Не сегодня — завтра [Петер Штамм] (fb2) читать постранично, страница - 3

Книга 233345 устарела и заменена на исправленную

- Не сегодня — завтра (пер. Святослав Игоревич Городецкий) (и.с. Первый ряд) 535 Кб скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Петер Штамм

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

синтетических костюмах, читавшие с серьезными лицами экономические разделы газет. Через сто лет вы все умрете, подумал он. Будет светить солнце, будут ездить поезда, дети будут ходить в школу, а он и все эти люди умрут, и с ними умрет этот миг, эта поездка, словно ее никогда и не было.

Казалось, каждый день с Андреасом выходят новые люди. Он немного задержался на платформе и посмотрел, как они исчезают в разных направлениях. И хотя еще было прохладно, снял жилет. Он озяб, но ему нравился этот утренний холодок, остававшийся лишь прикосновением и не пробиравшийся внутрь.

Раньше Андреас преподавал в более дальнем пригороде. Он постоянно подавал заявки на место в городе, но ему предпочитали других коллег — постарше, женатых или с детьми. Когда десять лет назад в Дёе построили гимназию, Андреас уже давно отказался от мечты о месте в городе. По крайней мере, путь на работу стал короче.

В школе он, как всегда, появился за полчаса до начала занятий. В учительской пахло сигаретами, хотя курить было запрещено во всем здании. Взял в автомате кофе и сел у окна. Примерно через четверть часа пришел Жан-Марк, учитель физкультуры. На нем был тренировочный костюм.

— Ты курил? — спросил он, умываясь над раковиной.

Андреас не ответил.

— В Швейцарии-то наверняка в учительских не курят.

Андреас сказал, что целую вечность не был в швейцарских учительских.

— Могу я задать тебе личный вопрос? — поинтересовался Жан-Марк.

— Лучше не стоит.

Жан-Марк рассмеялся. Он снял тренировочную куртку и ополоснул подмышки. Сказал, какой позор, что здесь нет душа для учителей. Побрызгался дезодорантом, запах которого распространился по всей комнате. Оделся. Взял стакан воды и подсел к Андреасу.

— Ты ведь знаешь Дельфину? — Он откинулся назад и самодовольно ухмыльнулся. — Как она тебе?

— Симпатичная, — сказал Андреас. — Бодрит.

— Вот именно!

Андреас подошел к окну, открыл его и закурил. Жан-Марк бросил на него неодобрительный взгляд.

— Мы тут недавно пропустили по стаканчику, — сказал он, — а потом вдруг у нее оказались.

— А я здесь при чем?

— Теперь она ведет себя так, будто ничего не было. Будто первый раз меня видит.

— И радуйся. Или ты хочешь, чтоб она тебе домой названивала?

Жан-Марк встал и взмахнул руками.

— Конечно, нет, — сказал он, — но все же это странно. Ты переспал с женщиной. А она… она даже выглядит неважно. У тебя такое бывало?

— Я не женат, — ответил Андреас. Какая нелепость, думал он, что он считает Жан-Марка своим лучшим другом.


Вечером, выключив свет, Андреас лежал с открытыми глазами. Он закрыл шторы, и в темноте светились лишь stand-by-огоньки телевизора, DVD-плеера и музыкального центра. В красных светодиодах было что-то успокаивающее, они напоминали ему о церковном вечном свете, о присутствии Христа, в которого он не верил.

Субботу он, как всегда, провел за уборкой квартиры и покупкой продуктов на следующую неделю. Несколько лет назад на его улице снимали фильм, ставший впоследствии культовым, и теперь сюда съезжались люди со всего мира, чтобы проверить, насколько воображаемое соответствует действительности. Андреас купил фильм на DVD, и, когда порой смотрел его, у него создавалось впечатление, что тот реальнее улицы за его порогом, что реальность — всего лишь слепок с золотого мира кино, дешевая кулиса. Чтобы услышать музыку, чтобы увидеть картинку, надо было закрыть глаза. Тогда Париж становился именно таким, каким он всегда представлял его.

Андреасу нравилось быть частью этой кулисы. Ему нравилось, как он выглядит, когда сидит в кафе и читает газету или идет по улице с багетом под мышкой, с сумками, полными овощей, которые пролежат неделю в холодильнике, а потом отправятся в мусорное ведро. Когда туристы спрашивали его, где снимался фильм, он с готовностью отвечал им. Отвечал на французском, даже если видел, что перед ним немцы или швейцарцы, которые с трудом его понимают.

Он был одновременно статистом и зрителем воображаемого фильма, туристом, который почти двадцать лет ходит по улицам города, нигде надолго не задерживаясь. Ему нравилась эта роль, другой он и не желал никогда. Большие начинания, перемены всегда пугали его. Он ходил по улице Сен-Мишель или Сен-Жермен, поднимался на Эйфелеву башню, осматривал Нотр-Дам или Лувр. Прогуливался по Новому мосту и отоваривался в крупных торговых центрах, несмотря на заоблачные цены. Иногда он шел за людьми, наблюдал, как они делают покупки или сидят в кафе, а потом отпускал их. Когда он общался с друзьями, прожившими всю жизнь в Париже, то поражался, насколько плохо они знают город. Они почти не выбирались из собственных районов, а в музеях не бывали со школы. Вместо того чтобы радоваться красоте города, они поносили забастовки работников метро и загрязненный воздух, жаловались на недостаток парков и детских площадок.

В конце дня он отправился в кино и посмотрел американский боевик, простенький фильм со зрелищными трюками и