Нежный плен [Мария Феррарелла] (fb2) читать онлайн

Мария Феррарелла Нежный плен

Глава 1

Монотонный, унылый дождь все шел и шел, превращая дорогу в сплошное месиво. Внезапно разразившаяся гроза делала незадавшуюся с самого начала поездку еще более невыносимой. Казалось, сама природа, словно злой рок, пыталась помешать ей приехать в Париж. Да, ей именно так и казалось.

Элизабет Больё теребила потертый кожаный ремешок, прикрепленный к стенке экипажа. Выглянув в окно, она тяжело вздохнула: английские поля под пеленой дождя выглядели мрачными и унылыми. Деревья, росшие по обеим сторонам дороги, клонились к земле, словно выражая безнадежную покорность дождю, нескончаемые струи которого хлестали по их ветвям.

Раньше Элизабет любила дождь. Но сегодня, когда он так помешал ее поездке, она его просто возненавидела. Дождь спутал ее планы, став еще одним препятствием в бесконечной череде неудач, преследовавших ее с самого начала. Из-за разыгравшейся на море бури она теперь находилась здесь — на этой ужасной дороге в этой ужасной стране. Если бы не шторм, она давно была бы уже в Париже, и все бы наладилось. В этом она была абсолютно уверена.

Внезапно Элизабет услышала какой-то странный звук — это похрапывала Сильвия — и взглянула на солидную даму, свою единственную соседку по экипажу, со снисходительной улыбкой.

Бедная женщина! Нелегко ей было переносить все это! Когда начался шторм, Сильвия забилась в каюту и пока волны швыряли их судно из стороны в сторону, все время молилась. Почтенная дама едва не истерла своими пальцами бусинки четок, вымаливая спасение у безучастного Бога. Когда шторм наконец утих, оказалось, что торговое судно еле держится на плаву и нуждается в срочном ремонте. Продолжать плавание на таком корабле было рискованно. К тому же судно сбилось с курса и бросило якорь у северного побережья Англии.

Капитан предложил Бет и Сильвии подождать, пока корабль отремонтируют: тогда со временем они смогут продолжить свое путешествие на нем. Но девушка отказалась: она не знала, есть ли у нее в запасе это самое время.

Незнание — что может быть мучительнее? Возможно, она уже опоздала? Сможет ли она добраться до Парижа вовремя? Или же она вообще зря беспокоится?

Если бы только до них не перестали доходить его письма!

Повозка шаталась как горький пьяница, когда ее колеса выбивались из колеи. Сильвия затихла, но ненадолго; вскоре ее тонкий храп послышался снова. Сложив руки на коленях, Бет мысленно погоняла лошадей. Поскольку не нашлось ни одного корабля, который скоро отплывал во Францию, девушка решила ехать до Дувра по суше. Она надеялась, что оттуда ей будет легче попасть на корабль, пересечь Ла-Манш и добраться наконец до родины своих предков.

Но сколько еще времени придется потратить… потратить впустую!

«Я отыщу тебя, отец, — говорила себе девушка. — Не знаю как, но, клянусь, я тебя найду!»

Сильвия захрапела громче. Она спала беспокойно и во сне ерзала на жестком сиденье, стараясь устроиться поудобнее. Их повозку окутывал плотный, пропитанный влагой туман. С самого начала этой поездки Сильвия чувствовала себя не в своей тарелке. На протяжении всего плавания она не переставала ныть и жаловаться, а цвет ее лица временами напоминал ту самую морскую воду, по которой они плыли.

Бет относилась к этой женщине, которую мать навязала ей в компаньонки, с самым искренним сочувствием. Конечно, она предпочла бы путешествовать одна, но, раз уж так случилось, она чувствовала себя обязанной опекать эту даму, которая была в два раза старше ее. Сильвии было хорошо только дома — среди картин, книг, в саду… Такая поездка была явно ей не под силу, она утомлялась даже во время утренней прогулки вокруг террасы. Но Дороти Больё настояла, и сорокатрехлетняя Сильвия нехотя согласилась отправиться в путь.

Для того чтобы избежать опасности, Бет могла бы путешествовать в мужской одежде — как это сделала ее соседка Кристина Мак-Кинли. Но миссис Больё и слышать не хотела о том, чтобы ее дочь путешествовала одна — хоть в мужской, хоть в женской одежде. Это не подобало леди. И Бет решила не тратить времени на бесполезные споры. Так нервная, пугливая Сильвия стала ее спутницей. Бет улыбнулась, думая о том, что вряд ли эта дама в случае опасности окажется полезной, разве что сумеет задушить насильника своими четками. Устыдившись, что она так непочтительно подумала о священном предмете, девушка десять раз прочитала «Аве, Мария». Да, случись им оказаться в опасном положении, проку от милейшей Сильвии не будет никакого. Придется полагаться только на свой находчивый ум, который она унаследовала от отца.

«Господи, Господи, я верю, что с ним ничего не случилось и что я волнуюсь зря», — прошептала Бет и глубоко вздохнула. Проливной дождь между тем прекратился, однако погода не стала менее гнетущей: все вокруг по-прежнему застилал беспросветный, выматывающий душу влажный туман. Дорожное платье Бет отсырело и неприятно липло к телу. Девушка отерла лоб тыльной стороной руки.

Как же далеки теперь ее дом и милая сердцу Вирджиния! Как бы ей хотелось никогда не уезжать! Но если бы она осталась в том огромном, прекрасном доме, который Филипп Больё построил для жены и четырех дочерей, то не смогла бы разгадать тайну исчезновения отца. Он как в воду канул, за долгое время не прислав ни одной весточки, не ответив на их многочисленные письма, где мать и дочери умоляли его разогнать их страхи и написать хотя бы слово.

Доктор Филипп Больё уехал в Париж, на родину, в то время, когда уже было очевидно: во Франции вот-вот вспыхнет революция и ее яростное пламя охватит всю страну. Бет тревожилась именно потому, что все вокруг считали: революция — это восстание бедных против богатых. А Филипп Больё был потомком древнего почтенного рода. Ему выпало быть аристократом именно в те времена, когда его соотечественники считали всех аристократов подозрительными и смотрели на них с ненавистью.

Ах, если бы он не был вынужден вернуться во Францию! Если бы он и теперь оставался у себя в Иглс-Нест, наслаждаясь новой жизнью в стране, в которой многое было создано при его участии!

Но прилетевшая из-за океана весть о революции не могла оставить его равнодушным. Он тревожился о своих родных, живших в Париже. И не только о них: сострадательный доктор Больё знал, что, если там и в самом деле разразится революция, он обязан помочь страждущим. Во времена революций очень нужны врачи, которые должны спасать раненых. И закрывать глаза умершим.

Другой на его месте почивал бы на лаврах, жил в свое удовольствие и наслаждался заслуженным отдыхом. Но доктор Филипп Больё был человеком необычным.

В отце Бет особенно ценила именно его самоотверженность, его способность думать о других больше, чем о самом себе. Он всегда хотел служить людям. Дворянский род Больё, давно обосновавшийся в Париже, всегда был богатым. Доктор Больё потратил все свое состояние на обустройство обеспеченной жизни семьи в Вирджинии, так что его жена и дочери ни в чем не нуждались. Но ни богатство, ни положение в светском обществе Вирджинии не могли заставить Филиппа Больё отказаться от помощи больным. Это было его призвание. Накануне отъезда, прощаясь со своей семьей, он сказал жене, что он прежде всего врач и обязан выполнять свой долг. Без своей работы он чувствует себя никчемным и ничтожным человеком.

Четырнадцать лет назад доктор Больё уже участвовал в американской революции: откликнувшись на призыв бороться за свободу и независимость, он сражался бок о бок со своим соотечественником Лафайетом, а после сражений оказывал помощь раненым. Но теперь это было уже не общее, а скорее его личное дело. Ненависть и страх объяли его любимую родину. На этот раз доктор Больё больше всего волновался за свою старую мать и незамужнюю тетку, которая жила вместе с ней. «Нельзя не ехать», — сказал он Бет с глазу на глаз.

И дочь хорошо его понимала, потому что из всех детей именно Бет больше других была похожа на отца: его чувства были ее чувствами, его идеалы — ее идеалами. Когда Филипп уезжал, то он передал все домашние дела именно ей, как он выразился «в ее умелые руки».

Теперь Бет смотрела на свои руки со сцепленными пальцами и вспоминала слова отца: «умелые руки», «умная Бет», «моя рассудительная доченька». И именно к ней однажды вечером пришла мать, чтобы облегчить сердце и поделиться теми тревогами, о которых она не могла говорить с другими. Филипп обещал писать домой точно раз в неделю. И до какого-то времени действительно писал, передавая в своих письмах мрачную картину того мира, в котором оказался. Он пытался сохранять оптимистический тон, заверяя родных, что эта мрачная туча скоро пронесется мимо. Письма приходили регулярно: с каждым торговым кораблем из Франции, который бросал якорь у берегов Вирджинии, на имя миссис Больё обязательно приходило послание. А то и два.

И вдруг — поток писем иссяк.

Так прошел целый месяц, потом пять недель, шесть… А доходящие из Франции вести становились все ужаснее и ужаснее. Райли О'Рорк и его сестра Рэчел Лоуренс, издатели «Вирджинской газеты», всегда старались не только сообщать в ней местные новости, но также и рассказывать о событиях, происходивших в Европе, — когда о них становилось известно. В газете нередко появлялись заметки о том, как преследуют, бросают в тюрьмы французских аристократов, как грабят их родовые поместья. И другое, еще более страшное.

В тот вечер Бет спокойно выслушала мать. Эта хрупкая, гордая женщина так же сильно тревожилась о своем муже, как Бет о своем отце. В доме было холодно. Бет смотрела на угасающее в камине пламя и думала о том, что же ей делать. И наконец сказала, что поедет в Париж к бабушке и сама выяснит, почему от ее отца больше не приходят письма.

Дороти Больё схватила дочь за руку, желая опереться на ее силу и одновременно боясь за нее.

— Нет, Бет, ты не можешь ехать! — воскликнула она.

Но дочь была непреклонна.

— Кроме меня ехать некому, мама, — тихо сказала она, — мои сестры еще слишком молоды. Ничего со мной не случится. Я буду себя беречь. И не надо заранее ни о чем волноваться…

Дороти покачала головой, стараясь сдержать слезы.

— Одна, в чужой стране!

— Франция нам не чужая, там живет бабушка, все наши родственники. — Бет поцеловала мать в щеку. — А я уже взрослая, прекрасно говорю по-французски и сумею постоять за себя. Отец меня многому научил…

Миссис Больё в волнении ходила по спальне. Сердце ее разрывалось на части. С одной стороны, она страстно хотела хоть что-то узнать о любимом муже с другой — не могла отпустить от себя дочь.

— Нет, нет, — твердила она, прижав к вискам пальцы — я не могу пойти на это. Во Франции война, революция! А ты такая молодая, неопытная, совсем еще девчонка!

— Но должен же кто-то узнать, что с папой! — продолжала настаивать Бет.

Дороти нежно коснулась пальцами щеки дочери. Временами миссис Больё даже удивлялась, кто из них двоих мать, а кто — дочь? Бет всегда держалась так, будто она намного старше своих сестер (хотя разница в возрасте не превышала трех лет), всегда казалась такой уверенной в себе. Дороти очень огорчалась оттого, что ее дочь все еще не замужем и не завела собственной семьи. Возможно, в этом была и ее вина: слишком уж много обязанностей лежало на плечах Бет.

— Я раньше этого тебе не говорила, а сейчас скажу, ты выросла такой, какой тебя хотел видеть отец. Он любил смотреть на тебя, еще малышку, когда ты спала. И говорил мне: «У этого ребенка большое будущее, вот увидишь» — Глаза матери снова наполнились слеза ми: — Папа тебя так любил.

Но Бет не понравилось это пессимистическое «любил».

— Он меня любит, мамочка, он меня очень любит потому что папа жив, жив! — Она крепко сжала руку матери: — И я найду его для тебя. Для всех нас. И вместе с ним вернусь домой.

Бет знала, что отцу не понравилось бы, если бы она явилась к нему с просьбой — и даже не с просьбой, с требованием — вернуться домой к жене и дочерям. Но ей казалось, что семья важнее, чем родина. Во Франции вполне могут обойтись и без него, подумала она и тут же вспомнила, что ей не было и восьми лет, когда отец сражался за независимость Америки. Это было будто вчера — его возвращение домой… Неужели для мужчин одной революции недостаточно?

Дороти заметила упрямое выражение на лице Бет: точно такое же выражение она много раз видела на лице у Филиппа.

— Ну хорошо, — со вздохом согласилась она. — Ты поедешь, но вместе с Сильвией…

Эта женщина была гувернанткой Бет, потом учила ее сестер-двойняшек. Незамужняя, одинокая, Сильвия жила теперь в Иглс-Нест в качестве компаньонки и доверенного лица Дороти. Мысль о том, что она будет вынуждена взять с собой эту немолодую даму, ужаснула Бет. Она принялась спорить с матерью, но та на этот раз осталась непреклонной, ибо умела в случае необходимости быть такой же твердой, как Бет и Филипп. И дочь уступила.

Сильвия была мягкой, чувствительной женщиной, но она боялась всего на свете. Дороти понимала, что женщина эта будет только помехой, обузой в пути, но отпустить дочь одну тоже не могла. Она дала Бет чемодан с двойным дном, в котором было достаточно золотых монет, чтобы выкупить Филиппа, если это будет необходимо. У Бет было достаточно мужества, чтобы преодолеть любую опасность на пути к отцу. Она сумеет спасти его, если он действительно нуждается в спасении.

Сильвия храпела, пока лошадиные копыта шлепали по грязной, раскисшей дороге.

«Быстрее, быстрее, — мысленно поторапливала Бет лошадей, всматриваясь в поля покрытые пеленой тонкого тумана. — Быстрей!»

Бет молила Бога о том, чтобы не приехать в Париж слишком поздно.

Глава 2

Экипаж остановился за секунду до того, как в неподвижном летнем воздухе прозвучал пистолетный выстрел. Бет в страхе замерла, ожидая, что же произойдет дальше. Она услышала чей-то хрип, затем последовал глухой стук: что-то упало сверху и ударилось оземь.

Маленькие глазки Сильвии широко раскрылись: теперь они бегали из стороны в сторону, как скачущие горошины. Женщина пыталась сообразить, что случилось. Ее длинные сережки качались на ветру как фантастические серебряные маятники.

В страхе уцепившись за руку Бет, Сильвия повторяла:

— Ради всех святых, что случилось?

«Разбойники». Одно это слово стучало в голове Бет. Ее сердце забилось с сумасшедшей быстротой. Но, глядя на компаньонку, она старалась ничем не выдать своей тревоги. Хотя бы одна из них должна сохранить самообладание.

— Во всяком случае святые здесь не причем, это я могу тебе точно сказать.

Гулкий и резкий, словно из винной бочки, голос прорезал тишину и рассеял все сомнения:

— Эй вы, там, внутри, вылезайте!

Глаза Сильвии распахнулись еще шире, казалось, они вот-вот вылезут из орбит.

— Что же нам теперь делать? — прошептала она. — В каждом ее слове слышался ужас.

Бет пожалела о том, что уложила свой пистолет в чемодан, а не оставила его при себе. Отец научил ее заряжать мушкет и пистолет, научил и стрелять из них. Но учил он ее этому только для забавы, а не для защиты. Никогда, даже в самом страшном сне, Филиппу Больё не могло бы присниться, что его старшей дочери придется стрелять, защищаясь. Он полагал, что дочери всегда будут в безопасности — в самом деле, какие опасности могут угрожать светским барышням в благовоспитанной Вирджинии? Он был уверен, что страхи времен Войны за независимость навсегда исчезли и никакое несчастье никогда больше не обрушится на его семью.

Бет огляделась вокруг в поисках какого-нибудь средства защиты — чего-нибудь режущего или колющего. Или того, что можно было бы бросить в бандита. Но, как назло, под рукой не оказалось ничего подходящего.

— Эй, вы там, вылезайте, — повторил тот же грубый мужской голос. — Иначе следующую пулю придется всадить в вас, а не в кучера.

«Кучер! Он стрелял в кучера», — в ужасе подумала Бет. Теперь ее уже не занимала мысль о деньгах, спрятанных на дне чемодана, она думала о том, убил ли разбойник кучера или только ранил его? «Надо посмотреть, не смогу ли я чем-нибудь помочь этому бедняге…»

— Выходим, выходим! — отозвалась Бет.

Сильвия тряслась как в лихорадке. Съежившись, она словно пыталась вжаться в сиденье Бет открыла дверцу экипажа, вышла наружу, едва не поскользнувшись в густой грязи, и почувствовала на себе обжигающий взгляд разбойника, который буквально пожирал ее глазами. Пытаясь избежать его взгляда, Бет осмотрелась вокруг в поисках кучера. Он лежал на земле в нескольких футах от нее, уткнувшись лицом в свою треуголку Бет проглотила подступивший к горлу комок. Набравшись решимости, она сделала шаг в сторону кучера.

— Не волнуйся, он уже мертв, — ухмыльнулся разбойник. — И с тобой будет то же самое, если не будешь меня слушаться, — добавил он со злобой. — Хотя, конечно будет жалко подстрелить такую милашку. — Разбойник провел языком по своим гнилым зубам, предвкушая удовольствие. — Во всяком случае — сейчас.

Бет старалась сдержать холодную дрожь, пробегавшую по ее спине. Этот человек не должен почувствовать, что она его боится. Гордо подняв голову, она с презрением взглянула на разбойника.

Одежда на нем была омерзительно грязная, через плечо был перекинут драный, замызганный плащ. В обеих ручищах бандит держал по пистолету. Разглядывая Бет с высоты своего гнедого коня, он поднял левую руку с зажатым в ней оружием и угрожая потряс им.

Опираясь о дверцу экипажа, не спуская глаз со всадника, Сильвия начала медленно спускаться вниз. На ее широком добродушном лице застыла гримаса ужаса.

— Боже милостивый, да это же воплощенный сатана, — прокудахтала она, прижимая руку к своей пышной груди. Казалось, она пыталась таким образом удержать воздух в легких.

«Мамочка, ну зачем же ты навязала мне эту трусиху?» — пронеслось в голове девушки, и она процедила сквозь зубы:

— Постарайся не упасть в обморок. Не показывай, что боишься этого человека.

Сдвинув стволом пистолета шляпу на затылок, разбойник решил рассмотреть получше свою юную пленницу. Его глаза пылали, пока он мысленно снимал одну за другой все одежды с ее соблазнительного тела. Не обращая никакого внимания на дрожавшую от страха толстуху, которая стояла у нее за спиной, плотоядно облизнулся.

— Похоже, сегодня я нашел настоящее сокровище! — Его заросшее сероватой щетиной лицо расплылось в самодовольной ухмылке. Разбойник наклонился к Бет, впиваясь в нее глазами. — А ну, красотка, говори: что ты для меня припасла?

— Ничего кроме презрения, — надменно ответила Бет, силясь скрыть все возрастающий страх, и плюнула на землю прямо под копыта коня бандита.

Разбойник рассмеялся. Казалось, даже воздух был отравлен гнусным звуком его хохота.

— Смотри-ка, какая ты горячая! Но именно с такими всегда хорошо в постели. Почти всегда. — В этих словах слышалась угроза. Махнув в ее сторону пистолетом, бандит приказал: — А ну-ка, подойди ко мне поближе.

Бет вскинула голову. Ее сапфировые глаза потемнели.

— Не подойду, — смело ответила она.

Дункан Фицхью глянул через плечо на белого, без единого темного пятнышка коня, который мирно плелся вслед за ним.

— Нашел время, когда терять подкову, гнусная кляча. До усадьбы, наверное, около пяти миль, так неужто нельзя было подождать, пока мы подъедем поближе?

Конь фыркнул. Дункан мог бы поклясться, что это животное смеется над ним. Последние несколько лет он провел на суше, но так и не сумел привыкнуть к лошадям. Он мог чувствовать себя удобно только на корабле: корабль не то что эта четвероногая скотина, которая жрет сено и делает все, что и когда ей вздумается. Корабль — другое дело: он слушается своего хозяина. Дункан глубоко вздохнул, вспомнив, как он плавал по морям, промышляя каперством. Но все это было в прошлом. Теперь он временно управлял имением графа Шалотта, находящегося в отъезде. И в качестве платы за труд получил право распоряжаться усадьбой. Таким образом у него появились еда и крыша над головой. Это было прекрасно не только для него самого, но и для его многочисленного семейства, вернее, для всей той честной компании, с которой он уже много лет подряд не разлучался — сначала на лондонских улицах, а потом и в море. Теперь все они наслаждались такими удобствами, о каких прежде и мечтать не смели.

Честно говоря, все эти удобства были даже чрезмерными. Дункан не привык к такому спокойному, праздному существованию и его одолевала тоска по былому. Перестав быть морским бродягой и обретя респектабельность, он мало-помалу начал томиться по своей прежней жизни, полной риска и приключений. Его нынешнее размеренное житье казалось ему скучным: в нем не было места опасностям, и храбрость Дункана ржавела, не находя себе применения.

«Как же, оказывается, легко изнежить мужчину!» — с презрением подумал он и поежился от холода: его мокрая рубашка, надетая под жилеткой, прилипла к телу. Как душно, как мокро! Скверная погода, а на душе еще сквернее.

Его поездка в городок, находившийся за границей графских владений, оказалась весьма неудачной. Все эти последние месяцы он водил знакомство с одной милой дамочкой. Ах, эта Илейн с ее крутыми бедрами и алыми губками! Утром она велела ему выбирать одно из двух: или они наконец определят их совместное будущее, или он может убираться вон и больше не заговаривать ей зубы.

Дункан невольно улыбнулся, вспомнив, как она, откинув назад свои черные волосы и подбоченясь, глядела на него в ожидании ответа. Он ничуть не сомневался, что в глубине души Илейн была уверена в его капитуляции. Ведь она согревала ему простыни не одну ночь и доказала, что в постели с ней очень даже хорошо.

Да, но отдать свою свободу за одно только плотское удовольствие? Ну нет! Илейн, наверное, сошла с ума, если серьезно думает, что он позволит запросто накинуть на себя аркан, станет покорным и послушным супругом!

Дункан усмехнулся про себя. Утром, услышав его отказ, Илейн сбросила маску, которую носила. Она ругала его последними словами, и оказалось, что у нее острый как бритва язык, который она до сих пор прятала. Язык каждой женщины рано или поздно становится острым: таков уж закон природы. Языки женщин становятся все острее и острее по мере того, как округляются их груди. Что и говорить, приятно ласкать женскую грудь, но платить за это удовольствие, выслушивая брань, — такое не для него!

Дункан распростился с Илейн довольно быстро, а хлеставший вовсю дождь остудил его пылающий лоб и другие — тоже пылающие — части тела. Он давно уяснил себе, что часто за свободу приходится платить весьма высокую цену. Но все равно, свобода для него дороже всего, ради нее он может пожертвовать чем угодно.

Пистолетный выстрел, прозвучавший где-то совсем близко, мгновенно вернул Дункана к действительности. Он весь обратился в слух, потом приготовился к сражению.

«Если я пойду пешком, то не успею», — подумал Дункан и, ругнувшись, вскочил в седло.

— Хватит тебе ходить порожняком, глупая кляча. Пошевеливайся, а то я опоздаю. Ковыляй скорее, мы должны кому-то помочь.

Все, что происходило в имении Син-Джина или вокруг него, непосредственно касалось Дункана. Он считал, что это его прямой долг перед хозяином поместья — разбираться во всех происшествиях и улаживать неприятности со всей возможной быстротой.

Фицхью ехал на лошади не только потому, что так он мог скорее поспеть к месту, откуда послышался выстрел, но и потому, что верхом он производил более внушительное впечатление. Пришпорив коня, Дункан одновременно выхватил из-за поясного ремня пистолет. В округе пошаливали разбойники, и он не хотел подвергать себя неприятным неожиданностям.

Мгновенно повеселев и забыв о своем дурном настроении, Дункан Фицхью поскакал туда, где только что прогремел пистолетный выстрел.

Джереми Джонс сгорал от нетерпения попробовать подвернувшуюся ему девчонку, но у него было правило, сначала — дело, потом — все остальное. Сначала надо взять кошелек и только потом — женщину. Увидев чемодан, стоявший на верху экипажа, он приказал женщинам спустить его на землю. И довольно облизнулся, увидев стройную ножку в чулке, которая высунулась из-под платья, когда девчонка пыталась стащить свой багаж вниз.

Когда чемодан наконец оказался у его ног, Джереми осмотрел его и увидел, что он заперт.

Взглянув в глаза девушке, бандит приказал:

— Открой.

Бет спустила чемодан на землю только потому, что разбойник грозил пристрелить Сильвию. Но отдать этому подонку деньги — единственное, что может спасти ее отца? Охвативший ее гнев оказался сильнее здравого смысла. Сжав руки в кулаки и подбоченясь, она сказала:

— Я потеряла ключ.

Джереми слез с коня и зло взглянул на свою жертву. Ему не хотелось тратить заряд на отстреливание чемоданного замка. Лучше обойтись другими средствами.

— Не зли меня, малышка, а не то тебе это дорого обойдется. — Чтобы уточнить свою мысль, он поднял тот из своих двух пистолетов, из которого еще не стрелял, и нацелил его прямо в грудь Бет. Конечно, было бы жаль прострелить такие красивые грудки, но, видимо, придется. Смотри не ошибись, крошка.

— Послушай, Бет, скажи ему… — простонала Сильвия, вцепившись девушке в руку. — Ради всего святого скажи мне, где ключ?

Бет оттолкнула Сильвию. Не дождавшись ответа, разбойник медленно поднял пистолет.

— Если вы меня убьете, то никогда не найдете ключ, — усмехнулась юная путешественница.

— Наоборот, — ответил разбойник. — Если я тебя убью, то с удовольствием обыщу, не рискуя быть поцарапанным. — Когда он заглянул в лиф ее платья, его глазки снова сузились. — Держу пари, ключ хранится в одном тепленьком и хорошеньком местечке.

Бет гордо вскинула голову и вдруг вскрикнула, услышав выстрел. Она поднесла руку к своей груди, но жгучей боли не почувствовала, не увидела и липкого следа крови на платье — ничего. С ней было все в порядке, зато разбойник упал как подкошенный на кучу своего рванья. Он корчился, оглашая окрестности душераздирающим воплем.

Оглушенная, ошарашенная, Бет отвела взгляд от истекающего кровью бандита и вдруг увидела, что к ним приближается всадник. Он был одет довольно прилично, а золотистые волосы, развевающиеся на ветру, выглядели очень красиво. Всадник держал в руке дымящийся пистолет.

«Двое за один день, — недовольно подумала Бет. — Эта страна наводнена разбойниками!» Девушка наклонилась и резко выдернула пистолет из руки лежавшего на земле бандита. Сжав оружие обеими руками, Бет сделала несколько шагов и прицелилась во всадника.

— Держись, Сильвия, — приказала она. — Встань за мной.

Дункан остановил свою лошадь. Ну и картина: маленькая толстушка семенит около хорошенькой девчонки с пистолетом! Как будто медведь бегает вокруг тоненького деревца, пытаясь за него спрятаться. А деревце хоть куда! Странно, что он не видел эту красотку раньше.

Не двигаясь с места, Фицхью кивком указал на оружие, которое сжимала девушка, и насмешливо улыбнулся: из пистолета только что стреляли и не перезарядили его.

— Чтобы пистолет выстрелил, сначала надо его зарядить, — объяснил он девчонке.

«Этот человек смеется надо мной», — раздраженно подумала Бет и отвела большим пальцем курок.

— Из этого пистолета не стреляли, — быстро сказала она и тут же сообразила, что второпях подобрала не тот пистолет: этот был уже разряжен. Но, к счастью, всадник не знал этого.

Бет надеялась, что не знал.

Сначала Дункан хотел было наклониться к девушке и, выбив из ее руки оружие, отбросить его прочь: в высшей степени неудобно чувствовать себя мишенью. Тем более что девчонка смотрела на него так, будто и в самом деле собиралась стрелять — сразу и без колебаний. Так что благоразумнее всего было держаться от нее на безопасном расстоянии.

— А ведь я только что спас вам жизнь, — заметил Дункан.

Он перекинул ногу через луку седла и соскочил с коня, не отрывая взгляда от незнакомки. Люди из команды Дункана часто говорили, что их капитан способен заговорить зубы любому, хоть самому Господу Богу. Но он всегда очень серьезно относился к двум вещам: заряженному оружию и женской ярости.

