. Но при этом в глазах Кости Гордон не заметил ничего, похожего на страх.

Впрочем, это не важно, боится Костя его или нет. Гордон должен был побить его, и он его побьет. Чем крепче – тем лучше. Так было договорено с Мариной.

Гордон и Костя вышли на задний двор.

Откуда-то подтянулись еще несколько подростков. Пересмеиваясь и переглядываясь, они расположились неподалеку, чтоб полюбоваться предстоящим зрелищем. Конечно, это была свита Гордона. Он не нуждался в помощниках, чтоб «разобраться» с кем бы то ни было, но не мог отказать себе в удовольствии покрасоваться перед своими собственными приближенными.

Костя и Гордон остановились друг против друга на хорошо утоптанной площадке.

Костя был не просто спокоен, но даже как будто и расслаблен.

Гордон все больше удивлялся. До сих пор еще ни разу не было, чтобы его не боялись. Его всегда боялись. И уважали. За силу, за умение драться, за внимание к нему самых классных девчонок школы.

А этот наглый семиклассник смотрел на него не только без страха, но как будто даже оценивающе. Так смотрит ловкий дровосек на очередное сухое дерево перед собой. Каким бы толстым оно ни было, дровосек знает, что все равно свалит его и превратит в бревна и дрова.

Гордон почувствовал что-то похожее на замешательство, и, чтобы рассеять это ощущение, негромко выругался.

Откуда-то налетел порыв ветра. Косте он только взъерошил волосы на непокрытой голове, а Гордону ударил в лицо холодом. Тот поморщился.

И тут же вновь стало тихо.

- Ты, это, ты чего такой борзый?.. – начал Гордон. «Урок», который он должен был преподать Косте, требовал предварительной «воспитательной беседы». Да и себя самого Гордону хотелось взбодрить. Почему-то он чувствовал себя не вполне уверенно.

- Разговаривать с тобой я не буду. – неожиданно и без лишних экивоков ответил Костя. – И бить тебя я тоже не собираюсь.

Гордон с наигранным удивлением обернулся в сторону своей свиты.

- Какой он добрый! Он даже не собирается меня бить!..

Свита издевательски заржала.

Костя слегка поморщился.

- Зато я собираюсь!.. – сказал Гордон. – И еще как собираюсь!..

Костя усмехнулся. И Гордону показалось, что он только что сказал глупость.

- Так не теряй времени. – предложил Костя. – Зима все-таки!..

Свита опять заржала, и Гордону показалось, что уже не над Костей, а над ним самим.

Это его разозлило. И он ударил. Вполсилы, но резко и точно.

Однако удар не достиг цели, потому что Костя отклонился, причем очень экономно, так, что кулак Гордона пролетел всего лишь в паре миллиметров от его лица.

- Ты смотри!.. – удивился Гордон.

И ударил снова, уже в полную силу, не сомневаясь, что на этот раз уж точно достанет своего противника.

Никого он не достал.

Причем и на этот раз Костя отклонился ровно на столько, чтоб кулак Гордона пролетел в непосредственной близости от его лица.

Свита удивленно присвистнула. Кажется, зрелище обещало быть и еще более захватывающим, чем предполагалось!..

Тогда Гордон, рассвирепев, ударил ногами, в прыжке.

На этот раз Косте, чтобы избежать удара, пришлось сделать шаг в сторону. И это был очень быстрый шаг. Зрители только удивленно моргнули, заметив перемещение Кости, но не то, как оно произошло.

После этого и началось самое интересное.

Гордон наносил удар за ударом, руками, ногами, с вывертом, с разворотом, в прыжке, но ни один из его выпадов так и не достиг цели. Костя ведь сразу сказал ему, что не будет его бить. И держал свое слово. А Гордон, несмотря на все свои усилия, не смог задеть Костю ни разу. Тогда, весь красный от злости, Гордон попытался просто схватить Костю руками. Это ему тоже не удалось. Костя был собран и, одновременно, предельно расслаблен. Он ускользал от всех атак и захватов без видимых усилий.

Свита наблюдала за происходящим молча и растерянно. Такого никто не ожидал и никогда раньше не видел. Больше всего зрителей поражало Костино спокойствие. Он двигался невероятно точно и действовал так, как будто предвидел все выпады Гордона и просто все время оказывался там, где кулаков и ботинок Гордона уже не было. Это смущало и вызывало благоговейный страх.

Прошло совсем немного времени, а Гордон уже выбился из сил, шумно дышал, пыхтел, кряхтел, и его движения становились все более беспорядочными и судорожными. Это только в боевиках драки могут быть бесконечными. А в реальности настоящая схватка выматывает соперников очень быстро. Правда, Костя отнюдь не был вымотан. Он ведь не дрался!..

Наконец, при очередном выпаде, Гордон поскользнулся, упал и остался лежать, не чувствуя в себе сил подняться.

Тогда Костя наклонился к Гордону и спросил:

- Ну, уже хватит?.. Или ты хочешь продолжить?.. Я могу подождать, пока ты отдохнешь!..

Костя не издевался и даже не иронизировал. Он обращался к Гордону, как обращается к малышу-несмышленышу мудрый и великодушный взрослый. Вот, мол, я тебя предупреждал, а ты не послушал, и в результате попал в глупое положение. Но если ты все еще не понял, почему так произошло, продолжай дальше в том же духе. Я подожду, пока поймешь…

Такое обращение вполне соответствовало правилам урока, который на самом деле давал сейчас вовсе не Гордон. Потому что Костя мог ему что-то преподать, а он ему – нет.

И это вызывало такое уважение, что никому из свиты даже не пришло в голову броситься на Костю по-шакальи, разом.

Гордон молчал, прерывисто дыша и мрачно глядя перед собой. Какое-то странное чувство овладело им. Ему хотелось разрыдаться!.. И приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы и в самом деле не заплакать.

Костя наклонился ниже и внимательно взглянул ему в лицо.

- Нет, не стоит. – тихо сказал он, будто бы догадавшись о чувствах Гордона. – Давай лучше я помогу тебе встать!..

И Костя протянул Гордону руку.

- Пошел ты!.. – пробормотал Гордон.

- Как хочешь!.. – пожал Костя плечами.

И в самом деле пошел прочь от места «дуэли».

Его никто не останавливал.

И никто не слышал внутреннего диалога Кости и Кати.

«Ну, как ты себя чувствуешь?..» - озабоченно спросил Костя.

«Я-то чувствую себя прекрасно!..» - ответил чудесный голосок. – «Что мне сделается?.. Здесь, внутри тебя, я нахожусь в полной безопасности!..»

И Катя звонко рассмеялась.

«А вообще, я тобой горжусь!..» - серьезно сказала она.

«Правда?..»

«Конечно! Как ты его уделал!.. Просто класс!.. Это гораздо лучше, чем если б ты его просто побил.»

«Ты думаешь, я сумел бы его побить?..»

«Ничуточки в этом не сомневаюсь!.. Ведь на твоей стороне была я!.. Но ты правильно сделал, что не стал его трогать. Получилось, что он побил себя сам!..»

4

Марина, шумно дыша, отстранилась от проталинки в окне, через которую наблюдала за только что окончившейся схваткой. Проталинку тут же стало затягивать наледью. Марина закрыла вторую створку, стараясь поднимать как можно меньше шума, защелкнула задвижки и тихо вышла из темного кабинета.

С ней происходило что-то непонятное.

Схватка была, и в то же время ее как бы и не было. Все остались живы, при том что ни у кого не было ни царапинки. Но Костя победил, причем не по очкам, а вчистую. Гордон, соответственно, проиграл, с абсолютно разгромным счетом. Валяясь там, на утоптанном снегу, он выглядел поверженным и жалким. Не лучшим образом он выглядел и когда встал и медленно, не оглядываясь на свою свиту, пошел к выходу.

До этого Марина видела не одну драку между мальчишками. Она любила такие зрелища, особенно, если они происходили из-за нее. Она чувствовала себя при этом чуть ли не древней египетской царицей Клеопатрой. И каждый раз проигравшие вызывали в ней одно лишь презрение.

Проиграли – значит слабаки.

А слабакам нет места в этом мире.

Однако сейчас Марина испытывала какое-то совсем новое чувство, которого до сих пор не знала. Это чувство вызывало странную боль, а боль эта, в свою очередь, была связана с тем ошеломляющим ощущением, которое Марина испытала, когда Костя показал ей ее саму во всех ее вероятностях.

Вот тогда она точно испытала презрение. Только не к кому-нибудь другому, а к самой себе. Она до сих пор не могла забыть, какой увидела себя со стороны…

Но что же она чувствует теперь?..

Вдруг Марина вздрогнула.

Она поняла.

Ей было стыдно!..

Ей было стыдно не только перед Костей, которого она хотела наказать чужими руками. Ей было стыдно перед Гордоном тоже! Ведь она его подставила и опозорила не только в глазах его свиты, но и в его собственных глазах.

Что-то перевернулось и стронулось в душе Марины. Ей захотелось плакать, но она сдерживалась изо всех сил, как сдерживался после проигранной схватки Гордон. В школе еще было полно детей и взрослых, и Марине не хотелось показывать никому своего состояния.

Крепко сжав губы, она шла вперед, к выходу.

А внутри нее плескались все новые и новые вопросы. И Марина не знала, где искать на них ответы.

- Ну что ж, - сказал голос из клубящегося тумана. – Я нахожу, что это было сделано хорошо!..

- Однако я ничего не сделал… - тихо ответил ангел. – Я только был рядом и не мешал свершиться тому, что свершилось…

- Но ты хотел помешать?..

- Да. Я ведь мог сделать многое. Я мог просто уничтожить его противников. Я не забыл о своем изначальном предназначении!..

- Тем не менее, ты сдержал себя. Скажи мне, почему ты так поступил?..

- Потому что он стал сильнее. Он научился владеть своим духом и телом. Он достиг гармонии.

- Нет, еще не достиг. – мягко поправил голос. – Не достиг, а достигает, ибо гармония – это не состояние, а процесс. Но он уже научился создавать себя самого и быть источником новых линий. И вот это – самое важное!

- Это и есть то самое укоренение, о котором ты говорил?..

- Да, это оно и есть.

Ангел почему-то вздохнул.

- Мы все лишь орудия в твоих руках… - через силу сказал он.

Глава десятая

1

Уходя с поля боя, Костя чувствовал себя вовсе не так, как выглядел внешне. С каждым шагом на него все сильнее наваливалась усталость.

«Наверное, так чувствует себя аккумулятор, когда в нем кончается электричество». – подумал он. – «Все вроде бы на месте – футляр, пластины, электролит, а заряда нет!.. И что тогда ему надо сделать?.. Поскорее подключиться к сети для подзарядки!.. »

Костя прибавил шаг, мечтая о том, когда придет домой и заговорит с мамой о чем-нибудь, и его состояние постепенно улучшится. Так всегда бывало после разговоров с мамой, а в последнее время и с Григорием. Они обогащали друг друга.

«Вот это и есть моя сеть!..» - сказал себе Костя.

