Восход Черной Звезды. Эра осторожности [Фредерик Пол] (fb2) читать постранично, страница - 3

- Восход Черной Звезды. Эра осторожности (пер. Д. Ю. Савельев, ...) (а.с. Англо-американская фантастика xx века. Фредерик Пол -5) (и.с. Англо-американская фантастика xx века) 1.81 Мб, 456с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Фредерик Пол

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

достоинства. На полевые работы обычно выбирали самых низкорослых в коммуне — им не приходилось слишком сгибаться, — а Кастор был почти двухметрового роста. Время от времени он ловил на себе смеющийся взгляд инспекторши — всякий раз, когда он, Кастор, спотыкался или даже плюхался в грязь, преследуя серебристых, скользких рыбешек. Как ни поверни, а день выдался хуже некуда.

Но нет худа без добра. Неудачный день кончился не так уж плохо, как мог бы кончиться. Народная полиция не отпускала бригаду почти до сумерек. Допросы, повторные допросы, и бесконечное ожидание, постепенно, мало по малу, пока спускали воду, а потом полицейские эксперты просеивали ил и фильтровали воду в поисках улик. Но ничего не нашли. Никакого оружия, никаких других частей мертвого тела. Не обнаружилось так же и паспортной карточки, оброненной незадачливым убийцей. Ничего. В результате бригада так поздно вернулась в деревню, что вечернего воспитательного собрания устраивать не стали, и вопрос, очень тревоживший Кастора, в этот вечер не обсуждали.

Вместо этого всю бригаду, все четырнадцать человек, кое-как загнали в кабинет помощника руководительницы, где они с трудом разместились стоя, стараясь не заляпать илом добротную мебель. Самокритикой им не пришлось заниматься, не для того их собрали. Помощник руководительницы пожелал просто лично выслушать их рассказ, узнать, что произошло и как произошло. Таким образом, четырнадцать человек полевой бригады в очередной раз пересказали всю историю. На что ушло время, которое они с удовольствием использовали бы на что-нибудь полезное, например, чтобы помыться перед ужином. Кастор обнаружил, что его опять ругают, хотя вроде бы начальник собрал их не для критики.

— Родич Кастор, — холодным тоном произнес помощник руководителя, поскольку оба они носили фамилию Мелкинс, отчего ближе не становились, поскольку половина коммуны состояла из родственников, входящих в семь семейств. — Родич Кастор, язык доведет тебя до беды! Зачем надерзил ты инспектору народной полиции?

— Я не дерзил. Она над нами смеялась.

— Над нами! Над тобой, ты хочешь сказать. И правильно делала. Родич Кастор, ты — тщеславный юнец, потенциально неустойчивый элемент. Я крайне недоволен тобой, и не только тобой. Кузина Рода, как ты намерена восполнить истраченное зря время?

Собрание закончилось обычным образом: бригаду вдохновили на трудовые подвиги, дабы выполнить продовольственные нормы, а так же порекомендовали уделять побольше внимания воспитательным собраниям. После чего Кастору удалось сбежать в душевую.

Смыв грязь рабочего дня, он отправился в столовую, где наше Марию, свою жену. Она тоже опоздала к ужину. Она сегодня трудилась в сувенирной мастерской, и только несколько минут назад мастерская закрылась. Парочка туристов, собственно говоря, еще торчала снаружи, фотографируя деревенских жителей, занятых повседневными делами, перебрасываясь сувенирным, ручной работы диском для игры в «летающую тарелку», который они купили в мастерской, и вообще всячески наслаждаясь концом дня, проведенного среди чудных крестьян Автономной Республики Бама[4]. Кастор и Мария поцеловались. Кастор — с удовольствием, слегка подпорченным тревогой; она — равнодушно, по обязанности. Кастор лопался от нетерпения поведать жене, какой дрянной выдался день, но похоже, Мария не горела желанием его выслушать.

Мария была высокая, светловолосая — почти такая же высокая, как Кастор, и кожа у нее была немного бледнее, самая светлая в деревне. Родители Марии, хмурые добровольцы, приехали в АРБ двадцать лет назад. Ненадолго их хватило. Мать Марии, через год после рождения дочери, погибла в аварии, угодила под колеса тягача. Отец снова пошел в «добровольцы», но на этот раз — в самом деле добровольно, по собственному желанию. Он уехал в гиблые пустоши западной Айовы и больше о нем не слышали. Ребенок остался в коммуне. Фермеры особенно не протестовали, потому что уровень рождаемости в то время еще не было нужды контролировать.

Но о происхождения Марии, разумеется, не забыли.

— Хочешь поужинать дома? — спросил Кастор.

Мария покачала головой, хотя обычно один из них отправлялся в столовую с их собственной посудой и, наполнив судки и кастрюльки, возвращался домой, чтобы они могли поужинать в тишине и покое, без посторонних.

— Пусть не думают, что мы прячемся, — сказала она. — И есть мне не хочется. — Она замялась. — Завтра я еду на проверку.

— Да? — Больше Кастор ничего не сказал, потому что говорить было нечего. Но чуть погодя настроение у него немного поднялось, так как они подошли к раздаточному окошку и он обнаружил, что на ужин сегодня — его любимое блюдо, тушеное мясо с соусом кэрри, и мяса выдавалась изрядная порция, с гарниром из риса, выращенного в их собственной деревне.

Мария едва притронулась к еде. Кастор внутренне подобрался, ожидая, что за соседними столами последуют шуточки по поводу плохого