Бет несколько успокоилась, хотя все еще держала палец на спусковом крючке.

— Это правда. Но кто же вы — добрый самаритянин или… — глаза девушки были чересчур серьезны для такой молоденькой особы, — … или распутник?

— Раньше мне приходилось быть и тем и другим — в зависимости от обстоятельств, — чистосердечно признался Фицхью.

Взглянув на лежавшего на земле разбойника, Дункан подумал, что тот, наверное, умер. Однако Фицхью не успел убедиться, так ли это, потому что девушка вновь подняла свой пистолет и направила дуло прямо ему в грудь.

— Да, но сейчас-то я — добрый самаритянин, — добавил он, надеясь, что эти слова смогут умерить ее опасения.

Оценивая свое положение, Дункан улыбнулся Сильвии, и почтенная дама нерешительно улыбнулась ему в ответ.

— Надо нам похоронить этих двоих, — Фицхью кивком указал на два тела, лежавшие неподалеку. — Кажется, теперь вам нужен кучер.

Но Бет не дала ему возможности предложить свои услуги: в его взгляде ей чудилось что-то пугающее, и она не была уверена, стоит ли ему доверять. Слишком уж насмешливые были у него глаза. Да, в обществе этого субъекта ей явно не по себе.

— Не беспокойтесь, править лошадьми я могу и сама, — гордо вскинув голову, ответила Бет.

«Независимая девица, — подумал Дункан. — Такие встречаются редко».

— Ну ладно, дело ваше. Мне нужно ехать в усадьбу, а мой конь, как назло, потерял подкову. — Взяв коня под уздцы, Дункан подвел его к экипажу, чтобы привязать сзади. — Возьмите меня с собой. Мне нужно ехать прямо на восток, так что вы не заблудитесь.

Но Бет все-таки не могла довериться этому человеку. Слишком уж широко и насмешливо он улыбался. И вел себя с ней чересчур любезно, подозрительно любезно. Не опуская оружия, она повернулась к незнакомцу, продолжая целиться ему в грудь. Увидев перед собою дуло пистолета, Дункан остановился как вкопанный.

— Извините, но я еду в Дувр, и у меня нет времени подвозить вас куда бы то ни было. — Девушка знаком показала Дункану, чтобы он отошел от экипажа. — Влезай, Сильвия. А что касается вас, — бросила она Дункану, — то вы окажете нам услугу, если поможете поставить этот чемодан наверх. А я…

Свист пули оборвал ее речь.

Глаза Дункана расширились от удивления, и он упал к ногам Бет. В растерянности оглянувшись, она заметила разбойника, на мгновение приподнявшегося с земли. Выстрелив в Дункана, он снова рухнул в лужу крови.

Бет услышала, что и позади нее что-то рухнуло. Даже не оборачиваясь, она поняла: это Сильвия наконец-то упала в обморок. Что ж, этого следовало ожидать. И, наверное, навсегда.

Глава 3

Дождь опять полил как из ведра. Казалось, что струившиеся из туч потоки были слезами, которыми небо оплакивало то, что видела Бет.

Стоя в одиночестве посреди поляны, она пыталась унять волнение, разглядывая неподвижно лежавшие вокруг нее тела. Они казались сломанными куклами, которые уже никому не нужны. Девушка не знала, к кому из пострадавших ей надо броситься в первую очередь. Долг дружбы требовал от нее поспешить на помощь Сильвии. Но ее спутница, по всей видимости, нуждалась в помощи меньше других и наверняка скоро придет в себя. Дождь быстро приведет ее в чувство. Нет, она не ударилась: на поляне не было камней, о которые можно было бы ушибить голову.

Долг сострадания требовал от нее поспешить к лежавшему на земле кучеру: надо было убедиться, действительно ли он уже мертв. И, наконец, Бет должна была помочь и этому незнакомому красавцу, который прискакал им на помощь и за свое доброе дело получил пулю.

Но несмотря на то, что Бет хотела помочь всем сразу, она понимала, что прежде всего надо осмотреть разбойника. Осмотреть не потому, что она опасалась за его жизнь, а потому, что опасалась за свою жизнь и за жизни остальных. Если этот мерзавец еще не умер, а лишь ранен, он мог быть опасен для всех находившихся здесь людей. И защитить их от этой опасности могла только Бет.

Девушка взглянула на пистолет, валявшийся в нескольких футах от руки разбойника. Его ствол наполовину утонул в грязи. Бет подняла оружие, бережно вытерев его подолом своей юбки, и вздохнула, увидев, как мгновенно темнеет зеленая ткань, впитывая грязь. Нет, сейчас не время думать о пустяках!

Бет не спускала глаз с разбойника. Жив ли он? Вспомнив, сколько несчастья он принес, Бет решила перезарядить пистолет и, выстрелив в бандита, прикончить его. Девушка понимала, что ее родители пришли бы в ужас, узнай они, что их дочь собирается сейчас сделать. Ну и что с того? В конце концов, по натуре она всегда была чересчур своевольна и задириста, она совсем не такая, какой подобает быть благовоспитанной девице. Она слышала этот упрек от многих из тех, кого знала, от очень многих.

Сжав рукоятку пистолета, Бет направилась к грабителю. Пистолет был на взводе, хотя и не был заряжен (но откуда об этом знать разбойнику?). Она осторожно ткнула его в бок носком своей туфельки; при этом она старалась держаться подальше от его рук, опасаясь, что он может только притворяться мертвым.

Он был ранен в грудь. Из раны сочилась кровь. Смешиваясь с дождем, она стекала в лужицу, в которой он лежал. Окрашиваясь в цвет крови, грязь становилась все краснее и краснее.

Бет проглотила застрявший в горле комок и приказала себе подумать о том, что перед нею преступник, который получил то, что заслужил.

Человек с седыми сальными космами не шевелился. Недоверчивая, осторожная по природе, Бет пристально вглядывалась в него, стараясь понять, дышит он или нет. Кажется, его грудь была неподвижна.

Собрав все свое мужество, Бет наклонилась над ним, нерешительно поднесла руку к его рту и не ощутила теплоты дыхания. Разбойник был мертв. Вздохнув с облегчением, девушка выдернула пистолет из его окоченевших пальцев и сразу же повернулась к кучеру. Ему ничем нельзя было помочь. Из пробитого в голове маленького круглого отверстия струилась кровь. Если бы не дождь, кровь залила бы кучеру все лицо и оно превратилось бы в зловещую ярко-красную маску. Но сейчас кровь узкими струйками стекала по его щекам на землю.

Девушка вздрогнула, почувствовав, что ее сейчас стошнит.

Как это много раз делал ее отец, Бет перекрестила умершего, перепоручив его душу Богу — той власти, которая выше всех земных властей. Она надеялась, что кучер, по крайней мере, умер сразу, без страданий.

Тяжелый стон заставил ее вздрогнуть. Затаив дыхание, Бет обернулась и поняла, что это стонет ее спаситель. Она бросилась к нему и увидела, что он ранен в плечо и все еще жив.

Бет наклонилась к молодому человеку, испачкав в грязи подол юбки, и коснулась его лица. Дункан, моргая, открыл глаза и попытался хоты что-нибудь разглядеть сквозь пелену заволакивавшего их тумана.

Бет заметила, как шевелятся его губы, но так ничего и не услышала и наклонилась еще ниже, стараясь разобрать его слова.

— Что вы сказали? — спросила она раненого.

Голова Дункана закружилась от стоявшего в воздухе запаха крови и мокрой шерсти. Но кроме этих запахов он ощутил и другой — легкий и волнующий. Запах красивой женщины. Раненый приподнялся, хотел что-то ответить, но жгучая боль пронзила его, обжигая плечо, ребра, грудь и живот.

— Наверное, я в раю, — с трудом проговорил он и заставил себя улыбнуться. Коль скоро его ждет смерть, он умрет с улыбкой на устах. — Да, в раю: ведь вы наверняка ангел. Странно! Раньше я никогда не представлял себе ангелов, облаченных в темно-зеленые одеяния. Наверное, так вас легче различать среди облаков.

Этот человек явно заигрывал с ней. Истекая кровью, он все-таки осыпал ее комплиментами, которые, по его мнению, должны были вскружить голову девушке. Очевидно, он совсем не так уж плох, как это ей показалось вначале, иначе он не вел бы себя как бесстыдный соблазнитель.

— Нет, вы находитесь не в раю, а там же, где пребывали пять минут назад — на забытой Богом раскисшей дороге в забытой Богом английской глуши.

Он бы рассмеялся, если бы ему не мешала боль в плече.

— По-моему, вы не англичанка.

Да, Бет родилась в Америке, а предками ее были французы. Ни Америка, ни Франция не считали англичан своими друзьями.

Взглянув на рану незнакомца, Бет нахмурилась: она могла бы поклясться, что пуля осталась внутри. Надо было ее вынуть. Но, конечно, не здесь.

— Да, слава Богу, я не англичанка. Да и вы вскоре перестанете быть англичанином, если мне не удастся забинтовать ваше плечо. Вы можете умереть от потери крови.

Опираясь на здоровый локоть, Дункан с трудом приподнялся. Слегка повернув голову, он вдруг почувствовал такую боль и такую тяжесть, будто целый полк марширующих солдат обрушился на его плечо и руку, которые горели, как в огне. Он с трудом скосил взгляд и посмотрел на свое плечо. Дырка от пули казалась совсем небольшой, но боль была такой сильной, — словно из плеча вырвали изрядный кусок мяса. Никогда прежде у него не было огнестрельных ранений. Его прежние раны, а их было не так уж и много всегда бывали нанесены шпагой или кинжалом, тогда он сражался только таким оружием. Рана от пули была чем-то новым, и эта новизна ему отнюдь не понравилась.

Дункан задыхался от кашля, разрывавшего его горло. Он попытался было откашляться, но безуспешно: горло по-прежнему было сухо, как пергамент.

Он взглянул на Бет. Они поменялись ролями: теперь его спасение зависело от этой девушки. Уже не в первый раз его жизнь оказывалась в руках женщины, но до сих пор все, слава Богу, обходилось — обойдется и в этот раз. Он опять улыбнулся.

— Если вы собираетесь помочь мне, то сделайте это поскорее. Я очень дорожу своей кровью и хотел бы, чтобы она не выливалась из тех сосудов, где обычно хранится. Если это, конечно, возможно.

Надо было перенести его на сухое место. Взглянув в сторону Сильвии, Бет беззвучно выругалась: ее компаньонка так и не пришла в себя — несмотря на дождь, обильно струившийся по ее лицу.

Проклятие! Лучше бы она взяла с собой Стивена, от него было бы больше толку. Но их молодой конюх из Иглс-Нест был слишком сильным, красивым и мужественным. Естественно, что миссис Больё не разрешила бы ему поехать с дочерью: ведь именно от таких, как Стивен, молодых людей Дороти желала оградить Бет.

Девушка посмотрела в глаза незнакомцу и на мгновение замерла в нерешительности; ей почудилось, что она заглянула в зеркало и увидела там нечто, чего ей не хотелось видеть — частичку своего будущего. Бет встряхнула головой. Нет, не стоит об этом думать. Она никогда не верила в предчувствия, не поверит и сейчас.

— Вас нужно укрыть от дождя, — пробормотала она.

Дункан кивнул.

— Это точно, — согласился он. — Не то еще немного — и я утону.

Но стоило ему сесть и наклониться вперед, как с его лба градом полился пот, смешиваясь с дождевыми струями. У него совсем не было сил. Дункан злился на себя, потому что боялся слабости. Слабость опасна; слабые очень скоро становятся жертвами сильных и безжалостных. Он убедился в этом давно, еще в юности, проведенной на лондонских улицах. Тогда он поклялся, что с ним никогда не случится такого.

Беззвучно ругаясь, Дункан попытался встать.

«Вот дурак, он сделает себе только хуже», — с тревогой подумала Бет и, схватив незнакомца за руку, попыталась остановить его.

— Обопритесь на мои плечи, — сказала она.

— Это, конечно, очень заманчиво, сударыня, но боюсь, сейчас я не в силах сделать то, чего вам так хочется… — с ухмылкой заметил Дункан.

Самонадеянный глупец! Неужели он думает, что она мечтает упасть в его объятия? Или он считает ее доступной девицей?

— Мне хочется только одного, сэр, чтобы ваши мысли поднялись выше уровня ваших сапог и ваших чресл. И чтобы вы наконец сделали над собой усилие и влезли в экипаж. — Подойдя к мужчине ближе, Бет глубоко вздохнула. — Вашу руку, сэр. — Теперь это была не просьба, а приказ.

— Как вам угодно, генерал. — Даже теперь, когда этот субъект был так слаб, он явно насмехался над ней: на его больших, чувственных губах играла улыбка.

Ну и пусть. Она давно привыкла к подобному обхождению, ведь даже сестры, которые ее любили, всегда поддразнивали ее, называя то королевой, то диктатором, то деспотом. И только отец, кажется, понимал что она не создана для рукоделия и накрахмаленных чепцов. Он развивал ее ум и характер, хотя все остальные считали, что она должна расти взаперти, как все девушки ее времени, которым была уготована роль хрупких оранжерейных цветов.

Услышав, что незнакомец назвал ее генералом, Бет восприняла это как должное и кивнула.

Именно у Филиппа Больё она переняла основные навыки лечения больных и раненых и ухода за ними.

— Вот так-то лучше.

Осторожно подняв его здоровую руку, Бет положила ее себе на плечи и обхватила его за талию. «Ну и вид у нас — словно танцуем какой-то шутовской менуэт», — подметила она про себя.

Раненый, мокрый, обессиленный, Дункан, однако, не мог оставаться бесчувственным, касаясь теплого женского тела.

— Хотел бы я, чтобы мы когда-нибудь с вами повторили эту позу, — проговорил он.

Мокрые волосы Бет прилипли к голове, но это не мешало ей соображать: когда она взглянула на незнакомца снова, ей уже было ясно, что он за фрукт. Да, первое впечатление ее не обмануло: даже если он и сыграл роль доброго самаритянина, все равно этот субъект — распутник.

— Вы несерьезно относитесь к своему положению, сэр, — холодно заметила она.

— Ошибаетесь, сударыня, я отношусь к нему в высшей степени серьезно. — Эх, если бы он был в силах воспользоваться своим нынешним положением! Потому что эта женщина, даже мокрая, словно только что выбравшаяся из реки мышь, все равно могла дать Илейн сто очков вперед.

Тут Бет с негодованием заметила, что его взгляд неотрывно прикован к вырезу на ее корсаже. Она стиснула зубы и скомандовала:

— Раз, два, три!

Теряя силы, Дункан уцепился за свою спутницу и почти повис на ней. Почувствовав, как она прогнулась под его тяжестью, он подумал было, что сейчас они обязательно упадут. Но в последний момент ему удалось собрать все свои силы и удержаться на ногах, при этом невольно прижавшись к ней еще теснее. Как жаль, что он не может сейчас извлечь из этого положения никакой пользы. Дункан попытался улыбнуться, но улыбка у него получилась кривая.

— Вы поставили меня в тупик, — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Я умею считать только до двух.

Бет с трудом держалась на ногах, спина ее от напряжения ныла, а руки болели. Но она доведет это дело до конца.

— Посмотрим, как вы умеете ходить, — пробормотала она сквозь стиснутые зубы.

Потихоньку продвигаясь, Бет потащила раненого к экипажу. Дункан застонал от боли. Емуказалось, что этот проклятый экипаж находится далеко-далеко, где-то на другом конце графства.

Когда он споткнулся, Бет обхватила его еще крепче. Он прошептал:

— Видите, как я стараюсь, генерал, я делаю все возможное.

А Бет в душе проклинала дождь, Англию и разбойника. И этого раненого незнакомца, которого ей приходилось тащить на себе.

Глава 4

Человек, которого она поддерживала, старался помочь ей, но из-за потери крови становился все слабее и слабее. Кроме того, он оказался тяжелее, чем она могла предположить. Она едва не падала под этой ношей.

Сжав зубы и тяжело дыша, Бет беззвучно ругалась, с трудом переставляя ноги, которые с каждым шагом все глубже и глубже увязали в грязи. «Сейчас я свалюсь», — подумала девушка, но, собрав всю свою волю и силы, постаралась сделать последний рывок.

— Не наваливайтесь так на меня, держитесь на ногах, — сказала она, тяжело дыша.

— В один прекрасный день я напомню вам о вашей просьбе, генерал! — пообещал Дункан, слабо улыбнувшись.

«Наверное, он бредит и путает меня с кем-то, кого он знает и с кем собирается встретиться в будущем. Наверное, с женщиной, с которой надеется развлечься. Если только, конечно, он выживет… и еще будет встречаться с женщинами», — подумала Бет.

От того места, где упал незнакомец, до экипажа надо было пройти не более четырех ярдов. Но эти четыре ярда показались ей долгой, утомительной дорогой. Бет тяжело дышала и готова была рухнуть от изнеможения, когда они наконец достигли цели. Жадно глотая воздух, девушка поставила раненого у стенки кареты, и он прислонился к ней, но стал медленно сползать вниз.

— Держитесь, — задыхаясь прошептала Бет. Одной рукой она пыталась открыть дверцу кареты, другой поддерживала незнакомца, чтобы он не упал.

«Только ее пленительный запах заставляет меня так тесно прижиматься к ее руке, а вовсе не страшный упадок сил», — подумал Дункан. Он обманывал себя, но эта мысль придавала ему силы, и он держался за нее, как потерпевший кораблекрушение держится за плот, несущийся по штормовому морю.

Стараясь не потерять сознание, раненый заморгал. И тут увидел, что на земле лежит какое-то тучное существо, облаченное в черное. Что, эту женщину тоже убили?

— Это ваша подруга? — Задавая этот вопрос, Дункан старался удержаться среди тех кроваво-красных волн, которые захлестывали его мозг как волны океана, бьющиеся о борт корабля во время шторма.

Бет удивилась, что его это интересует, и ответила:

— Нет, она просто в обмороке.

В ее словах Дункану послышалось едва скрываемое раздражение, и он спросил:

— Но это, видимо, на редкость глубокий обморок.

— Да, — кивнула Бет. Ей совсем не нравилось, что об этом зашел разговор. — Моя мать послала ее вместе со мной, надеясь, что она сможет меня защитить.

Дункан снова ухватился за девушку, но уже не столько от слабости, а потому, что ему этого хотелось.

— Осмелюсь сказать, генерал, вы не нуждаетесь в защите. Вы умеете за себя постоять.

«Да, в этом и моя сила, и мой недостаток в глазах многих, — подумала Бет. — Но тут уж ничего не попишешь».

— Придержите язык, — буркнула она, заглядывая внутрь экипажа. Чтобы забраться туда, нужно было подняться на две ступеньки. — Я не буду сама втаскивать вас в экипаж, соберитесь с силами!

— Для того чтобы говорить, сил надо не так уж много…

Бет знала, что ей не стоило, совсем не стоило бояться этого человека: он был слаб, как котенок. Так почему же ей как-то не по себе? Может, это предчувствие? Но предчувствие чего? И почему оно возникло?

— И тем не менее я бы хотела, чтобы вы помолчали, — строго проговорила девушка. — Сможете идти самостоятельно?

Пододвинувшись, Дункан все-таки прислонился именно к ней, а не к стенке экипажа. Его глаза разгорелись то ли от жара, то ли от охвативших его чувств, Бет же старалась не думать о той близости, которая невольно возникла между ними: этот человек тяжело ранен и нуждается в ее помощи. А все остальное — фантазии и ничего больше.

— Ну вот, теперь забирайтесь!

Дункан поднял голову и спросил:

— Что вы сказали?

— Забирайтесь, — повторила она, указав на ступеньки экипажа. — Да поскорее! — с каждой секундой ей становилось все тяжелее и тяжелее поддерживать его.

— Ну да. А то я было подумал, что вы приказали мне залезть не на ступеньки, а на…

Бет почти втолкнула его в карету, а потом влезла сама.

— Ваша распущенность и вольности мне надоели, сэр.

— Мне бы хотелось как-нибудь предстать перед вами в другом виде, — криво усмехнулся он.

И Бет почувствовала себя совсем неуютно и очень рассердилась. И было отчего. Она боролась за жизнь этого дикаря, а у него на уме было одно: залезть ей под юбку. Однако кончиками пальцев девушка осторожно коснулась раны и поняла, что пуля застряла в его плече. Проклятие!

— Прикусите язык, — сказала она резко. — Иначе я забуду обо всем, что вы для меня сделали. Забуду, чем вам обязана.

Дункан изо всех сил сдерживал себя, чтобы не поморщиться, когда она ощупывала его плечо. У него было такое чувство, будто к ране поднесли пылающий факел.

— А, так вы, стало быть, считаете себя моей должницей, красавица?

Бет подняла на него глаза и строго проговорила:

— Я обязана спасти вашу жизнь, коль скоро вы спасли мою. И ничего больше.

Стараясь действовать как можно осторожнее, она разорвала намокшую от крови рубашку. Было видно, что даже самое легкое прикосновение причиняло ему боль. Стиснув зубы, Дункан вымученно улыбался.

— Как бы я хотел, чтобы ваш пыл был вызван другим поводом, — с трудом выдавил из себя Дункан.

Терпение Бет было уже на исходе. Неужели он не понимает, какая опасность грозит его жизни?

— Прикусите свой язык! — строго сказала она.

Ну нет, Фицхью никогда не хныкали от боли. Сейчас он покажет ей, чего он стоит. Он попытался было обнять прекрасную незнакомку, но даже его здоровая рука бессильно упала вниз. Он слабел с каждой секундой.

— Я бы предпочел прикусить ваш, — едва слышно прошептал он. — Но очень нежно.

Бет удивилась его самообладанию. Что-то затрепетало в груди Бет. Это было как порхание колибри над только что распустившимся цветком. «Нет, я дрожу от досады и негодования», — подумала Бет, стараясь отмахнуться от ощущений, пробужденных в ней словами раненого. И она еще больше разорвала намокшую рубашку. Но на этот раз уже не так осторожно.

Проклятый болтун, неужели он думает, что ей нравятся его приставания? Или он полагает, будто он ей интересен? Бет хотела только одного — поскорее отвезти незнакомца туда, где он живет, вылечить его рану и, когда ее долг будет исполнен, побыстрее ехать своей дорогой. Нет, она не должна давать воли своим чувствам — тому странному ощущению теплоты, которое, когда она обнимала его, разливалось по всему ее телу.

— Меня зовут Дункан Фицхью, — представился незнакомец, когда они уселись в экипаж.

Девушка ничего не ответила, разорвала свою нижнюю юбку на узкие полоски и подсела поближе к Дункану, чтобы перевязать его. Потом проговорила:

— Если вы не будете относиться к своему положению серьезно, то вскоре окажетесь покойным Дунканом Фицхью.

Он посмотрел, как быстро и ловко двигаются ее пальцы, и заметил:

— А у вас хорошо получается.

Бет продолжала бинтовать его плечо, стараясь, чтобы тугая повязка остановила кровотечение.

— Я делала это много раз.

— Интересно, каким это образом молодая женщина смогла научиться бинтовать раны? Наверное, мужчины дрались из-за вас на дуэли, а вы потом перевязывали их?

Бет взглянула на Дункана и ответила резко:

— Нет, это я сама стреляла в мужчин, которые меня домогались, а потом, чтобы они не умирали от потери крови, была вынуждена лечить их.

Дункан рассмеялся: как серьезно она об этом говорит! Но боль опять обожгла его плечо.

— Успокойтесь, сэр, а то вам будет хуже. — Сокрушенно покачав головой, Бет подумала: «Он совсем ничего не соображает». Осмотрев сделанную ею повязку, она сказала: — Пока все. Но потом я должна буду извлечь вашу пулю.

— Вы? — Дункан удивленно поднял брови и подумал о том, что до сих пор все его раны лечил только один человек — Сэмюель, наставник и опекун Дункана еще со времен его молодости, проведенной на лондонских улицах. После смерти матери он был ему вместо отца и теперь жил с ним в поместье. По профессии старик был цирюльником.

Увидев изумление на его лице, Бет не знала, обижаться ей или смеяться.

— Да, я, — спокойно ответила девушка. — Довезу вас до дома и все сделаю. Глоток виски немного успокоит вашу боль.

— А ваш поцелуй успокоит ее еще больше, — отозвался Дункан. «Что ж, это было бы неплохо», — подумал он про себя. Дорожные приключения ему всегда нравились.

Не успела Бет ответить, как рядом с ними, прямо за каретой, раздался душераздирающий вопль. Бет вздрогнула. Дункан в тревоге оглянулся. Этот вопль показался ему не человеческим, а почти звериным.

— О, да это, наверное, Сильвия, — вздохнув, заметила Бет. Очнувшись, бедняга увидела кровавые следы бойни и завопила от страха. — Сильвия, — строго прикрикнула на нее Бет, выглянув из кареты, — успокойся, все в порядке. Я здесь.

В следующее мгновение послышалось, как кто-то скребется в дверь: так царапается испуганное животное, пытающееся убежать от погони. Бет открыла дверцу и взглянула на Сильвию. Ее лицо было бело как мел.

Ужас, который испытывала Сильвия, стал еще сильнее, когда она заметила Дункана, лежавшего на сиденье экипажа.

— Там… Там… — произнесла она дрожащим голосом.

Бет осторожно обняла Сильвию за широкие плечи и спокойно сказала:

— Да, я знаю, кто там. Они мертвы. А он, — девушка кивнула в сторону Дункана, — он, как видишь, жив, но истекает кровью, как заколотый кабан, хотя и ведет себя, как кабан во время гона.

В этот момент Дункан почувствовал, что теряет сознание. Вздохнув, он упал на сиденье и погрузился в темноту. Потом немного придя в себя, простонал.

— Вы убиваете меня наповал, мадам.

— Нет, это разбойник сделал вас своей мишенью, а не я, — возразила Бет.

Но Дункан продолжал в том же духе. Усмехнувшись, он спросил:

— Значит, мадам, а не мисс?

«Нет, он ужасный наглец! Истекает кровью, того гляди потеряет сознание, и все-таки никак не оставит свои фривольные шуточки», — подумала девушка и уже было раскрыла рот, чтобы ответить раненому, но Сильвия ее остановила:

— Не говори ему ничего, Бет! Мы же совсем не знаем этого человека!

— Значит, вас зовут Бет. Что ж, начало нашему знакомству положено, — подмигнул девушке Дункан.

Она совсем не боялась его, ведь он был так слаб, что мог свалиться даже от легкого удара. Поэтому Бет сочла возможным ответить:

— Если уж вы так любопытны, то знайте, меня зовут Элизабет Больё. Мисс Больё. Вы довольны, сэр?

— Меня зовут Дункан, — напомнил ей раненый. — Ради Бога не обращайтесь ко мне столь официально!

Но она продолжала обращаться к нему так, как ей хотелось:

— Все, что я могла сделать для вас, сэр, я сделала. Теперь нужна свежая вода, лучше всего кипяченая, и чистые бинты. А также нож, чтобы вынуть пулю. Кажется, вы сказали, что живете где-то поблизости?

— Да, — еле шевеля губами ответил Дункан. Он чувствовал, что силы окончательно оставили его.

Девушка склонилась над раненым:

— Так где же? Надо немедленно извлечь вашу пулю, — настойчиво сказала она.

— В трех милях отсюда, если ехать прямо на восток.

— На восток? — испуганно пробормотала Сильвия, выглянув из окна экипажа. Она никогда не могла отличить восток от запада, а север — от юга. Ее охватило отчаяние. Все потеряно. Кучер умер, а единственный человек, который мог бы помочь им, кажется, вот-вот умрет.

«Несчастная глупышка, сидела бы дома, занималась хозяйством, не знала бы бед и хлопот», — подумала Бет.

— Сильвия, не бойся, я знаю, где восток, — спокойно проговорила она.

— Я так и знал, — пробормотал Дункан, чувствуя, что вот-вот впадет в беспамятство.

Бет, закусив губу, размышляла. «Кучера нельзя здесь бросить. Это же последнее дело. Убитый станет добычей зверей». Подтолкнув Сильвию к выходу, она сказала:

— Раз уж ты пришла в себя, помоги мне справиться с ним.

Услышав это, Сильвия чуть не упала:

— С кем справиться, что ты надумала?