Но поговорить с мамой не удалось. С ней явно что-то происходило. Она как будто была окружена незримой оболочкой, и там, внутри нее, чему-то улыбалась и явно с кем-то мысленно общалась. Костя посмотрел на нее озадаченно. И вдруг понял.

«А чего, собственно, я ждал?.. – спросил он себя. – Это должно было произойти рано или поздно. Они ведь еще совсем молодые!.. И очень хотят этого.»

Вслух он ничего не сказал, и не стал задавать Ирине Александровне лишних вопросов. Он решил подождать, пока она заговорит с ним сама.

Но во время ужина они тоже ни о чем серьезном не поговорили, отделавшись мимолетными репликами о том, о сем, по большей части второстепенном.

С сожалением Костя удалился в свою комнату и сел за компьютер. Вчера он планировал доделать одну из своих компьютерных трехмерных композиций, но работа не шла. В душе его было пусто, а мысли были заняты другим.

Пришел Григорий. Они с мамой долго сидели на кухне, о чем-то тихо разговаривая. Обычно Костя присоединялся к ним, но сегодня он почему-то остался у себя.

Вдруг на него накатило вроде бы совсем забытое состояние неуверенности и тревоги. С чего бы это?..

Наконец, Ирина Александровна сама вошла в его комнату.

- Ну вот, опять за компьютером. А тебя ждали!.. – спросила она.

Костя взглянул на маму внимательно. Теперь оболочки вокруг нее как будто бы не было, но мир ее все равно изменился. И неудивительно!..

Ирина Александровна, краснея от волнения, сказала:

- Костик, мне надо сообщить тебе очень важное известие…

Она замялась.

- Да?.. – помог ей Костя.

- Я.. Я чувствую себя так странно. В моем возрасте… В общем, я беременна!..

Костя слабо улыбнулся.

- Это заметно. – сказал он.

- Как это – заметно?! – удивилась Ирина Александровна. – Еще ничего не может быть заметно!..

- Другим – не заметно! Но я-то вижу.

Ирина Александровна смущенно улыбнулась.

- Да, конечно… - пробормотала она. – Странно было бы, если б ты этого не увидел!..

- Григорий уже знает?..

- Да. Я сказала ему сегодня утром.

- Утром. – повторил Костя. – И как он к этому отнесся?..

- Он просто улетел! – тихо, но ликующим голосом призналась Ирина Александровна.

Костя смотрел на нее молча.

- А.. А как ты к этому относишься?.. – спросила Ирина Александровна. – Все-таки в моем возрасте!..

- Ну что ты опять про возраст?.. Тебе ведь еще только тридцать четыре. Вся жизнь впереди!.. – сказал Костя с вымученной улыбкой.

Но Ирина Александровна этого не увидела.

- Да, ты прав, - кивнула она с таким видом, как будто опять к чему-то прислушивается. – Я чувствую себя сейчас такой юной!.. Я чувствую себя такой, какой была, когда вынашивала тебя!..

- Там девочка. – сказал Костя неожиданно для себя самого.

Глаза Ирины Александровны расширились.

- Ты знаешь, мне тоже так кажется!.. – прошептала она.

- А мне не кажется. Я просто уверен. – сказал Костя. – Там точно девочка. Настоящая!..

Ирина Александровна робко улыбнулась.

- А разве Катя была не настоящей?..

- Катя была особенной… Была и есть.

- Да, да, конечно! Но родить девочку было бы так прекрасно!..

- Почему – было бы?.. Это будет прекрасно!..

- Ты правда так думаешь?.. Ты не ревнуешь меня?.. Первенцы ведь очень болезненно переживают все такое…

- Это если первенцы малыши. А я-то уже не малыш. – как можно спокойнее сказал Костя.

- Да, да, конечно! Не малыш! – улыбнулась Ирина Александровна. – Ты у меня уже совсем большой мальчик. Спасибо тебе, мой родной, спасибо!..

Ирина Александровна нежно поцеловала Костю, и вышла, вся в своем собственном, совсем отдельном, материнском мире.

Только мир этот принадлежал сейчас не Косте.

«Ну вот, теперь мне точно нужно привыкать быть взрослым. Смена поколений, ничего не поделаешь!..» - с грустной иронией сказал он сам себе. – «Вот только страдать из-за этого я не буду!.. Наоборот, я буду радоваться, что все идет именно так. Ведь я знаю, мы будем счастливы все вместе!..»

Он говорил себе то, что думал.

Но, все равно, ему сейчас было так печально!..

И впервые за долгое время не с кем было разделить эту печаль…

2

Оставшиеся дни декабря пролетели очень быстро.

Аня в Дубравке была занята от зари и до зари. Собрав вокруг себя увлеченную ватагу сверстников, и девочек, и мальчиков, она вместе с учителями украшала школу. Дел хватало всем.

Костя в городе был занят не меньше, но не предводительствовал в каких-нибудь общественных делах, а усердно занимался учебой и подолгу сидел за компьютером. Он очень хотел закончить свою большую трехмерную композицию до праздника. Это был некий фантастический дворец, с зимними садами, бассейнами, школами, магазинами, производственными участками – в общем, всем тем, что нужно для комфортной жизни большого числа людей.

Костя знал, что эту его фантазию невозможно будет реализовать хоть когда-нибудь, но он просто хотел закончить ее.

И закончил к вечеру тридцатого декабря.

Тридцать первого утром они втроем – он, мама и Григорий – уехали в коттедж. Именно там они решили праздновать наступление нового года, а роль новогодней елки исполнила небольшая сосна, растущая во дворе. Чуть ли не целый день они украшали ее, и при этом им всем было так хорошо, что Костя даже позабыл на время о своей печали, одолевавшей его в последние дни.

Но печаль вернулась, прямо за праздничным столом.

Наблюдая за мамой и Григорием, Костя все время ловил себя на мысли, что они теперь не втроем – теперь они двое и один. Его мама теперь была женой Григория, в свой срок должна была стать мамой во второй раз, ну а Григорий не уставал радоваться своей роли мужа и отца.

«Ей-богу, они прямо как дети!..» - с грустью думал Костя. – «Никак не могут наиграться в папу-маму!.. А что же будет, когда ребенок и в самом деле родится?..»

Косте стало совсем худо.

«Я – как древний мудрый старик. – подумал он. – Всех понимаю, всех принимаю, всех прощаю, даже не надеясь на то, что кто-то поймет и примет меня… Эх, скрыться бы в какой-нибудь пещере! И прожить там всю оставшуюся жизнь. Да только ведь не получится…»

Он взглянул на часы.

Было уже одиннадцать, и он не мог покинуть стол, пока не пробьет двенадцать.

Он едва дождался, пока истечет последний час уходящего года, и, пригубив свой бокал с шампанским, съел конфетку, пошел спать, сославшись на то, что очень устал.

Он разделся и лег спать, но сон все не шел к нему.

Как мама и Григорий были счастливы! Как они смотрели друг на друга! Как они понимали друг друга, буквально с полуслова.

Почему у него не так?..

Нахмурившись, Костя постарался изгнать чувство обиды.

Надо сказать себе, что это все временно. Что все обязательно будет хорошо. Будет хорошо…

Незаметно он уснул.

..И проснулся опять.

В доме было тихо. Часы показывали семь утра. И, значит, мама и Григорий уже давно спали. А что же теперь делать ему?.. Ведь спать совсем не хотелось. Правда, компьютер в коттедже уже был, и можно было пойти его включить. Костя немного поразмыслил над этим. Нет, не стоит.

Он вздохнул, размышляя о своей странной жизни. Интересно, есть ли на свете другой мальчик, который был бы вынужден жить вот так?.. Он принялся перебирать разные события, как будто бы прыгая по ступенькам, только не вперед и вверх, а обратно, в прошлое…

Схватка с Гордоном. Марина, которая после схватки боится поднять на него глаза. А до этого – встреча с Григорием, его необыкновенная помощь. А до этого – резкий переход от одного образа жизни к другому. Еще до этого – последние дни жизни в Дубравке в образе Кати. Ах, как это было прекрасно, оказывается – быть беззаботной маленькой девочкой!

Как ее все любили!

Как она всех любила!..

А теперь?..

Разве теперь лучше?..

Раньше, когда он был Катей, он просто жил, просто впитывал свое счастье и щедро делился им с окружающими, и детьми, и взрослыми. И ему не надо было кого-то прощать, с кем-то соревноваться, утверждаться с помощью чего-то в компании своих сверстников.

Какой это тяжелый труд, оказывается!..

Какой это невероятный груз!..

Взять ту же Марину. Он ведь не хотел рисовать ей никакие вероятности ее жизни. Они будто бы сами стали разворачиваться перед его мысленным взором. И он вовсе не собирался показывать ее такой, какой она выглядела в этих картинах.

Но Марина увидела их. И растерялась. И возненавидела себя.

Какое право он имел поступать вот так?.. Какое право он имел доводить другого человека до ненависти к самому… то есть самой себе?..

А Гордон?.. Он его опозорил и уронил в глазах его свиты. И пусть даже это не свита, а свора шакалов, какое право он имел вмешиваться в образ жизни этой стаи?..

Пусть бы они жили дальше сами по себе, а он – сам по себе, в своем мире!..

Тут мысль Кости перескочила на будущего маминого ребенка.

Да, скоро у Кости будет маленькая сестра. Конечно, это будет сестра, тут никаких сомнений. Конечно, внимание мамы полностью будет отдано ей. Костя ведь совсем большой. Он ведь с успехом преодолел всякие свои кризисы!.. И, значит, может дальше жить без маминой опеки. Совершенно самостоятельно. Как взрослый мудрый человек, с успехом решая не только свои проблемы,но и проблемы других людей.

Как будто он какой-то там инструмент для преобразования жизни других людей!

А как же его собственная жизнь?

Зачем он вообще живет? Зачем он вообще выжил?.. Зачем он был девочкой, и дружил с Аней, а потом, потом…

Тут у Кости перехватило дух.

Воспоминание об Ане было самым невыносимым.

Он вспомнил ее лицо. Ее руки. Ее загорелое тело, когда он любовался ею, а она так доверчиво, с таким чувством принимала его ласку.

Как это было необыкновенно!

Как это было хорошо!.

Почему у него отняли это счастье?..

Почему у него отняли Аню?..

- Аня, Анечка… - прошептал Костя.

И тут его внутреннюю плотину прорвало.

Костя разрыдался, как маленький, маленький ребенок, который плачет не только потому, что ему плохо, но и для того, чтобы привлечь к себе внимание любимых людей, чтобы они утешили, чтобы они согрели его и еще раз показали ему, как они любят его, как он для них важен…

А кто утешит сейчас Костю?..

Никто.

Никто.

Никто!..

Так Костя плакал и плакал, стараясь только плакать беззвучно, чтобы не разбудить маму или Григория и не привлечь к себе их внимания.

В своем неутешном горе он не слышал, как чей-то сердитый голосок сказал:

«Ну, что ты ждешь?.. Сделай что-нибудь!..»

«Что я должен сделать?..» - растерянно спросил в ответ другой голос, густой и глубокий, в такт трепетанию тяжелых крыльев.

«Разбуди ее, вот что!..»

