Комиссар госбезопасности [Юрий Иванович Семенов] (fb2) читать постранично, страница - 2

отдела^[1] КОВО бригадный комиссар

Н. Ярунчиков».

В четвертом часу ночи Никита Алексеевич Ярунчиков, не уходивший домой, получил из управления контрразведки Наркомата обороны шифровку. В ней говорилось:

«Принятые меры по группе «Выдвиженцы» санкционирую. Подключите к работе опытных чекистов Плетнева и Грачева. Не дожидаясь понедельника, проинформируйте по делу командующего округом Кирпоноса, предложите издать фиктивный приказ о передислокации какого-либо соединения из глубины 6-й армии к границе, создайте возможность ознакомиться с ним необходимому кругу лиц как в штабе округа, так и в 6-й армии, проследите прохождение приказа, не давая ему выхода по назначению.

Установите контроль за прибывающими в Бровцы, выявляя вероятную явку связного к радисту. Для выполнения этой задачи срочно свяжитесь с начальником управления НКГБ по Киевской области, скоординируйте совместные действия.

Отработайте план мероприятий с начальником особого отдела 6-й армии Моклецовым, окажите ему необходимую помощь.

Задержание подозрительных лиц запрещаю. Первейшая задача состоит в том, чтобы с бесспорной очевидностью скрытно выявить агентуру иностранной разведки, ее связи.

О результатах докладывайте немедленно.

А. Михеев».

Держа в руках бланк, Ярунчиков долго курил, щурясь и шевеля лохматыми бровями, снова и снова просматривая текст шифровки, выхватывая глазами только что подчеркнутые красным карандашом настойчивые слова: «требую», «запрещаю», «докладывайте немедленно». До той минуты, пока Никита Алексеевич не прочитал указания Михеева, ему казалось, что все необходимое по группе «Выдвиженцы» им учтено в оперативных мероприятиях, осуществление которых, считал он, достаточно обеспечено чекистскими силами. И вдруг во всем этом начальник нашел изъян, лишивший Ярунчикова уверенности в успехе начатого оперативного расследования.

«В самом деле, — думал он, — что за нужда была взваливать на одного старшего оперуполномоченного Стышко всю тяжесть серьезнейшего дела, пусть даже под моим руководством? Потому что Василий Макарович ночи просиживает в Бровцах, ожидая с опергруппами выхода радиста на связь? Спит два-три часа, а днем вместе с оперуполномоченным Ништой продолжает заниматься своим делом в штабе округа? И как я мог забыть про таких опытных контрразведчиков, как Плетнев и Грачев?.. Нужно перестраиваться. В Бровцах необходимо круглосуточное наблюдение».

Ярунчиков крупно написал слева на чистом листе: «Бровцы. Д. Д. Плетнев», но, поразмыслив, зачеркнул фамилию и вместо нее проставил: «М. П. Грачев».

«Больно уж горяч Дмитрий Дмитриевич, — решил бригадный комиссар, — как бы ненароком не спугнул радиста. А Мирон Петрович в самый раз там будет, человек с выдержкой, осмотрительный, да и опыта не меньше, чем у Плетнева. А Плетневу надо поручить руководство чекистской работой в штабе, вместе со Стышко и Ништой. — Он размашисто вывел в правой стороне листа: «Киев», а под ним — три фамилии и подкрыжил написанное ровной чертой, заключив: — Так-то получится надежнее».

Взглянув на часы — было около шести утра, — Ярунчиков воспрянул духом. Еще оставалось время, чтобы вызвать сотрудников, заново расставляемых для работы по группе «Выдвиженцы», поговорить с ними еще до встречи с командующим округом. А позвонить генералу и попросить у него приема Никита Алексеевич раньше десяти утра не мог: все-таки выходной день, да и вопрос о «липовом» приказе решать надо было в понедельник, сегодня штаб округа не работал.

Ярунчиков позвонил дежурному по особому отделу, распорядился послать машину на квартиры к Плетневу, Стышко, Грачеву и Ниште, доставить их к нему в отдел.

— Если Стышко еще не вернулся из Бровцов, — добавил он, — пусть ему туда передадут, чтобы срочно явился.

Положив трубку, поднялся, высокий, худощавый, подошел к окну, раздвинул шторы. Но не на дворника, подметавшего безлюдную улицу, не на пробившуюся возле деревьев нежно-зеленую траву, необычайно желанную после зимы и грязной слякоти, посмотрел Ярунчиков прежде всего. По давней летной привычке он сразу скользнул взглядом по небу, порадовавшись его светлой бездонности.

Ярунчиков хорошо знал, сердцем чувствовал небо: летал в нем и над Крымскими горами, когда учился в Качинской школе военных пилотов; и над заволжской неоглядной степью, работая инструктором-летчиком; и над Черным морем близ Одессы, водя звено боевых машин. Он привык ощущать рассветную прохладу мускулами своего тренированного тела.

Казалось, давно это было! И вроде недавно — пять лет не прошло, как он перестал летать, став слушателем Военно-воздушной академии имени Жуковского. Но перед окончанием третьего курса авиационная судьба Ярунчикова в одночасье сделала неожиданно крутой вираж: приземлился он на двухнедельных курсах руководящих работников НКВД.