— Кучера надо внести в карету, а потом похоронить по-христиански, как он того заслуживает… Здесь этого сделать нельзя. У меня нет ни заступа, ни лопаты. У него наверняка есть семья, близкие, которые могут оплакать его и похоронить на кладбище. «Господи, Господи, — взмолилась Бет. — Не допусти, чтобы такое случилось с моим отцом!»

Сильвия знала, что спорить с Бет бесполезно, и, кряхтя, вылезла из кареты. Однако стоило ей взглянуть на грязный, окровавленный труп кучера, как она чуть было снова не упала в обморок. Она проклинала себя за то, что робость помешала ей отказать в просьбе Дороти Больё сопровождать в поездке ее старшую дочь. Сильвия любила Бет, но прекрасно понимала, что она не имеет решительно никакого влияния на эту девушку. Путешествовать с ней значило обрекать себя на бесконечные неудобства, подвергаться непрерывным опасностям. Так оно и случилось.

Крошечные черные глазки Сильвии смотрели умоляюще.

— Хорошо, но как мы это сделаем?

— Бери его за ноги, а я за плечи. Как-нибудь втащим. И перестань трястись, как в лихорадке, — строго скомандовала Бет.

Дункан уже почти впал в забытье. Услышав, что женщины, надрываясь, тащат труп в карету, он зашевелился. Ему стало стыдно, что он только болтал и ничем не мог помочь им. Он приподнялся, попытался опереться о стенку экипажа, но тут же рухнул обратно на скамью.

— Черт возьми, — пробормотал он, теряя сознание.

Глава 5

Затащить кучера в карету оказалось куда труднее, чем доставить туда же Дункана. Мертвец был тяжел, как бочка, наполненная свинцом. И даже вдвоем с Сильвией они не могли поднять его. Хотя Бет это и казалось непочтительным по отношению к усопшему, она в конце концов решила волочить кучера за ноги. До самого экипажа. Когда женщины наконец втолкнули его внутрь, оказалось, что он не помещается там целиком — из двери экипажа торчали его ноги.

— Толкай, Сильвия, толкай! — крикнула Бет своей растерявшейся компаньонке. — Умоляю тебя, не бойся: он уже ничего не чувствует.

— Ах, как это дурно! — пробормотала дама, прикрывая глаза. Она защищала их не столько от дождя, который начал лить с новой силой, сколько от неприличного зрелища скрюченного в экипаже трупа.

— А что, было бы лучше оставить его здесь, валяться в грязи? — бросила Бет, продолжая толкать тело. — Ну вот и все. Наконец-то!

Взглянув через плечо на другое тело, лежащее на земле, Сильвия, вздрогнув, спросила:

— Неужели мы должны взять с собой и разбойника?

Но Бет решительно покачала головой:

— Нет, этот пусть гниет здесь до тех пор, пока за ним не придет апостол Петр.

— Скорее уж Люцифер, — уточнила Сильвия.

Бет пожала плечами:

— Все равно кто. — Поднеся руку козырьком ко лбу, она взглянула на небо. По всей видимости, сегодня дождь будет идти весь день. — Нам надо поскорее выбраться на дорогу. — И, кивнув на распростертого на земле разбойника, добавила: — Возможно, здесь орудует целая шайка, и у него есть сообщники.

А Сильвии это даже и не пришло в голову. От страха она прижалась к Бет, но потом, уже влезая в карету, внезапно остановилась и снова затрепетала от ужаса:

— А куда же я сама сяду?

Но Бет не видела здесь никаких затруднений.

— Садись на другую скамью, ведь она свободна, а я буду править лошадьми.

Девушка оглянулась вокруг в поисках коня Дункана. Он мирно стоял на прежнем месте. «Какой послушный», — подумала Бет и, осторожно приблизившись к животному, ухватила его за поводья и погладила по мягкой, шелковистой морде.

— Какой же ты красавец, какой умница! — приговаривала она, привязывая коня к задку кареты. Девушка и не подумала оставить здесь это животное, так как предполагала, что конь — единственное достояние Дункана.

Сильвия семенила вслед за Бет, делая три шажка там, где ее спутница делала один. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что она исполняет какой-то нелепый танец.

— Как это на другую скамью? — трясущимися губами пролепетала она. — Неужели ты думаешь, что я поеду вместе с мертвецом и этим прохвостом?

Бет потянула за поводья, чтобы убедиться в том, что они надежно привязаны, затем обошла вокруг кареты и заглянула внутрь. Дункан был все еще без сознания. Пожалуй, для него это и лучше: по крайней мере, не будет чувствовать боли.

Стараясь привлечь внимание своей молодой спутницы, Сильвия дернула ее за рукав.

— Этот прохвост, — напомнила Бет, — спас нам жизнь.

Ну и что из этого? Сильвия жила на свете на двадцать лет больше Бет и насмотрелась на этих наглецов-мужчин. Правда, сама она никогда не становилась объектом их притязаний, но тем не менее была об этом достаточно наслышана. Надув губы, она возразила:

— Наверное, он не для нас, а для себя старался.

Зажав в руке поводья, Бет резко проговорила:

— Он тяжело ранен, Сильвия, и не сможет тебя обидеть.

«Беда мне с этой девчонкой, — печально подумала Сильвия. — Элизабет не имеет понятия о том, насколько порочен этот мир. Мужчина всегда найдет способ подобраться к женщине». И подняв подбородок, она важно заявила:

— Любой мужчина может обидеть женщину.

Но у Бет не было времени пререкаться со своей компаньонкой. Пожав плечами, она предложила:

— Тогда садись на козлы рядом со мной! — Положив руку на колесо экипажа, девушка измеряла взглядом расстояние от земли до облучка.

Взглянув широко раскрытыми глазами на свою подопечную, Сильвия удивленно спросила:

— Неужели ты будешь править сама?

Она произнесла эти слова тем же тоном, каким спросила бы Бет, в своем ли Сильвия уме, если бы та объявила, что собирается спрыгнуть с башни Колокола Свободы в Филадельфии и полететь.

«Бедная, глупая Сильвия», — подумала Бет, а вслух сказала:

— Но ведь карета не может ехать сама по себе, а лошади не знают дорогу.

Обмотав вожжи вокруг руки и подобрав юбки, Бет поставила ногу на нижнюю ступеньку экипажа. Одна из лошадей захрапела и переступила на месте. Карета дернулась, и Сильвия завизжала, испугавшись, что девушка сейчас свалится на землю. Но она, крепко ухватившись за опору, вскочила на козлы.

Вздох облегчения вырвался из груди компаньонки, но она тут же подумала: «Ловка, как кошка, но это ведь неприлично. Неужели девочка этого не понимает?» Что до ее намерения занять место кучера, то это, разумеется, было просто нелепо!

Впрочем, спорить с Бет Сильвия не решалась, по опыту зная, что это бесполезно: девчонка упряма, как осел.

— Молодой женщине вовсе не подобает править каретой, как простому крестьянину! — сказала она.

Однако Бет никогда не волновало, что о ней будут думать и говорить.

— Раненый истекает кровью, — кивнула Бет в сторону Дункана. — Да и мы здесь скоро умрем от холода. — Уперевшись ногой в тормоз и крепко держа в руках вожжи, она взглянула вниз, на оцепеневшую Сильвию. — Ну как, ты едешь или остаешься?

Ответа не последовало. Куда ни кинь — всюду клин. В тоске ломая руки, Сильвия огляделась по сторонам, но не увидела вокруг ничего утешительного.

Хотя Бет и поклялась себе относиться к спутнице снисходительно, в данном случае этого никак нельзя было делать.

— Сильвия, у нас нет времени, к тому же опять начинается проливной дождь, — не терпящим возражения тоном заявила она.

Но дородная дама все никак не могла сдвинуться с места, а на ее лице застыло выражение нерешительности.

— Я…

Бет разозлилась и крикнула:

— Забирайся в карету! Немедленно!

Сильвию ужасала сама мысль о необходимости находиться рядом с мертвецом. Религиозная до фанатизма, она верила в существование привидений.

— Но…

Бет натянула поводья и заявила:

— Или ты немедленно заберешься в экипаж, или, клянусь, я оставлю тебя здесь.

Выражение ужаса появилось на круглом лице Сильвии.

— Нет, ты не сможешь так поступить! — взвизгнула она.

Конечно, Бет не могла сделать этого, хотя соблазн был очень велик. Кроме того, она знала, что ее спутница на редкость пуглива, и потому, ни за что не останется здесь. Бет подняла кнут, словно бы намереваясь хлестнуть лошадей. И в последний раз взглянула на Сильвию.

— Ну хорошо, хорошо, хорошо! — завопила та и вскарабкалась на подножку с такой прытью, как если бы спасалась от бешеных собак. От страха Сильвия почти не дышала, а ее испуганные глазки перебегали от мертвеца, лежавшего на полу, к Дункану, растянувшемуся на скамье. И обратно.

— Твоя мать обязательно узнает об этом. Клянусь моей бессмертной душой! — вскричала она в негодовании.

Но Бет и не ожидала услышать от нее ничего другого.

— Ну и прекрасно, — огрызнулась она, — в следующий раз, когда мне придется отправляться в долгую дорогу, мама не станет навязывать мне тебя.

Бет убедилась, что Сильвия закрыла дверцу, хлестнула лошадей кнутом, и они помчались во весь опор, держа путь точно на восток.

А Дункан парил в темном, бесформенном мире. Он смутно чувствовал, как его втаскивают в экипаж, а потом над его головой вдруг разразилось нечто, похожее на кошачий концерт. Он открыл глаза как раз в тот момент, когда Сильвия влезала в карету.

— Какая же она мегера, правда? — сказал он, взглядом указывая в сторону Бет.

Оскорбленная тем, что ей приходится подчиняться какой-то сопливой девчонке, вне себя от ярости Сильвия недовольно проговорила:

— Такой уж она уродилась. — И тут вдруг поняла, с кем разговаривает, и даже подпрыгнула на своем сиденье. — Не придвигайтесь ко мне, сэр, — важно изрекла она. Но Дункан не смог бы этого сделать, даже если бы карета загорелась. Однако, услышав сей приказ, он развеселился и ответил с серьезным видом:

— Ваша воля для меня закон, мадам.

— Мисс, — чопорно поправила его Сильвия.

— Я так и думал, — тихо отозвался Дункан, вновь погружаясь в забытье.

Сэмюель провел рукой по волосам — у него была густая, волнистая, посеребренная сединой шевелюра. «Да, от старости никуда не денешься», — думал он, меряя шагами маленькую комнату, расположенную в башне. Она сказывалась не только в болях, возникающих то тут, то там в его тощем теле, но и в перемене характера: теперь он беспокоился по всякому поводу.

Пятнадцать лет назад за ним не водилось такой слабости. Тогда он был слишком полон жизни, чтобы беспокоиться о неприятностях, которые могут произойти, а могут и не произойти. Тогда его не интересовало ничего, кроме очередной пирушки, попутного ветра и женщин. Теперь же тревога грызла его постоянно, как корабельные крысы, грызущие снасти и припасы.

Во всем этом был виноват Дункан, и только он один. Он вырвал Сэмюеля из привычной стихии, да и всех остальных — тоже. Потому что Дункан с ранней молодости умел командовать, как никто другой.

Сэмюель глубоко вздохнул. От этого проклятого дождя у него еще сильнее начали болеть кости, и еще больше испортилось настроение!..

Ах, как же давно они не выходили в море! Тогда они зарабатывали на жизнь, захватывая неприятельские суда, а их судьба зависела только от Нептуна. Сэмюель оплакивал то незабвенное время. Он любовно погладил гладкий, округлый ствол подзорной трубы, как тело любимой женщины.

Увы, все это кануло в прошлое…

А суша изменяет человека, приучает его к цивилизации. Само слово «цивилизация» оставляло дурной привкус на языке Сэмюеля. Суша заставляет думать о таких вещах, как урожай и налоги. А в море они признавали один только урожай — тот, который собирали на захваченном в бою корабле. Единственный налог с них взимала судьба, а не обычный обыватель из плоти и крови, чье брюхо переполнено пирогом из требухи и неумеренно потребленным джином.

Старик плюнул на грязный деревянный пол, затем растер плевок ногой и выглянул в узкое окно. Порывы ветра обдали его лицо брызгами дождя.

Черт возьми, да где же этот мальчишка?

Непогода разбушевалась настолько, что теперь было трудно разглядеть что-нибудь вдали — даже сквозь подзорную трубу. Обхватив ее своими костлявыми пальцами, старик напрасно всматривался вдаль: пелена дождя застилала горизонт. Дункан обещал приехать домой к полудню, а теперь давно уже полночь, но его все нет!

Сэмюель взглянул на карманные часы, которые в прошлом году подарил ему Дункан на Рождество. Тогда, держа в руках этот подарок, старик, усмехнувшись, назвал часы символом сухопутной жизни. Но, честно говоря, его приводил в восторг блестящий золотой корпус этих часов и то изящество, с которым был исполнен циферблат.

Сэмюелю всегда нравились красивые вещи.

Осторожно закрыв часы, он спрятал их в карман своих мешковатых штанов. Касаясь этих часов, Сэмюель вспоминал о многом, тоскуя о своей прежней жизни, жизни морского бродяги, — полной приключений и опасностей. Ах, как же вольно тогда дышалось!

А еще раньше он и члены его шайки промышляли на лондонских улицах, находя свое благополучие там, где другие его теряли. Но Сэмюелю больше всего нравилось все-таки море, хотя именно там, на лондонских улицах, он и нашел Дункана — злющего мальчишку-молокососа, которого в любой момент мог прикончить кто-то из многочисленных бандитов, грабивших и убивающих тех, кто был слабее, чем они сами.

Сэмюель любил Дункана как сына, ведь именно он дал этому парню жизнь. Правда, не он его зачал, но он спас его, когда мальчишка чуть было не отправился к праотцам. Нападавших было четверо против одного. Против Дункана. Но, когда Сэмюель пришел ему на помощь, их стало двое, той четверке пришлось ой как несладко.

Старик добродушно улыбнулся, вспоминая прошлое. В те дни он владел шпагой как никто. Тогда он мог срезать пушок с персика, не оставив и следа на его кожице. Сэмюель опять вздохнул, глубоко и печально. Да, это было тогда, когда у него было острое зрение. Теперь же, подстригая волосы Дункана, он втайне боялся порезать ему шею.

Старость — это тот же вор, который исподтишка, безжалостно крадет у людей все, чем они обладают, не оставляя им даже самого малого.

Сэмюель вздохнул еще глубже и вновь поднес к глазу подзорную трубу, пытаясь рассмотреть дорогу, ведущую к поместью Шалотт.

«Какое глупое название», — мимоходом подумал старик, напрасно надеясь увидеть на дороге лошадь и всадника. Шалотт… это звучит так, будто здесь живет какой-нибудь светский хлыщ, а не Дункан, еще недавно считавшийся грозой всех омывавших Англию морей. Конечно, имение это не принадлежало самому Дункану: он только управлял им по просьбе законного владельца Син-Джина Лоуренса, покинувшего пределы Англии. Но условия, на которых Лоуренс заключил договор с Дунканом, были самыми выгодными. Фицхью и вся его компания получили пищу, кров и самое щедрое жалование. Естественно, скоро все обленились и изнежились. И Дункан тоже.

Старик вздохнул, раздумывая о превратностях жизни, однако вскоре все печальные мысли разом выветрились из его головы: он разглядел на дороге что-то большое и темное, быстро приближающееся к усадьбе.

Вздрогнув, Сэмюель нагнулся вперед, но капли дождя застилали линзу его подзорной трубы, и он почти ничего не сумел рассмотреть. К дому двигалась странная расплывчатая тень.

— Боже, да это же привидение! — воскликнул старик, и сердце его замерло. Однако вскоре тень приобрела отчетливые очертания, и Сэмюель разглядел экипаж, мчащийся так, словно за ним гнался сам дьявол. Впряженные в него лошади летели к замку, и земля содрогалась под их копытами.

«Господи Иисусе!» — пробормотал старик. Так всякий раз делала и его мать, когда ей случалось нечаянно помянуть имя Божие вслух.

Дыхание замерло в груди, когда Сэмюель разглядел женскую фигуру на козлах. Мокрые волосы женщины, подстегивавшей лошадей, развевались по ветру.

Нет, это что-то невероятное!

Сэмюель машинально отступил от окна на шаг. Подзорная труба чуть было не выскользнула из его одеревеневших пальцев: теперь он уже мог видеть экипаж.

Но через секунду, придя в себя, старик стремительно выбежал из комнаты.

Глава 6

«Я становлюсь похожим на суеверную старуху», — бранил себя Сэмюель, сбегая вниз по узкой лестнице, ведущей на второй этаж. Конечно же, к замку подъезжала не призрачная колесница, а обыкновенный экипаж, и правила лошадьми женщина, мокрая, но очень привлекательная, живая женщина. Это дождь сыграл с его зрением злую шутку. Дождь и его собственная проклятая нервозность!

Беда с этим Дунканом! Наверное, развлекается сейчас с какой-нибудь шалавой, не в силах оторваться от того, что у нее под юбкой…

Сэмюель подумал о женщине, которая правила экипажем. Хорошо бы познакомиться с нею поближе нынче ночью. Потому что в этом доме все особы женского пола либо уже помолвлены, либо еще не вышли из пеленок, либо на них страшно смотреть — такие они дряхлые, беззубые старые ведьмы. Этому дому необходима горячая молодая кровь. И ему, Сэмюелю, — тоже.

— Сюда кто-то едет! — крикнул Сэмюель обитателям замка.

Через длинную, погруженную в сумрак прихожую он поспешил к парадной лестнице, которая вела в просторную гостиную.

Схватившись за перила, чтобы скорее спуститься с лестницы, старик увидел, что внизу двое из их компании сидят за столом и играют в карты. Хэнк, с копной рыжих волос, падавших на глаза цвета гальки, не проявил к словам Сэмюеля ни малейшего интереса.

— Что, Дункан вернулся? — спросил он равнодушно и снова обратился к картам. — Не везет мне сегодня в игре. Ясно, что Джейкоб выиграет и эту партию.

Хэнк посмотрел на молодого человека, сидевшего против него. Этот может и четыре партии подряд выиграть! Уставившись в стол, Хэнк задумчиво нахмурился. Джейкоб был его братом, но это обстоятельство не мешало парню жульничать.

— Нет, — ответил Сэмюель, спустившись вниз. — Это не Дункан. Это какая-то женщина. Она так хлещет лошадей, как будто за ней несутся все демоны ада.

Сообразив наконец в чем дело, Хэнк бросил карты на стол. Из всех сказанных Сэмюелем слов он услышал только одно, и это слово крайне его заинтересовало.

— Женщина?

— Да, женщина, — спокойно отозвался Джейкоб и ухмыльнулся. И на этот раз его брат останется в дураках! Жалко, что они играют на камешки, а не на настоящие деньги. — Знаешь, одно из тех странных существ, которые любят мыться чаще, чем ты.

Проходя мимо братьев, Сэмюель рассмеялся. Он знал, что Хэнк моется раз в год по обещанию. Скорее кошка полезет в лохань с водой, чем неряха Хэнк. А тот нахмурился, скривив губы:

— Не собираюсь я драть свою кожу, чтобы угодить какой-нибудь глупенькой бабенке, — буркнул он.

Сэмюель расхохотался, и его хохот напомнил братьям кудахтанье курицы, горделиво извещающей всех, что она снесла яйцо.

— Да уж, если ты что и готов содрать, то только свои штаны.

Джейкоб вскочил из-за стола. Время в замке тянулось медленно и однообразно.

Такая скучища!

— А ну-ка поглядим, кого судьба занесла к нашим дверям, — сказал он и поспешил вслед за Сэмюелем. За Джейкобом потянулся и Хэнк.

— Мыться чаще, чем раз в месяц, — глупость, — бормотал он себе под нос.

Старик с трудом отворил тяжелую дубовую дверь. Когда она распахнулась, перед его взором предстала безрадостная картина. Неистовые дождевые потоки обрушивались на землю; казалось, будто выплеснувшееся из берегов бурное море взметывало валы своих волн до самого неба, откуда они с удвоенной силой низвергались на землю.

Бет из последних сил натягивала вожжи, пытаясь остановить лошадей. Это было почти невозможно после того бешеного галопа, которым они неслись до сих пор. Дождь и гром подгоняли животных куда лучше, чем это могла бы сделать она сама. Ей нужно было совсем другое — удерживать их. Если сейчас она не сумеет их остановить, то лошади на полном скаку влетят прямо в этот дом, такой же красивый и богатый, как усадьбы ее знакомых в Вирджинии. «Вероятно, я недооценивала этого Дункана», — думала Бет, а расстояние между лошадьми и домом сокращалось с ужасающей быстротой.

С силой натянув вожжи и стараясь удержать их в руках, Бет увидела, как темные двери дома внезапно открылись и в дверном проеме показался старик.

«Боже милостивый, сейчас лошади его затопчут!» — испугалась девушка и крикнула разгоряченным животным:

— Стоять, кому говорят, стоять!

Нажав ногой на тормоз, Бет изо всех сил дернула вожжи. Все ее тело напряглось от усилия.

Хэнк, оттолкнув Сэмюеля, вышел за порог. Джейкоб еще больше оживился. Поскольку его зрение было острее, чем у других, он заметил, как под мокрой тканью платья вздымалась грудь незнакомки, два очаровательных холмика. В свои девятнадцать лет он еще не успел насладиться женщинами в полной мере и тут же решил, что эта красотка могла бы восполнить этот пробел.

— Девчонка — моя! — крикнул он брату.

Хэнк обернулся:

— Ишь чего захотел! Я увидел ее первым.

— И последним, если мы не остановим ее лошадей, — добавил Сэмюель и, выбежав во двор, помчался к карете. Он ухватился за упряжь руками, которые когда-то учили Дункана, как надо вытаскивать кошелек из кармана владельца, чтобы он ничего не заметил, и все еще сохраняли прежнюю ловкость. С другой стороны упряжь схватил Хэнк, а Джейкоб, вскочив на кучерское сиденье, с силой натянул вожжи и крикнул что-то лошадям на местном наречии, которого Бет не понимала. Через секунду карета остановилась буквально в двух шагах от порога замка.

Надувшись от гордости, Джейкоб взглянул на женщину. Но то, что он увидел, заставило его сразу же забыть о своем плотоядном возбуждении: им овладело куда более сильное чувство. Он увидел ангела во плоти и застыл, словно пораженный громом.

— Ну вот они и остановились, сударыня. — Чтобы его слова не заглушил вой ветра, парень был вынужден кричать во все горло.

Бет, с трудом приходя в себя, пробормотала слова благодарности и, откинув мокрые волосы, с облегчением вздохнула.

Впившись в девушку взглядом, Джейкоб замер на месте. Он совершенно не чувствовал хлеставшего по нему дождя.

— Мне бы хотелось спуститься вниз, — прошептала Бет и ласково улыбнулась молодому человеку, который смотрел на нее преданными глазами влюбленного мальчишки.

— Ах да, конечно. — Парень бесшумно спрыгнул вниз и, повернувшись, остановился в ожидании ее дальнейших приказаний. Протягивая к ней руки, он очень хотел ей чем-нибудь помочь. — Позвольте я поддержу вас.

Хэнк, стоящий за спиной Джейкоба, был уже готов его оттолкнуть. Но Сэмюель, положив руку ему на плечо, удержал его на месте. Хватка у старика была крепкой, а предостережение — очевидным: не драться. Хотя в отсутствии Дункана молодые люди и подшучивали над Сэмюелем, поддразнивали его, но именно он и поддерживал порядок во всей компании.

Бет предпочла бы обойтись без помощи Джейкоба, но она была настолько измучена, что позволила ему обхватить себя за талию и опустить вниз.

— Еще раз благодарю вас.

Неохотно и неловко молодой человек разжал обвившиеся вокруг ее талии руки. Бет улыбнулась ему снова. Похоже, что он одного возраста с ее сестрами-двойняшками, — никак не старше. Она огляделась по сторонам, гадая, туда ли примчали ее кони. В такую погоду легко сбиться с пути.

— Скажите, это Шалотт?

Выступив вперед, Сэмюель ответил:

— Да, сударыня. — И склонившись в церемонном поклоне, спросил: — Вы к нам по какому-то делу?

— Я привезла сюда раненого, он в экипаже. — Бет отворила дверцу, и все трое, заглянув внутрь, тут же застыли на месте не в силах вымолвить ни слова.

Сэмюель пришел в себя первым, хотя, пока он смотрел на раненого Дункана, его сердце бешено билось: по всему было видно, что мальчик очень плох.

— Дункан! — тихо позвал он своего воспитанника, а девушка подумала с облегчением: «Значит, он и в самом деле живет здесь». Она подвинулась в сторону, и самый высокий из мужчин забрался внутрь кареты.

— Его ранили, когда он защищал нас от разбойника, — пояснила Бет.

«Да, это на него похоже, теперь он готов поспешить на помощь ближнему в любую минуту», — подумал Сэмюель. Конечно, он и раньше не был головорезом и всегда любил повторять, что ни он, ни его люди никогда не убивают людей, которые этого не заслуживали. В последнее время он совсем размяк и стал таким праведным, что в беседах с глазу на глаз Сэмюель иногда насмешливо именовал своего бывшего ученика «святым Дунканом».

Хэнк придерживал раненого за ноги, пока Джейкоб вытаскивал его из кареты.

— Осторожнее, ребятки, осторожнее! Не причините ему боль, — суетился вокруг них Сэмюель. — Не берите его за плечо, оно сильно кровоточит.

Придя в сознание, Дункан уныло взглянул на Сэмюеля.

— Если уж я остался в живых после такой езды, то теперь мне уже ничего не страшно, — заметил он. Увидев стоявшую рядом Бет, он слабо улыбнулся, промолвив: — В следующий раз править буду я.

«Он все еще льстит себя надеждой, что я не исчезну из его жизни, — с досадой подумала Бет. — Он эгоист, да вдобавок и глупый». А она всегда терпеть не могла глупцов.

Сэмюель заглянул в карету.

— Это кучер, — объяснила ему Бет. — Боюсь, ему уже ничем не помочь.

Сэмюель печально кивнул. Он был немного знаком с этим человеком. Значит, в городке станет одной вдовой и тремя или четырьмя сиротами больше. Надо будет послать кого-нибудь к жене кучера, чтобы сообщить ей о смерти мужа.

— Я знаю жену этого бедняги, — сказал Сэмюель. — Завтра утром Донован сходит к ней и приведет ее сюда.

Какой-то странный звук, похожий на визг скулящей собаки, вновь привлек внимание Сэмюеля к карете. Разглядев съежившуюся в темноте фигуру, старик повернулся к Бет:

— Это ваша матушка, сударыня?

«Моя мать моложе Сильвии, — подумала Бет, — и не такая трусиха. Хотя, конечно, сейчас она очень волнуется за отца. И у нее куда больше причин для разного рода страхов, чем у Сильвии».

— Нет, это моя компаньонка, — ответила старику Бет.

Девушка знала, что ее спутница крайне взвинчена и может снова грохнуться в обморок. Но у Бет сейчас не было ни времени, ни сил, чтобы успокаивать нервную даму. Она и так достаточно надоела ей своими криками при каждом ударе грома. Их не могли заглушить даже вой ветра и цокот лошадиных копыт.

— Сильвия, мы приехали, выходи, — позвала ее Бет, стараясь подавить раздражение.

Из кареты высунулась темноволосая голова, и Сильвия робко спросила:

— Куда приехали?

— Вы в Шалотте, мадам, — сказал Сэмюель, низко поклонившись. — Добро пожаловать.

— Мисс, — нерешительно поправила его Сильвия, и ее заплаканные щеки покраснели.

— Тогда тем более добро пожаловать, — снова поклонился Сэмюель, протягивая ей руку.

Сильвия подала ему свою, и что-то похожее на улыбку появилось на ее губах, когда она выходила из экипажа.

— Все будет в порядке, — подбодрила ее Бет и, предоставив свою компаньонку самой себе, поспешила догнать мужчин, которые несли Дункана к дому. Ей нужно было заняться его раной.

Поравнявшись с ними, Бет замедлила шаг.

— Мне срочно нужен кипяток и чистые простыни, — обратилась она к Хэнку.

Услышав эти слова, юноша улыбнулся. Улыбнулся и Джейкоб. Оба живо представили себе, как она нежится в ванне с теплой водой, смывая дорожную грязь. Братья обменялись понимающими взглядами. Да, они немедленно проводят ее в спальню, что находится в восточной половине дома. В двери этой комнаты есть несколько дырочек…

— И еще мне нужен чистый нож, — заявила Бет, когда они уже вошли в дом.