«Кого – ее? Его мать?.. Я, наоборот, изо всех сил стараюсь сохранить ее сон!»

«Нет, ну почему ты такой глупый?.. Я вовсе не о его маме сейчас говорю! Разбуди ЕЕ!»

«Но… Позволено ли мне?.. Могу ли я?..»

«Ты все можешь!.. Все!.. Ну пожалуйста, пожалуйста, миленький, разбуди ЕЕ!.. И сделай так, чтобы она услышала его! Ведь помочь ему сейчас может только ОНА!..»

«Хорошо, хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Я сделаю..»

3

Аня легла спать тоже почти сразу после боя новогодних курантов.

Конечно, этот новогодний праздник был совсем не таким, как предыдущие два, которые она провела с Катей. Ну и с мамой и папой, разумеется.

Какие то были замечательные праздники!..

Они веселились едва ли не всю ночь на пролет, первый раз в их доме, а второй – в доме, где жили Катя со своей мамой. Вместе наряжали елку, вместе с восторгом распаковывали коробочки и свертки с целой кучей подарков, а потом бегали по улицам с горящими бенгальскими огнями в руках, и бабахали хлопушками, и запускали в небо ракеты, взрывающиеся разноцветными фейерверками…

Теперь все это уже в прошлом. Вернее, прошлое вернулось и стало настоящим. Этот новый год Аня вновь встречала вместе с мамой и папой, в узком семейном кругу, как это было до появления Кати в Дубравке…

Неожиданная мысль пришла в голову Ане.

А что, если бы Катя тоже входила в ее семью?.. Например, была бы ее сестрой?.. Тогда, может быть, ей не нужно было бы уезжать по какой-то там очень важной причине. А если бы нужно было, Аня знала бы, куда она уехала, и они могли бы обмениваться письмами и ездить друг к другу в гости. Ведь родственники всегда сообщают другим родственникам о своих перемещениях…

Ворочаясь в постели, Аня уже в полусне улыбнулась и покачала головой.

Катя не была ее сестрой. И не могла ею быть. Но родство между ними возможно. Особенное, замечательное родство!..

Эта мысль так ошеломила Аню, что сон тут же слетел с нее.

«Что это со мной? Почему я подумала об этом?.. – спросила она себя. – Неужели это локон виноват?.. Нет-нет, я не буду думать об этом сейчас! Я не буду думать об этом до тех пор, пока не встречусь с Катей снова. Ведь я точно знаю, мы с ней обязательно встретимся когда-нибудь!.. Надо только немного потерпеть, подождать… Подождать… Подождать…»

И с этой мыслью Аня уснула.

…И тут же вновь проснулась. Бросив взгляд на светящийся циферблат будильника, она увидела, что стрелки показывали восьмой час утра.

«Нет, вставать я не буду!.. – с неудовольствием подумала Аня. – Каникулы!.. Буду спать до обеда. Или вообще весь день!..»

Она закрыла глаза, в надежде, что сон вернется к ней.

Но тут на нее накатило какое-то совсем странное состояние, не сон, а полузабытье, как будто расстояние и время слились в один поток, и этот поток подхватил ее и сделал своей частью – так, что она приобрела способность слышать и чувствовать то, что в обычном состояние ей было недоступно.

Она услышала.

Да, она услышала…

Как кто-то плачет!..

У Ани перехватило дыхание.

Боже мой! Ведь это же плакала Катя!

Где-то там, где она была сейчас, ей было плохо! Ей было одиноко! А еще она устала, очень устала. Она так много сделала, и для себя, и для других, причем для других гораздо больше, чем для себя, и нуждалась в обыкновенном внимании, в обыкновенном душевном прикосновении словом, мыслью, взглядом… Но никого не было в этот драматический момент рядом с ней. Никто не мог сделать для нее того, в чем она сейчас так нуждалась…

- Катя! Катенька! Катюша!.. – шепотом воскликнула Аня. – Но ведь я же здесь!.. Не плачь, не надо! Я слышу тебя!.. Я же тебя слышу!.. А ты? А ты меня слышишь?..

Ответом ей был продолжающийся безутешный плач.

Аня поняла, что подхвативший ее поток развернут в одну сторону. Аня слышит Катю, а она ее – нет.

Но должен же быть какой-то способ добраться до нее. Если Катя не слышит слов Ани, то, может быть, она способна уловить ее чувство?.. Ее мысль?.. Вот только как их передать?..

Взгляд Ани заметался.

И остановился на окошке игрушечного дома, озаренного призрачным сиянием утренней луны.

Аня вскочила, быстро, но осторожно открыла окно домика, и через него вынула куклу Кати.

- Да ты моя маленькая! – бормотала при этом Аня, сама едва не плача от нахлынувших чувств. – Сейчас, сейчас мамочка тебя приласкает! Мамочка тебя утешит. Ты не одна, моя маленькая, не одна!.. Мамочка рядом… Давай-ка снимем платьице, оденем рубашечку… Ах, у тебя же нет никакой рубашечки… Мы ее для тебя сшить не догадались!.. Ну и ладно. Не надо нам никаких рубашечек!.. Зачем они нам?.. Мы с тобой обе будем голенькими!..

Аня вдруг хихикнула, сама не понимая от чего, и опять нырнула под одеяло, осторожно держа Катю в руках.

Улегшись на левый бок, Аня, повинуясь еще одному удивительному порыву, приложила губки маленькой Кати к своему еще совсем неразвитому соску и зашептала:

- Вот так гораздо лучше!.. Правда, маленькая?.. Мамочка тебя приласкает! Мамочка даст тебе грудь, и все будет просто прекрасно!.. Не надо плакать, не надо!..

И в тот же миг Аня почувствовала, как далекая Катя глубоко вздыхает, как всласть выплакавшееся дитя.

И, почмокав губами, засыпает…

Дрожь пробежала по всему Аниному телу, а сердце ударило в ее груди гулко и восторженно.

Катя услышала ее!

Она больше не плакала!..

Она чувствовала ее, понимала, принимала ее заботу и ласку!..

Ане стало необыкновенно тепло и покойно на душе. Впервые после длительного перерыва она опять ощутила свое единство с Катей. Вот именно!.. Единство!.. Вот что у них всегда было! Когда они с Катей вместе, они – единое целое!.. Ах, как же это хорошо! Как замечательно!..

Бережно прижимая Катю к своему еще очень небольшому холмику с едва развитым соском, Аня вдруг тоже заплакала, но не от печали, нет, а от радости, от понимания того, что время и расстояние ничего не могут поделать с ними.

Они с Катей вместе.

Они были вместе, они сейчас вместе и всегда будут вместе!..

Будут вместе, обязательно будут!

Будут…

Будут…

4

Сознание Ирины Александровны опутывал необыкновенно вязкий сон. Что-то происходило, она сквозь сон чувствовала это, и пыталась сбросить с себя его слишком уютную, слишком нежную пелену, а сон сопротивлялся, покоряя ее не силой, а слабостью, и Ирина Александровна только понапрасну теряла силы в неравной борьбе.

«Ну что же ты делаешь со мной?..» - с упреком бормотала сну Ирина Александровна. – «Не нужно меня вот так убаюкивать! Я должна встать! Я должна все проверить! Я должна убедиться, что все в порядке!..»

«Все и так в порядке… В полном порядке… Волноваться не о чем… - будто бы шептал ей в ответ сон, не желая выпускать из-под своей мягкой власти.

«Ну как же не о чем!.. – возмущалась Ирина Александровна. – Я слышу, будто кто-то плачет! Неужели это Костя?.. Я должна пойти к нему!..»

«Не спеши… Не спеши… Не мешай им... - лепетал в ответ сон. – Не думай о слезах… Они уже высохли…»

«Им?.. Им?.. – удивлялась Ирина Александровна. – Им – это кому?.. Неужели?..»

«Тс-с!.. – отвечал ей сон. – Подожди… Ну подожди немного!..»

И вот так они спорили и спорили друг с другом, а время тянулось и тянулось.

Наконец, сон отступил. Ирина Александровна проснулась, чувствуя, что вязкая пелена исчезла без следа.

Она открыла глаза и бесшумно встала с постели, стараясь не разбудить крепко спавшего рядом Григория. В комнате уже давно царил зимний день, и, значит, сон не отпускал ее очень долго. Накинув халат, Ирина Александровна побежала в комнату Кости.

Он спал на спине, раскинув руки, и на щеках его действительно виднелись следы слез. Но при этом лицо его было таким безмятежно счастливым, каким бывает только у младенцев.

Стараясь двигаться бесшумно, Ирина Александровна присела на краешек постели, любуясь своим ребенком и едва удерживаясь от того, чтобы его не поцеловать.

И вдруг…

Однажды, уже прошедшим летом, глядя на спящую Катю, она совершенно ясно увидела перед собой Костю.

А теперь в нем произошла новая перемена.

На его возмужавшем лице отчетливо проявились нежные линии, которые раньше были видны только в лице Кати. И от этого лицо Кости стало еще выразительнее.

Ирина Александровна уже не могла сдерживаться. Потянувшись к сыну, она нежно, самыми кончиками пальцев, прикоснулась к его щеке.

«Вот он, малышка, твой брат!.. – сказала она своей будущей дочери. – Твой необыкновенный, единственный в своем роде, особенный брат!..»

Ирина Александровна хотела бы сказать что-то еще, но горло ее перехватило, и она не смогла произнести больше ни одного слова, даже про себя. Сказанного, однако, оказалось достаточно, чтобы дитя внутри отозвалось тонким движением, так, что глазам Ирины Александровны стало горячо.

И тут Костя открыл глаза и сказал:

- Мамуля… Доброе утро!..

- Добрый день уже!.. – ответила ему с улыбкой Ирина Александровна.

- А почему ты плачешь?.. – спросил Костя. – Что-то случилось?..

- Ну вот, ты меня опять опередил. – вздохнула Ирина Александровна. – Я ведь хотела спросить тебя о том же самом!..

Костя смотрел на маму, улыбаясь. Ирина Александровна чувствовала, что связь между ними восстанавливается и становится даже еще крепче.

- Мне было плохо.. – признался Костя. – Мне давно не было так плохо, как в эту ночь. Может быть, я просто устал. Так много всего пришлось сделать. Так много всего произошло… А потом… Потом мне приснился сон… То есть это был совсем не сон… В общем, мы разговаривали с Аней!.. Без слов. Но очень хорошо понимали друг друга. Я слышал ее, а она слышала меня. Теперь она знает, что я где-то есть, и что я не забыл ее. А я знаю, что она помнит меня и думает обо мне…

И Костя мечтательно улыбнулся.

Ирина Александровна вновь залюбовалась им.

- Я очень рада… - тихо сказала она. – И разве можно было сомневаться, что Аня думает о тебе?..

- Я и не сомневался, нет. Но одно дело – просто знать, и совсем другое – чувствовать на самом деле!..

- Да, я тебя понимаю, понимаю… - прошептала Ирина Александровна.

- Жаль только, что обе куклы, которые я сделал для Ани, остались у нее. – печально сказал Костя. – И Аня, и Катя…

- Но у тебя ведь есть другие куклы. Мы не все оставили в Дубравке.

