Из Харькова в Европу с мужем-предателем [Александра Андреевна Юрьева] (fb2) читать постранично, страница - 5

единственная дожила до раннего детства, что, вероятно, и объясняет, почему мои родители избаловали меня. Несмотря на то, что моя мать, Ирина Теодоровна, была строгой и сдержанной по отношению ко мне, я всегда получала от нее все, что хотела, и, конечно же, от моего отца, няньки и гувернантки.

Мне трудно писать о моей матери. Если бы я даже нашла слова, чтобы описать ее, и то, что она значила для меня, все они были бы недостаточны, так как я должна была сказать их в то время, когда была рядом с ней, с ее нежными и заботливыми руками и ласковыми глазами. Мне гораздо легче писать о моем отце, который исчез в начале Первой мировой войны, когда я была еще маленькой девочкой.

Я знаю, что мои родители любили друг друга, и поженились, несмотря на то, что семья моей матери была категорически против их брака, считая, что мой отец был недостоин их дочери. Поэтому они обвенчались тайно, когда папа был студентом-медиком. Впоследствии мамины родственники отвернулись от нее и моего отца на несколько лет, считая это еще одним неравным браком в их семье. Такое же бурное неодобрение вызвала у своих родителей моя бабушка по материнской линии (которая вела свой род от самого Рюрика, сыгравшего столь важную роль в ранней истории России), когда вышла замуж за Теодора фон Коцебу, потомка старинного немецкого рода, осевшего в России во время войны с Наполеоном, и внесшего некоторый вклад в русскую культуру, искусство и дипломатию. Хотя русские цари в разное время вознаграждали потомков Коцебу за их верность и выдающуюся службу, родители моей бабушки считали ее нового мужа и его семью выскочками.

Вместо того чтобы пожелать своей дочери Ирине счастья в этой ситуации, так похожей на их собственную, моя бабушка и вся ее семья продолжали относиться с неудовольствием к моему отцу и его родственникам, которые были обижены таким отношением. Но, в конечном счете, была протянута оливковая ветвь, и я помню, что была представлена своему прадедушке, когда мне было три или четыре года. Мне пришлось пересечь огромную богато украшенную комнату, в конце которой на большом стуле сидел старый человек. Когда он посадил меня на свои колени и наклонился ко мне, его запах изо рта был настолько неприятным, что в последующем всегда, когда я встречала людей с такими особенностями, я вспоминала тот случай.

Я помню мать моего отца, Марию Катрутца. Она вышла замуж за Сергея Воронина, отец которого, я полагаю, был русским православным священником в Молдавии, и мой отец был их единственным сыном. Бабушка и ее брат Григорий были детьми помещика, который жил в своем большом поместье в Молдавии (или Бессарабии, как ее иногда называли), входившей в то время в состав Российской Империи. Когда в прошлом веке была найдена нефть в окрестностях старого поместья Катрутца, эта и так всегда богатая семья стала еще богаче.

У брата бабушки, дяди Григория, было два сына и две дочери — Екатерина и Евгения. Тетя Женя позже сыграла важную роль в моей жизни, но я не помню, чтобы я когда-либо встречалась с тетей Катей. В первом браке она была замужем за важным правительственным чиновником в Санкт-Петербурге. А когда он умер, вновь вышла замуж за миллионера по фамилии Хертца, и стала очень известной оперной певицей, как и другая моя родственница по линии отца — Мария Кузнецова Бенуа-Массне. Как ни странно, обе мои тетки имели очень похожие репертуары и предпочитали роли в «Аиде». Тетя Мария пела в разных оперных труппах, в то время как тетя Катя имела свою собственную труппу, и когда она ездила на гастроли, арендовала самые лучшие театры, включая «Ла Скала», с восхищением вспоминала моя тетя Женя.

Тетя Женя была обручена с человеком, который был убит на русско-турецкой войне, и после этого она поклялась, что никогда не выйдет замуж. Пережив ужас беспорядков и погромов во время революции 1905 года в России, она уехала с тетей Катей жить в Ниццу во Франции. Примерно тогда же брат моей бабушки Григорий умер. Тетя Женя осталась жить в Ницце, она умерла во время Второй мировой войны. Как и другие члены ее семьи, включая моего отца, сначала она получала очень хороший доход от нефтяного промысла. Но когда Россия передала Молдавию Румынии после Первой мировой войны, королевская Румыния быстро национализировала наш нефтяной бизнес, и справедливое возмещение убытков, которое было обещано собственникам в виде регулярных выплат, вскоре прекратилось. К тому времени, когда я приехала к тете Жене, она едва сводила концы с концами.

Я никогда не слышала, чтобы моя мать высказывала сожаление, что вышла замуж за моего отца вопреки желанию ее семьи, и никогда не вспоминала, что он происходил из менее старинного рода, чем она. Мама считала, что такие вещи не имеют значения. Я и мои друзья были воспитаны в том же духе. Наша родословная стала вопросом для обсуждения среди нас только после революции, когда единственной надеждой для спасения было скромное социальное происхождение.

До начала Первой мировой войны наша жизнь была достаточно