От удивления мужчины едва не уронили Дункана.

Хэнк смотрел на девушку широко раскрытыми глазами, стараясь понять, что она собирается делать с ножом в ванне.

— Неужели, сударыня, вы хотите соскабливать с себя грязь ножом?

«Они что, слабоумные?» — подумала про себя Бет и ответила:

— Я хочу извлечь пулю из его раны. — Девушка кивком головы указала на забинтованное плечо Дункана. — Я не могла сделать этого раньше: тогда у меня не было времени.

Сэмюель утвердительно кивнул головой:

— Ну конечно. — И крикнул Доновану, чтобы тот позаботился о лошадях и велел кому-нибудь оттащить тело кучера в подвал. Потом, взглянув на растрепанную красавицу, отдававшую приказания, удивленно подумал о том, какими необычными женщинами в последнее время стал увлекаться Дункан.

Глава 7

Услышав голос Сэмюеля, Донован сразу же бросился исполнять его приказ, на мгновение остановившись только для того, чтобы бросить любопытный взгляд на неподвижное тело, которое несли Джейкоб и Хэнк. Мельком взглянув на обеих женщин, Донован снова перевел взгляд на Дункана.

— А он не…

Испугавшись своей мысли, человек с маленьким личиком не решился закончить свой вопрос: Дункан был их вожаком, их покровителем. Феликс Донован, не способный принимать решения самостоятельно, всегда нуждался в покровителе: ему было необходимо, чтобы рядом был человек, который указывал бы ему, что делать, и заботился бы о нем. Донован достаточно настрадался от жестоких громил, прежде чем ему повезло укрыться под крылом Дункана, и поэтому очень беспокоился за его жизнь и здоровье.

Следом за ним из кухни, привлеченный шумом, выбежал Томми, хрупкий подросток лет двенадцати или тринадцати. Его мать была кухаркой, а Томми помогал ей на кухне, чистя горшки и сковородки. Мальчик надеялся, что в один прекрасный день он докажет, что очень необходим Дункану, мечтал когда-нибудь стать его ближайшим другом, правой рукой — таким, каким был Ланселот для короля Артура. Но Томми был еще слишком юн, и потому не знал конца легенды.

— Он же не умрет, правда? — закричал Томми, глаза его расширились от ужаса.

— С ним все будет в порядке. И с тобой тоже, не волнуйся, — поспешно ответил мальчику Сэмюель. Потом, кивнув Хэнку и Джейкобу, бросил им: — Эй, ребята, несите Дункана наверх, в его комнату.

Томми бросился было вслед за братьями, чтобы быть рядом со своим кумиром, но Сэмюель приказал:

— Томми, сбегай за моим тазом, налей в него воды и тащи сюда. И еще принеси полотенца. Если ты их найдешь, конечно.

Мальчик бросился исполнять приказ Сэмюеля. Ему ужасно хотелось хоть чем-нибудь помочь старшим.

— Полотенца должны быть чистыми! — крикнула Бет вслед Томми, предчувствуя, что ему будет трудно достать то, о чем она просила. Вздохнув, девушка подобрала юбки и поспешила вслед за людьми, которые несли Дункана.

— Это ваш внук? — спросила она старика, поднимаясь вслед за ним по крутой лестнице. Раздавшееся позади них тяжелое сопение говорило о том, что и Сильвия тоже пытается подняться наверх.

Сэмюель мельком взглянул на Бет, хотя мысли его были далеко. Когда люди вошли в прихожую, он взял фонарь и теперь, держа его в высоко поднятойруке, освещал дорогу. Свет падал и на лицо Дункана.

— Томми принадлежит всем нам, — ответ старика прозвучал слишком сухо и отстраненно: внезапно им завладела новая мысль. Прежде Сэмюель не обращал внимания на лицо Дункана, а теперь заметил: оно было безжизненным и иссиня-бледным.

— Как и сам Дункан.

Бет не поняла, что старик имеет в виду.

— Значит, Томми — сын Дункана? — спросила она.

Теперь они стояли на лестничной площадке. Впереди начинался узкий полутемный коридор.

— Можно сказать и так, — ответил Сэмюель, думая о другом.

Войдя в спальню, которую Дункан выбрал для себя сам, Сэмюель прикусил нижнюю губу: с самого начала эта комната ему не нравилась. Раньше она принадлежала прежнему графу Шалотту — Альфреду Лоуренсу, брату Син-Джина.

«В этой комнате еще витает смерть», — подумал Сэмюель и поспешно перекрестился. Жена Альфреда отравила мужа, и несчастный умер на этой самой кровати. Сэмюель просил Дункана выбрать для себя другую комнату, но тот лишь рассмеялся в ответ: он никогда не был суеверным.

Длинные бархатные шторы на окнах были раздвинуты. Они шевелились от ветра, и казалось, что это монахини в длинных одеждах кладут покаянные поклоны, шепча свои вечерние молитвы. Комната нравилась Дункану, потому что из нее можно было видеть закат солнца даже тогда, когда им уже нельзя было любоваться из окон других комнат. Фицхью всегда любил закаты. Когда они плавали в море, он каждый вечер, стоя на палубе, взглядом провожал угасающее солнце.

Сэмюель страстно желал, чтобы судьба оставалась к ним благосклонной и чтобы солнце не провожало теперь угасающего Дункана.

— Опускайте его, да поосторожнее, — приказал он Джейкобу и Хэнку; сейчас он был очень серьезен, хотя еще совсем недавно весело шутил. Затем он поспешно закрыл окна, однако шторы оставил незадернутыми — из уважения к Дункану. Потом, повернувшись, взглянул на Бет. Отодвинув Джейкоба, она стояла рядом с Дунканом. «Похоже, парень сорвал еще один цветочек, — подумал Сэмюель. — Еще одна жертва его чар».

Сэмюель подошел к Бет и мягко опустил руку ей на плечо.

— Думаю, мисс, сейчас вам лучше уйти.

Томми, запыхавшись, вбежал в комнату. Он нес таз с водой, выплескивавшейся через край, а под мышкой — два полотенца. Взглянув на них, Бет заметила, что оба полотенца были не совсем свежие.

— Вот, сэр, что вы просили.

Бет вовсе не собиралась уходить — а особенно после того, что увидела, — и, взглянув на старика, мягко возразила:

— А я, напротив, думаю, что мне лучше остаться.

От удивления у Сэмюеля отвисла челюсть.

Бет повернулась к Томми и нахмурилась, разглядывая воду в тазу. Горевший в камине огонь высветил что-то черное, плававшее в воде. Бет взглянула в глаза Сэмюелю:

— В воде муха.

Старик выудил муху из таза и усмехнулся:

— Теперь все в порядке.

Но Бет была по-прежнему недовольна. Взглянув на Томми, она спросила;

— А воду ты кипятил?

Обратив свои большие синие глаза на Сэмюеля, мальчик словно спрашивал, кого же именно он должен теперь слушаться.

Старик положил руку на плечо Томми, не отрывая при этом взгляда от молодой женщины. Интересно, что эта особа о себе возомнила? Вторглась в их дом и теперь отдает приказы, как будто она королева Англии.

— Воду кипятить незачем, мисс, — вежливо, но решительно ответил Сэмюель. — Ведь Дункан не собирается обедать.

Бет покачала головой:

— Вода нужна, чтобы промыть его рану, — она уже начинала терять терпение, но продолжала говорить спокойно: — Поверьте, так будет гораздо лучше. Вы ведь желаете, чтобы он поправился, не так ли?

Подумав, Сэмюель кивнул Томми и сиял руку с его плеча. Мальчик побежал обратно на кухню. Старик понимал, что все находившиеся здесь люди ждали, что он будет делать дальше. И он не собирался уступать девчонке, хотя это могло показаться невежливым. В конце концов, их гостья всего лишь женщина, а он — второе лицо в команде Дункана.

Глаза Сэмюеля сузились, когда он пристально посмотрел на Бет.

— Хорошо, мы вскипятим воду. Вы можете оставаться здесь, но не мешайте мне заниматься раненым.

Он предполагал, что девушка пропустит его вперед, но Бет не сдвинулась с места: она была уверена, что принесет Дункану больше пользы, чем этот старый седой человек, хотя, по-видимому, он очень опасается за здоровье Дункана.

— Нет, сэр, раненым займусь я сама.

Хэнк хихикнул, но сразу же замолчал, едва только Сэмюель бросил на него мрачный взгляд. Джейкоб застыл, раскрыв от изумления рот: никогда прежде он не видел, чтобы женщина становилась Сэмюелю поперек дороги. С ним не осмеливалась спорить даже кухарка Эми, нагонявшая страх на всех обитателей замка. Расправив плечи, старик сказал:

— Раньше я всегда лечил его раны сам.

Бет взглянула на Дункана. Его глаза были закрыты, и она с тревогой подумала о том, что ему, наверное, мало чем можно помочь. Но все равно она попытается.

— Думаю, этих ран было немало, — Бет пристально посмотрела на Сэмюеля. От этого взгляда он весь сжался, сам не зная, почему. — Вы что, врач?

Этот вопрос, вероятно, мог бы польстить Сэмюелю, но он был в дурном настроении, которое мгновенно ухудшилось после того, как Хэнк захихикал снова — захихикал, как какая-нибудь глупая девка, которую впервые лапает парень.

— Нет, я не врач, — ответил старик с достоинством. — Я цирюльник.

— Цирюльник, — повторила Бет. Она слышала, что кое-где в английском (да и в американском) захолустье цирюльники считаются также и лекарями. Какая дикость!

Бет взглянула на изящное, с тонкими чертами лицо Дункана, бледность которого сливалась с белизной подушки, на которой он лежал.

— Да, если ему нужно будет постричь волосы (похоже, это ему не помешало бы), то вы окажетесь весьма кстати. Но поскольку его ранили, когда он спасал меня, я не могу спокойно стоять в стороне и смотреть, как вы губите его своим невежеством: ведь вы собирались промыть рану водой, в которой плавают мухи, и вытереть грязным полотенцем.

Хэнк смущенно потупился. Взглянув на своего брата, он спросил:

— О чем это она толкует?

— Глупости, — буркнул Сэмюель.

Он и эта девчонка, сующая нос в чужое дело, пристально посмотрели друг на друга. Ну, сейчас он ей покажет. Но тут из-за мужских спин выступила Сильвия и робко положила руку на его костлявое плечо.

Сэмюель обернулся, морщась от досады, которую он, однако, попытался подавить. Эта женщина не виновата в том, что ее спутница упрямее старого мула, стоявшего внизу, в конюшне.

— Что вам угодно, сударыня?

Внезапно испугавшись, что ее жест был слишком уж доверительно-нежным, Сильвия отдернула руку. Она не привыкла прикасаться к посторонним мужчинам.

— Да, Бет, конечно, чересчур остра на язык, но зато отец хорошо обучил ее своему делу, хотя никто из нас и не понимал тогда, зачем это нужно. — Сильвия считала, что отец не должен учить свою дочь копаться в человеческом теле.

Сэмюель, стараясь сохранять терпение, стал смотреть, как молодая женщина снимает бинты с Дункана. Похоже, она и вправду знает, что делает.

— А кто ее отец? — хмуро спросил он.

— Врач, — ответила Сильвия, и чтобы он лучше понял, добавила: — Лекарь.

Когда Сэмюель поджимал свои тонкие губы, казалось, будто они исчезали совсем.

— Я знаю, что такое врач, сударыня, — сухо ответил он. Сэмюель всегда понимал, когда именно он проигрывал. Понимал он это и сейчас: бессмысленно спорить с этой девчонкой, ее можно выставить отсюда только силой. К тому же она, похоже, уверена в себе. А вдруг, и в самом деле, поможет Дункану? Это его волновало больше всего.

Сэмюель почесал затылок, как если бы от этого его голова стала бы соображать лучше. Он всегда сам заботился о Дункане и любил его, как никого другого. Увидев, что Бет разматывает бинты осторожно, он все-таки спросил с тревогой:

— А вы не сделаете ему больно?

Бет не любила обещать того, чего она не могла бы выполнить, но все-таки ответила:

— Постараюсь.

Дункан с трудом разлепил глаза. Он слышал спор между Сэмюелем и девушкой. Он попытался было сесть, но это ему не удалось. Он был слаб, как новорожденный щенок, и сердился на себя за свою беспомощность. Но все-таки собрал все силы, чтобы сказать:

— Я не какой-нибудь кусок мяса на тюремной тарелке, из-за которого дерутся заключенные. Перестаньте меня делить. Лучше вытаскивайте пулю. У меня вся рука горит.

Бет взглянула на рану. Отверстие, пробитое пулей в плече, покраснело и воспалилось. Скоро рука распухнет.

— Виски! — Бет взглянула на Сэмюеля через плечо. — Мне нужно виски.

Старик уставился на нее в изумлении:

— Сейчас не время пить, мисс.

Бет кивком показала на Дункана:

— Это для него. Сейчас ему будет дьявольски больно.

— Джейкоб, принеси-ка бутылку, — приказал Сэмюель. Молодой человек попятился, не сводя глаз с лица Дункана: это был взгляд преданного слуги.

— Постой, Джейкоб, — слабо вскрикнул Дункан. Он хотел было протянуть руку, чтобы остановить его, но вспомнил о своей ране и взглянул на Бет. Он старался, чтобы рассудок не покидал его. Не хотел он показывать и свою слабость перед людьми, поэтому заставил себя пошутить: — Мне нужно только смотреть на вас. Я опьянею от одного созерцания вашей красоты.

Сэмюель покачал головой:

— Надо же, совсем обеспамятел, а все туда же! — Старик наклонился к Дункану и прошептал: — Женщины погубят тебя, мой Мальчик. Если эта уже не погубила.

А Бет испытывала чувство вины: этого человека ранили потому, что он поспешил ей на помощь. Если бы он не разговаривал с ней, то наверняка заметил как разбойник поднимает пистолет. Да, это была ее вина. И она должна искупить свою вину, если только это окажется ей по силам.

Девушка обвела взглядом стоявших вокруг мужчин и нетерпеливо спросила:

— Ну, где же нож?

— У меня есть нож, — заявил Хэнк поспешно, доставая его из ножен на поясе и протягивая Бет.

Девушка внимательно осмотрела лезвие с обеих сторон. Оно не было ржавым, но не отличалось чистотой. Томми вернулся с тазом воды, и Бет, быстро опустив в нее руку, брызнула водой на лезвие ножа, а потом протянула его Сэмюелю.

— Подержите его немного в пламени.

Старик уставился на нее, словно она говорила по-китайски.

— Зачем? — пожал он плечами.

Если бы Бет стала отвечать на все вопросы, которые ей задавали, то простояла бы без дела всю ночь и Дункан бы умер. Поэтому она проговорила резко:

— У меня нет времени, сэр, чтобы обсуждать все это. Сделайте, пожалуйста, то, о чем я вас прошу. — Девушка помолчала, потом, смягчив тон, добавила: — Если вы это сделаете, то это будет лучше для него.

Сэмюель обрадовался, что она начала разговаривать с ним любезнее, и поднес нож к огню. Дункан любил, чтобы в его комнате всегда горел камин. Сэмюель быстро поворачивал нож в пламени, чтобы металл прокалился. Железо потемнело.

— Достаточно, — остановила его Бет. — Давайте его сюда скорее.

Сэмюель чуть было не выругался, про себя проклиная девчонку, которая не знает своего места, и отошел от камина. Проходя мимо Сильвии, он тихо буркнул:

— Слишком уж она любит командовать.

Сильвия улыбнулась, прекрасно понимая, что творится сейчас в душе старика. Впрочем, преданность была для нее второй натурой.

— Бет знает, что делает, и у нее доброе сердце.

Но Сэмюель был далеко не уверен, что у этой девчонки вообще есть сердце.

— Придется поверить вам на слово, мисс, — пробормотал он и, подойдя к кровати, протянул нож Бет, церемонно поклонившись. — Что вам еще угодно, ваше высочество?

Бет увидела, что тот высокий мужчина, которого она только что послала за виски, вернулся с бутылкой в руках, и была рада, что он выполнил ее поручение. Сейчас ей будут нужны все трое, чтобы держать Дункана, пока она будет работать. Девушка сомневалась, что у старика хватит сил в одиночку удержать раненого.

— Мне угодно… — ее пальцы обхватили рукоятку ножа. Бет видела раньше, как это делает ее отец, но сама она никогда не пробовала извлечь пулю из раны и сейчас похолодела от страха. — Мне угодно, чтобы вы остались здесь и держали его.

— Я не хочу, чтобы они дотрагивались до меня своими потными руками, — пробормотал Дункан. — Я буду лежать спокойно, не тревожьтесь.

«Что ж, храбрость всегда хороша, но сейчас, когда ему будет больно, он вряд ли выполнит свое обещание», — подумала Бет и кивнула мужчинам.

— Держите его крепче, — строго приказала она.

Хэнк и Джейкоб с силой прижали Дункана к кровати, и Бет закусила губу, увидев, как он поморщился от боли. Она хотела было крикнуть, чтобы Джейкоб не давил так на Дункана, но поняла, что это невозможно. Если раненый будет дергаться, она рискует сильно его поранить, причинив больше вреда, чем пользы.

Убедившись, что Дункана держат достаточно крепко, она подняла нож и прошептала про себя молитву.

Глава 8

Когда Бет осторожно коснулась ножом раны, ее спина взмокла. Напряжение сковывало руку, сердце стучало. Она увидела, как задрожали ноздри Дункана, когда нож коснулся его раны, но он не издал ни звука, не сдвинувшись ни на дюйм из-под крепко державших его мужских рук.

Девушка ненавидела себя за то, что каждый медленный поворот ножа причиняет раненому страшную боль. На язык просились извинения, но она знала, что, будучи произнесенными вслух, они прозвучат оскорбительно.

Пуля засела гораздо глубже, чем она предполагала, и Бет испугалась, что не сможет ее извлечь. От страха ее бросало то в жар, то в холод.

Дункан смотрел в потолок, силясь припомнить слова тех непристойных песенок, которым Сэмюель научил его в молодости. Но слова не вспоминались. Боль пронзала его, как тысячи огненных стрел. Он чувствовал, что из его плеча ручьем течет кровь. Руки и одежда склонившейся над ним женщины были в его крови, и это их связывало.

На мгновение у Дункана от боли прервалось дыхание. Он судорожно сжал челюсти, стараясь не кричать, усилием воли заставляя себя не терять сознание. В мерцающем свете камина Бет казалась ему такой странной, что он даже засомневался, существует ли она на самом деле или же ее образ порожден его фантазией.

«Господи, где же эта пуля, где она?» — стучало в мозгу девушки.

В спальне царила абсолютная тишина. Все, затаив дыхание, ждали, наблюдая за тем, как медленно движется рука Бет, поворачивавшая клинок в ране Дункана. Те, кто умел молиться, молились. Казалось, операция началась много часов назад и конца ей не будет… И вдруг Бет почувствовала, как кончик ножа натолкнулся на что-то твердое. Девушка облегченно вздохнула и, взглянув на Дункана, заметила, что он смотрит на нее. На какое-то мгновение все ее мысли, кроме одной, улетучились… Она сумеет спасти его жизнь!

— Я уже нашла пулю, теперь осталось совсем немного, — пообещала она.

— Нельзя ли побыстрей? — процедил он сквозь сжатые зубы.

— Я делаю все, что могу.

Сильно закусив нижнюю губу, Бет быстро повернула нож, и пуля наконец вышла наружу вместе с потоком крови. Девушка распрямила плечи, будто с них свалилась страшная тяжесть.

— Вот она, — прошептала Бет, подхватив смертоносный кусочек свинца. Потом положила его на ночной столик и приказала братьям, державшим раненого: — Отпустите его!

Томми взял пулю и, в изумлении уставившись на маленький кусочек металла, ошарашенно спросил, обращаясь к Сэмюелю:

— Только и всего?

— Это «только и всего» несет в себе смерть, — хрипло ответил Сэмюель. Мальчик покраснел и положил пулю на столик.

Бет смыла кровь с плеча Дункана, повернулась к Джейкобу и сказала:

— Теперь мне нужно виски.

Джейкоб смущенно посмотрел на нее и пробормотал:

— Я не мог найти виски и принес немного рома.

Бет было важно только одно: чтобы жидкость, все равно какая, содержала спирт.

— Хорошо. Дайте его мне, — ответила Бет и взяла бутылку: нужно было остановить кровотечение.

Глаза Томми распахнулись, когда он увидел, как девушка широкой струей льет ром на рану. Дункан еле сдержал крик и, покраснев от напряжения, хриплым голосом спросил:

— Зачем, черт возьми, вы поливаете меня спиртом, как свинью, которую собираются жарить?

Бет поставила бутылку на ночной столик и спокойно ответила:

— Надо спасти вашу руку. — Внезапно она почувствовала, что очень устала. Вытерев выступивший на лбу пот, девушка собрала последние силы и, взглянув на Хэнка и Джейкоба, сказала: — Теперь мне нужно перевязать его плечо. Снимите с него рубашку — вернее, то, что от нее осталось.

Братья бросились исполнять ее приказание.

Дункан после операции совсем ослабел, сказывалась и большая потеря крови. Рука у него болела еще сильнее, чем раньше. Комната снова начала кружиться, но, увидев, что девушка рвет на клочки что-то белое, он все же пробормотал:

— Я бы предпочел, чтобы это были не простыни, а ваши нижние юбки.

— Я в этом не сомневаюсь, — устало отозвалась Бет и начала заново бинтовать его плечо. Кровь сразу же проступила через материю. Девушка прилагала все усилия, чтобы забинтовать рану как можно лучше.

— Не слишком туго? — спросила она и взглянула на Дункана. Он лежал с закрытыми глазами. — Ему нужно отдохнуть, — не сводя глаз с больного, проговорила Бет. — Я сделала все, что могла. Остальное — в руках Божьих.

— Надеюсь, что Бог не оставит его, — пробормотал Сэмюель и, кивнув головой в сторону таза, вода в котором покраснела от крови Дункана, попросил: — Томми, отнеси таз обратно на кухню. — Затем он протянул нож Хэнку. Тот вытер лезвие о свою рубаху и снова вложил его в ножны. Заметив неодобрительный взгляд Бет, Хэнк пожал плечами, которым было тесно в рубашке:

— Я его потом вымою.

— Это было бы неплохо, — улыбнулась Бет, заранее зная, что парень наверняка забудет это сделать.

Бет хотела отойти от постели раненого, но Дункан вдруг схватил ее за запястье. Она удивленно взглянула на него, ведь секунду назад он был без сознания.

Дункан слабо сжал ее руку.

— Останьтесь, — слабым голосом попросил он, и его глаза опять закрылись. Казалось, эта просьба отняла у него последние силы. Девушка села на кровать.

Сэмюель удивленно взглянул на Бет. Интересно, почему она не отняла свою руку, ведь Дункан сейчас слаб, как новорожденный ягненок, и не смог бы ее удержать.

— Вам принести что-нибудь поесть, мисс, — спросил он.

Бет равнодушно пожала плечами. Еще несколько минут назад ей очень хотелось есть. Но теперь, непонятно почему, она уже не чувствовала голода.

— Я, может быть, поем, но потом, — тихо ответила девушка.

Она сделала для Дункана все, что могла. И это сразу подняло ее в глазах Сэмюеля. Его прежнее раздражение против незваной гостьи сменилось теперь симпатией и состраданием — теми двумя чувствами, которыми, Сэмюель мог в этом поклясться, он отнюдь не обладал, и вырвал бы язык тому, кто сказал бы, что он способен их проявить.

— Мисс, вам необходим отдых, — сказал он участливо.

Отдых… Как сладко звучит это слово! Бет действительно очень устала. Ее платье прилипло к телу, ей очень хотелось помыться и лечь в чистую постель. Но она очень боялась за Дункана. Он лежал с закрытыми глазами, и было непонятно, спит ли он или находится без сознания. Этот человек спас ей жизнь, и, значит, она перед ним в неоплатном долгу. Бет надеялась, что она приняла все меры предосторожности и у раненого не будет заражения крови, он начнет поправляться. А если нет? Ей было страшно даже подумать об этом… Девушка взглянула в окно. Погода была все такой же мерзкой. Вряд ли она изменится до рассвета. К тому же теперь у нее нет кучера. Ясно, что эту ночь им с Сильвией придется провести в замке.

Взглянув на обитое алой материей кресло, стоявшее около письменного стола, Бет сказала:

— Я могу отдохнуть и здесь.

Освободив свое запястье от пальцев Дункана, она увидела, что его рука бессильно упала на одеяло. Поднявшись, девушка направилась к креслу. Оно было тяжелым и громоздким. Джейкоб тотчас же поспешил ей на помощь. Хэнк ухватился за кресло с другой стороны. Казалось, парни сейчас подерутся друг с другом за право помочь очаровательной лекарше. Но одного взгляда Сэмюеля было достаточно, чтобы заставить их не ссорясь тащить кресло вместе.

— Поближе к кровати, пожалуйста. — Их усердие позабавило Бет, и она улыбнулась братьям: — Благодарю вас, вы очень внимательны.

Откашлявшись, Сэмюель приказал всем выйти из комнаты. Сильвия, подчинившись его властному голосу, тоже было отступила, но в нерешительности остановилась на пороге.

— Он заснул, — мягко сказал Сэмюель Бет, надеясь, что теперь она все-таки согласится уйти и отдохнуть.

— Да, я знаю. Но у него может подняться жар.

— И что тогда делать? — встревоженно спросил Сэмюель.

— Есть такие травы, настои и припарки, которые иногда помогают. Я скажу вам, какие растения нужно будет собрать в случае необходимости.

Сэмюель шагнул вперед — туда, где было больше света, и внимательно вгляделся в лицо Бет. Русоволосая, с нежным цветом лица, она казалась очень милой, хотя и была остра на язык.

— Мисс, вы, часом, не колдунья? — тоном исповедника спросил девушку старик. — Скажите мне, не бойтесь.

В ответ она от души рассмеялась.

— Если бы я была колдуньей, мне не понадобился бы нож, не правда ли? Я могла бы одним прикосновением руки извлечь пулю.

Сэмюель задумчиво кивнул. Так-то оно так, но все-таки эта девчонка буквально околдовала Дункана. Он видел это по его глазам. Кроме боли, в них было что-то еще. Когда Дункан приходил в себя, он смотрел на Бет, как начинающий корсар смотрит на впервые захваченную им драгоценную добычу.

Так что вполне может статься, что эта юная особа — все-таки колдунья.

Сильвия продолжала топтаться у двери, не зная, остаться ей или уйти. «Бедная женщина, — подумала Бет, — нелегко ей выносить все это…» Усаживаясь в кресло, на котором ей предстояло просидеть всю ночь, девушка сказала Сэмюелю:

— Я была бы вам чрезвычайно благодарна, сэр, если бы вы оказали мне любезность, предоставив ночлег и ужин моей компаньонке.

Старик улыбнулся:

— Все уже готово, мисс. Вам же доставят ужин прямо сюда. — Он взглянул на ее вымокшее платье. — Может быть, вы хотите переодеться?

В нескольких местах платье было разорвано, испачкано грязью и кровью, но Бет это не заботило. У нее были и другие платья, к тому же, в противоположность своей матери, она довольно мало значения придавала одежде.

— Наверное, сейчас я похожа на мокрую, грязную курицу, которую здорово потрепал кот, не так ли? — заметила она.

Сэмюель рассмеялся, обрадовавшись тому, что она уже начала шутить.

— Что ж, тогда этому коту можно позавидовать, — с улыбкой ответил он.

Похоже, здесь любили шутки. Сэмюель был почти одного возраста с ее отцом, и в его обществе она чувствовала себя непринужденно.

— Вы, как и я, не лезете за словом в карман, сэр, — заметила Бет.

— О, если бы вы знали, каким я был в молодости! Не пропустил ни одной красотки и знал, как ее улестить. И ни одна не осталась на меня в обиде, — подмигнув, ответил Сэмюель и добавил уже серьезным тоном: — Я велел Джейкобу принести сюда ваш чемодан, а Эми приготовила такой вкусный суп — вы просто пальчики оближете.

— Это великолепно. Я действительно очень проголодалась. А не могли бы вы проследить, чтобы кто-нибудь позаботился о Сильвии?

Сэмюель кивнул:

— Я займусь этим сам, не волнуйтесь. — Направившись к двери, Сэмюель обернулся и взглянул на Дункана. — Благодарю вас за все, что вы сделали для моего дорогого мальчика.