- Нет, мама. Это другие куклы. Простые. Магазинные!..

- Ничего-ничего, это можно как-нибудь поправить!.. – сказала Ирина Александровна. – Будешь еще спать?.. Или будешь вставать?..

Костя немного подумал.

- Я еще полежу. Подумаю…

- Ну подумай, подумай… - кивнула ему Ирина Александровна. – И я тоже подумаю, над своим поведением… Я ведь очень виновата перед собой! Что-то происходило, а я даже не замечала этого! Тебе нужна была помощь, а я не пожелала тебе помочь…

- Нет, мама, ты ни в чем не виновата. – покачал головой Костя. – У тебя ведь будет ребенок. Ты думала о нем. Тут все понятно.

- Все равно. Все равно! – возразила Ирина Александровна. – Я не должна думать о кому-то в первую очередь, а о ком-то – во вторую. Я хочу научиться думать в первую очередь обо всех!..

- Ты и так умеешь. – утешил ее Костя. – Ты такое умеешь, что ой-ей-ей!..

- Спасибо тебе, сынок!.. – сказала Ирина Александровна, вся подаваясь вперед и целуя Костю в обе щеки. – Спасибо! Спасибо!..

В коттедже все трое (не считая будущего ребенка) провели целую неделю, как и планировали, развлекаясь катанием на лыжах, строительством снежной крепости и чтением по вечерам. А по ночам, укладываясь спать, Костя протягивал руку к Ане и чувствовал ее ответное прикосновение, засыпая со счастливой улыбкой на губах.

С такой же улыбкой в своей постели в Дубравке засыпала и Аня. Костя знал об этом совершенно точно.

В городе на них навалились обычные заботы, и первые дни после каникул все были очень заняты.

Но в одну из ночей, когда Костя уже лег в постель, Ирина Александровна вошла к нему в комнату с загадочной улыбкой, с руками за спиной.

- У меня для тебя подарок. – сказала она. – Я очень старалась, и, надеюсь, он тебе понравится. То есть она!.. Вот!

- Кукла! – воскликнул Костя. – В Анином платье!.. Ой, у нее же Анино лицо!.. Как ты это сделала?..

- Ну, я просто повторила то, что однажды сделал ты. – улыбнулась Ирина Александровна. - Правда, эта кукла не из папье-маше, а из пластика. Так будет надежнее. А вот тут… Вот тут для маленькой Ани еще кое-что…

- Платья… Рубашки… - пробормотал Костя. – Спасибо, мамуля! Это самый лучший подарок за всю мою жизнь!..

Ирина Александровна вновь улыбнулась, уже несколько смущенно. Она вынула еще один подарок.

- Я тут вот подумала… И решила, что это понравится тебе самому!..

- Ночная рубашка?.. Для меня?.. – пробормотал Костя.

- Ну, почему бы и нет?.. Помнишь, как тебе было приятно спать в рубашечках?.. Смотри, какие кружева. И оборочки!.. Нравится?..

- Да. Да!.. Очень…

- Давай, я тебя переодену?.. Как когда-то?.. Не будешь стесняться?..

- Да ну. С чего бы я стеснялся?..

Через пару минут Костя лежал в постели уже в новой ночной рубашке, впитывая полузабытые прекрасные ощущения.

- Как хорошо. – сказал он. – Как свободно!..

- Замечательно!.. – сказала Ирина Александровна. – Я очень рада, что ты рад! И вот что я подумала еще... Может быть, купить тебе платье?.. Ты сможешь носить его дома. Ты, правда, подрос, но это не важно. Мне кажется, тебе будет приятно время от времени снова побыть Катей!..

- А Григорий?.. Он же увидит. Как он к этому отнесется?..

- О Григории можешь не волноваться. Он все понимает. Я уже рассказала ему кое-что, в самых общих чертах. Ты не осуждаешь меня за это?..

- Нет, мамочка, ты что!..

И уже на следующий вечер Ирина Александровна с восторгом переодела Костю в новое платье. Он действительно сильно вытянулся, но в нарядном темно-синем платье чуть ниже колен, с оборками и кружевами, выглядел очень мило.

- Ну, здравствуй, Катя!.. С возвращением!.. – шепнула Ирина Александровна, нежно обнимая свое дитя. – Хорошо малышке в платьице?..

- Да, мамочка. Очень хорошо! – обнимая маму, прошептал ей Костя в ответ.

Так с тех пор и повелось. Не каждый день, не постоянно, как раньше, но время от времени Ирина Александровна наряжала Костю в платье, и он целый вечер, а то и целый день проводил в образе Кати.

Григорий принял эту перемену не только с пониманием, но даже с каким-то благоговением. Ирина Александровна рассказала ему о появлении Кати во всех деталях, и он слушал с большим вниманием.

- Как это все необыкновенно!.. – сказал он затем. – Но по-другому у вас ведь и быть не могло.

- Да, это так. – согласилась Ирина Александровна. – Это так…

- И еще я вот что хотел сказать… - как бы собираясь с духом, продолжал Григорий. – Я хотел сказать… Спасибо!..

- За что?.. – удивилась Ирина Александровна.

- За доверие.

- Но оно ведь было у нас с самого начала. А если б его не было, не было бы ничего!..

- Вот за это и спасибо!..

Теперь те вечера, когда Костя был Катей, проходили у них в особой атмосфере. Они все трое после ужина собирались в гостиной. Ирина Александровна о чем-то тихонько беседовала с Григорием, пока Костя, то есть Катя, играла в уголке со своими куклами, или же они читали друг другу очередную главу из той книги, которую выбирали вместе именно для общего чтения вслух, или беседовали о чем-то все вместе.

Ну а спать Костя укладывался всегда в ночной рубашке, с маленькой куклой Аней рядышком на подушке, в то самое время, когда Аня укладывала с собой маленькую куклу Катю… Они разговаривали друг с другом без слов, и снились друг другу вновь в образе маленьких девочек, управляя не только своими снами, но и самой материей, из которой созданы не только сны…

Ангел задумчиво смотрел на мелькание искр в живом тумане перед собой. Такого разноцветного фейерверка он не видел еще ни разу. Что бы это значило?..

- На этот раз я одобряю все твои действия. – ответил на его невысказанный вопрос глубокий голос, выделив интонацией слово «все».

- Но я бы не решился сделать то, что я сделал, если бы меня не попросили.. – признался ангел. – Хотя я не до конца понимаю, как это у него получилось. Или правильнее будет сказать «у нее»?..

- Ничего непонятного здесь нет. С просьбой к тебе обращалось его второе «я», или, другими словами, та часть его личности, которая существует на соединении многих миров. – объяснил голос. - Та часть, которая способна совладать даже с первозданным хаосом! Ведь он, как целая личность, соединяет в себе тоже очень многое.

- Неужели… Неужели подобно тебе самому?.. – с трепетом осведомился ангел.

- Именно так! – с гордостью ответствовал голос. – Почему бы и нет?.. Чего бы они стоили, если бы не могли делать хотя бы это?..

- Большинство не может. – сказал ангел.

Вновь в тумане возникло движение, как будто кто-то развел руками, и голос сказал:

- Не устаю повторять, что шанс совладать с хаосом предоставляется каждому из них. Каждому. И каждый сам выбирает свой путь.

Ангел в ответ промолчал. На лице его отражалось борение чувств. Туман блистал и клубился перед ним в спокойном ожидании.

- Я вот что… - заговорил ангел. – Я хотел спросить… Может быть, время испытаний для них завершилось?.. Может быть, им уже можно соединиться не только на грани миров, но и в самой реальности?..

- Может быть. – ответил голос. – Но вначале следует разобраться, что есть реальность хотя бы с их точки зрения. Не правда ли?..

Ангел вздохнул.

- Хорошо. Я не буду тебя запутывать. – продолжал голос мягко. – К тому же ты сам знаешь ответ… Вот подумай, почему они сами не только не говорят, но даже и не думают пока о встрече?..

Ангел растерялся и тоже только развел руками. Крылья его встрепенулись.

- Все очень просто. Они берегут друг друга!.. – объяснил голос. - Они знают, что семена, брошенные в благодатную почву, уже проклюнулись, пустили корни и проросли. Теперь они должны вырасти и укрепиться, чтобы наступило время для плодов…

- И когда?.. Когда же, наконец, оно наступит?..

- Довольно скоро. Пройдет каких-нибудь несколько лет…

- Несколько лет?!.. – завопил ангел.

- Ну что ты так кричишь?.. Эти годы пролетят быстро, в душевных, в радостных трудах. Так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеешь…

Глава одиннадцатая

1

Время и в самом деле побежало очень быстро. Это ведь только в настоящем все может тянуться довольно долго, но при взгляде назад целая череда событий кажется одним коротким мгновением.

А еще бывает так, что время тянется будто бы как обычно, но на самом деле оно движется с ускорением. Но понять это можно тоже только при взгляде назад.

Днем первого января Аня проснулась в великолепном настроении и с желанием сделать что-нибудь очень, очень хорошее. Она поднялась с постели, одела куклу Катю и вернула ее в домик, к кукле Ане. До вечера…

А потом Аня принялась одеваться сама.

Дарья Петровна с Дмитрием Борисовичем пили чай на кухне, когда Аня спустилась к ним в нарядном платье и с большими бантами в косичках.

- Добрый день, мамочка и папочка!.. – торжественно сказала она.

- Добрый день! – ответили родители в унисон, и Дарья Петровна воскликнула: - Да ты моя радость!.. Иди скорей ко мне, я тебя расцелую!..

А Дмитрий Борисович не только расцеловал Аню, но и усадил к себе на колени.

- Посиди у меня по старой памяти, - сказал он. – Пока совсем не выросла.

- Да, быть маленькой так хорошо, оказывается!.. – мечтательно сказала Аня, устраиваясь на папиных коленях очень уютно.

- Ты поняла, да?.. – улыбнулась ей Дарья Петровна.

- Никаких проблем!.. – сказал Дмитрий Борисович. – Для нас ты всегда будешь малышкой, даже когда станешь совсем взрослой.

- Как хорошо! – воскликнула Аня, вновь принявшись тискаться и целоваться с отцом. А он в порыве чувств дал ей такого крепкого шлепка, так, что Аня даже взвизгнула.

- Дима, ну ты что! – покачала головой Дарья Петровна. – Так шлепать!.. Ребенок сидеть не сможет!

- Ничего, ничего, ей полезно. – бодро ответил Дмитрий Борисович. – Хотя бы иногда.

- Между прочим, дорогие родители, вы почему это чай пить без меня сели?.. – с притворным возмущением спросила Аня.

- Да мы просто хотели дать тебе выспаться. – ответила Дарья Петровна. – Тем более, что вчера у тебя настроение было не ахти.

- Зато теперь она прямо сияет. – сказал Дмитрий Борисович, глядя на Аню очень внимательно.

- Да! – согласилась Аня. – И все потому, что ночью мне приснился необыкновенный сон… То есть это был совсем не сон… В общем, мы разговаривали с Катей!.. Без слов. Но очень хорошо понимали друг друга. Я слышала ее, а она слышала меня. Теперь она знает, что я где-то есть, и что я не забыла ее. А я знаю, что она помнит меня и думает обо мне…

И Аня мечтательно улыбнулась, даже не подозревая, что рассказала о ночном событии теми же словами, что и Костя своей маме.

