Зелёные Созвездия [Алекс Владимирович Белов] (fb2) читать постранично, страница - 3

моргаю мокрыми ресницами и впервые осознанно оглядываюсь, в надежде найти обломки яхты, шлюпку или кого-то из команды. Но покуда хватает глаз — ни одного признака присутствия корабля. Его просто стёрли из истории, заштриховали жалкое существование яхты.

Берег!

Где?

Я лихорадочно кручу в воде круг, меняю угол зрения. Морские дюны мешают разглядеть горизонты, но с каждой минутой я всё больше убеждаюсь, что берега нигде нет.

Я — Никита Ясенев. Мне двенадцать лет. У меня нет еды. У меня нет воды. При мне только одежда и надувной круг. Я один посреди Чёрного моря.

Глава вторая Шансы равны нулю

Меня зовут Никита Ясенев. Мне двенадцать лет.

Мысли я проговариваю вслух едва шевелящимися губами. Плакать не хватает сил, глаза опухли. Море почти успокоилось. Тучи образовали громадную прореху, в которую светит солнце, как бы недоумевая: аэтот-то почему остался в живых?

Я кручусь в воде уже, наверное, час. Успел проклясть судьбу, выплакать всё горе, всю жалость к себе, пожелал смерти маме, которая заставила меня поехать на чёртову экскурсию. Позже я, вероятно, пожалею о таких словах, но сейчас я готов на всё, лишь бы спастись, лишь бы на горизонте показался белоснежный катер.

Морю удалось съесть лишь мои сандалии. Шорты и красная футболка на месте, а главное — салатовая кепка. Её сорвать с головы проще простого, но стихия не сумела, значит, это непростая кепка.

Время от времени я поднимаю руку и трогаю козырёк, чтобы убедиться, — головной убор на месте. Есть шансы на спасение.

Что делать дальше? Собрать мысли в кучку, но они не хотят собираться. Бескрайнее море. Круг. Всё. Нужно только ждать. Проще пареной репы.

Ещё бы успокоить панику внутри. Но главное — не плакать. Не раскисать. И я начинаю кричать, как будто думаю, что кто-то меня услышит, даже если это теплоход, проплывающий всего в сантиметре за линией горизонта.

Я кричу своё имя и прошу спасти меня. Через какое-то время я сорвал горло и потерял надежду в подобный метод.

Замолчал, бесформенной массой повиснув на круге. Снова заплакал. От жалости? Безысходности? Не, скорее, над паршивостью ситуации. На поверхности стоит около тридцати пяти по Цельсию, вода как парное молоко, но её температура всё равно ниже моего тела. Двадцать пять, может, двадцать шесть.

Через какое-то время ощущаю холод. Снова в надежде болтаю ногами, дабы попробовать нащупать дно, и вдруг правую икру сводит. Нога бьётся в конвульсиях. Меня это пугает, и я снова плачу.

Наверное, я всё-таки умираю.

И вдруг в голову приходит идея. Мне не обязательно плескаться в воде по шейку, можно просто вылезти и лечь на круг, выставив в его отверстие лишь задницу. Я так постоянно делаю… делал, когда плескался возле берега.

Боясь, что круг выскользнет, я вновь обхватываю его ручки и подтягиваюсь. Минута, и я раскидываюсь на узоре раскрытого зонтика, как в надувной лодке. Тучи унеслись, и солнце палит нещадно. Те редкие облачка, что лениво ползут по небу, лишь на несколько секунд прикрывают светило, и то не полностью, а лишь приглушают его свет.

Я сначала закрываю глаза просто, а потом и ладонью, потому что лучи, казалось, прорезают веки и жгут взгляд красной тьмой. Какое-то время, что превратилось в смазанное пятно, я дрейфую. Мысли успевают обрести логическую форму, страх пропадает, и внезапно вспыхивает надежда. Чёрное море не такое уж и большое, его вдоль и поперёк испещрили корабельные пути. Скоро я пересекусь с какой-нибудь посудиной, и меня спасут.

Мысль кажется столь правдоподобной, что я улыбаюсь, а потом хихикаю. Меня спасут! Может даже, одного со всей яхты!

Некоторое время в голове пустота. Теперь ласковые волны лижут мои ноги, ладони, опущенные в воду. Я ненавижу море! То оно убивает людей, то ластится к ним.

В голове начинают прокручиваться события утра. Мама подняла меня в шесть. Твердила, что мне стоит посмотреть всякие там Воронцовские дворцы, Ласточкины Гнёзда. Пару дней назад я с недовольством встретил её идею отослать меня на четырнадцатичасовую экскурсию. Тогда два дня казались вечностью, но вот час пробил. В шесть утра она меня разбудила, приготовила сосиску и яичницу. Готовила сама, ибо в такой ранний час ни одно кафе ещё не работало.

Запивая еду какао Несквик, я ворчал, точно мой дед. Не нужно мне никакой экскурсии, дайте только ПОСПАТЬ! Но мать запихнула меня на яхту и с яркой улыбкой махала мне с берега вместе с остальными родителями.

А вот если я умру, она будет причитать, что была дурой, ибо не послушала сына в то утро.

Он говорил мне: мам, я не хочу ехать, я не хочу уплывать от тебя во дворцы, можно я просто посплю? Как чувствовал ведь, Никитушка.

Да ещё сон снился волшебный. Я уже плохо помню. Но вокруг стеной высились изумрудные деревья. И была там девочка. Такая милая. Спящая под дубом. В белом изорванном платьице. Во сне редко видишь незнакомых людей с яркими чертами лица. А вот тут всё как наяву. И вдруг образ мамы загораживает