— Он ваш сын, сэр? — спросила Бет, хотя не заметила сходства между Сэмюелем и Дунканом.

— Можно сказать и так, хотя родил его не я, — с очевидной гордостью ответил Сэмюель.

С этими словами он вышел из комнаты, пригласив Сильвию следовать за ним. Бросив робкий взгляд на Бет, она поплелась за Сэмюелем.

Посмотрев ему вслед, Бет покачала головой. «Да, судьба забросила меня в очень странное место», — подумала она.

Глава 9

Когда Бет осталась в комнате наедине с Дунканом, ею вдруг овладела беспричинная тревога. В детстве она боялась темноты, но давно преодолела в себе этот страх. Девушка взглянула на Дункана. Может быть, это из-за него она чувствует себя не в своей тарелке? Но у нее не было никаких оснований опасаться этого человека: он очень ослаб и все еще не пришел в себя. Бет потрогала его лоб. Он был горячее, чем несколько минут назад, и это ей не понравилось.

— Куда я могу поставить его, сударыня?

Вопрос Джейкоба застал ее врасплох. Повернувшись, Бет увидела, что он втаскивает чемодан в комнату, и безразлично махнула рукой:

— Поставь куда-нибудь.

Поймав ее на слове, Джейкоб поставил чемодан прямо у двери. Его брови, похожие на покрытых светлыми ворсинками гусениц, поползли вверх.

— Вы хмуритесь? — спросил парень, перехватив ее озабоченный взгляд. — Вам еще что-нибудь нужно?

— Нет, дело не в этом. У раненого начался жар.

— Да, плохи дела. Надо скорее сообщить Сэмюелю. В прошлом году двое из наших умерли здесь от лихорадки. — Само это слово пугало Джейкоба. — Да, Сэмюель не обрадуется.

— Не надо зря огорчать старика. — Бет села на постель рядом с Дунканом. — Лихорадка должна пройти. Вы можете принести мне еще воды?

— Вы хотите помыться? — спросил Джейкоб, поспешно направляясь к двери.

«Да, хорошо бы», — с тоской подумала Бет. Но эту роскошь она сейчас не могла себе позволить.

— Мне нужно смочить раненому лоб, — пояснила девушка. — И еще, если ночью он проснется, его нужно будет покормить. Сэмюель, кажется, обещал принести сюда суп? Напомните ему об этом.

Не успела Бет докончить фразу, как полная женщина с рыжими волосами, аккуратнейшим образом собранными в пучок при помощи десятка шпилек, стремительно вошла в комнату. Она несла глубокую тарелку супа на подносе, который чем-то напоминал щит странствующего рыцаря. И это действительно был щит. Услышав, что в замок приехали гости, Эми сорвала его со стены оружейной комнаты и приспособила под поднос.

— Это вам, сударыня. Суп горячий и питательный, могу поклясться. — Женщина расплылась в широчайшей улыбке.

Эми принесла сюда еду собственной персоной, а не послала с ней сына или еще кого-нибудь, потому что ей очень хотелось увидеть девушку, о которой все шептались. Ясные синие, как у Томми, глаза женщины оценивающе смотрели на Бет. Совсем недавно так же внимательно рассматривал ее Сэмюель. Но, в отличие от него, Эми заметила, что под видимой хрупкостью и утонченностью Бет скрывается сила. «У девчонки волевой подбородок и умный взгляд, — подумала Эми и хитро улыбнулась про себя. — Уж кто-кто, а она сумеет постоять за себя в этом обиталище забияк и буянов». Кухарка сердечно улыбнулась Бет, и в ее голосе послышались ласковые, материнские нотки.

— Где вы будете кушать? — спросила Эми и взглянула на тарелку, которая криво стояла на неровной поверхности. В душе кухарки боролись два чувства: ей хотелось, чтобы решительная особа оценила ее кулинарное искусство, но в первую очередь она предпочла бы накормить раненого.

— Поставьте поднос на столик, — сказала Бет и посмотрела на Джейкоба, который все ещё стоял в дверях, уставившись на нее так, словно она была восьмым чудом света. — Так, где же вода…

— Джейкоб, мисс. — Парень склонил голову, ожидая, чтобы девушка повторила его имя. — Меня зовут Джейкоб.

Бет приложила ладонь ко лбу Дункана. Жар явно усиливался.

— Джейкоб, неси воду. И поскорее, — поторопила она парня.

Услышав свое имя, он мгновенно сорвался с места и, как на крыльях, понесся прочь.

Поставив тарелку на стол, Эми продолжала стоять, прижимая поднос к своей широкой груди.

— Смотрите-ка, он слушается вас, как верный пес, — заметила Эми без тени зависти или злобы. — Да и другой тоже.

Бет, недоуменно взглянув на кухарку, спросила:

— Кто это другой?

— Да, Хэнк, его брат. Он тоже топчется у дверей и только и ждет, чтобы вы о чем-нибудь его попросили.

«Она имеет в виду того длинного парня, — подумала девушка, — который дал мне нож. Наверное, этой женщине не очень-то нравится мое присутствие в доме».

— Мне не нужно, чтобы они слушались меня, как дрессированные собачонки, — сказала она. — Я хочу только одного: заплатить свой долг и уехать.

Эми немного помолчала, словно оценивая значение слов девушки, потом спросила:

— Вы правда хотите уехать?

Бет внимательно поглядела на женщину. Ее глаза показались ей добрыми, а лицо приветливым. Но и в светском обществе Вирджинии было немало людей, которые приветливо улыбались, разговаривая с вами, а сами держали наготове нож, чтобы при удобном случае вонзить его вам в спину. Да, мир далеко не таков, каким он казался ее матери и каким его хотел видеть отец.

— Да, хочу, — твердо ответила Бет.

Ей во что бы то ни стало нужно было ехать, найти отца и вернуться с ним домой. А вместо этого она сидит здесь, в темной комнате, ухаживая за совсем чужим ей человеком…

Эми вскинула голову:

— Вы выглядите усталой. Я могу прислать Томми, чтобы он посидел с Дунканом, — предложила женщина и с гордостью пояснила: — Томми — это мой сын.

Значит, у мальчика все-таки есть семья. Бет покачала головой:

— Не беспокойтесь. Я не устала.

Кухарка снова улыбнулась.

— Тогда обязательно покушайте. Вы наверняка голодны. Суп лучше есть горячим. Если понадоблюсь, позовите, — сказав это, Эми шаркающей походкой вышла из комнаты. Ей предстояло сделать еще немало дел, прежде чем она сможет заняться собой и Томми.

Не успела Эми выйти из комнаты, как Бет уже забыла о ней. Девушка снова коснулась рукой лба Дункана. Он был горячим, чересчур горячим, и это ей совсем не нравилось.

Бет опять села на кровать и внимательно поглядела на Дункана, словно увидела его впервые. Он лежал на покрывале обнаженный по пояс и был очень красив. Несомненно, этот мужчина успел покорить множество женских сердец. Но ей это совершенно безразлично. Для нее он всего лишь человек, нуждающийся в помощи. И не более того.

«Не более того», — тихо повторила девушка, коснувшись пальцами его груди, и вдруг почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь…

— Я принес воды.

Бет вздрогнула, отдернула руку от груди Дункана, в душе ругая себя за то, что у нее наверняка виноватый вид, хотя она не сделала ничего дурного.

— Благодарю вас, Джейкоб.

Парень внес в комнату таз; вода была налита в него до краев, но парню как-то удалось подняться с ним вверх по лестнице.

— Поставьте его сюда. — Бет указала на ночной столик, стоявший с другой стороны кровати. Здесь все еще лежали куски разорванной простыни, из которой она делала бинты для Дункана. Взяв один из лоскутов, Бет поднялась, чтобы намочить его.

— Вы можете идти, — сказала она, но Джейкоб не двинулся с места. Казалось, он мог стоять здесь целую ночь, вдыхая аромат, исходивший от тела девушки.

— Не беспокойтесь, я могу и остаться, — пролепетал Джейкоб.

Бет оценила его готовность помочь, но ей хотелось остаться одной и собраться с мыслями.

— Благодарю вас, но я справлюсь сама.

Однако парень не уходил.

— Может быть, вам захочется с кем-нибудь поговорить? — с надеждой спросил он.

Ей не хотелось быть грубой, и она ответила как можно мягче:

— Я слишком устала, чтобы разговаривать.

Джейкоб смешно поднял брови, делая последнюю попытку.

— Ну так давайте посидим молча…

— Поймите, я хочу остаться одна, — твердо проговорила Бет, и Джейкоб, вздохнув, нехотя вышел, осторожно прикрыв за собою дверь.

Ну наконец-то! Бет намочила кусок простыни и положила его на лоб Дункану, двумя другими обвернула его запястья.

— Вы не можете умереть по моей вине, Дункан Фицхью. Это было бы ужасно! — сказала она и поднялась с кровати. Раненый продолжал спокойно спать. Повернувшись к нему спиной, она не заметила, как вздрогнули, приподнимаясь, его веки. И ею опять овладело странное беспокойство. Бет подошла к чемодану и открыла его. Она хотела вынуть оттуда одно из самых своих простеньких платьев — то, которое, по мнению мамы, совершенно не годилось для путешествия. Но упрямая Бет все-таки взяла его с собой.

Вынув этот легкий голубой наряд, девушка вспомнила, когда надевала его в последний раз. В этом платье она гуляла по саду с отцом, умоляя его не уезжать во Францию.

Но он уехал, а его дочь вместо того, чтобы искать отца, сидела у постели совершенно чужого ей человека. Девушка взглянула на Дункана — глаза его по-прежнему были закрыты.

Бет было неприятно оставаться в мокром, грязном, липком от пота и крови платье, и она решила переодеться. Это займет всего лишь несколько минут, а больной еще не скоро придет в себя.

Быстро и уверенно развязав на спине шнуровку, Бет сбросила платье и начала снимать нижнее белье. Дункан замер, не до конца веря, что это явь, а не горячечный бред.

Глава 10

Ему казалось, что он уже умер и оказался в раю. А может быть, это был ад. Он горел словно в огне. Пылал его мозг, плечо, но самый жаркий огонь охватил его чресла.

Дункан не шевелился. Он боялся вздохнуть, опасаясь, что это видение не рассеется, как ночной туман или призрак. Он не спускал глаз с Бет, и хотя она двигалась быстро, он ясно разглядел все, что она постепенно обнажала. Нижняя рубашка, соскользнув, упала на пол, как гонимый летним ветерком листок. Нижние юбки — те самые, которые, как он смутно помнил, она разорвала, чтобы перевязать его, спустились с бедер девушки. Взглянув на них, Дункан покрылся испариной. На Бет не было корсета, и он увидел ее невероятно тонкую талию. Сняв чулки, она обнажила ноги, их кожа была белее молока.

Теперь на Бет не было ничего, кроме тончайших белых панталон и какого-то пустяка, такого же тонкого и воздушного, прикрывающего грудь с острыми сосками. У Дункана снова перехватило дыхание. Он замер в ожидании, снимет ли она и этот свой последний покров.

«Господи, Господи, ты же знаешь, я всегда был хорошим. Или во всяком случае не таким уж плохим», — думал Дункан, моля Бога, чтобы прекрасное видение не рассеялось так же внезапно, как и появилось.

Вероятно, Господь решил не отнимать у раненого последнего райского наслаждения и услышал его молитву, так как женщина-ангел, повернувшись лицом к горящему камину, сняла с себя последние одежды и предстала перед Дунканом полностью обнаженной. Ее тело, освещенное пламенем, казалось золотистым. Да, это была самая прекрасная из женщин, когда-либо сотворенных Богом. Дункан застонал и вспугнул Бет. Она схватила только что отброшенное ею белье и прижала его к себе, но, взглянув на раненого, немного успокоилась: он, казалось, все еще находился в забытьи.

«Он спит, — успокоила себя Бет. — Это стонал ветер, всего лишь печальный ветер». Она швырнула белье на сброшенное платье и потянулась. И шею, и все тело ужасно ломило.

Увидев сквозь полуприкрытые веки ее обворожительную грудь, Дункан плотно сжал губы. Когда она потянулась, ее тело изогнулось так, словно она предлагала себя ему. И он страстно желал ее, но взять эту прекрасную женщину у него не было сил. Туман опять начал заволакивать его сознание, застилая его, как морская дымка. «Ну что ж, — решил Дункан, — если даже я умер и нахожусь на том свете, все равно я счастлив, ибо даже смотреть на эту женщину — великое наслаждение».

Но тут девушка принялась надевать на себя чистое белье и одежду, вновь скрыв свое стройное, гибкое тело, и Дункану показалось, что он летит в адскую бездну: ведь у него безжалостно отняли то, что он так страстно желал. Затем, тотчас, он погрузился в тяжелый, беспробудный сон.

Бет очень спешила привести себя в порядок, так как боялась, что Сэмюель или кто-нибудь еще может постучать в дверь. Или — что гораздо хуже — войти в комнату без стука. Она сложила свою одежду в тюк, решив, что, когда у нее будет время, она все постирает.

Подойдя к окну, девушка выглянула во двор. Дождь продолжал лить как из ведра. Бормоча крепкие ругательства (если бы ее мать их услышала, то тотчас поседела бы), Бет подошла к постели Дункана, убрала влажную тряпку и потрогала его лоб, потом, подумав, прикоснулась к нему губами. Он все еще был горячим.

Покачав головой, Бет сказала себе, что зря беспокоится: больной не может так скоро поправиться. Обычно жар сразу не проходит. Снова смочив ткань, она положила ее на лоб Дункана, прося Бога, чтобы жар все-таки поскорее спал, затем уселась в кресло возле кровати больного, решив провести всю ночь у его изголовья. Тарелка с супом так и осталась стоять нетронутой.

— Мисс!

В голове Бет что-то назойливо жужжало, словно надоедливая муха. Девушка с трудом открыла глаза. Каждое утро в течение этой поездки, просыпаясь, она не могла сориентироваться сразу. Вот и в этот раз только через секунду сообразила, где находится и зачем.

Это комната Дункана. «Значит, я все-таки заснула», — досадуя на себя, подумала Бет. Спать в кресле было неудобно, и все ее тело затекло. Вздохнув, она провела рукой по волосам. Шпильки высыпались из ее прически, и локоны теперь свободно падали на плечи.

Когда Бет полностью пришла в себя, то увидела заботливо склонившегося над ней Сэмюеля.

— Дункан? — с тревогой спросила она. — Ему хуже?

— Похоже, что ему полегчало, — улыбнулся Сэмюель. Он был обрадован, увидев, что его воспитанник поправляется. — Жар спал. Я очень благодарен вам за то, что вы не отходили от больного всю ночь.

Сэмюель очень удивился, когда девушка решила остаться около Дункана: он был уверен, что Бет попросит кого-нибудь сменить ее у постели раненого. Но она этого не сделала, и ее самоотверженность пришлась ему по душе.

— Не стоит меня так благодарить, я этого не заслуживаю. Пока я спала, больному могло стать хуже, — ответила Бет. Интересно, что сказала бы ее мать, если б узнала о случившемся? А узнает она об этом непременно: Бет была уверена, что, как только они вернутся, Сильвия обязательно ей обо всем доложит. А может, даже напишет еще до того, как они приедут во Францию. Но сейчас у нее не было времени раздумывать, какое впечатление это произведет на ее мать.

Наклонившись вперед, Бет положила руку на лоб Дункана. Жар действительно спал.

Сэмюель смотрел на Бет так, словно она сотворила чудо.

— Дункану стало легче еще и оттого, что вы все время прикасались к нему своими ласковыми ручками, — сказал он.

Бет рассмеялась, думая, что он над ней подшучивает.

— А Сильвия? — Только сейчас девушка вспомнила, что отвечает за свою спутницу. — Как ей спалось?

— Все в порядке, мисс, — улыбнулся Сэмюель так широко, что это даже заинтриговало Бет. — Все в полном порядке, честное слово. — Он внимательно оглядел девушку и отметил, что утренний туалет ей очень к лицу. — Я вижу, вы переоделись.

Бет вспомнила о том ужасе, который охватил ее ночью, когда она переодевалась: ей все время казалось, что ее кто-то видит. Но она спокойно ответила:

— Да.

Оглянувшись в поисках сброшенной одежды, Сэмюель спросил:

— Хотите, вам все постирают?

— Спасибо, не надо. Я не могу больше здесь задерживаться.

Сэмюель кивнул в сторону окна, за которым продолжал лить дождь, и пожал плечами:

— В такую погоду ехать нельзя. Да и Дункан еще не совсем здоров. Ему может понадобиться ваше лекарское искусство. К тому же, когда парень придет в себя, он, я уверен, захочет лично поблагодарить вас.

— В этом нет необходимости, — сказала Бет. Она чувствовала, что будет испытывать неловкость, общаясь с Дунканом, когда он поправится.

Сэмюель испытующе взглянул на девушку:

— Как не было необходимости и в том, чтобы отплачивать ему за спасение вашей жизни.

Вот он ее и поймал.

— Боюсь, что вы правы, — вздохнула Бет. — Хорошо, пока льет дождь, мы никуда не поедем. — Подумав, она открыла чемодан, вынула оттуда грязную одежду и протянула ее Сэмюелю, — Если можно, пусть все постирают… Скажите, а долго у вас тут идут дожди?

— Иногда по нескольку недель подряд. Но на этот раз, я думаю, погода скоро изменится, — поспешно ответил Сэмюель, боясь, как бы девушка не вздумала ехать в проливной дождь. Он чувствовал, что его воспитанник не простит ему, если он позволит этой молодой женщине уехать, прежде чем тот поговорит с ней наедине. Взглянув на нетронутый суп, Сэмюель сказал: — Я прикажу принести вам сюда завтрак. Но вы можете позавтракать и внизу.

«Что ж, это было бы неплохо», — подумала Бет. Перемена обстановки пойдет ей только на пользу.

— Пришлите кого-нибудь посидеть с раненым, — попросила Бет. — Я спущусь вниз.

— Тогда прошу пожаловать, мисс. — Сэмюель поклонился и начал отступать назад, словно приглашал к столу королеву.

— Еще один вопрос, если вы позволите.

— Я вас слушаю.

— Насчет кучера. Скажите, вы…

Сэмюель кивнул:

— Донован пошел за его вдовой. Он приведет ее сегодня же.

Когда Сэмюель удалился, Бет покачала головой и рассмеялась про себя: «Ну и дела». Еще вчера Сэмюель смотрел на нее как на чужака, вторгшегося в их дом, а сегодня обращается с ней так, словно она воскресила Дункана из мертвых.

— Значит, вы мне не приснились… — вдруг раздался чей-то голос.

Девушка открыла рот от удивления, увидев, что Дункан, опираясь на свою здоровую руку, сидит на постели. Его спутанные золотистые волосы в беспорядке падали на плечи, красивое лицо озаряла радостная улыбка. У Бет защемило в груди: пока он был без сознания, она не испытывала такого чувства.

— Ночью мне показалось, что вы мне снились.

Она подумала, что он имеет в виду то время, когда она доставала пулю из его плеча. Вспомнив, как он тогда ругался, она спросила:

— Вы всегда проклинаете свои сновидения?

Почувствовав слабость, Дункан был вынужден снова опуститься на подушку.

— Проклинать вас? — озадаченно спросил он. — Если мне не изменяет память, я был просто вне себя от восхищения.

— Я не понимаю вас, сэр, — проговорила Бет, чувствуя, как ее охватывает странная дрожь. Улыбка этого мужчины была такой серьезной, такой обескураживающей, что ее начали обуревать тревожные догадки. А Дункан улыбался все шире и шире.

— Никогда прежде я не видел столь совершенную женщину, как вы.

— Вы видели, как я переодевалась? — с тревогой уточнила Бет. От страха у нее пересохло во рту. — Но вы же были без сознания? Сначала я достала пулю из вашей раны. А потом… — она пыталась говорить спокойно, размеренно. — А потом вы заснули.

— Ах! — глаза Дункана скользили по ее телу с таким выражением, как если бы он прекрасно знал, как оно выглядит без утреннего платья. — Мне снился сон…

— Какой? — испуганно прошептала девушка.

«Боже, только бы он не сказал, что видел меня!»

— Сон о роскошной, безупречно сложенной женщине, которая стояла в моей комнате — такая же нагая, как и в тот день, когда ее создал Бог. — Доверительная улыбка Дункана стала еще шире. Егоглаза заглянули в ее глаза. — Она была похожа на богиню, выходящую из морской пены.

Хотя Бет и не предполагала раньше, что способна так смущаться, она покраснела вся — от кончиков волос до пяток. Ею овладела ярость. И он говорит ей такое после всего, что она для него сделала…

Она начала было говорить, но ее голос прерывался:

— Сэр, вы не джентльмен. Вы негодяй.

— Может быть, — согласился Дункан. — Но зато я увидел чудо, которое вряд ли был удостоен лицезреть еще кто-нибудь из смертных…

Глава 11

Она не знала, что возмущало ее больше всего: его слова или улыбка на его лице. Но, как бы то ни было, Бет решила немедленно уехать, чтобы скорее оказаться подальше от этого человека.

— Подождите! — крикнул Дункан.

Вопреки своему желанию уйти, она остановилась. Бет знала, что в один прекрасный день любопытство ее погубит. Не удостоив его взглядом, девушка встала к Дункану спиной.

— Подождите. Я не хотел вас обидеть, — примирительно сказал он.

Бет впоследствии не могла понять, почему она ему все-таки ответила:

— Вы меня не просто обидели, а повели себя, как настоящий подлец. Почему вы не закрыли глаза или не подали знак, что не спите? Вместо этого вы глазели на меня, как какой-нибудь мерзкий пират.

«Она попала в самую точку», — подумал он, наблюдая, как гневно поднимается и опускается ее грудь, и снова представил ее обнаженной. Пожав одним плечом, он напустил на себя самый невинный вид и ответил:

— Иногда очень трудно расставаться со старыми привычками.

Глаза Бет сузились:

— Значит, вы признаете, что вы негодяй?

— Я им был, — поправил ее Дункан, наклонив голову. — По крайней мере некоторые называли меня так. — Увидев, что в ее глазах вспыхнуло любопытство, он пояснил: — Я был капером.

— Иными словами, вором? — спросила Бет. И то сказать, между пиратом и капером было мало разницы. Единственное различие состояло в том, что пират был сам себе хозяин, а капер предлагал свои услуги воюющему государству.

Дункан поднял палец:

— Если и вором, то честным.

«Как будто воры бывают честными», — подумала Бет. Неужели он считает ее безмозглой идиоткой, способной поверить в такую чушь?

Улыбнувшись, Дункан опять откинулся на подушку. Нет, все-таки она не права. Он никому не продавался. Он служил своей стране — Англии. К тому же ему надо было кормить свое разросшееся семейство. Но разве девчонка сможет понять его поступок? Расскажи он ей, как все было, она назовет его лжецом. Поэтому он скажет ей то, во что она охотно поверит. Поверит, что он и сам верит этому.

— Деньги — это честный и уважаемый общественный институт.

Не иначе как Дункан над ней смеется! Он считает себя вправе шутить над ней, потому что видел ее совершенно голой.

— Я немедленно покину этот дом. Я не позволю, чтобы меня поднимали на смех.

— Нет, Бет, я не смеюсь над вами, — покачал он головой. — Не смеюсь, а обожаю.

У нее было тело, которому можно было поклоняться, а у него были руки, которые всегда были готовы воздать хвалу этому божеству, осязая тело.

— Вы слишком развязны.

Ее недовольство заставило Дункана рассмеяться, хотя от смеха у него заболело плечо.

— Нет, я далеко не так развязен, как мне хотелось бы.

Нет, с нее хватит. Бет снова повернулась и направилась к двери. «Смотри, чего ты добился», — подумал он. Окончательно вывел ее из себя.

— Подождите, — крикнул он ей, но Бет сочла ниже своего достоинства остановиться. — Вы не можете бросить раненого на произвол судьбы!

Бет распахнула дверь и бросила Дункану через плечо:

— Могу, потому что этот раненый — негодяй и мерзкий развратник.

— Негодяй и мерзкий развратник, который спас вас от бесчестья, — ответил Дункан и, увидев, как вдруг напряглись ее плечи, понял, что попал в точку. Она была из тех, кто считает долгом чести воздавать добром за добро.

Бет резко повернулась на каблуках, ее глаза вспыхнули. И она направилась к кровати словно для того, чтобы вступить с ним в бой. Она отлично поняла, что он хотел сказать, и гневно крикнула:

— Да, вы спасли меня от разбойника, который хотел меня обесчестить! Но вы бы сделали это сами, если бы были в силах!

— Я и сейчас более чем в силах, Бет, — спокойно возразил Дункан. Когда ее рука поднялась, чтобы ударить его, его взгляд встретился с ее взглядом. Дункан был серьезен, хотя и говорил мягко. — Но я никогда не воспользуюсь своей силой и вашей слабостью, вы должны мне верить. И если когда-нибудь мы и сойдемся, то это будет только по вашей воле.

Увидев, что она слушает его внимательно, Дункан поспешил продолжить. Совесть его была спокойна: ведь он говорил ей сущую правду:

— Для меня нет никакого удовольствия в том, чтобы взять женщину против ее воли. — Он улыбнулся. — Соединение двух тел — это действительно чудесная вещь. И ее нельзя портить проклятиями и болью.

Хотела бы она знать, думает ли он так на самом деле. Вот и теперь у нее опять замерло дыхание. Пока он смотрел на нее, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Бет встряхнула головой, чтобы освободиться от чар, «У него язык как у дьявола», — невольно подумала она и сказала:

— И вместо этого вы гипнотизируете свою жертву, как змея — беззащитную мышку.

Дункан опять рассмеялся, потом застонал, прижав руку к раненому плечу.

— Вы совсем не похожи на мышку, Бет, и отнюдь не беззащитны!

Что она делает здесь, почему разговаривает с посторонним мужчиной о весьма интимных вещах и не уходит? Очевидно, она все же попала под его обаяние, хотя всеми силами противилась этому.

Сжав губы, Бет попыталась подумать о чем-нибудь другом, чтобы отвлечься от влияния, которое на нее оказывал этот человек. Тут она заметила, что он сморщился от боли.

— Вам плохо?

— Когда я смотрю на вас, мне становится лучше, но вы хотите покинуть меня, — печально проговорил Дункан и взглянул на свою аккуратно перевязанную руку. — Это вы сделали перевязку?

Он смутно помнил то, как она его лечила, хотя это воспоминание запечатлелось в его памяти куда менее отчетливо, чем ее изящный силуэт.

— Да, я.

После операции Дункан потерял сознание и не помнил, как она его перевязывала. Бет поправила повязку на его плече и тут же поняла, что сделала это потому, что ей захотелось прикоснуться к нему. Разозлившись на себя, девушка отдернула руку и взглянула ему в глаза.

Дункан снова почувствовал, что сгорает от страсти. «Настанет день, — внезапно поклялся он сам себе, — когда она будет моей». Но сказал совсем о другом:

— Сэмюель перевязал бы мне рану гораздо хуже. Он делает это далеко не так аккуратно, как вы.

— Осторожнее, вы сдвинете бинты, — проворчала Бет, убирая его пальцы и бережно поправляя повязку.

Дункан вдыхал ее запах. Эта женщина, думал он, способна распалить мужчину до крайности. Сейчас она была так близко, что стоило ему протянуть руку, как его пальцы коснулись бы ее лица.

И он сделал это.

Когда Бет почувствовала, что его пальцы медленно скользят по ее щеке, глаза ее расширились.

— Какая у вас гладкая кожа, — пробормотал Дункан. Его пальцы скользнули к ее волосам, коснулись затылка, он притянул ее голову к себе, пытаясь приблизить ее губы к своим.

Бет, уже чувствуя его дыхание на своих губах, слышала, как стучит ее сердце. Она знала, что может и должна вырваться, но думала лишь о том, как это, наверное, приятно — прикоснуться к его губам, почувствовать их вкус.

— Дункан! Ты выздоровел?

Это радостно крикнул Джейкоб, вбегая в комнату. Он скользил по полу, как щенок, который еще нетвердо держится на лапах. Бет отскочила от кровати, моля Бога, чтобы бушевавшее в ней пламя не отразилось на ее лице.

Но Джейкоб, по всей видимости, ничего не заметил, так как глаза его были прикованы к его капитану.

«Парень, как назло, выбрал самое неудачное время для своего визита», — подумал Дункан, заметив, как внезапно отпрянула от него Бет. Прекрасная возможность поцеловать девушку была упущена. Теперь надо ждать другого случая, а когда еще он представится?!

— Я пока что могу только сидеть, — ответил он Джейкобу, и Бет, увидев, что он действительно чувствует себя неплохо, заторопилась к выходу.

Джейкоб захлопал в ладоши.

— Это просто великолепно. — Потом, повернувшись к девушке, сказал: — Я пришел сюда, чтобы сменить вас, мисс, пока вы будете завтракать. Конечно, никто не сможет так ухаживать за Дунканом, как вы, но я очень постараюсь.

Джейкоб со своим братом разыграл в карты право сообщить об этом Бет, и Хэнк остался с носом. И только поднявшись до половины лестницы, Джейкоб сообразил, что именно Хэнк будет сидеть с ней за одним столом, пока сам он будет дежурить возле Дункана.

«Надо скорее уезжать», — подумала Бет. Она чуть было не поцеловалась с этим Дунканом Фицхью, и хотя она не считала себя ханжой, этот шаг был чересчур рискованным даже для нее.

Кивнув, Бет направилась к двери:

— Да, благодарю вас. Мне нужно только…

— Она будет завтракать здесь, — тоном, не терпящим возражений, заявил Дункан. Его голос звучал властно: он привык повелевать едва ли не с шестнадцати лет. — Со мной.

Вся та нежность, которая охватила Бет всего лишь несколько секунд назад, в мгновение ока испарилась, как утренняя роса. Обернувшись к Дункану, девушка едва сдерживала ярость. Как он смеет думать, будто может командовать ею?

— Сэр, я буду завтракать, когда хочу, где хочу и с кем хочу. Вы не имеете права распоряжаться мною. И я не собираюсь подчиняться вашим капризам. — Подобрав юбки, чтобы не споткнуться, борясь с охватившим ее гневом, Бет повернулась спиной к Дункану и уже собралась, как и обещала, выйти из комнаты.

Гнев охватил и самого Дункана, однако он подавил его усилием воли. Криком он не добился бы желаемого результата. Дункан был тонким знатоком женщин и знал, что любую из них можно приручить лаской. Даже такую, чьи глаза мечут молнии, такую, как эта Диана-охотница.

— Прошу вас, пожалуйста.

Эти слова заставили Бет в нерешительности замереть на месте. Она хотела только одного: как можно скорее покинуть эту комнату. Но делать это в присутствии Джейкоба — после того, как сам Дункан обратился к ней с униженной просьбой, — было бы несправедливо и жестоко. Бет могла, конечно, быть упрямой и своевольной, но жестокость была ей чужда. Не в ее натуре было и намеренно унижать человека — даже тогда, когда он этого заслуживал. А Дункан, честно говоря, этого все-таки не заслуживал. По крайней мере не в такой степени и не в присутствии своего подчиненного.

Глубоко вздохнув, Бет опустила юбки, медленно повернулась к Дункану и пристально посмотрела ему в глаза, зная, что Джейкоб все еще здесь и жадно вслушивается в каждое ее слово.

— Хорошо, я останусь. Но только для того, чтобы позавтракать, — подчеркнула она на случаи, если Дункан захочет превратно истолковать ее согласие. Но Дункан лишь улыбнулся в ответ и, склонив голову, проговорил:

— Благодарю вас, Бет.

Джейкоб не знал, как ему ко всему этому относиться. Он понял только одно: их атаман интересуется этой женщиной. Значит, ему, Джейкобу, запрещено даже приближаться к ней. «Да, так оно и есть», — печально подумал он. Во всяком случае для него Бет теперь недосягаема.

— Значит, вы будете завтракать здесь? — спросил юноша.

Бет кивнула, решив, что пока лучше подчиниться обстоятельствам. Впрочем, по правде сказать, все выходило не так-то уж и плохо.

— Похоже, что так, — ответила она.

— Тогда я принесу вам еду, — заявил Джейкоб, стремясь заслужить еще одну ее улыбку. И нисколько не посягая при этом на неотъемлемое право Дункана, приберегающего эту девушку для себя.

— Я вам буду очень признательна, — машинально ответила Бет. — Принесите, пожалуйста, тарелку супа и для Дункана.

Джейкоб, словно на крыльях, вылетел из комнаты.

Уговорить ее остаться оказалось не так уж и трудно, подумал довольный собой Дункан. Интересно, что надо будет сказать ей, чтобы уговорить ее лечь с ним в постель.

Повернувшись спиной к двери, Бет приблизилась к Дункану и прикоснулась к его лбу. Как она и предполагала, его состояние оставалось прежним.

— Лоб у вас холодный, — проговорила девушка.

Взяв ладонь Бет, Дункан приложил ее к своей щеке и хотел поцеловать, но Бет вырвала руку.

Его лукавые, насмешливые глаза следили за ней.

— Но я весь горю, да еще как!

Стараясь, чтобы он ничего не заметил, Бет потерла ладонь о складки своего платья: она хотела, чтобы поскорее прошло то странное волнующее ощущение, которое она только что испытала.

— Сейчас уже не горите, но ночью у вас был жар, — серьезно ответила девушка. — Я боялась, как бы у вас не началась лихорадка. Многие раненые погибают от нее.

— Но я уже погиб.

«Если он намерен совратить меня, то ничего у него не выйдет, — подумала Бет. — Я не какая-нибудь девка, готовая отдаться первому встречному и теряющая голову от нескольких нежных слов».

— Сэр, если вы собираетесь продолжать в том же духе… — И Бет, отступая к двери, сделала шаг назад.

Дункан поднял руку словно для торжественной клятвы.

— Обещаю вести себя хорошо.

— Мне с трудом верится в это, — ответила Бет, оставаясь на месте.

— Клянусь вам, — повторил Дункан, — но с одним условием.

Бет недоверчиво взглянула на него:

— С каким условием?

Его улыбка могла бы обворожить даже птиц, заставив их слететь с деревьев и сесть к нему на ладонь, а не только сбить женщину с пути добродетели.

Но Бет покачала головой:

— Это слишком фамильярно.

— Но ведь это соответствует теперешним нашим отношениям, не так ли?

Девушка строго взглянула на него и возмущенно проговорила:

— Я же предупредила вас, сэр: если вы будете продолжать в том же духе…

Но Дункан, казалось, не слышал ее слов.

— Мы спасли друг другу жизнь, — спокойно продолжил он. — Разве это не сделало нас родными в глазах Божьих? Так что эта фамильярность вполне оправдана…

Бет понимала, что он лукавит, но не стала ему сейчас возражать. «По всему видно, говорить-то он мастер», — подумала она.

— Ну хорошо, Дункан. — Она произнесла его имя так, словно оно было горьким на вкус.

Хотя он и заметил это, но не подал виду.

— Вот так-то лучше. Мне не нравится, когда мои гости разводят церемонии, — весело проговорил он.

— Я не ваша гостья, а всего лишь путешественница, временно здесь остановившаяся, — резко ответила Бет.

Дункан сделал вид, что не заметил ее тона, и спросил с явным любопытством:

— А куда вы едете?

— Во Францию, — ответила она и подумала про себя: «Какие бы беды меня там ни ждали».

— Но вам нельзя ехать, пока не пройдет этот ливень.

Бет взглянула в окно на бесконечные потоки воды и вздохнула. Нет, она не может позволить себе больше медлить. Ее отец ждет помощи.

— У меня нет выбора, — ответила она.

Глава 12

Дункан долго молча смотрел на нее. Что могло заставить такую молодую женщину, как Бет, пересечь океан в такие опасные времена и скитаться по чужой земле? Или у нее есть любовник, ради которого она готова рискнуть жизнью? Путешествовать опасно в любое время, а сейчас — тем более.

— У вас есть выбор, — тихо сказал Дункан. — Останьтесь со мной.

Бет отвернулась от окна. Ее потемневшие глаза смотрели на него враждебно. Как он посмел предложить ей такое? Или еще не понял, с кем имеет дело? Ведь она не какая-нибудь глупая девчонка, которую легко обмануть, она вполне самостоятельная женщина, во всем отдает себе отчет и прекрасно знает, что собирается делать.

Дункан смог без труда прочесть все мысли Бет. Достаточно было только взглянуть ей в глаза. Он понимал, что она не такая, как Илейн или другие покладистые красотки, и ему предстоит немало потрудиться, чтобы сделать ее своей возлюбленной. Однако Дункан был уверен, что его труды будут щедро вознаграждены.

Он радушно улыбнулся.

— Будете моей гостьей, — сказал он. — Или моей сиделкой, если вам это нравится больше. Вы будете жить здесь столько, сколько вам захочется. — Дункан взглянул на свое плечо и продолжил: — Чувствую, что я еще долго буду нуждаться в уходе и нежной заботе.

Бет видела его насквозь: напрасно этот человек пытается сыграть на ее отзывчивости и добросердечии. Он вполне может поправиться и без ее помощи. На самом деле он хочет совсем другого. Но она вовсе не собирается врачевать его телесные страдания, вызванные обыкновенной похотью.

— С вами останется Сэмюель, — безжалостно ответила она.

Дункан покачал головой.

— Сэмюель неуклюж и не умеет хорошо делать перевязки.

Бет переплела пальцы и ласково улыбнулась:

— Ну тогда, может быть, Эми с этим справится? — И в тот же момент она ясно представила себе картину: Дункан стонет от боли, стиснутый большими неловкими ручищами.

— Ее руки могли бы помочь мне только в том случае, если бы я был кулем с мукой. — Подвинувшись к Бет, Дункан попытался было взять ее ладонь в свою. — Нет, мне нужны только ваши руки. Что скажете, Бет?

Она выдернула руку, хотя и не так резко, как в прошлый раз.

— Я же сказала вам, что мне необходимо уехать. Как только кончится дождь, я сразу же отправлюсь в путь.

Дункан пытался угадать, какова цель ее поездки. Но ему пришло на ум только одно, о чем он откровенно и сказал Бет:

— Едете, чтобы встретиться со своим любимым.

Да, ее сердце целиком принадлежало отцу. Она никогда не любила никого другого, потому что никто не понимал ее так, как отец. И никто, кроме отца, не мог так терпеливо сносить ее характер. Бет дернула изящным плечиком и ответила:

— В каком-то смысле, да.

Дункан пододвинулся к краю кровати: любопытство, оказывается, мучило его гораздо сильнее, чем он мог это предположить.

— А в каком именно смысле?

Она совершенно не хотела делиться с ним своими заботами и потому не собиралась ни сообщать ему свою фамилию, ни говорить, куда она едет. Бет беспокойно прошлась по комнате. В сероватом свете дня она увидела висевшие над камином скрещенные шпаги. «Интересно, чьи они? Дункана или кого-то из его предков?» — подумала она, но спросила совсем о другом:

— Вы что, собираетесь выведать из меня все мои секреты?

Он не мог сдержаться и улыбнулся в ответ.

— Вы меня уже одарили самым дорогим из ваших секретов. — Увидев, как Бет покраснела, Дункан понял, что она догадалась, о чем он говорит. — В сравнении с этим секретом все остальные меркнут.

Она собралась было сказать ему какую-нибудь резкость, но тут на пороге появился Джейкоб. У него в руках был тот же щит, который Эми прошлой ночью приспособила под поднос. На нем стояла еще одна миска с супом. И кроме того, изрядная порция яичницы с ветчиной и колбасой. И пирог с начинкой из почек. Бет прикусила губу и, решив пропустить мимо ушей дерзкий намек Дункана, ответила на его вопрос:

— Я еду в Париж, чтобы найти там своего отца.

«И я его непременно найду, — поклялась она самой себе. — Он должен быть жив. Потому что он жив в моем сердце!»

— В Париж? — лицо Дункана стало серьезным. Джейкоб в это время проворно расставлял тарелки на маленьком столике. Дункан снова приподнялся на кровати. — В Париже сейчас неспокойно. Как и вообще во Франции. Там революция.

Бет почувствовала, как сильно забилось ее сердце.

— Да, — тихо ответила она. — Я знаю об этом.

Дункан взглянул в глаза девушки и даже не заметил, как ушел Джейкоб.

— И все-таки вы хотите туда ехать? — удивленно спросил он.

— Да, я должна туда поехать, — решительно проговорила Бет. — Я же вам сказала, что у меня нет выбора. Мой отец где-то там. Он в опасности. — И, понизив голос, добавила: — Я уверена, что он там.

Дункану удалось снова взять ее за руку. Но на этот раз — чисто по-дружески.

— Расскажите мне об этом.

Пожав плечами, она собралась было заговорить, но тут же подумала: «Зачем рассказывать обо всем незнакомому человеку?» По природе Бет была замкнутой и делилась своими мыслями только с отцом. Никто, кроме него, не имел терпения выслушать и понять ее.

— Это длинная история.

Но на этот раз он не позволил ей отнять руку.

— Расскажите мне, прошу вас, — вкрадчиво и мягко произнес он. — Это не займет у вас много времени. Все равно вам придется меня кормить.

— Кормить? — Бет подняла брови. — Мне кажется, вы настолько окрепли…

Но Дункан ее перебил:

— Нет, я все еще так слаб, что мне трудно держать ложку. — Его зеленые глаза горели, как светлячки. — Вам придется меня покормить, так как я очень голоден.

«Так я и поверила», — подумала Бет и ответила:

— Вам не хватает не сил, а приличных манер…

— Ну так научите меня этим манерам, — улыбаясь, предложил он.

Бет увидела эту улыбку и возмутилась:

— Вы кого угодно выведете из терпения.

Его взгляд был прикован к ней: казалось, он хотел сохранить в памяти каждое ее движение.

— Поверьте, я ваш покорный слуга.

Девушка сильно сомневалась, что этот человек был покорным хоть раз в своей жизни. Каждая его черта дышала гордостью. И это была не напускная гордость, Дункан, действительно, знал себе цену.

Бет опустила ложку в дымящийся бульон и поднесла ее к его губам. Но они все еще расплывались в насмешливой улыбке.

— Откройте рот. Вам необходимо подкрепиться, — строго сказала девушка.

— С удовольствием. — В его глазах вспыхнули знакомые Бет озорные искорки, однако на этот раз он промолчал.

«Нет, здесь нельзя больше оставаться», — подумала она и снова опустила ложку в бульон.

Все же Дункан уговорил ее рассказать ему свою историю. Ее рассказ был сбивчив и непоследователен, однако Дункан узнал все, что хотел узнать.

— И, несмотря ни на что, вы все-таки решили ехать?

— Конечно! — воскликнула Бет.

Если он до сих пор так ничего и не понял, значит, просто ее не слушал. Впрочем, этого следовало ожидать. Убрав супную миску с ночного столика, Бет взглянула на Дункана и нахмурилась. Его штаны, немного спустившись, держались только на бедрах, которые как нельзя лучше подходили для того, чтобы ездить верхом на лошади.

«Или на женщине», — лукаво шепнул ей на ухо внутренний голос.

Девушка отвела глаза и резко сказала:

— Вообще-то вас не касается, что я собираюсь делать.

Подняв здоровую руку, Дункан словно отогнал от себя ее слова.

— Мы поговорим об этом позже, — спокойно ответил он.

— Позже?.. — едва веря своим ушам, переспросила она.

Интересно, до каких это пор, по его мнению, она должна оставаться здесь? Ведь она только что сказала, что очень спешит. Он глухой или просто упрямый? Но тут Дункан решительно заявил:

— Я хочу предложить вам одну вещь, Бет.

Хотя ей было противно находиться в положении служанки, неряшливость была ей еще противнее, поэтому девушка тщательно отряхнула крошки хлеба с его кровати и спросила:

— Какую вещь?

— Останьтесь здесь ухаживать за мной. — Увидев, что она нахмурилась, Дункан поспешил продолжить: — Только до тех пор, пока не перестанет лить дождь.

Он произнес это таким тоном, что Бет, которую хоть и охватили снова разные дурные мысли, поняла: на этот раз он имеет в виду что-то другое.

— Почему именно до тех пор? — спросила она.

— Когда дожди прекратятся, я дам вам карету с кучером, который довезет вас до Дувра. — Пристально взглянув на девушку, Дункан добавил: — Довезет и переправит через Ла-Манш.

Ну конечно, он даст ей в провожатые кого-нибудь, кто будет видеть в ней лишь слабую, нуждающуюся в защите женщину. Гордо выпрямившись, Бет ответила:

— Мне не нужны провожатые.

Дункан все больше и больше убеждался в том, что она самая своенравная и упрямая женщина на свете, хотя, с другой стороны, раньше никто и не оказывал ему сопротивления: женщины просто вешались ему на шею.

— Но вы всего лишь женщина, — терпеливо заметил он, — и нуждаетесь в защите.

Бет не хотела рассказывать ему, что умеет отлично ездить верхом и стреляет из пистолета так, что пуля, пролетев сквозь волосы, не задевает головы.

— У меня есть Сильвия, — напомнила она.

Та самая воспитанность, которая, по ее мнению, у него начисто отсутствовала, помешала ему громко расхохотаться. Он скрыл улыбку и продолжил:

— Повторяю, вы всего лишь женщина. И это делает вас вожделенной мишенью для какого-нибудь разгорячившегося негодяя.

Она многозначительно подняла бровь:

— Похоже, вы хорошо разбираетесь в негодяях.

Это обвинение позабавило его.

— Да, я в них разбираюсь, — согласился Дункан, — потому что сам был негодяем, но давно исправился.

— Я весьма в этом сомневаюсь.

Но Дункан был не из тех, кто легко сдается. Ему нравился сам процесс борьбы. А победа в ней была для него всего лишь приятным довеском.

— Ну так проверьте меня, — предложил он.

Ее глаза осуждающе сузились.

— Прошлой ночью я вас, сама того не желая, уже проверила.

— Одна ошибка еще не делает человека негодяем.

В его взгляде было нечто, затрагивавшее ту часть ее души, о существовании которой она до сих пор и не подозревала. Недовольная этим открытием, Бет, вздохнув, покачала головой:

— Вы можете подумать, что я сошла с ума…

— Но… — поспешно подхватил Дункан, понимая, что он уже почти победил.

Бет чувствовала, что лучше держаться от него подальше, и отошла от кровати.

— Поскольку у меня, как вы сказали, нет выбора, я вынуждена принять ваше предложение. Только спутник мне не нужен. Он может вернуться назад вместе с каретой, как только мы с Сильвией сядем на корабль.

Подойдя к Дункану, Бет вложила свою руку в его руку.

— Ну как, договорились? Мы заключили сделку, не правда ли?

«Очень надеюсь, что я заключила ее не с дьяволом», — добавила она про себя.

Он был удивлен этим дружеским жестом. Женщины, которых он знавал, не пожимали рук. «Должно быть, Америка — очень любопытная страна, — решил Дункан. — Так что неудивительно, что Син-Джин решил туда вернуться».

Обхватив пальцами ее нежную ладонь, Дункан пообещал:

— Вы об этом не пожалеете.

Кто-то, притаившийся в глубине ее души, шепнул ей, что ей уже есть о чем пожалеть. Медленно высвободив руку, Бет заметила, что тепло его ладони продолжало сохраняться на ее ладони. Она пристально посмотрела на молодого человека:

— А вот это мы еще увидим, Дункан.

Да, эта женщина способна ответить ударом на удар. Когда придет время, она его не разочарует. А это время, как он надеялся, наступит скоро.

Помня о боли в плече, Дункан вынужден был ограничиться лишь отрывистым смешком, но даже в этом смехе ей послышалась такая сила, что по спине пробежали мурашки.

— Мне нравится, как вы держитесь, Бет. Вы мужественная женщина.

Если этот человек думает подольститься к ней, надеясь, что она потеряет бдительность, то он сильно заблуждается.

— На вашем месте, я не стала бы проверять это. Вы уже смогли убедиться, что я отнюдь не слабая женщина, еще до того, как мы заключили эту сделку.

«Что ж, у меня есть надежда», — подумал Дункан, откидываясь на подушку. Он был доволен, как кот, сидящий у тарелки со сливками.

Глава 13

Бет обнаружила, что Сэмюель предоставил ей комнату рядом с комнатой Дункана. Джейкоб с радостью отнес туда ее чемодан. Сэмюель заметил, что, если бы этот чемодан нужно было отнести на край света, парень сделал бы это с таким же удовольствием.

Бет медленно прошлась по комнате, желая определить, соответствует она ее вкусу или нет. Эта комната оказалась меньше комнаты Дункана, но была лучше обставлена. В помещении, которое занимал молодой человек, мебели было мало и выглядела она очень громоздкой. Создавалось впечатление, что предназначена она была совсем для другого человека. Комнату Бет, напротив, заполняло множество вещей, и от этого девушка почувствовала себя неуютно. На нее давили и гобелены на стенах, и тяжелые шторы на окнах. А портреты чьих-то предков, давным-давно переселившихся в мир иной, мрачно наблюдали за тем, как она ходит из угла в угол.

В убранстве комнаты преобладал — и в этом чувствовался дурной вкус — ярко-алый цвет; казалось, будто тот, кто подбирал обивку мебели, гобелены и драпировки, боялся, что, если цвета приглушить, его старания никто не оценит. Сэмюель, приведя Бет в комнату, сообщил ей, что раньше она принадлежала графине Шалотт, вдове покойного графа.

«Мне придется спать на кровати, в которой когда-то нежилась убийца», — подумала Бет. И ее пробрала дрожь. Хотя она прекрасно знала, что в мире много зла (знала больше, чем ее мать и другие женщины их семьи), но так и не могла понять, почему один человек намеренно причиняет зло другому, может даже убить ближнего из-за денег или косого взгляда, почему женщина вместо того, чтобы просто уйти от мужа, если она не хочет с ним жить, предпочитает отравить его. Или почему соотечественники начинают воевать друг с другом только потому, что они по-разному смотрят на один и тот же вопрос или обладают разными правами. Это казалось ей бессмысленным.

Сопение, послышавшееся прямо за ее спиной, рассыпало ее мысли, как зерна кукурузы, которые бросают цыплятам на лужайке перед амбаром. Повернувшись, Бет увидела, как Джейкоб и Хэнк пытаются втащить в комнату громоздкую продолговатую лохань.

— Осторожней, ребята, — приказал им Сэмюель. — Если вы уроните лохань, на ней останется вмятина, и я уверен, Дункан рассердится на вас.

— Не ворчи, старик! — пробормотал Хэнк. — Ты только командуешь, а мы надрываемся. Какая же она тяжелая, эта штуковина!

Сэмюель бросил на него мрачный, осуждающий взгляд.

— Если ты больше будешь работать руками, а не языком, то она тебе не покажется тяжелой, как какой-нибудь смазливенькой девчонке. Не обижайтесь, мисс, — поспешил извиниться Сэмюель, искоса взглянув на Бет.

— А я и не обижаюсь, — ответила Бет, приблизившись к Сэмюелю. — Что все это значит?

Тяжело дыша, Джейкоб и Хэнк поставили лохань в середине комнаты. Сэмюель, нетерпеливо махнув рукой, указал им на выход.

— Да, непросто было ее сюда втащить, — заметил он. — Правда, еще не все готово.

Бет нахмурилась, рассматривая этот металлический чан. Она была ошеломлена.

— Что это?

Сэмюель удивленно взглянул на нее. Наверняка там, откуда приехала эта девушка, имеются лохани для мытья, как же иначе?

— Как что? Лохань, чтобы мыться, сударыня, — ответил он.

— Да, я знаю, для чего существуют лохани. Но я ведь не просила ее приносить.

Сэмюель улыбнулся:

— Дункан полагает, что вам, должно быть, хочется освежиться после дороги и той долгой ночи, которую вы провели, ухаживая за ним.

«Что ж, это весьма любезно с его стороны, — подумала Бет. — Вот уж не подумала бы, что он может быть таким заботливым».

Пока девушка выясняла, кто распорядился доставить сюда лохань, в комнату один за другим входили люди. Каждый нес чайник или кастрюлю с водой. Пар поднимался над каждым из сосудов. Бет вопросительно взглянула на Сэмюеля, а тот продолжал командовать:

— Эй, вы, лейте воду в лохань! — Он потряс предостерегающе своим костлявым пальцем перед носом Томми. — Да смотри, не пролей ни капли.

Когда лохань была наполнена почти до краев, Сэмюель, отступив к двери, крикнул вниз:

— А ну, поторапливайтесь, несите мыло и чистое полотенце, а то вода остынет.

Бет ужасно хотелось поскорее раздеться и погрузиться в воду, но тут ей в голову пришла мысль, которая заставила ее нахмуриться.

— Сэмюель, — положив руку ему на плечо, сказала девушка. — Скажите, это комната прежней графини, не правда ли?

— Да, мисс, я уже вам говорил об этом.

— А она, случайно, не сообщается с комнатой рядом? С комнатой графа? — Бет не могла заставить себя назвать ее комнатой Дункана. Нет, она не увидела здесь двери, которая вела бы в другое помещение, но в старых замках бывают секретные ходы, по которым любовники могут глухой ночью ходить друг к другу на свидания.

Сэмюель решительно покачал головой.

— Нет-нет, сударыня. Я слышал, графиня была мегерой. Красивой, но ее красота оказалась смертельной. — Наклонив голову, Сэмюель понизил голос: — Она сделала немало зла. — И, посерьезнев, добавил: — У нее были любовники, вот и пошли такие слухи.

Об этом рассказывали в городе. Хозяин тамошней пивной с гордостью причислял себя к когорте любовников графини, но на этот счет у Сэмюеля были сомнения. Ни у одной женщины не могло быть столько любовников, сколько приписывали графине, хотя неплохо было бы проверить это.

— Такая женщина не позволила бы, чтобы ее комната сообщалась с комнатой ее бедного мужа-рогоносца, — убежденно сказал Сэмюель.

Да, это похоже на правду. И все-таки муж женщины, которая славилась своими похождениями, мог придумать какой-нибудь способ, чтобы убедиться в ее измене. Что, если комнаты все-таки сообщаются?

Бет прикусила губу, понимая, что Сэмюель мог бы обидеться за Дункана.

— А нет ли здесь случайно… — девушка грациозно качнула головой, — дырок от сучков?

Сэмюель решил, что понял, чего хочет Бет: ей охота узнать, нельзя ли тайком подсмотреть за Дунканом.

— То есть вы надеетесь, что… — пробормотал он и, увидев, как лицо ее исказилось от ужаса, тут же принялся горячо уверять девушку: — Нет-нет, сударыня. Никто не сможет подглядеть, не беспокойтесь! — Сэмюель прижал руку к сердцу. — Разве что, птичка… — И он жестом указал на полуоткрытое окно. — Хотя в такую погоду птицы смирно сидят по своим гнездам. Так что здесь вы будете в полной безопасности. Я могу поклясться в этом могилой моей матери. Кроме того, я поставлю сторожа у ваших дверей, чтобы сюда никто не мог войти случайно. — Старик подмигнул Бет. — Или нарочно.

Она была милой девушкой, и Сэмюель искренне хотел хорошенько о ней позаботиться. Конечно, в доме могут найтись люди, которые под любым предлогом попытаются заглянуть в комнату, чтобы хотя бы мельком взглянуть на ее привлекательные формы. Если бы он сам был помоложе, то обязательно прибег бы к подобной уловке. Ну а теперь его интересовала более пышная фигура другой дамы. Мужчине приятно, если есть за что подержаться. И Сэмюель улыбнулся, представив себе Сильвию. А Бет облегченно вздохнула:

— Я вам чрезвычайно признательна, Сэмюель.

Старик расплылся в улыбке:

— Я рад, что мог хоть чем-то услужить вам, сударыня. — Своим тупым, коротким пальцем Сэмюель поманил к себе Джейкоба. Молодой человек слонялся по комнате, пытаясь найти предлог, чтобы задержаться здесь еще немного. — Иди-ка вон, Джейкоб. Ты будешь стоять около двери этой леди столько, сколько ей понадобится.

Джейкоб выпрямил плечи, как солдат, встающий по стойке «смирно». На его глуповатом лице было написано удовольствие от того, что выбрали именно его.

Бет подумала, что это немного похоже на то, как если бы лису поставили сторожить курятник. И, наклонившись к Сэмюелю, понизив голос, спросила:

— А он не?..

Ей можно было и не заканчивать свой вопрос. Сэмюель все понял и торжественно покачал головой.

— Он знает, что тогда ему тут же выколют глаза…

— Благодарю вас, — снова улыбнулась девушка. На что Сэмюель, церемонно поклонившись, ответил:

— Вы должны благодарить Дункана, а не меня, мисс. Пока вы здесь, вы находитесь под его покровительством.

«Да, конечно, — подумала она. — Но что или кто может надежно защитить меня от Дункана?»

Сэмюелю было приятно, что он завоевал доверие Бет. Она сделала доброе дело для Дункана, и он был ей благодарен. Он снова хлопнул в ладоши, подав знак, чтобы все вышли из комнаты, и сам тоже, пятясь, вышел вон.

Оставшись наконец одна, девушка бросилась к двери и заперла ее, попробовав, достаточно ли она прочна. Замок был надежным. Но для того, чтобы окончательно освободиться от сомнений, и для того, чтобы предостеречь Джейкоба от совершения какого-нибудь поступка, о котором потом они оба стали бы сожалеть, Бет, притащив тяжелый стул, вплотную приставила его к двери.

Сделав это, девушка медленно обвела помещение внимательным взглядом. Подойдя к стене, отделявшей ее комнату от комнаты Дункана, она, отодвинув гобелены, провела по стене своими тонкими, длинными пальцами, но не обнаружила никаких подозрительных щелей или дырочек.

Похоже, она и в самом деле была защищена от нескромных взоров.

Пока Бет обследовала стену, вода немного остыла, но зато ее сердце совершенно успокоилось.

Быстро, чтобы больше не терять времени, девушка сбросила одежду и с наслаждением погрузилась в лохань.

Снаружи, стоя у дверей, как ему и велел Сэмюель, Джейкоб улыбнулся про себя. Ему очень хотелось быть посмелее. Тогда он отважился бы приоткрыть дверь, чтобы украдкой бросить взгляд на эту женщину. Конечно, Дункан не выколол бы ему за это глаза, как сказал Сэмюель, но хорошую взбучку задал бы непременно. Дункан не выносил, когда человек нарушал данное им слово. Джейкобу очень не хотелось вызвать неудовольствие Дункана, которого боготворил, поэтому он вздохнул и остался спокойно стоять на месте, выполняя роль верного и неподкупного стража.

А в соседней комнате Дункан, потягиваясь в постели, улыбался про себя. Отсюда ему было слышно, как вздохнула Бет. Окна обеих комнат были открыты, хотя и шел дождь, поэтому он услышал чувственный вздох, сорвавшийся с ее губ. Когда-нибудь — он надеялся, что этот миг наступит скоро, — она будет так вздыхать под ним страстно выкрикивая его имя, перед тем как они сольются в одно целое. Его кровь загорелась от предчувствия наслаждения.

А пока, сказал себе Дункан, он должен вести себя как радушный хозяин и истинный джентльмен. И не более того.

«Охота началась», — подумал он, улыбаясь.

Глава 14

Дункану была противна сама мысль о собственной слабости. Даже и временной. Пока Бет мылась в соседней комнате, он встал с постели. Оказалось, что сил у него осталось еще меньше, чем он предполагал. Обхватив потной рукой столбик кровати, он попытался сделать несколько шагов, но у него закружилась голова, как у юноши, впервые в жизни хлебнувшего эля. Скрежеща стиснутыми зубами и обливаясь потом, Дункан заставил себя сделать несколько шагов вокруг кровати, но вскоре ноги у него подкосились. Глубоко вздохнув, он опять повалился на подушки, стараясь не задеть раненое плечо. Черт побери! Он чувствовал себя несчастным инвалидом.

— Проклятие! — выругался он вслух.

Хотя здесь, в Шалотте, Дункан был за главного (впрочем, среди своих людей он всегда был главным), призрак прошлых лет вновь предстал перед ним и начал его преследовать. Тех лет, когда Дункан был ребенком и любой мерзавец дворянских кровей мог безнаказанно измываться над ним, если ему того хотелось. Как захотелось человеку, от семени которого Дункан и появился на свет. Та ночь — так рассказывала его мать — была полна боли и унижения.

Само воспоминание о человеке, давшем ему жизнь, заставляло Дункана сжимать и разжимать прижатую к боку руку: он едва сдерживал ярость. И тот факт, что этот человек уже заплатил, дорого заплатил за свою жестокость, не смог успокоить Дункана. Так называемый отец заплатил за это дважды — тогда и потом — заплатил обесчещенной им женщине, матери Дункана.

«Не нужно об этом думать!» — убеждал себя Дункан. Все это осталось в прошлом. Он вырос сильным и смелым. И скоро к нему вернется прежняя сила.

— Будь он проклят — этот подонок Дорчестер, — задыхаясь от негодования пробормотал Дункан, когда его колени внезапно подогнулись. Если бы он не держался за спинку кровати, то наверняка рухнул бы на пол.

Дункан опустился на кровать и в этот момент увидел Бет. Какое блаженство смотреть на нее! Девушка опять переоделась, и теперь была в светло-розовом платье. Розовом, как ее постоянно вспыхивающие щеки.

— А вы всегда входите в комнату мужчины без предупреждения? Если да, то вы можете увидеть гораздо больше того, что рассчитывали увидеть. — Его глаза осветились улыбкой. — Если, конечно, вы действительно не рассчитывали увидеть того, что можете увидеть.

— Вижу, ранение не притупило остроту вашего языка. — Расправив платье, Бет села на стоявший около кровати стул. — А что касается вашего замечания, то я постучалась.

— А я не слышал. — Дункан действительно не слышал ее легкого стука, ибо был занят своими грустными мыслями и бранил себя за охватившую его слабость.

— Это не удивительно, — улыбнулась Бет. — Вы так громко ворчали, что не услышали бы даже и трубы архангела Гавриила.

Дункан пожал плечами, решив пропустить ее замечание мимо ушей. Надо же, а он и не заметил, что разговаривал сам с собой.

Когда Бет вошла в комнату, ее удивило гневное выражение лица Дункана, и она спросила с любопытством:

— А кто такой Дорчестер?

Но Дункан не хотел, чтобы она вмешивалась в его дела.

— Не тот, о ком вам захотелось бы услышать.

Бет поразил его сухой, неприязненный тон. Она терпеть не могла, когда с ней так говорили. А он продолжал:

— Вы от меня многое скрываете, почему я должен быть с вами откровенен?

Лицо девушки потемнело: он такой же, как все мужчины. Только отец ее понимал и был с ней искренним до конца.

Дункан решил перевести разговор с неприятной для него темы на другую, куда более приятную:

— Вы выглядите посвежевшей и как нельзя лучше украшаете собой эту комнату.

Бет решила скрыть свой гнев. Какое ей дело — откровенен он с ней или нет. Они чужие друг другу и скоро расстанутся.

— Я пришла затем, чтобы поблагодарить вас за вашу заботу. Это было так неожиданно, — проговорила Бет, прохаживаясь по комнате.

Дункан следил за ней взглядом. Девушка была сама поэзия, воплотившаяся в стройном, соблазнительном теле.

— Я умею быть любезным, — голос был нежным, вкрадчивым. — И вы еще не раз убедитесь в этом.

Почему только от одного его взгляда у нее пересохло во рту, а тело охватила странная дрожь?

— Но для этого потребуется время, а у меня его нет, — ответила Бет и подошла к окну. — Я скоро уеду. Не может же этот дождь идти бесконечно.

Дункан громко и с наслаждением рассмеялся. А ведь еще совсем недавно смех причинял ему боль.

— Англия — страна неожиданностей.

Бет взглянула на него через плечо:

— Это англичане ведут себя неожиданно.

— Когда это? — спросил Дункан, откинувшись на гору подушек.

Девушка села рядом с ним на стул и серьезно сказала:

— Еще совсем недавно… Так почему вы решили вдруг мне помочь?

Ему хотелось погладить ее по лицу, приникнуть к ее губам, прижаться к ней всем телом.

— Я не вел с вами никакой войны, Бет. — Самоуверенная усмешка скользнула по его губам, когда он вспомнил, какими были прошлые годы. — Войны придумали старики, которые хотят поживиться. В душе Бет не согласилась с ним: в Америке люди начинали революцию не ради наживы. Она гордилась тем, что родилась в стране, завоевавшей особое место в истории. Поэтому ответила с вызовом:

— Мы сражались не ради наживы, ради принципов.

«Мы сражались».Она и в самом деле была редкостной женщиной. Таких он еще не знал.

— Я вижу, что эти принципы вам небезразличны. Но вы слишком молоды для того, чтобы помнить, как это было, — проговорил Дункан.

«Он не намного старше меня, — подумала Бет. — А говорит как умудренный жизнью человек, который считает, что я — всего-навсего неопытная девчонка».

— Что такое свобода, может понять всякий. Даже тот, кто очень молод, — ответила девушка.

Ее ответ так обрадовал Дункана, что он сам этому удивился.

— Мы с вами думаем одинаково. Мне не очень-то симпатичны те, кто хочет, чтобы другие были у них в подчинении. — По недоверчивому выражению лица Бет Дункан понял, что ей нужны доказательства, и он продолжил: — Я англичанин лишь по рождению, по нелепой случайности. Но по духу я не англичанин. Я не хотел бы им быть. Я верен моим людям: только им я и служу. — Дункан снова вспомнил о своем прошлом, и глаза его сузились. — Я сам выбрал тех, кому считаю нужным служить. Не люблю аристократов, — последнее слово он произнес с отвращением, и это очень смутило Бет.

— Странно слышать такое от человека, который владеет всем этим. — Девушка обвела рукой комнату, а потом подозрительно взглянула на Дункана. — Или вы все это украли?

— Не угадали.

Бет смутилась еще больше, а Дункан, наблюдая за ней, едва сдерживал смех:

— Я всего лишь присматриваю за этой усадьбой и поместьем. Вместо джентльмена, который живет сейчас в колониях. То есть в Штатах, — поправился он. — Надеюсь, что нас сейчас не слышит английский король. Владелец этого замка — теперешний граф Шалотт, а не я.

— Син-Джин? — изумленно произнесла Бет, и глаза ее расширились. Неужели они оба имеют в виду одного и того же человека?

— Да. Но вы произнесли это имя так, словно знакомы с этим человеком, — удивился Дункан.

— Да, знакома, — поспешно ответила Бет, ошеломленная этим совпадением. Теперь-то она начинала понимать, что судьба — это очень странная вещь. — Он наш сосед.

От удовольствия Дункан широко улыбнулся.

— Ну, значит, и мы с вами можем считаться соседями. — И он поймал ее руку. — Прекрасное совпадение, не правда ли?

Она выдернула руку, чтобы не позволить его пальцам вновь сжать ее ладонь, заставив ее сердце бешено биться, и строго сказала:

— Однако не стоит придавать этому чрезмерное значение.

От души расхохотавшись, Дункан заметил:

— Как вам угодно.

Бет снова украдкой взглянула на него. Его глаза были цвета моря, в любви к которому он клялся, а волосы падали на широкие плечи золотистым флагом. И он все еще был без рубашки — обстоятельство, которое самым плачевным образом сказывалось и на ее выдержке, и на ее нервах.

— Мне угодно услышать от вас, кто же вы на самом деле, — проговорила Бет. Она успокоилась бы, услышав хотя бы часть правды.

Этот вопрос застал Дункана врасплох, по его коже пробежали мурашки.

— А зачем вам это знать?

— Я у вас в гостях, и моя безопасность зависит от вас. — Бет встала. — Вот я и хотела бы знать, что представляет собою тот человек, от которого в данное время зависит моя безопасность.

— Что ж, вы правильно рассуждаете. — Однако рассказывать о себе ему совсем не хотелось. Он попытался было начать разговор о другом, но Бет продолжала стоять на своем.

— Я жду.

Дункан восхищенно воскликнул:

— Если бы у моей матери было столько пыла и упорства! — Его мать была женщиной с милым, простодушным лицом, очень добрая, но совершенно безвольная. — Тогда, может быть, у меня был бы другой отец, а не тот, который меня зачал. — Последнюю фразу он произнес скорее для самого себя, чем для Бет.

— Его звали Дорчестер? — спросила она и, увидев, что глаза его снова потемнели, поняла, что попала в точку.

Дункан мрачно кивнул:

— Да, покойный граф Дорчестер.

В том, как он это сказал, было нечто такое, от чего Бет стало не по себе.

— Он умер? — тихо спросила она.

— Да, от моей руки. — Даже сейчас, прикрыв глаза, Дункан видел эту картину во всех подробностях.

— Вы убили своего отца?!

Дункан не смог бы солгать даже ради того, чтобы завоевать это прелестное создание.

— Да, нечаянно, хотя, признаться, мысленно я тысячу раз думал, как убить этого негодяя. Но в тот вечер я пришел к нему только для того, чтобы поговорить. Мне нужно было узнать, какая именно часть его состояния причиталась мне — за то, что он сделал с моей матерью. — Дункан заметил ужас в глазах Бет и решил ничего не скрывать от нее. — Дорчестер изнасиловал мою мать. Она была дочерью конюха. И он взял ее прямо там, в конюшне. Без любви, без ласки и даже без единого нежного слова. Он взял ее по праву хозяина, господина. — Молодому человеку было трудно говорить об этом, но он все-таки закончил: — И это сломило ее навсегда.

Дункан никогда не видел мать другой — только печальной. Она любила своего сына, но у нее не оставалось сил для ребенка, так что она мало чему смогла его научить.

— Когда она умерла, — продолжил он, — мне было двенадцать лет. Через час после похорон Дорчестер выкинул меня из усадьбы, и мне пришлось учиться жизни на лондонских улицах. — Его губы скривились от горечи, когда он вспомнил об этом. — У графа были жена и двое бездельников-сыновей. И ему совсем не хотелось заботиться о внебрачном сыне.

Бет мысленно пожалела мальчика-сироту, потерявшего мать. Ведь ее собственная жизнь, хоть и изобиловала тревогами и испытаниями, всегда была полна любви. Она не прожила и дня без ласки и заботы близких ей людей.

— Меня подобрал Сэмюель, — вспоминая об этом, Дункан улыбнулся. — Тогда-то старик производил внушительное впечатление. Он взял меня к себе и обучил своему ремеслу. Не очень благородному ремеслу. — Улыбка снова тронула его губы. — Хотя это ремесло и позволило мне довольно долго продержаться, пока я не вернулся к своим корням.

Бет затаила дыхание, хотя и знала, чем все это кончилось.

— И что же произошло?

— Мне было восемнадцать, когда я предъявил Дорчестеру мои требования. Я был молод, зол и, может быть, немного наивен. В этом была виновата моя мать. Она всегда надеялась, что в конце концов отец обо мне позаботится. Она так и умерла, надеясь. Но ждать благодеяний от этого человека всю жизнь я не собирался. Однако Дорчестер и тогда, как и шесть лет назад, не захотел меня выслушать. Он просто начал мне угрожать. А когда это не сработало, попытался ударить меня кинжалом. Защищаясь, я толкнул его, и он упал на кинжал. — Взглянув в окно, Дункан вздохнул. Теперь ему казалось, что все это произошло с кем-то другим и в какой-то другой жизни. — В тот вечер я бежал и ушел в море. За мою голову была назначена награда. С собой я взял Сэмюеля и всех моих товарищей, и мы начали заниматься другим ремеслом.

Дункан снова взглянул на девушку. Бет выслушала его исповедь в молчании. По ее лицу было видно, что она его не осуждает.

— Ну вот, теперь история моей жизни вам известна. Не собираетесь ли вы растоптать меня своими изящными ножками?

Неужели он ждет от нее именно этого? Или какая-нибудь другая женщина уже выказывала ему свое презрение только потому, что он был незаконнорожденным?

— Нет, не собираюсь. — Улыбка коснулась ее губ. — Ну, а как же капер, морской бродяга, смог поселиться в этом имении?

Дункана удивило, как спокойно она восприняла его историю. Так, словно в ней не было ничего страшного и тягостного.

— Я спас жену Син-Джина, хотя в то время они еще не были женаты. Так возник долг, который он пожелал оплатить. Я очень верю в воздаяние. — Дункан глубоко вздохнул, думая о том, что свой долг Сэмюелю он вернул только в самой малой мере, и, вновь уйдя в воспоминания о прошлом, продолжил: — Син-Джин и Рэчел решили жить в Америке, а за усадьбой нужно было присматривать. И он поручил это мне. Так что теперь я и мои люди больше не занимаемся морским грабежом, мы уже исправились.

Он протянул руку и взял один из локонов девушки, выбившийся из прически. Наматывая его на палец, Дункан играл с ним, не отрывая взора от Бет.

— Ну как, я удовлетворил ваше любопытство, Бет?

— Да, — солгала она, чувствуя, что у нее снова занялось дыхание.

В том, что касалось его происхождения, он удовлетворил ее любопытство, но она не могла понять, почему этот человек так волнует ее и почему один лишь его взгляд, одно только прикосновение поднимает бурю в ее душе. Но Бет знала, что это невозможно объяснить, и решила больше не задавать себе вопросов, на которые не могла найти ответа.

— Мне надо повидаться с Сильвией. Я сегодня ее еще не видела, — девушка внезапно поднялась со стула.

— Сэмюель сказал, что о ней хорошо позаботились, — крикнул Дункан ей вслед.

— Именно поэтому я о ней и беспокоюсь, — бросила Бет через плечо и поспешно удалилась.

Глава 15

Но куда же могла деться Сильвия? Бет было сейчас так необходимо взглянуть в ее родное лицо. Но компаньонка вела себя очень странно, сидела где-то как мышка и до сих пор не удосужилась повидаться со своей подопечной. Может быть, с ней что-нибудь случилось? Чтобы разрешить свои сомнения, Бет начала всюду искать Сильвию и встретила Джейкоба. Увидев ее, юноша просиял.

— Вам что-нибудь угодно, мисс? — спросил он. Парень был рад ее любому, даже мимолетному взгляду и горячо желал хотя бы в малой мере заслужить ее симпатию и уважение.

— Скажите, вы не видели Сильвию? — спросила Бет.

Джейкоб смотрел на нее не понимая. Это имя ничего ему не говорило.

— Это та дама, вместе с которой мы приехали сюда вчера ночью, — быстро проговорила Бет.

Джейкоб наконец-то понял.

— А, так вы имеете в виду ту женщину, которая влюбилась в Сэмюеля?

Бет ошеломленно заморгала:

— Влюбилась?!

Она не могла представить себе, чтобы Сильвия сумела оторвать глаза от пола и поднять их достаточно высоко для того, чтобы взглянуть на какого-нибудь мужчину. Эта дама всегда держалась строго и берегла свою особу. А свою девственность она оберегала так, словно эта девственность была святым Граалем. Сама мысль о том, что между нею и каким-нибудь мужчиной может быть что-то общее, приводила ее в ужас. Она робела даже в присутствии Филиппа Больё, хотя, по мнению Бет, все знали, что более благожелательного, более мягкого человека не было в целом свете.

Бет была уверена, что юноша ошибся, перепутав Сильвию с кем-то другим. Но нет, похоже, Джейкоб знал, о ком она говорит.

— Ну да, сударыня: они подходят друг к другу, как две горошины из одного стручка. — Сообразив, что сболтнул лишнее Джейкоб внезапно замолчал. Его толстые губы сомкнулись со звучным шлепком, как только что постиранные простыни, сохнущие на апрельском ветру.

Бет, совершенно сбитая с толку, уставилась на Джейкоба.

— Что вы имеете в виду, говоря об одном стручке?

Джейкоб уставился в пол, он выглядел виноватым, как карманник, которого застигли на месте преступления.

— Я ничего не имею в виду, — промямлил он. — Сэмюель всегда говорит, что я болтаю много лишнего. — Он хотел ретироваться, не дожидаясь, пока Бет задаст ему еще какой-нибудь вопрос. В конце концов, все, что происходит с Сильвией и Сэмюелем, не его дело.

Бет скорее поверила бы тому, что правительство предоставило женщинам избирательное право, чем тому, что у ее компаньонки появился мужчина. Девушка положила руку на плечо Джейкоба и спросила ласковым голосом:

— Скажите, они живут в одной комнате?

Юноша просто разрывался между желанием рассказать обожаемой им женщине то, что она хотела знать, и необходимостью сохранять тайну. Преданность Сэмюелю взяла верх над желанием угодить Бет, и юноша ответил уклончиво:

— Лучше бы вам, мисс, спросить об этом саму леди.

Бет была разочарована, но, сдержавшись, ответила:

— Пожалуй, именно так я и сделаю. Но где же Сильвия?

По ее тону можно было предположить, что она уже начинает терять терпение. Неужели в этой забытой Богом глухомани никто не умеет отвечать прямо на поставленный вопрос?

— Наверняка, вместе с Сэмюелем. Когда я видел их в последний раз, они шли в оружейный зал, — понуро, как на допросе, ответил Джейкоб.

«Здесь, определенно, происходят странные вещи: Сильвия, которая падала в обморок от одного пистолетного выстрела, направилась в оружейный зал! Очевидно, мир действительно перевернулся!» — подумала Бет и спросила:

— Где находится этот зал?

— Пойдемте, я покажу вам, — предложил юноша, которому не хотелось расставаться с Бет. Громко стуча сапогами, он повел ее по коридору и вскоре указал на открытую дверь: — Вот здесь.

Бет заглянула внутрь помещения и увидела Сэмюеля и Сильвию, прижавшихся друг к другу: седая голова Сэмюеля прислонилась к темной, с чуть заметной проседью, головке ее компаньонки. Склонившись над палашами, они шептались друг с другом как два подростка, внезапно обнаруживших, что тела их уже готовы для того, чтобы воспроизводить потомство.

Несколько секунд Бет ошеломленно наблюдала эту картину; девушка стояла молча, и они ее не замечали. Когда Бет наконец переступила порог комнаты, она заметила, что Джейкоб остался снаружи. «По всей видимости, его рыцарство не распространяется столь далеко, чтобы попасть в немилость к Сэмюелю», — мимоходом подумала девушка. Но сейчас этот молодой человек ее не интересовал. Ей нужна была Сильвия. Желательно, чтобы они поскорее сели в карету и отправились в Дувр. Бет собиралась обсудить с компаньонкой предстоящее путешествие.

— Ах, это ты! — хихикнула Сильвия, увидев Бет. Она кокетничала, как девчонка. — Как ты меня напугала! — И она отскочила от Сэмюеля.

— А ты — меня, — невозмутимо ответила Бет.

Покраснев, Сильвия уставилась в пол: ее молчание было красноречивее слов, которые она могла бы произнести.

«Неужели такое и в самом деле возможно? — подумала Бет. — Я не узнаю ее».

Сэмюель поспешно шагнул вперед, загородив собой Сильвию.

— Во всем виноват я один, мисс, — смиренно проговорил он.

— В чем именно? — поинтересовалась Бет. Ей хотелось докопаться до истины.

Оглянувшись, Сэмюель ободряюще улыбнулся своей даме. Прошлой ночью она преподнесла ему сюрприз — из тех, что нечасто выпадают в его-то годы… Сюрприз, который он оценил по достоинству. Он снова обернулся к Бет.

— В том, конечно, что все это время держал ее вдали от вас. — Говоря это, старик глядел на Бет невинно, как новорожденный младенец. — Я показывал нашей гостье дом. — Широкая улыбка расплылась по его недавно выбритым щекам. — В Шалотте так много интересного…

Бет взглянула на Сильвию. Она стояла понурившись, ожидая услышать от Бет слова осуждения.

«Видно, старый проходимец по-настоящему покорил ее, — подумала девушка и почувствовала, как ее губы невольно растягиваются в улыбке. — И кто бы мог подумать?»

— Позвольте мне поговорить с ней, Сэмюель.

— Конечно, конечно, — взмахнув рукой и церемонно поклонившись, он отступил назад, затем повернулся спиной к женщинам, делая вид, будто изучает пару зачехленных пистолетов, которые висели на стене: это был подарок короля четвертому графу Шалотту.

Бет скрестила на груди руки. Она смотрела на свою компаньонку уже не так сурово, и Сильвия нерешительно ей улыбнулась. Глядя на них со стороны, можно было подумать, будто они поменялись ролями и теперь девушке предстояло присматривать за своей спутницей.

— Как дела? — приветливо спросила Бет.

Почтенная дама искоса взглянула на Сэмюеля и, блаженно вздохнув, ответила:

— Великолепно!

— Ты рассматриваешь оружие? — лукаво улыбнулась Бет. — Но ведь ты так его ненавидишь!

Сильвия встрепенулась, словно ребенок, которого уличили во лжи.

— Ум человека должен быть всегда открыт для новых познаний, Бет. Я всегда тебе говорила об этом.

— Но ты мне внушала, что образование женщины должно ограничиваться садоводством, рукоделием и чтением стихов, — возразила Бет.

С упрямством, прежде ей совершенно не свойственным, Сильвия продолжала настаивать:

— Оружие намного интереснее.

Бет взглянула на Сильвию с пониманием и понизила голос, чтобы Сэмюель не смог подслушать:

— Ты имеешь в виду не оружие, а Сэмюеля, не правда ли?

К крайнему удивлению Бет, почтенная дама расхохоталась, как девочка. На ее лице не появилось даже намека на краску стыда. На нем было написано одно лишь удовольствие.

— Да, и его тоже.

— Сильвия, что с тобой случилось?

В ответ Сильвия, сцепив пальцы, глубоко вздохнула:

— Я думаю, это любовь.

Бет в изумлении уставилась на свою компаньонку и долго не могла вымолвить ни слова. Потом наконец выговорила:

— Любовь? — Ее глаза сузились.

И Сильвия без тени сомнения ответила:

— Да.

Наверное, она сошла с ума? Может, съела или выпила что-то, от чего у нее помутился рассудок?

— За один день? — удивилась Бет. В ее голосе не было ни насмешки, ни презрения.

— Но ведь Ромео и Джульетта влюбились друг в друга с первого взгляда! — продолжала настаивать Сильвия, несколько раздраженная тем, что ее не понимают.

Нет, она определенно заболела. Или разыгрывает ее. Начиталась книг и теперь вошла в роль романтической влюбленной. Бет вздохнула и решила, что сейчас спорить с Сильвией бесполезно. Помешательство должно пройти.

— Когда дожди прекратятся, мы поедем в Дувр. Я обо всем договорилась, — заявила Бет решительным тоном. — Ты же не хочешь, чтобы я оставила тебя здесь?

Сильвия повернулась к мушкетам, висевшим на стене, ибо смотреть в лицо Бет больше не могла, и заявила столь же решительно:

— Почему же нет? Я могу остаться здесь до твоего возвращения.

Бет не верила своим ушам. Она открыла рот и закрыла его снова. Было бы лицемерием напоминать компаньонке о ее долге, о том, что мать поручила ей заботиться о дочери, ведь с самого начала было ясно, что это Бет придется защищать Сильвию.

— Ты увлечена нм так сильно?

Сильвия вспомнила о прошлой ночи, о том удовольствии, которое она испытала в объятиях Сэмюеля. И о страсти. Это было то, о чем она могла только мечтать. То, что, как она всегда думала, уже прошло мимо нее на все укорачивающейся дороге к старости.

— Да, конечно, — ответила она.

Так ничего и не поняв, Бет только покачала головой.

— Тогда я желаю тебе всего хорошего, хотя я и в самом деле считаю, что было бы безумием оставаться здесь.

«Наверное, это из-за дождя», — подумала Бет. Это он спутал их планы, и они оказались в этом доме, как в ловушке, ожидая, когда кончится бесконечное ненастье. Да, но почему все это произошло в течение всего лишь одной ночи?

— Ты мне еще что-то хочешь сказать? — спросила Сильвия, которой не терпелось вернуться к Сэмюелю.

— Нет, — покачала головой Бет. — Мы с тобой поговорим потом. — Стоило ей произнести эти слова, как Сильвия вновь бросилась к Сэмюелю. И тотчас забыла обо всем на свете.

А Бет думала о том, что ей нужно как можно скорее добраться до Парижа. С Сильвией или без нее, все равно. Хотя путешествовать без компаньонки ей будет даже легче. Эта дама, по крайней мере, избежит новых волнений и страхов, а Бет не придется без конца утешать и успокаивать ее.

Когда Бет выходила из комнаты, за ее спиной послышался счастливый смех влюбленной пары, которая без помех наслаждалась обществом друг друга.

Червячок зависти зашевелился в сердце Бет, когда она прикрыла за собой дверь.