Дарья Петровна и Дмитрий Борисович переглянулись.

- Ну что вы переглядываетесь?! – воскликнула Аня. – Неужели вы мне не верите?

- Еще как верим!.. – ответил ей Дмитрий Борисович. – И очень рады, что Катя наконец отозвалась.

- Она не то, чтобы отозвалась… Она просто плакала!.. И я услышала ее. Вот.

- Катя?.. Плакала?.. – удивилась Дарья Петровна. – Вот уж чего от нее не ожидала!..

- Значит, ей было из-за чего плакать. – сказал Дмитрий Борисович.

- Но теперь все прошло!.. – быстро сказала Аня. – Она больше не будет плакать! Я об этом позабочусь!..

2

После окончания новогодних каникул Костя почувствовал перемены и в своем классе. Во-первых, кардинально изменилось поведение Марины. Она превратилась в тишайшую и прилежнейшую ученицу. На Костю она боялась смотреть даже искоса, а при случайном пересечении взглядов краснела и опускала глаза. Правда, Косте казалось, что Марине очень хотелось подойти к нему и что-то сказать, что-то объяснить, может быть, даже попросить прощения. Но ничего подобного так и не последовало. Сам Костя к ней не подходил и не заговаривал. Он чувствовал, что этого делать не нужно.

Во-вторых, изменилось отношение к самому Косте. Если до этого он играл роль равного среди равных, то теперь молчаливое общественное мнение поставило его на более высокую ступеньку. Так думали его сверстники, так считали учителя. Свита Гордона ведь не могла держать языков за зубами, и после того, что Костя сделал с Гордоном, все чувствовали к нему глубочайшее уважение, связанное с благоговением, хотя и другого рода, чем благоговение Григория.

Костя победил, даже не прикоснувшись к своему противнику. Это было удивительно и не вполне понятно. На Костю приходили посмотреть из других классов впечатлительные девочки, которым обязательно нужно иметь кумира…

Костю это раздражало и еще вызывало странное ощущение, похожее на скуку.

- Такое чувство, что в школе мне делать больше нечего. – сказал он ближе к весне.

- Нечего?.. А как же сверстники?.. Отношения?.. Ну и все такое?.. – спросила Ирина Александровна.

- Ну что сверстники.. У меня в классе нет друзей. В смысле настоящих друзей. А отношения.. Поддерживать их проблем нет. Только все равно это скучно. Как подумаю, что нужно в школе торчать еще несколько лет, так хоть стреляйся!..

- Ну, стреляться не нужно, а вот разделаться со школой ты можешь гораздо раньше. Если действительно хочешь этого. – заметил Григорий.

- Гриша, ты о чем?.. – удивилась Ирина Александровна.

- О том самом, что он уже проделал дважды!..

Костя смотрел на Григория, открыв рот.

Как он сам об этом не догадался?.. Нужно просто пройти эти оставшиеся несколько школьных лет быстрее!

И он прошел их. Четыре с половиной оставшихся года за два с половиной, став студентом архитектурного института в шестнадцать лет.

3

У Ани в Дубравке жизнь развивалась своим путем. Ее по-прежнему окружала куча детей, и в школе и дома. Но теперь среди их занятий появилось совсем новое.

Аня принялась рассказывать своим друзьям и подругам волшебные истории о двух подругах, Ане и Кате.

Началось это, как водится, случайно.

Однажды в конце февраля, прямо на середине очередного просмотра видеозаписей, метель на улице так разбушевалась, что электричество погасло. Для спасения от темноты были зажжены свечи, а живой огонь, пусть даже и такой малый, наилучшим образом располагает к душевным беседам.

Поболтав с друзьями сначала о разных пустяках, Аня переключилась на воспоминания, главным действующим лицом в которых была, разумеется, Катя.

Быстро увлекшись, она стала фантазировать и рассказала историю, в которой реальность была заменена таким ярким и увлекательным вымыслом, что все слушали ее как завороженные, с открытыми ртами.

Аня рассказывала никак не меньше полутора часов, и была вынуждена закончить лишь потому, что у нее пересохло во рту.

- Вот это класс!.. – сказал кто-то из мальчиков. – Никогда такого не видел!..

- Сказала тоже – «не видел»! – фыркнула какая-то из девочек. – Не слышал!..

- Нет, я правильно сказал! – возразил мальчик. – Анька рассказывала, а я прямо видел кино.

- И я тоже видела… - прошептала еще одна девочка.

Так оно и было. Анин дар рассказчицы вызывал в воображении слушателей самые настоящие живые картины, и им казалось, что они не слушают, а смотрят великолепное кино.

Само собой, Аню стали просить рассказать еще что-нибудь. И она никогда не заставляла себя упрашивать.

Несколько раз к детям незаметно пристраивались Дарья Петровна и Дмитрий Борисович. Они слушали рассказы дочери с не меньшим увлечением.

Наконец, однажды Дмитрий Борисович сказал:

- Рассказы вслух – это замечательно. А теперь попробуй записать то, что ты рассказываешь.

- Зачем?.. – даже удивилась Аня.

- Затем, чтобы у тебя получился не только устный, но и самый настоящий рассказ.

- Мои рассказы и так настоящие!.. – гордо и с некоторой обидой заявила Аня.

- Да кто бы спорил!.. У тебя явно есть литературный дар. Но над ним, знаешь ли, надо работать. Развивать его надо.

- Да запросто! – самонадеянно заявила Аня.

- Запросто – не просто!.. – ответил на это Дмитрий Борисович.

Папина реакция задела Аню. И в первый же свободный часок уселась за стол не ради уроков, а ради того, чтобы впервые в жизни заняться литературным трудом.

И вот тут-то и открылась непонятная вещь: слова и образы, такие послушные при рассказе, никак не желали слушаться ее на бумаге. Они ее не слушались, разбегались и просто не желали идти туда, куда она стремилась их направить.

- У меня ничего не получается!.. – чуть ли не со слезами призналась Аня папе.

- У всех не получается. – неожиданно ответил он. – Ты думаешь, мастер это тот, у кого все получается сразу?.. Ничего подобного! Запомни самую удивительную вещь - в жизни бывает сложней всего добиться самого простого!..

- Что, и так – всегда?.. – поразилась Аня.

- Ну, хоть и не всегда, но как правило!..

К счастью, для нее, Аня отличалась и терпением и упорством. Не одну пачку бумаги она истратила, и не один час просидела за столом, пока у нее стало получаться хоть что-то.

Однажды Дмитрий Борисович принес ей диск с программой обучения так называемому «слепому» способу набора текста. Аня освоила программу очень быстро, и стала сочинять прямо за компьютером, быстрее, больше и гораздо увереннее.

Это случилось, когда Ане пошел уже шестнадцатый год.

4

Тем временем Костя занимался не только школьными делами. Он все больше увлекался программами построения трехмерных объектов. Но не игровых, а архитектурных.

Правда, его проект великолепного блистающего дворца так и остался не более чем виртуальной фантазией.

Первоначально Костя намеревался перевести все эти летящие высокие башни, колонны и мосты в пластик и картон, чтобы его дворец можно было увидеть не только на экране монитора, но и потрогать, и рассмотреть с разных сторон. Все необходимые материалы были куплены, да и трудолюбия Косте было не занимать, но однако к «строительству» он так и не приступил. Что-то его останавливало.

- Не могу понять, в чем тут дело. – сказал он Григорию. – Я ведь несколько месяцев его на компьютере делал! Я так мечтал о том, когда смогу перевести его в настоящий трехмерный вид. И вот, как будто бы потерял к нему интерес.

- Как будто?.. – переспросил Григорий. – Или в самом деле?..

Костя посмотрел на него ошеломленно.

- В самом деле… - повторил он медленно. – С чего бы это?..

- Ну, давай разберемся. – предложил Григорий. – Вот скажи, тебе самому хотелось бы жить в этом дворце?..

- Да в общем-то, не особо!.. – признался Костя.

- И, по твоим ощущениям, почему?..

- Ну… Холодный он какой-то получился. Не в смысле там физического холода, а в смысле… Бесчувственный он какой-то!..

- Вот! – воскликнул Григорий. – А в доме должно быть тепло. Подумай над этим.

Костя подумал. И вспомнил все те домики, которые они построили вместе с Катей. В них-то уж точно было тепло!.. Не зря они так нравились другими детям.

И взрослым тоже.

- Вот видишь?.. – кивнул Григорий, когда Костя рассказал ему об этом. – В ваших домиках было что-то настоящее, что-то, извини за каламбур, домашнее. Именно этого не хватает многим так называемым концептуальным проектам. Сделать, знаешь ли, обыкновенный удобный кухонный табурет оказывается намного сложнее, чем какой-нибудь дизайнерский стул!..

- Почему?..

- Да потому, что самого простого в жизни добиться бывает очень сложно!..

- Что, и так – всегда?.. – поразилась Аня.

- Ну, хоть и не всегда, но как правило!..

Григорий не знал, что о сложности простоты рассказал Косте теми же самыми словами, что и Дмитрий Борисович Ане.

Такие вот удивительные параллели.

И новые линии.

И новые крепкие корни.

5

Костя отложил свой дворец в архив.

И занялся проектом маленького жилого поселка из небольших двухэтажных коттеджей, причем начал делать его не с помощью компьютера, а «по-старинке», из бумаги и картона.

Времени на это ушло довольно много. Полностью макет поселка оказался готов только в конце июля. По чудесному совпадению, это произошло за день до того, как на свет явился новый член их дружной семьи.

То есть не явился, а явилась, поскольку это, как и ожидалось, была девочка. Имя ей выбирали в горячих спорах, и в конце концов нарекли Натальей.

Костя сразу нашел с сестрой общий язык. Особенно ему нравилось, как крепко она охватывала крошечным кулачком его палец. Он с большим удовольствием выгуливал Наташку во дворе дома, но первый важный выход в свет у Натальи Григорьевны состоялся в конце сентября, когда она в качестве почетного гостя приняла участие в очередной выставке архитектурных проектов.

Костин макет поселка участвовал во внеконкурсной программе и был удостоен специального приза жюри «за талант и удивительно гармоничное соединение всех стихий». Так и было сформулировано. Правда, эта формулировка вызвала у многих неоднозначную реакцию. Кое-кто даже утверждал, что настоявший на этой формулировке председатель жюри был слегка пьян во время последнего заседания. А тот в ответ на полном серьезе возражал, что был не пьян, а «опьянен полетом мысли и духа юного конкурсанта».

И не он один, кстати.

Во время выставки у Костиного макета постоянно толпились зрители, разглядывая его так и этак, с разных позиций. Очевидно, было в нем что-то очень привлекательное, манящее даже. Если бы не прозрачный пластиковый колпак, предусмотрительно заказанный Григорием, от макета не осталось бы ничего.

Один из посетителей стоял у макета дольше других. А он, как выяснилось, был вовсе не простой посетитель. Он был владелец строительный фирмы, и вскоре обратился к Косте с просьбой продать эту разработку ему.

