вход, и вошел.
Посреди юрты, на устланной войлоком земле стоял каганец, отбрасывая вокруг желтый мерцающий свет. Возле стенки валялось несколько седел, два волосяных аркана и обрывки веревок. В стороне стояли большие глиняные миски, накрытые круглыми дощечками, и кувшин с водой.
Юсуф поднял кувшин вровень с головой и долго и много пил. Поставив кувшин на место, он еще раз огляделся.
В юрте никого не было.
Тогда, приподняв крышку, он заглянул в одну миску. В ней лежали яйца.
«Ишь черти, — подумал Юсуф, — хорошо с грабежа живут. Пригодится на дорогу».
Взял он несколько яиц, положил в шапку и плотно надел ее на голову.
Странное дело, когда он в первый раз крал, ему было стыдно, а теперь — ничего, и даже весело показалось одурачить старуху. «Все равно, — думает, — краденые».
Посмотрел он еще, нет ли чего съестного. Заглянул в другую миску — там плавал в воде кусок масла.
Юсуф взял его, сунул за пазуху, одернул рубаху, чтобы не было очень заметно, и спокойно вышел из юрты.
Подойдя к костру, он опустился перед ним на землю, протянул к огню ладони и принялся расспрашивать старуху про дорогу. Вдруг он заметил, что старуха уставилась на него и глаз не сводит. Он поднял руку к голове, потом глянул себе на грудь и… смешался.
Масло, нагревшись от костра, растаяло и темным пятном выступило сквозь рубаху.
Старуха не сводя с него глаз, быстро перегнулась через костер и сдернула шапку.
Яйца выпали и покатились по траве.
— Вор ты, вор! — громко закричала старуха.
Вскочил Юсуф, хотел бежать, а старуха прыгнула к нему, вцепилась в плечо, не пускает.
Видит Юсуф — из юрт народ выскакивает, бабы молча бегут к нему, на ходу колья хватают — веревки. За ними ребята — визжат, улюлюкают. Окружили Юсуфа, норовят на шею аркан накинуть.
Рванулся он — отбросил старуху, а она повалилась на землю — хватает за ноги. Пошатнулся Юсуф.
Тут ударили его чем-то тяжелым; опрокинулся он навзничь — помутилось у него в голове.
Слышал он какие-то крики, выстрелы и потерял сознание.
Юсуф очнулся в просторной, светлой комнате с чистыми занавесками. В окна заглядывают неподвижные верхушки деревьев, на дворе светло и тихо.
Пошевелился Юсуф, поднял кверху руки, поглядел на них: руки худые, коричневые, словно высохли, возле локтей перевязки. Пощупал голову — тоже забинтована.
Напрягает он память, хочет вспомнить, что такое произошло с ним.
Вошла в комнату женщина в белой косынке, оправила простыню, заметила, что он хочет говорить, и, приложив к губам палец, вышла из комнаты.
Только через месяц, когда Юсуф совсем оправился, рассказали ему товарищи, что налета на поезд не было, а вагон отцепили потому, что загорелась ось; что в степи он зря скинул шинель и сапоги — его повстречали не басмачи, а бродячие пастухи, которые объезжали свое стадо и здорово смеялись над его испугом. Рассказали еще, что в кочевье он попал тоже не к басмачам, а к мирным киргизам, и с ним ничего бы не случилось, если бы он не обокрал старуху, потому что киргизы народ честный, воров не любят и за воровство бьют нещадно.
Примечания
1
Басмачи — разбойники в Туркестане. Красные отняли у князей землю и скот и все отдали беднякам. Князья собрали шайки головорезов и ушли с ними в степи — так появились басмачи. Басмачи рассыпались по всей стране и стали делать набеги на города, грабить мирных жителей, останавливать поезда.
(обратно)
Посреди юрты, на устланной войлоком земле стоял каганец, отбрасывая вокруг желтый мерцающий свет. Возле стенки валялось несколько седел, два волосяных аркана и обрывки веревок. В стороне стояли большие глиняные миски, накрытые круглыми дощечками, и кувшин с водой.
Юсуф поднял кувшин вровень с головой и долго и много пил. Поставив кувшин на место, он еще раз огляделся.
В юрте никого не было.
Тогда, приподняв крышку, он заглянул в одну миску. В ней лежали яйца.
«Ишь черти, — подумал Юсуф, — хорошо с грабежа живут. Пригодится на дорогу».
Взял он несколько яиц, положил в шапку и плотно надел ее на голову.
Странное дело, когда он в первый раз крал, ему было стыдно, а теперь — ничего, и даже весело показалось одурачить старуху. «Все равно, — думает, — краденые».
Посмотрел он еще, нет ли чего съестного. Заглянул в другую миску — там плавал в воде кусок масла.
Юсуф взял его, сунул за пазуху, одернул рубаху, чтобы не было очень заметно, и спокойно вышел из юрты.
Подойдя к костру, он опустился перед ним на землю, протянул к огню ладони и принялся расспрашивать старуху про дорогу. Вдруг он заметил, что старуха уставилась на него и глаз не сводит. Он поднял руку к голове, потом глянул себе на грудь и… смешался.
Масло, нагревшись от костра, растаяло и темным пятном выступило сквозь рубаху.
Старуха не сводя с него глаз, быстро перегнулась через костер и сдернула шапку.
Яйца выпали и покатились по траве.
— Вор ты, вор! — громко закричала старуха.
Вскочил Юсуф, хотел бежать, а старуха прыгнула к нему, вцепилась в плечо, не пускает.
Видит Юсуф — из юрт народ выскакивает, бабы молча бегут к нему, на ходу колья хватают — веревки. За ними ребята — визжат, улюлюкают. Окружили Юсуфа, норовят на шею аркан накинуть.
Рванулся он — отбросил старуху, а она повалилась на землю — хватает за ноги. Пошатнулся Юсуф.
Тут ударили его чем-то тяжелым; опрокинулся он навзничь — помутилось у него в голове.
Слышал он какие-то крики, выстрелы и потерял сознание.
Юсуф очнулся в просторной, светлой комнате с чистыми занавесками. В окна заглядывают неподвижные верхушки деревьев, на дворе светло и тихо.
Пошевелился Юсуф, поднял кверху руки, поглядел на них: руки худые, коричневые, словно высохли, возле локтей перевязки. Пощупал голову — тоже забинтована.
Напрягает он память, хочет вспомнить, что такое произошло с ним.
Вошла в комнату женщина в белой косынке, оправила простыню, заметила, что он хочет говорить, и, приложив к губам палец, вышла из комнаты.
Только через месяц, когда Юсуф совсем оправился, рассказали ему товарищи, что налета на поезд не было, а вагон отцепили потому, что загорелась ось; что в степи он зря скинул шинель и сапоги — его повстречали не басмачи, а бродячие пастухи, которые объезжали свое стадо и здорово смеялись над его испугом. Рассказали еще, что в кочевье он попал тоже не к басмачам, а к мирным киргизам, и с ним ничего бы не случилось, если бы он не обокрал старуху, потому что киргизы народ честный, воров не любят и за воровство бьют нещадно.
Последние комментарии
1 день 5 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад