Свидание [Эдгар Аллан По] (fb2) читать постранично, страница - 5

идеальной красоты. Правая рука была скрещена на груди, а левая указывала на вазу странной формы. Маленькая ножка едва касалась земли, а за нею почти невидимо в блестящей атмосфере, как будто обвивавшей и идеализировавшей ее красоту, парили два крылышка таких нежных и таких легких, какие только можно вообразить. Налюбовавшись этим портретом, я снова взглянул на лицо моего хозяина и слова Чапмана в его Bussy d’Amboise чуть не сорвались с моих губ:

«Он стоял как римская статуя! Он не тронется с места прежде, чем смерть не преобразит его в мрамор!»

– Выпьем! – вскричал он, обернувшись к столу из массивного серебра богатого чекана, где виднелись еще кубки странного цвета и две этрусские вазы странной формы, похожие на те, какие художник изобразил на первом плане портрета маркизы Афродиты, и наполненные, как мне показалось, иоганнисбергским вином. – Еще рано, но все-таки выпьем!… Да, еще очень рано! повторил он задумчиво, между тем как херувим, вооруженный золотым молотком, возвещал первый час после восхода солнца. – Все равно! предложим возлияние этому важному солнцу, блеск которого эти лампы и эти курильницы так желают смягчить!

Пригласив меня осушить кубок в честь восходящего светила, он несколько раз наполнял кубок для себя и каждый раз опоражнивал его залпом.

– Мечтать! – продолжал он, приближаясь к свету с одною из прекрасных этрусских ваз, о которых я говорил. – Мечты были занятием моей жизни. Я выстроил себе, как вы видите, гнездышко благоприятное для мечтаний. В центре Венеции мог ли я устроить себе более способное для того место? Правда, что я окружил себя хаосом архитектурных украшений. Целомудренность ионийского искусства оскорблена допотопными украшениями, а египетские сфинксы покоятся на золотом ковре. Однако только робкие умы могут видеть разладицу в подобных сближениях. Местные условия и в особенности так называемое единство – это привидения, пугающие человека и удаляющие его от созерцания великолепного. Было время, когда я сам подчинялся влиянию этих условий, но это безумство из безумств далеко от меня ныне. Тем лучше! Подобно этим арабесковым курильницам, ум мой изгибается в пламени и великолепие картины, находящейся у меня перед глазами, приготовляет мне более чудные видения той страны истинных мечтаний, которую скоро узнаю я…

При этих словах, он вдруг замолчал, склонил голову на, грудь и как будто прислушивался к шуму, которого я не слыхал. Наконец, выпрямившись и подняв глаза, он повторил стихи епископа Чичестерского:

«Жди меня там! Я непременно соединюсь с тобою в глубине этой впадистой долины…»

Потом через минуту, побежденный, без сомнения, силою вина, выпитого им, он упал на диван. Быстрые шаги раздались на лестнице, и кто-то сильно постучался в дверь. Я поспешил туда, чтобы не допустить потревожить моего хозяина, когда паж маркизы Афродиты бросился в залу, крича прерывающимся голосом:

– Моя госпожа… моя любезная госпожа… отравилась! Она отравилась! О, моя прекрасная, моя добрая госпожа!

Я побежал в волнении к дивану, чтобы разбудить спящего и сообщить ему роковое известие. Но члены его окостенели, губы были сини… смерть оледенила глаза, недавно столь блестящие…

С ужасом шатаясь, отступил я к серебряному столу; рука моя встретила почерневший разбитый кубок, и я понял тогда всю ужасную истину…

Комментарии

Название в оригинале: The Assignation, 1834.

Публикация: Собрание иностранных романов, повестей и рассказов в переводе на русский язык. 1861, № 5. С. 106-118.

Переводчик неизвестен.

(обратно)

Примечания

1

 Мало известный писатель XVI-го столетия. (Прим. перев.)

(обратно)

2

 "Нет у лучшего художника такого замысла, которого бы не скрывал в себе сам мрамор".

(обратно)