Разумеется, проект нуждался в доработке и конкретной привязке, поскольку стихии стихиями, а есть еще требования к материалам, коммуникациям, подъездам, развязкам и так далее. Ну, тут пришлось самым тесным образом подключиться Ирине Александровне с Григорием. Так или иначе, уже на следующий год поселок, сделанный Костей из картона и самых простых материалов, был построен из камня и дерева, и Григорий специально возил Костю, Ирину Александровну, и, разумеется, Наталью Григорьевну, полюбоваться на воплощение архитектурных идей в жизнь.

После этого к Косте, а, точнее, к создавшейся семейной команде, стали обращаться с новыми подобными заказами. Разумеется, Косте не хватало знаний, опыта, но в нем было главное – ясный взгляд, чистое чувство, и, разумеется, талант.

И упорство, и трудолюбие.

Тогда Григорий, как деловой человек, предложил Косте зарегистрироваться как предпринимателю.

- Так мне ж всего пятнадцать!.. – удивился Костя.

- Ничего, закон разрешает, если есть согласие родителей.

И Григорий вопросительно взглянул на Ирину Александровну.

- Ну не знаю.. – с сомнением сказала та. – Справиться ли он?.. Это ведь будет уже не игра!..

- Справится. – уверенно заявил Григорий. – Не зря ведь ему подчиняются все стихии!..

И вскоре Косте пришлось познать приятное чувство, когда у тебя на собственном банковском счете кое-что есть.

Обратной стороной этого удовольствия была необходимость взаимодействовать с налоговой инспекцией. Но тут Косте на помощь пришел привлеченный все тем же неугомонным Григорием опытный бухгалтер.

Дело пошло!..

6

Когда Ане исполнилось пятнадцать лет, Семен Затулин, детская вражда с которым была уже давно забыта, объяснился ей в любви. Решился наконец-то…

- Сенечка, милый!.. - смущенно воскликнула Аня. – Я ведь и так все вижу!.. Я от тебя чего-то такого давно ожидала… Мне нравится с тобой дружить, но, видишь ли…

- Я так и знал… - пробормотал Сеня. – Я чувствовал!..

- Ну, вот, ты и сам чувствовал… - сказала Аня, утешительно дотрагиваясь до его плеча. – Ну не могу же я приказать своему сердцу полюбить тебя, если оно уже давно… В общем, ты понимаешь.

- А кто он?.. Можно хотя бы узнать?..

- Он далеко… - не вдаваясь в детали, сказала Аня.

«Он?.. – спросила она про себя. – Я говорю, «он»?.. Ах, нет, нет, дальше я просто боюсь продолжать!..»

Ее чувства продолжили за нее сами по себе. Аня никогда не забывала о волшебном прикосновении к своему телу чутких Катиных рук. И о выражении лица Кати, когда она любовалась Аней во время купаний на пруду…

Вслух Аня сказала:

- Семен, будь мужчиной! Ты мой друг, но предназначен ты какой-то другой девочке!.. А какая-то другая девочка – тебе. Вот так!..

Семен только уныло вздохнул в ответ.

- Где она, эта другая?.. – простонал он. – И вообще, на целом свете никто не сравниться с тобой одной!..

- Не правда! - заявила Аня. – И вообще, не вздыхай! Лучше помоги мне сделать собственный сайт. А то рассказов уже много, и хочется их опубликовать хотя бы в сети. Или ты надуешься теперь и не будешь мне помогать?..

- Не надуюсь!.. – встрепенулся Семен.

Сайт он Ане сделал, и очень хороший. Все-таки он уже несколько лет был с компьютером на «ты», мечтая в будущем стать профессиональным программистом.

Но его тайные надежды на пробуждение в Ане ответной любви не оправдались. Впрочем, это горе довольно быстро прошло. Получив прямой ответ от Ани, Семен стал более внимательно смотреть по сторонам.

И вскоре совсем рядом заметил, и не кого-нибудь, а свою же собственную одноклассницу. Шаг за шагом, в сердцах молодых людей уютно устроилась любовь, и в свое время, довольно скоро, они стали мужем и женой и родили себе на радость трех прекрасных детей.

Впрочем, это уже совсем отдельная история.

Это – совсем отдельные линии!..

7

Когда Косте исполнилось шестнадцать лет, он превратился в видного юношу, со стройной фигурой и хорошо развитой мускулатурой – сказались занятие спортом.

Приглядевшись к нему, один из друзей Григория, скульптор, уговорил Костю позировать ему для композиции «К звездам». В ней скульптору так удалось передать страсть к движению и неукротимый человеческий дух, что эту работу приобрел один из городов солнечной Италии.

Правда, Ирине Александровне не хотелось отпускать Костю «в таком виде в Италию». Но Григорий убедил ее, что «это ведь настоящее искусство. Так что пусть любуются. И вообще, чем наш Костя хуже Давида?..»

И стремящийся к звездам обнаженный юноша стал главной достопримечательностью этого города. Он украшает его центральную площадь.

К нему ходят фотографироваться молодожены, туристы, а еще он очень нравится девушкам, что, между прочим, создает проблемы их юношам. Не все из них могут похвастаться таким совершенным телом и такой тренированной мускулатурой!..

И никому было невдомек, что атлет Костя по-прежнему любил в домашней обстановке играть в маленькую девочку Катю. Его платья подросли вместе с ним, но оставались все такими же детскими, в оборочках и кружевах. Катя-то ведь остается маленькой девочкой!..

Со скульптурой оказалась связана и еще одна история.

Один из учеников того скульптора, робкий молодой человек, склонный к черной меланхолии, влюбился в Костю. И однажды у них состоялся по этому поводу деликатный разговор.

- Ты особенный!.. – сказал этот молодой человек Косте. – Я чувствую в тебе что-то такое, чего нет у других. Ты ведь и правда похож на Давида. Есть у вас что-то такое, общее… А Микельанджело, он ведь…

- Я знаю. – мягко сказал Костя. – Может быть, во мне и есть какие-то особенности, хотя я не считаю возможным рассказывать о них. Но в том, что ты имеешь в виду, у меня с Микельанджело нет ничего общего.

- Вот как… - пробормотал ученик скульптора.

- Может быть, не стоит так расстраиваться?.. – предложил ему Костя. – Ты попробуй наоборот.

- Наоборот?.. В каком смысле?..

- Ну, ты хочешь найти особенного юношу. Ищешь и не находишь, как я понял. Но, может быть, стоит поискать особенную девушку?.. Не девочку в мальчике, а мальчика в девочке?..

Ученик скульптора посмотрел на Костю изумленно.

- В таком ключе я никогда не думал… - пробормотал он.

- А ты подумай. Ты же творческая личность. И, значит, способен на многие преобразования.

Ученик скульптора подумал.

И не так скоро, как в свое время Семен Затулин, но все-таки увидел особенную девушку, с тонкой тайной глубоко в душе. Он помог ей раскрыть эту тайну, и раскрылся навстречу ей.

Не все у них было гладко. Счастье их было трудным.

И все-таки это было настоящее счастье.

Впрочем, и это тоже – совсем отдельная история.

8

Незадолго до шестнадцатилетия с Аней случилось чудо. По крайней мере, она это восприняла именно так. К тому времени на ее личном литературном сайте было уже несколько десятков рассказов, сказок, историй. И еще появились рисунки, сделанные самыми разными художниками, которые просто присылали свои работы Ане.

И вот однажды Аня получила удивительное письмо.

«Мое издательство детской литературой до сих пор не занималось. – писал ей кто-то. – Но у меня есть дочь десяти лет, которая тоже мечтает стать издателем. Она прочитала все рассказы и сказки, опубликованные на Вашем сайте, и категорически потребовала от меня, чтобы я издал их отдельной книжкой. Таким образом, я готов подписать с Вами договор. Образец высылаю в прицепленном файле. Просьба прочитать, высказать свои замечания и встречные предложения. Чем быстрее мы начнем – тем лучше. Дочь меня терроризирует ежедневно…»

Аня поделилась этим сногсшибательным для начинающего автора известием с родителям, и Дмитрий Борисович помог ей разобраться во всех хитросплетениях договора.

Он был подписан.

Весной Ане исполнилось шестнадцать, а уже летом книжка вышла, и появилась в магазинах.

Со дня отъезда Кати прошло четыре года…

9

Это было то самое лето, когда Косте исполнилосьсемнадцать. В мраморе он восхищал девушек всей Европы, а живой вызывал самый горячий интерес всех местных девушек.

Но ни с кем из них он не перешел грань дружеских отношений, и не собирался переходить. Он мог думать только об Ане.

Они по-прежнему общались с ней без слов, на грани полусна, мечтая друг о друге, но Костя не решался, почему-то, просто отправиться к ней в гости.

И вот наступил день, когда один за другим произошли два замечательных события.

Сначала Костя встретил Марину.

Он шел по скверу, думая о чем-то своем, а Марина сидела на лавочке с каким-то юношей, классическим «очкариком», и тихо с ним разговаривала.

Костя бросил на нее мимолетный взгляд и кивнул ей, не сбавляя шаг.

Но Марина вдруг догнала его и остановила.

- Привет, Костя… - смущенно сказала она. – Как ты вырос! Возмужал.

- Ну, куда деваться!.. – развел руками Костя. – Приходиться расти!..

- Я.. Это.. Я вот что хотела сказать… - заговорила Марина, жгуче покраснев. – Ты не думай обо мне плохо, хотя я плохая, конечно… Я не стою того, чтобы… В общем, Саша… Вон он, ждет меня.. Он такой хороший, что думает, что и все кругом только хорошие.. Дурачок такой… И я просто все время с ним, чтобы.. Ну, чтобы никто не посмел сделать ему какую-нибудь гадость… Как я тебе когда-то… И Гордону… Я ведь пыталась просить у него прощения… Ну, после того… А он даже не захотел со мной разговаривать… Я ведь вижу тех, кто способен на гадости, потому что… Потому что я сама на них способна…

И Марина шмыгнула носом. Глаза у нее покраснели.

Она замолчала, затеребив свою юбку-колокол. И Костя подумал, что она стала очень красивой. Другой красотой, не той, которая у нее была когда-то.

- Ладно, я пойду… - пробормотала Марина.

- Подожди! – остановил ее Костя. – Ты молодец. Вот. И ты вовсе не плохая. Раз ты понимаешь все то, о чем говоришь. Мне кажется, твой Саша очень ценит тебя. И любит!

- Правда?.. Ты на самом деле так думаешь?..

- Я не просто так думаю – я вижу. И еще я вижу, что вы – вместе. Вот и будьте вместе и дальше.

- Спасибо!.. Спасибо, Костик!.. – пролепетала Марина.

- Да за что?.. Вот глупости!.. Я просто сказал тебе, как есть.

И Костя пошел дальше.

А Марина побежала к своему Саше.

Костя шел по аллее, глубоко задумавшись. Вот ведь как вышло!.. Вот как Марина изменилась. И, стало быть, изменились все ее вероятности. Тех, которые она увидела тогда в его глазах, больше нет. А какие есть?.. Этого пока никто не знает. Ведь она создает их сама, каждым своим шагом.

Костя подумал о Саше, которого Марина так старалась уберечь от посторонних гадостей. Так мамочка старается уберечь от всякой житейской грязи свое дитя…

Что-то кольнуло при этом в сердце Кости. Ему вспомнилась одна новогодняя ночь, когда на него навалились безмерная усталость и одиночество…

Костя грустно улыбнулся сам себе и покачал головой. Нет, теперь он не будет поддаваться чувству обиды и одиночества. Обид нет. И быть не может.

К тому же он не одинок. У него есть мама, Григорий, маленькая Наташка, которая с каждым днем становится все интереснее. С ней уже можно разговаривать о разных вещах!..

И у него есть Аня. Пусть не рядом, пусть где-то, но он знает, что она думает о нем. А она знает, что он всегда думает о ней…

То есть она думает о Кате, разумеется. Но это не важно. Когда-нибудь наступит время, и она узнает. Она узнает…

И все-таки, очень интересно, как она живет сейчас?.. Ей ведь уже шестнадцать. И, значит, она уже взрослая девушка...

Костя вздохнул и огляделся. Где это он?.. Это не то место, к которому он направлялся. Очевидно, углубившись в свои мысли после неожиданной встречи с Мариной, он свернул в другую сторону.

Случайно, конечно. Совершенно случайно…

Ладно, не беда. Небольшой крюк по такой погоде только добавит удовольствия прогулке.

Костя огляделся. В какую сторону лучше повернуть сейчас?..

Рядом старушка продавала большие красные яблоки. Очень красивые. Интересно, вкусные?.. Или не очень?.. В открытой палатке рядом со старушкой неимоверно рыжая девчонка торговала детскими книжками. Костя машинально пробежался по обложкам взглядом.

И тут же его взгляд за что-то зацепился. Костя подошел к палатке поближе и оглядел книжки еще раз, намного медленнее.

Что, что это?!..

Костя моргнул и взял книжку в руки.

Какая странно знакомая картинка на обложке! Улыбающееся лицо, сияющие глаза, соломенная шляпка, ярко-алое платье, все в оборках и белоснежных кружевах, с кружевной белоснежной тесьмой по подолу, с пышными рукавами почти до локтей, и белым поясом, завязанным сзади на талии большим бантом… А рядом – два маленьких белых козленка с бантиками в забавных кучеряшках. И куклы, сидящее за чаепитием, и чуть поодаль – тележка, на которой, очевидно, куклы приехали на эту полянку у пруда…

Сердце Кости застучало в груди гулко-гулко, руки задрожали, а в глазах потемнело настолько, что он никак не мог разобрать фамилию автора на обложке книжки.

Вот, вот, все прошло. Что тут написано?..

Анна Звонарева.

«Солнечная девочка».

Это название. А вот подзаголовок: «Истории и сказки для маленьких и больших.»

Трясущимися руками Костя открыл книжку.

И прямо ему в лицо ласково и немного смущенно улыбнулась Аня.

Костя закрыл глаза.

Открыл.

Опять закрыл.

Открыл.

Аня!.. Она!.. Все еще здесь! Никуда не исчезла!..

Как она выросла! И стала просто необыкновенно красивой…

Чувства Кости взвихрились, как смерч, и вокруг что-то разбилось на самые мелкие осколки. Тут же пахнуло свежим воздухом, и в голове возникла потрясающая ясность.

«Что это я тут стою?..» - подумалось Косте. – «Мне же надо ехать! Прямо сейчас! В Дубравку. К Ане!.. Почему я раньше до этого не додумался?..»

- Это очень хорошая книжка. – сказала рыжая продавщица. – Купите младшему брату. Или сестре.

- Точно! – воскликнул Костя. – Давайте все, сколько осталось!.. Мы ее все будем читать!..

- Ой, а их всего две и осталось… – огорчилась продавщица. – Ее очень хорошо покупают. Детям нравится. А взрослые как откроют, так прямо и замирают, как вкопанные. Многие даже пропускают свой автобус. Остановка-то вон она.

- Я не пропущу!.. – твердо сказал Костя, крепко сжав книжки в руках.

Глава двенадцатая

Кода

Аня проснулась в своей мансарде ранним утром, когда окно едва-едва окрасилось розовым светом. Спросонок она прислушалась, ожидая обычного утреннего лагерного гомона – криков, визгов, смеха, топота ног, бренчанья котелков и ложек – но тут же спохватилась и засмеялась сама над собой.

Какой такой лагерь?!.. Она же опять дома, вернулась вчера из «Эдельвейса» на целый день раньше. Не могла больше терпеть! Вдруг неимоверно захотелось домой!..

Да, в туристском лагере, конечно, было прекрасно, но дома еще лучше! Ведь прекраснее Дубравки нет места на земле!..

О, какой знакомый ритм!..

Аня вскочила с постели и запрыгала в диком танце по теплым доскам пола, повторяя:

- Прекраснее Дубравки нет места на земле!.. Прекраснее Дубравки нет места на земле!..

- Ну вот, негритянские танцы снова в самом разгаре!.. – послышался голос мамы.

- О, мама, у нас там было целых три негра. То есть афроамериканца!.. – воскликнула Аня, останавливаясь.

- Ну, им-то загорать бесполезно! – сказала Дарья Петровна. – Они и так загорелые навсегда. И ты тоже теперь - сплошной шоколад!.. Тебя там никто не пытался съесть?..

- Ели!.. – засмеялась Аня. – Но только на расстоянии, исключительно одними глазами. Большего им не дозволялось.

- Бедные страдальцы!.

- Ах, мама, мы все там так загорали и купались. – махнула рукой Аня. – В натуральном виде. У нас в лагере был просто настоящий Эдем. В смысле рай!..

- А как насчет дерева добра и зла?.. И змея-искусителя?..

- Пресмыкающихся и разных гадов мы к себе не пускали!.. И дерево добра и зла мы заменили деревом познания и дружбы. Вот.

- Ну и прекрасно!.. Завтрак на столе. А я помчалась. На работу пора.

- Папа уже ушел?..

- Еще час назад. Ну, пока, лапонька!.. Не скучай тут без нас.

- Постараюсь. У меня запланировано много развлечений. Надо разобрать почту, распаковать сувенирчики, постирать, прибрать… И т.д., и т.п.!

- Ну, трудись, трудись!..

Дарья Петровна ушла.

Аня сладко потянулась и любовно оглядела мансарду. Ах, разве может быть на свете что-то лучше родного дома?!..

Она накинула легкий сарафан и спустилась вниз. Сначала надо позавтракать, потом глянуть, как там куры, Хрюндель и, разумеется, Маврик с Манюней.

Маврик с Манюней чувствовали себя прекрасно, правда, приветствовали Аню уж очень экспрессивно. Они подпрыгивали, блеяли и как-то забавно тыкались Ане в руки мордочками и рожками.

- Что, что такое?.. Что с вами?.. – даже слегка растерялась Аня. – Ведете себя, как малые детки!.. Может быть, вам еще и бантики повязать, как когда-то?..

Маврик и Манюня заблеяли еще громче.

- Ага! Я попала в точку!.. – засмеялась Аня. – Только тебе, Маврик, придется бородищу твою состричь. А то с бантиком ты будешь выглядеть очень странно!..

Маврик расстался с бородой без всякого сожаления. А когда Аня повязала своим подопечным бантики, они принялись разглядывать друга друга и блеять уж совсем громко.

- Какие вы у меня хорошенькие! Хоть и совсем взрослые, но такие милые!.. – пробормотала Аня сквозь набежавшие слезы.

Ей отчетливо вспомнилось точно такое же утро шесть лет назад, когда она увидела Маврика и Манюню впервые. Какие они тогда были хорошенькие!..

Какая Катя была тогда хорошенькая!..

Ах, где же она?.. Где она?.. Она как будто бы где-то совсем рядом, но почему-то не едет в Дубравку! Ну почему?.. Почему?.. Неужели еще не пора?..

Аня замерла.

В душе ее родилось радостное предвкушение.

Маврик и Манюня посмотрели на нее многозначительно и мекнули дуэтом. А потом повернулись и побежали со двора к калитке.

Пробежали немного.

Остановились.

Оглянулись разом.

Снова мекнули.

Мол, что ты стоишь?.. Пошли скорее!..

- Что?.. Что такое?.. – прошептала Аня. – Что вы хотите мне сказать?.. Неужели вы хотите сказать, что?..

Маврик и Манюня только вновь мекнули в ответ, а потом Маврик ловко откинул рогами крючок, и они с Манюней помчались вперед уже не оглядываясь.

Аня побежала за ними.

На половине дороги к пруду они так припустили, что Аня отстала от них безнадежно.

А когда она добралась до той самой лужайки у пруда, где они когда-то впервые встретились с Катей, Маврик и Манюня, уже не с меканьем, а с какими-то безумными взвизгиваниями прыгали вокруг стройного мускулистого юноши, которого Аня здесь раньше никогда не видела.

- Ну что вы, что вы.. – говорил им юноша глубоким голосом. – Все, все успокойтесь. Я приехал, приехал. Так что ведите себя прилично! Как послушные, воспитанные козлята!.. Хотя вы уже и взрослые давно.

Аня остановилась, прерывисто дыша. Сердце едва не выскакивало у нее из груди, и отнюдь не только из-за бега.

Маврик и Манюня наконец успокоились, и сели у ног юноши, как сторожевые собаки.

Все трое посмотрели на Аню.

У Ани рябило в глазах, а в голове звенело.

- Привет!.. – тихо сказал юноша. – Я тут совсем новенький сейчас. Меня зовут Костя. И всегда так звали. Но когда-то, несколько лет назад, все называли меня…

Юноша вдруг тоже смутился, покраснел, и повторил еще тише и медленнее:

- Все называли меня…

- Катя!.. – закричала Аня. – Боже мой! Катя!..

Она рванулась вперед и подбежала к Косте совсем близко.

Не осознавая, что делает, она принялась гладить Костю по лицу, по рукам, по плечам, бормоча:

- Ну конечно!.. Конечно!.. Я уже давно догадалась!.. Только не признавалась самой себе!.. И локон, твой локон. Он у меня в шкатулке… Какая… Какой ты теперь!.. Совсем другой! Но все такой же!.. Твое лицо. Твои глаза. Все, все точно такое же!.. Точно такое же!..

Не выдержав, она разрыдалась, крепко обняла Костю и спрятала свое лицо у него на груди.

Костя обнял ее бережно, и от рук его по всему ее телу стал распространятся жар.

- Твои руки! Катины, Катины руки.. – прошептала Аня. – Ни у кого нет таких рук!.. Как я мечтала о них!.. Как я ждала тебя!..

- Я уже здесь… - прошептал Костя, едва прикасаясь губами к Аниному ушку. – Я здесь. Ожидание кончилось…

- А где.. А где Катя?.. – прошептала Аня, не поднимая головы. – Она тоже здесь?..

- Она всегда здесь. Всегда со мной! Вот, послушай!..

И Костя, подняв лицо Ани, поцеловал ее в щеку.

«Привет!..» - тут же услышала Аня звонкий и такой знакомый голосок.

- Привет, Катя!.. – машинально ответила она. И тут же воскликнула: - Что это?.. Как ты это делаешь!?..

- Это Катя. – спокойно ответил Костя. – Ты же слышала!.. Это Катя и это я.

- Да, да, я понимаю!.. – прошептала Аня, стискивая Костю изо всех сил. – Я понимаю!.. Катя, моя Катя. Ты здесь наконец-то!..

- Ничего себе! – улыбнулся Костя. – Вот это сила!.. Ты меня просто раздавишь сейчас!..

И он нежно провел руками по Аниному телу. Сверху вниз. И снизу вверх. Аню еще сильнее обдало жаром. Она тут же ослабила объятья.

- Какие руки! – вновь пробормотала она. – Катины, Катины руки. Ни у кого нет таких рук!..

Она посмотрела в глаза Кости, чуть приоткрыв губы.

И Костя наклонился и поцеловал ее в губы.

Это был их самый первый поцелуй. И вообще первый для них обоих. Потому что ни с кем они до этого не целовались вот так.

Как им было сладко!.. Как им было хорошо!.. Поцелуй длился целую вечность, и вся эта вечность, от края и до края, была наполнена неимоверной, невероятной сладостью.

А когда они сделали маленький перерыв, чтобы перевести дух, Аня почувствовала, что ей что-то мешает.

Она опять взглянула в глаза Косте, и он, чуть наклонившись, взял ее сарафан за подол, и потянул вверх. Аня подняла руки, чтобы ему было легче снять его.

Сарафан упал на траву.

Маврик и Манюня тактично удалились в дубраву.

- Какая ты!.. – глядя на Аню блистающими глазами, сказал Костя.

– Какая?..

- Красивая!.. Удивительная!.. Невероятная!..

- Кто из нас двоих невероятней, интересно?.. – улыбнулась Катя.

И помогла Косте освободиться от его собственной одежды.

Она легла рядом с сарафаном.

- Ну вот! Ты тоже теперь совсем голенький!.. – с необыкновенным чувством сказала Аня. – Справедливость восторжествовала!..

Они опустились на траву рядом с одеждой, и принялись нежно гладить друг друга, едва прикасаясь губами к губам.

- Никто не придет сюда?.. Никто не помешает нам?.. Как ты думаешь?.. – спросила Аня.

- Никто не придет! – твердо сказал Костя. – Это наше собственное место, и никто не посмеет нам помешать!..

- А ты больше не уедешь?.. Не потеряешься?.. – встревожилась Аня.

- Я уже нашелся!.. – успокоил ее Костя. – И больше не собираюсь теряться!..

- А платьица?.. Ты носишь платьица?..

- Ну конечно!.. Меня мама наряжает. Она очень любит, когда я бываю с ней Катей. И моей сестре это очень нравится.

- У тебя появилась сестра?..

- Да. Ей сейчас три года. Ее зовут Наташа. У мамы теперь есть муж. Его зовут Григорий. Он очень хороший. Он мне когда-то здорово помог. И продолжает помогать. Мы живем вместе, на несколько домов.

- Я рада, я очень рада за тебя. За твои маму. И за вас всех. Ты расскажешь мне обо всем подробно, да?..

- Обязательно. Обязательно!.. Только немного позже…

- Да, да… Только пообещай мне..

- Все, что хочешь..

- Пообещай мне, что мне тоже можно будет тебя наряжать… Полностью, полностью.. Я так мечтала об этом!..

- Конечно. Конечно!..

- Катя… Ты моя Катя… - прошептала Аня в экстазе чувств. – Моя самая любимая на свете девочка… Маленькая, нежная… Самая, самая лучшая…

Их поцелуи становились все более жаркими, а объятия – просто воспламеняющими. Все полыхало и пело в теле и душе Ани, и тело и душа Кости звучали ей в унисон.

И вот Аня вся раскрылась навстречу Косте.

Он плавно, осторожно, бережно вошел в ее восхитительное лоно, чувствуя такую всепоглощающую любовь, что буквально тонул и растворялся в ней.

Как и она – в его любви.

- Катя… Ты моя Катя.. – шептала Аня. – Самая любимая, самая лучшая на всем белом свете!..

От этих слов у Кости перехватывало дух, и он воспламенялся все сильнее и сильнее.

Они двигались в ритм друг другу, и в ритм всей земле, которая вращалась сейчас только для них одних.

Взрыв охватил их одновременно и вспыхнул в их едином мире сладчайшим фейерверком.

А потом они долго лежали на траве в изнеможении, в обнимку, поглаживая и целуя друг друга.

А потом купались в пруду.

И опять ласкали друг друга в мягкой траве, которая стала для них самой лучшей постелью.

Так прошел чуть ли не целый день.

Наконец из дубравы раздалось многозначительное и слегка укоризненное меканье.

- Это Маврик. – сказала Аня.

- Что он говорит?..

- Он говорит, что нам пора. Мне надо познакомить тебя с родителями.

- Они со мной уже давно знакомы.

- Ничего, познакомятся еще раз!..

- То-то они удивятся!..

Аня тихонько засмеялась.

- Может быть, да. А может быть, и нет. Мне кажется, они уже давно обо всем знают. Папа – уж совершенно точно!..

Они поласкались еще немного.

- Ну, пойдем?.. – сказала Аня.

- Пойдем!..

И они пошли.

Эпилог

Утро субботы. Спальня залита утренним солнцем.

- Катя… Ты моя Катя… Сла-аденькая!.. Не-ежная!.. – шепчет женщина на ушко своему необыкновенному мужу. – А какая у моей Кати красивая рубашечка!.. Какие на ней оборочки и кружева!.. Я люблю тебя, лапонька!..

- Я тебя тоже. – шепчет он в ответ и целует ее. – Только еще сильнее!..

- Нет, сильнее – я!..

- Нет, я!..

- Нет, я!..

- А ну тихо!.. – грозно говорит она. – А то как шлепну сейчас кого-то по попе!..

- Не надо!.. – быстро отвечает он. - У тебя рука ой-ей-ей!..

- Вот, то-то же!.. Лучше поцелуй меня!..

- Вот так?..

- Да!

- Или вот так?..

- И так!..

- И так, да?..

- Да!..

- А я еще там хочу тебя поцеловать….

- Ой.. Ой.. Как хорошо… Как сла-адко… А… А это что у тебя там такое?.. Подожди, дай-ка я тебе рубашечку подниму. Так будет гораздо удобнее.. Ой.. Ой…

- Привет!… Вот я уже и в тебе!..

- При-и… Привет, мой милый… Привет, Костик!.. Привет, Катюша… Какой ты у меня горячий… Какой крепкий… Сильный!… Сла… Слаааадкий….

И вновь они в любовном экстазе сливаются друг с другом, и переживают нарастающий сладостный взрыв, а потом лежат в изнеможении, поглаживая и целуя друг друга…

В двери очень вежливо стучат.

- Мамочка, папочка!.. Уже можно?.. Вы уже все?..

- Что значит – все?.. – притворно строгим голосом отвечает детям мама.

- Сами понимаете!.. Не маленькие уже!.. – отвечают два голоска и хихикают. – Ну можно мы уже войдем, а?.. Мы хотим Костю и Аню взять. Они ведь уже проснулись? Их ведь уже можно наряжать?..

Костя и Аня – это две куколки, которые «спят» рядом с кроватью взрослых в игрушечной коляске. Кукла Аня – та самая. А куклу Костю Ирина Александровна подарила Ане еще до свадьбы.

- А вы-то сами оделись?.. – спрашивает детей папа.

- Да!.. Мы заправили постели, умылись, оделись, позавтракали и уже убрали со стола!..

- Ну тогда заходите.

В спальню входят двое детей. Кирилл и Кира. Они двойняшки. Недавно им исполнилось девять лет. Волосы у Киры опускаются ниже плеч, и в них – два больших банта. У Кирилла прическа короткая, просто потому, что ему так удобнее. А вот его платье такое же нарядное, как у сестры. Кружева и оборки нравятся обоим детям ничуть не меньше, чем их маме и папе. А уж как они нравятся их дедушкам и бабушкам!..

Дети подходят к родителям, целуют их и обнимают, а потом дружно берутся за коляску.

- Ну почему они всегда только у вас спят?.. – в который уже раз спрашивает родителей Кира. – Ни разу вы нам не разрешили взять их на ночь к себе!..

- Они с вами и так целый день. – говорит мама.

- К тому же у вас других кукол много. – говорит папа.

- А эти все равно самые лучшие!.. – говорит Кирилл.

- Нет, самые лучшие – это Аня и Катя, которые живут в домике у бабы Даши. – возражает Кира. – Только баба Даша нам даже дотрагиваться до них не дает!..

- Она ими очень дорожит. – объясняет, тоже в который раз, мама.

- Да. – уже с удовольствием говорит Кира. – Потому что папа их сам сделал!..

- Когда был девочкой!.. – добавляет Кирилл с чувством.

Родители и дети с улыбками переглядываются. Кирилл и Кира выкатывают коляску с куклами и закрывают за собой двери.

Их родители снова начинают ласкать друг друга. Но на этот раз им приходится прерваться.

Сначала слышен мелодичный звук дверного звонка, а потом в дверь уже не стучат, а барабанят изо всех сил.

- Мама! Папа! – под барабанный бой голосят Кирилл и Кира. – Баба Ира приехала! И Наташа с ними! И дед Гриша!..

И тут же дверь открывается и в спальню с улыбкой заглядывает Ирина Александровна.

- А ну, разлюбезные возлюбленные, быстро подымайтесь!.. – приказывает она. - Нанежитесь еще сегодня. Дарья Петровна только что звонила и сказала, что если мы не приедем до обеда, она просто не знает, что с нами со всеми сделает!..

- Все, встаем, встаем!.. – отвечают Аня и Костя. – Пять минут, и мы будем готовы!..

- И ни минутой больше!.. – заявляет Ирина Александровна и выходит.

Костя и Аня быстро поднимаются.

Им предстоит новый день.

Еще один день из многих счастливых дней.

Туман клубится, искрится, переливается.

Ангел смотрит на него, и на лице его такое выражение, как будто он хочет обратиться с просьбой, и никак не может решиться на это.

- Я слушаю… Говори!.. – раздается голос.

- Я хочу попросить… - решается начать ангел. – Нельзя ли… В виде исключения… Могут же тут быть исключения?…

- Продолжай!..

- В общем, нельзя ли дать им жизнь вечную?..

- Только им одним?.. Или им и их детям?.. А также детям их детей, и детям детей их детей?.. – спокойно спрашивает голос.

- Ну.. Э… - бормочет ангел. Он явно очень растерян.

- Вот видишь… - тихо говорит ему голос. – Все взаимосвязано!.. Успокойся. Они и так удостоены вечной жизни. Потому что смерти не существует. Разве ты еще не понял этого?..

- Понял… - говорит ангел. – Но просто…

- Я знаю, знаю. Ты стремишься сделать для них все, что только возможно. Вот и прекрасно. Лети!.. У тебя много дел. А я уж присмотрю за вами. Так, на всякий случай…