Глава 16

Дожди продолжались еще два дня и две ночи. В течение этого времени все обитатели усадьбы считали своей обязанностью следить, чтобы Бет не скучала и не оставалась без развлечений. Лучшим временем суток были вечера, когда, окончив работу, все собирались вместе. Даже когда Дункана не было рядом, Бет не могла пожаловаться на скуку. Разговоры, которые она вела с Хэнком, Сэмюелем или другими людьми, имена которых она уже запомнила, были не только приятны, но и поучительны. Бет уже давно поняла, какие преимущества и удовольствия можно извлечь, если твой ум открыт для множества влияний. Бывшие морские бродяги, с которыми она встречалась за столом во время завтрака, обеда или ужина, оказались весьма интересными собеседниками. То была вовсе не грязная банда воров и головорезов, которыми они ей представлялись сначала. Бет убедилась, что все они стремились честно заработать свой хлеб. Одни трудились в поле, другие ухаживали за скотиной, третьи работали в доме.

Слушая рассказы бывших каперов, девушка поняла, что к Дункану их привело отчаяние. Они готовы были добывать себе пищу и одежду любыми возможными способами — честными или нечестными. Срезать ли кошельки или захватывать чужие корабли в надежде захватить ценный груз — все одно. Но ни одному из них не нравилось слово «вор».

Перемена в судьбе пришлась по вкусу всем бывшим каперам, за исключением самых необузданных. А они, Дункан ясно дал им это понять, могут покинуть этот дом в любой момент. Но уж если они останутся, то обязаны будут зарабатывать себе на жизнь теми способами, которые не противоречат законам королевства. Это было главным условием сделки, заключенной Син-Джином и Дунканом, которое Дункан не намерен был нарушать, пока страсть к путешествиям снова не овладеет им. До сих пор потребности покинуть замок у него не возникало. Его вполне устраивало, что все члены его большой семьи сыты и обихожены: у них имелась крыша над головой и все, что нужно для счастья. Это, как он сказал Бет, была хорошая жизнь.

Ее забавляли не только их рассказы, но и фокусы, та ловкость рук, которая заставляла ее смеяться. Девушка просила, чтобы ей показали, как делается тот или иной фокус.

Положив свои длинные, узкие руки сбоку от тарелки, Дункан наклонился вперед, наблюдая за Бет, пока Хэнк извлекал исчезнувшую монету из ее уха. «Похоже, — подумал Дункан, — Бет нравится здесь». И он снова принялся мечтать о том времени, когда они будут вместе: эта мысль буквально преследовала его, а сердце начинало биться быстрее. Он чувствовал, что к нему возвращаются силы.

Дункану хотелось задержать ее здесь еще на какое-то время. Но вечером дождь наконец кончился, и Бет сказала, что собирается уехать на рассвете. И он не мог удержать ее здесь, ссылаясь на то, что ему нужна ее помощь, так как все видели, что он начал поправляться.

Когда Эми убирала его тарелку, Дункан улыбнулся ей.

— Все было великолепно, как всегда, Эми.

— Ну еще бы — сказала Эми, однако было видно, что его похвала ей приятна.

Дункан встал и направился к Бет. По одну сторону от нее сидел Хэнк, а по другую — Джейкоб, оспаривая друг у друга право на ее внимание. Когда молодой человек протянул ей руку, оба парня отодвинулись.

— Вы не желаете прогуляться со мной? — обольстительно улыбаясь, спросил Дункан.

— Почему бы и нет.

— Если только я умею вынимать монеты из вашего хорошенького ушка, не правда ли?

Бет почувствовала, что он подошел к ней, еще до того, как она увидела его. Как кролик, чующий приближение лисы. Она же не кролик! Она не его добыча, а его ровня.

Бет улыбнулась, но не сразу подала ему руку.

— Если только вы покажете мне, как это делается.

— Вы опять собрались выведать мои тайны?

Бет пожала плечами. Они вышли на террасу. Это была первая ясная ночь после того, как они сюда приехали. Двери были открыты, и звезды заглядывали в дом.

Выйдя наружу, Бет прислонилась к стене террасы и посмотрела вдаль, на поля.

— Это не ваши секреты: их знает каждый фокусник, — заметила она.

Притянув девушку к себе здоровой рукой и взглянув ей прямо в глаза, Дункан сказал:

— Магия доступна всякому, надо только уметь ею пользоваться. — Его дыхание коснулось ее кожи.

— Но я не часть магии. Во мне нет ничего магического, — проговорила Бет.

— Неужели? А по-моему, есть.

Дункан вынул раненую руку из перевязи и, обняв Бет, прижал свои губы к ее губам прежде, чем она успела возразить или оттолкнуть его.

Это и на самом деле было магией, волшебством — чувствовать, как бьется ее пульс и как стремительно, вскачь, убегает от нее рассудок, словно конь, испугавшийся раскатов грома. Волшебством, которое он сотворил в ней самой.

Снаружи все было погружено во мрак, а внутри нее вспыхнули цветные огни.

Раньше Бет и не представляла, что, когда мужчина и женщина остаются наедине и вот так соприкасаются губами, это так восхитительно и ошеломляюще. В легких у нее не было воздуха, словно бы, пробежав длинный путь, она упала без сил в его объятия. Его руки гладили ее спину, Дункан прижимал ее к себе все настойчивее и настойчивее. Бет, слабея, понимала, что с ней происходит что-то необыкновенное: нечто смутное, темное, волнующее переполняло ее, и от этого она испытывала неведомое ей дотоле наслаждение.

Бет почувствовала, как крепнет его желание, когда он все теснее и теснее прижимался к ней. Испугавшись, она в следующую секунду уже торжествовала, ощущая сжигавший его огонь. Теперь в ней самой жило как бы два существа, и, если бы она могла трезво оценить происходившее или хоть что-то понять, ей стало бы стыдно. Но он похитил все ее мысли, самую ее волю одним только горячим, нежным прикосновением своих губ.

Дункан чувствовал, что желание разгорается в нем все сильнее и сильнее. Он покрывал поцелуями ее губы, щеки и пленительную ямочку между ключицами. Он хотел бы, сорвав с нее всю одежду, взять ее прямо здесь — такой, какой он увидел ее в ту ночь в своей комнате. Увидел — и потерял голову.

Но Бет была не из тех, кого можно было без труда обольстить где-нибудь на сеновале. За нее нужно было бороться, ее нужно было завоевывать. Дункан молил Бога только о том, чтобы ожидание не истощило его силы. Он прижимал ее все крепче и крепче, пока не почувствовал, как ее сердце бьется рядом с его. У Дункана ныло плечо, но эта боль была ничем в сравнении с другой болью — болью в его чреслах. Господи, как же он хотел ее!

Возбужденная, испуганная, дрожащая, Бет чувствовала, как его горячие руки ласкают ее тело. Когда кончики его пальцев коснулись ее груди, девушка в страхе отпрянула. Но она боялась не того, что он может взять ее прямо здесь, как какую-нибудь девку, но того, что она может ему это позволить. И не только может, но и хочет.

Упершись руками в его крепкую грудь, Бет проклинала себя за то, что ее руки дрожат. Сердце ее билось так, будто она обежала вокруг всей усадьбы и вернулась обратно.

Девушка немного подождала, пока у нее восстановится дыхание. Взглядом удерживая его на расстоянии, она, к своему удовольствию, заметила, что он так же растерян, как и она сама. Хотя с ним — в отличие от нее — это было явно не в первый раз.

— Сэр, — Бет сглотнула, стараясь, чтобы ее голос звучал тверже. — Вы слишком многое себе позволяете.

Молодой человек провел рукой по ее волосам и подумал, что они похожи на темный мед. Мягкие и мерцающие на свету, они действительно напоминали мед. О, как бы он хотел, чтобы этот мед разлился по его подушке!

— Думаю, дорогая Бет, я позволяю себе лишь то, что позволено, — тихо проговорил Дункан, загораживая тропинку, по которой она могла бы убежать. — Прямо скажу, Бет, я — простой человек, с простыми желаниями. И я очень хочу тебя. Даже отомстить отцу я так сильно не хотел. И никогда не стремился так к другой женщине. Я сделаю все, чтобы ты стала моей.

Бет попыталась было собрать остатки своего достоинства, сметенного его поцелуем. Ведь, целуя ее, он, конечно, не мог не ощутить сжигавшего ее желания, как она ощутила желание, сжигавшее его. И все-таки девушка нашла в себе силы сказать:

— Я не сокровище, которое можно украсть из трюма торгового судна, Дункан.

Он покачал головой:

— Нет, ты дороже всякого сокровища, когда-либо достававшегося мне.

Бет рассмеялась, но этот смех, который должен был бы прозвучать как насмешка, оказался нервным и неестественным. Но она сделала над собой усилие и заметила:

— Пожалуй, с таким языком, как у вас, вас никак не назовешь простым человеком.

Его смех, обволакивая, пробегал по ее коже, как если бы она опять стояла перед ним голая.

— Я могу показать вам, что нужно делать этим языком, — ухмыльнулся Дункан.

Бет не вполне поняла его, но покраснела и подумала: «Интересно, что он имеет в виду? Наверняка, что-нибудь непристойное. Сама виновата — дала ему повод. Почти растаяла от жара его губ. И, что еще хуже, бросилась в его объятия вместо того, чтобы надавать ему по щекам за нанесенное оскорбление. Конечно, он теперь может говорить мне все, что хочет».

— Достаточно, сэр. — Бросив на него вызывающий взгляд, Бет, которая все еще стояла прислонившись спиной к стене, отодвинулась в сторону и сказала: — Дождь кончился.

Дункан медленно кивнул, понимая, к чему она клонит, и спросил:

— Ну и что же?

Бет сжала губы, на которых все еще сохранялся вкус его поцелуя, и сдержала гнев, готовый вновь обрушиться на него.

— Мы договаривались, что вы дадите мне и моей спутнице экипаж и кучера, когда кончится дождь, — напомнила девушка.

Дункан взглянул через плечо на Сильвию, которая все еще сидела за столом на террасе, поглощенная беседой с Сэмюелем. «Этот старый козел ведет себя как молодой барашек», — с нежностью подумал Дункан, обрадованный таким поворотом событий. Каждому мужчине необходимо чувствовать себя полноценным в любом возрасте.

— Думаю, что Сильвия скорее всего останется здесь, — сказал он, снова повернувшись к Бет. — С Сэмюелем.

— Он просто забавляется с ней, — резко ответила Бет. — Мне бы не хотелось, чтобы моей компаньонке причинили боль. Она, в сущности, очень хорошая женщина, хотя и трусиха.

— Он делает ее счастливой, — поправил Дункан свою собеседницу и положил руки ей на плечи. — Такой, какой я могу сделать и вас.

Пожав плечами, Бет сбросила с них его руки, слишком хорошо понимая, что в противном случае она уже не сможет обуздать себя. В ее душе бушевал настоящий ураган, чья сила отнюдь не уменьшалась оттого, что он был незримым. Бет понимала, что только половина ее существа готова сопротивляться натиску Дункана. Та половина, для которой самое важное — это честь.

— Если Сильвия считает нужным здесь остаться, то это ее право, — заявила Бет, поднимаясь на террасу. — Что же касается меня, то я обязана сделать другой выбор, я должна уехать. Это дело моей чести.

— Утром, — напомнил ей Дункан.

Ах, он стоял к ней так близко! Слишком близко для того, чтобы она могла продолжать сопротивление.

— А чем вы займетесь сегодня вечером?

Его слова дрожью отозвались в ее теле, задевая ту часть ее существа, о которой Бет никогда прежде и не подозревала.

— Сегодня вечером я буду укладывать свои вещи! — резко ответила она.

Руки Дункана опять легли на ее плечи. К счастью, в дверь громко постучали.

— Кто еще там? Войдите! — недовольно крикнул Дункан, злясь, что ему помешали. Если она хочет уехать завтра, то надо сделать так, чтобы сегодня ночью она была у него в постели. Чувство чести боролось в нем с горячим, настойчивым желанием. Но уже в следующую секунду в комнату вбежал мальчик. Его расширившиеся от ужаса глаза метались по комнате, но, похоже, ничего не видели.

— Где капитан Дункан? — закричал он почти в истерике. — Мне нужен капитан Дункан!

Дункан отпустил Бет и подошел к мальчику.

— Я здесь, Джеми. Успокойся.

Мальчик чуть не упал перед ним на колени.

— Умоляю вас, пойдемте! Пойдемте сейчас же! Мама…

Все мысли об обольщении Бет, все мечты о том, как они проведут вместе эту ночь, моментально улетучились из головы Дункана.

— Что, уже пора? — спросил он Джеми.

Мальчик закивал своей льняной головкой.

— Но теперь все не так, как раньше, — со слезами на глазах запричитал он. — Мама сказала, что так не должно быть. Это что-то не то. Она кричит от боли, а папа совсем потерял голову. Он просил позвать вас. Ради Бога, пойдемте! — Джеми вцепился в руку Дункана и потащил его к двери.

Когда мальчик привел их в дом своего отца, девушка поняла, что женщина собралась рожать, и подумала: «Неужели они зовут Дункана даже по такому поводу? Но он меньше всего похож на акушерку».

— Как вы собираетесь помочь этой бедной женщине? — тихо спросила она.

— Сделаю все, что в моих силах, — нахмурившись, ответил Дункан.

Бет не знала, что ей предпринять. С одной стороны, она не могла больше позволить себе заниматься делами этих людей, ведь ей нужно завтра уезжать, с другой — она понимала, что Дункан ничего не смыслит в родах.

Расставшись с Сильвией, в доме роженицы появился и Сэмюель. Тряхнув головой, Бет усмехнулась:

— Цирюльник и исправившийся морской разбойник собираются помогать при родах!

Дункан взглянул на девушку, словно предлагая ей разделить с ним его заботы.

— Ну так что из этого? — спросил он с вызовом.

«Ну вот, я опять вынуждена задержаться», — подумала Бет, понимая что из всех присутствующих только она сможет хоть чем-то помочь женщине.

— Хорошо, я останусь, — сказала она Дункану.

Тот едва сдержал ликующую улыбку.

— Так ведь вы же собирались укладываться?

Он явно поддразнивал ее, но Бет решила не обращать на это внимания.

— Успею, вещей у меня немного. Кроме того, я себе не прощу, если судьба этой бедной женщины окажется в ваших руках.

Сэмюель неодобрительно взглянул на Бет: ее слова показались ему оскорбительными. Вскинув голову, он заметил:

— Мисс, я лечил этих людей дольше, чем вы живете на свете.

— В таком случае удивительно, что они все еще живы, — чуть слышно пробормотала Бет, но Дункан услышал ее слова и рассмеялся.

— Идемте скорее, — сказал он. — Не беспокойся, Джеми, все будет хорошо. — И потрепал мальчика по щеке, а Бет подумала: «Как он легко раздает обещания, выполнить которые не в силах!»

Глава 17

Дом, в котором жила семья роженицы, был маленьким, но теплым и уютным. И Бет почувствовала, как у нее защемило сердце от тоски по родным краям. Дом напомнил ей хижины, в которых в Вирджинии жили их негры. Но там они были побелены и стояли друг против друга в два ряда, как пары танцоров. Этот же домик стоял один среди валунов. Его соломенная крыша, пришедшая в ветхость после дождей, печально провисла и нуждалась в срочной починке.

Вопли женщины отвлекли девушку от воспоминаний и заставили сосредоточиться.

— Роды — трудное дело для женщины, — мягко сказала Бет Джеми. — И если она сейчас кричит, то это нормально. — Девушка взглянула в глаза Дункану. Оба они понимали, что эти крики не естественны. При нормальных родах женщины не издают таких жутких воплей. Мать Джеми кричала так, будто бы все демоны ада рвали ее на части.

Муж Инид, плотный коренастый мужчина, метался по комнате, как затравленный зверь. Дункан попытался успокоить его.

— Я здесь, Джон. — И улыбнулся выводку ребятишек, сразу окруживших его. Включая Джеми, их было пятеро. — Когда у Инид начались роды? — спросил Дункан Джона. Тот потер рукой щеку, лоснившуюся от пота.

— Еще до заката. Но она еще никогда так не кричала. Ты же знаешь, как легко у нее появлялись другие. Они выскакивали из нее, как рыбки из воды. — И Джон стиснул руку Дункана. — Ты ей поможешь?

Дункан сжал губы. Он мог только ободрить Инид.

Бет в нетерпении топталась на месте. Может, здесь Дункан и главный, но у нее нет времени ждать, пока он позволит ей действовать. Еще один вопль заставил ее оттолкнуть его в сторону и войти в крошечную спальню, где лежала Инид. Руки у нее от боли были искусаны до крови. Женщина горела, как в огне.

Взглянув на нее, Бет властным голосом приказала:

— Мне нужен таз с горячей водой, а другой — с холодной, чтобы смачивать лоб. — Говоря это, девушка уже закатывала рукава платья выше локтей. Ей было ясно, что всем им предстоит провести здесь долгую ночь.

— У нас только один таз, так что я могу принести или горячую, или холодную воду, — понуро ответил муж Инид.

Дункан сразу же понял, что надо делать, и отправил Сэмюеля в замок за вторым тазом.

Ночь была жаркая и влажная. К тому же в доме из-за большого количества людей воздух стал спертым. Повернувшись к взрослым и детям, Бет приказала:

— А теперь все выходите отсюда. — И махнула рукой, словно прогоняя их прочь.

— Но я же ее муж… — попытался было возразить Джон.

— Знаю, — ласково сказала Бет. — Но я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами. Присмотрите за детьми, успокойте их.

Но вместо того чтобы уйти, Джон, повернувшись, спросил Дункана:

— Кто она такая?

Дункан улыбнулся, хотя обстановка и не располагала к веселью. Он и сам задавал себе этот вопрос прошлым вечером.

— Джейкоб считает, что она богиня, сошедшая на землю, а Сэмюелю она кажется злой феей.

— А что о ней думаешь ты?

— Она женщина, Джон. И готов поклясться, что она непременно поможет твоей Инид. Пошли, — ответил Дункан и, обняв коротышку за широкие плечи, вывел из комнаты.

Выпроводив всех в прихожую, Бет окинула взглядом собравшихся там людей и спросила Джона:

— У вас есть старшая дочь? — Тот кивнул.

Девушке нужна была помощь женщины, но рассчитывать на Сильвию она не могла. От одного вида крови ее компаньонка могла упасть в обморок.

— Сколько ей лет? Надеюсь, она не будет хныкать и впадать в истерику? — уточнила Бет. Отец семейства ответил, что девочке скоро тринадцать.

Самой Бет было двенадцать, когда она в первый раз помогала отцу во время операции.

— Пришлите ее ко мне. И пусть принесет таз, — приказала девушка.

— С горячей водой или холодной? — уточнил Дункан.

— Пока с холодной. — Бет хотела смочить лоб Инид. Это могла бы сделать и девочка, пока сама Бет будет заниматься более серьезными вещами. — Когда Сэмюель принесет другой таз, в него нужно будет налить горячую воду.

— Слушаюсь, генерал, — полушутя-полусерьезно ответил Дункан и удалился.

Бет повернулась спиной ко всем присутствовавшим — они для нее больше не существовали. Теперь для нее существовала только эта корчащаяся от боли женщина, в муках производящая на свет еще одно дитя. Неужели мать такого многочисленного семейства погибнет? Этого нельзя допустить!

Девушка как могла ласково улыбнулась Инид.

— Меня зовут Бет. Мой отец — врач, и я иногда помогала ему принимать роды. — Бет сжала искусанные до крови руки Инид в своих руках. — Я сделаю для вас все, что в моих силах.

Инид расслышала только часть того, что сказала ей Бет. Она словно тонула в море огня.

— Я… я… умру? — едва слышно прошептала роженица.

Бет не умела лгать, но она была не в силах отказать этой женщине в крошечной надежде, хотя и понимала, что надежда эта очень слаба.

— Сегодня ночью вы не умрете. Но постарайтесь и сами помочь мне.

— А-а-а-ай! — крик, вырвавшийся изо рта Инид, эхом отозвался в груди Бет.

— Инид! — крикнул из-за двери Джон, и Бет показалось, что он сейчас ворвется в комнату. Дверь отворилась.

— Я же сказала, не входите сюда! — крикнула Бет, поворачиваясь к тому, кто посмел ее ослушаться.

У порога с нерешительным видом стояла белокурая девчушка и держала в руках таз. Ее била дрожь, и вода проливалась через край таза. Голубые глаза девочки расширились от страха.

— Мне сказали… — она не закончила фразу и в ужасе уставилась на мать.

— Как тебя зовут? — спросила Бет.

— Джейн. — Дочь не могла оторвать взгляда от матери.

— У твоей мамы тяжелые роды, — мягко продолжила Бет. — Сейчас у нее жар. Намочи водой тряпку и положи ей на лоб.

Девочка сделала все, о чем ее попросила Бет, а та приступила к самому главному. Она посмотрела в глаза женщины, и тихо сказала ей:

— Инид, мне нужно посмотреть, как у вас лежит ребенок. — Бет осторожно ощупала вздувшийся живот роженицы. Сердце девушки бешено колотилось. Боже праведный, ребенок лежал поперек. Опустив руки, Бет отступила назад.

Волна боли вновь захлестнула Инид, и она дико закричала. Джейн бросилась к матери, едва не перевернув таз.

Бет приходилось сталкиваться с такими случаями. Если не придать ребенку правильное положение, он погибнет, а женщина умрет. Закатав рукава еще выше, Бет постаралась повернуть ребенка, но ей это не удалось. В отчаянии девушка подошла к двери, с треском распахнула ее и позвала Дункана. Он немедленно явился на ее зов. Бет отвела его в сторону, подальше от Джейн и ее матери, и тихо сказала:

— Я должна вынуть из нее ребенка.

Дункан уставился на девушку, не понимая, что она собирается делать.

— Как это вынуть?

Бет сдержала себя, чтобы не заплакать. Ей было страшно, как еще никогда в жизни.

— Ребенок не может родиться естественным образом. Он лежит у нее поперек живота, — ответила она осевшим от волнения голосом.

Это сообщение потрясло Дункана. Женщины нередко умирали в родах… Он подумал о Джоне, о детях и тихо спросил:

— Что же вы собираетесь делать?

— Мне нужно разрезать ей живот. Прооперировать. Ничего другого не остается!

Ее слова ошеломили Дункана. Ну и смелая эта Бет!

— А вы знаете, как это делается? — изумленно спросил он.

Прижав руку к горлу, Бет постаралась успокоиться. Потом медленно кивнула:

— Я видела, как это делается. Надо попробовать… Иначе… мы потеряем их обоих. А если я сделаю это, есть шанс спасти мать и дитя. Или только ребенка…

Снова раздался нечеловеческий вопль роженицы. Дункан сжал зубы:

— Приступайте.

Бет удивленно взглянула на него:

— Это должен решать муж, а не вы.

— Джон сейчас в таком состоянии, что не способен соображать. Кроме того, как он будет жить на свете, если согласится на операцию, а Инид умрет? Нет, решать буду я, я и отвечу за все последствия.

Дункан посмотрел на Бет. Он верил ее рукам — тем самым рукам, которые его вылечили, и спросил:

— Вам нужна моя помощь?

Девушка начала торопливо перечислять инструменты, необходимые для того, чтобы сделать операцию:

— Острый кинжал, тщательно вымытый. Такая же острая игла, крепкие нитки и виски для дезинфекции. Чистое белье. И молитвы, если вы их знаете.

— Сейчас я все это принесу, — ответил он и бросился выполнять распоряжение Бет. А она, повернувшись к женщине, начала молиться.

Глава 18

Доставив все необходимое, Дункан остался рядом с Бет. Он держал руки Инид, когда Бет сделала первый надрез на ее животе. Вопли вырывались из горла роженицы, хотя Дункан и заставил ее выпить виски из принесенной им бутылки, чтобы она впала в забытье.

— Слава Богу, от боли она потеряла сознание, — прошептала Бет, увидев, как Инид упала на плоскую подушку. «Иногда, — подумала Бет, — Бог бывает милосердным».

Она делала свое дело быстро. Фонарь, который Сэмюель захватил с собой, чтобы освещать дорогу к дому, теперь стоял на стуле около кровати. Бет отослала Джейн, с Инид остались только они с Дунканом. Девушка вся напряглась. Маслянистый пот струями стекал по ее лицу и спине, когда она провела кончиком кинжала по еле заметной коричневатой линии на животе Инид. Дункан едва сдерживал тошноту, наблюдая за тем, как рука Бет осторожнодвижется книзу. По мере того, как удлинялся надрез, на побледневшей коже роженицы выступала кровь, а Бет про себя молилась: «Господи, помоги! Не дай погибнуть матери и ребенку! Помоги мне правильно провести операцию. Как я смогу смотреть в глаза мужу и детям, если Инид умрет? Господи, Господи, укажи мне путь и направь мою руку!»

И вот наконец разрез сделан. Бет погрузила руки в живот роженицы и извлекла из него ребенка. Когда дитя сделало первый вдох, крик наполнил комнату. Бет твердой рукой перерезала пуповину, соединявшую мать и дитя.

Ребенок жив. Теперь надо спасать мать.

Бет быстро протянула новорожденного Дункану и приказала:

— Отдайте его сестренке — пусть вымоет. Вы мне нужны здесь.

Каждая секунда была у нее на счету.

Бет знала, что ей нужно как можно скорее зашить сделанный ею разрез, иначе женщина потеряет слишком много крови. Кроме того, ей не нравилось, как Инид дышит.

Сцепив руки, Бет глубоко вздохнула, успокоилась, потом еще раз протерла виски кожу по обе стороны разреза. Уставшая донельзя, все еще на что-то надеясь, Бет начала быстро сшивать плоть слой за слоем. Она повторяла движения отца, делавшего ту же самую операцию молодой рабыне с их плантации. Тогда Анджела и ее ребенок выжили.

«Господи, сделай так, чтобы выжили и Инид с ребенком!» — продолжала молиться Бет. Она уже не помнила, когда Дункан снова вошел в комнату, знала только, что он рядом, что он успокаивает ее, вселяет в нее мужество. Когда он говорил, когда подбадривал ее, в каждом его слове чувствовалось глубокое уважение к ней.

— Посветите сюда, — попросила Бет, и Дункан поднял фонарь так, чтобы свет падал прямо на шов. — Кажется, все, — пробормотала она скорее себе самой, чем Дункану или женщине, которая не могла ее услышать. — Кажется, все…

Дункан благоговейно наблюдал, как искусно движутся пальцы девушки. «Это все равно, что наблюдать за тем, как святой Петр совершает чудо», — подумал он и спросил:

— Она выживет?

— Не знаю, — пробормотала Бет, сообразив, что много раз уже повторяла эту фразу про себя. К ее горлу подступили рыдания. Нервное напряжение достигло предела. Во время операции она вспоминала отца. Если бы он был здесь, ей бы не было так страшно. Отец наверняка спас бы ребенка и роженицу, но где сейчас он сам? Увидит ли она еще, как он будет оперировать? Встретятся ли они вообще? Но пока Инид нуждается в помощи, об этом думать нельзя! Она не может сейчас позволить себе предаваться горю.

— По крайней мере ребенок выживет, — Бет глубоко вздохнула. — А в остальном положимся на Бога.

Ножницами, которыми всего неделю назад стригли овцу, Бет отрезала последний кусок нитки. Руки у нее были в крови, и, откидывая волосы назад тыльной стороной ладони, она размазала ее по лицу.

Женщину нужно было обмыть. Ее тело и постельное белье — все было испачкано кровью. Взглянув в таз, Бет увидела, что вода в нем почернела.

— Есть здесь еще чистая вода? — От усталости Бет еле говорила.

Дункан кивнул. Взяв в свою ладонь ее подбородок, он большим пальцем медленно стер кровь с ее щеки.

— Я велел Джеми принести воды из колодца. — Дункан взглянул в окно: начинало светать. — Уже почти утро.

— Утро? — отстраненно спросила девушка. Ей было уже все равно. Склонившись над Инид, она смотрела, как поднимается и опускается ее грудь. «Она все еще жива, — подумала Бет. — Все еще жива!»

Принесли свежую воду. Не теряя времени, Бет начала как можно тщательнее обмывать Инид. Ночью из усадьбы приходила Эми и принесла еду для Джона и детей. Принесла она и свежее постельное белье, чистую ночную рубашку для Инид. Это была рубашка Сильвии.

«Что ж, Сильвия тоже приняла посильное участие во всех этих событиях, не осталась в стороне», — улыбнулась про себя Бет и взглянула на Инид. Женщина еще не пришла в себя. «Пожалуйста, не умирай!» — пробормотала девушка, ласково коснувшись щеки роженицы. Услышав эти слова, Дункан был тронут. Он давно понял, что Бет создана не только для любовных утех, она — личность, заслуживающая глубокого уважения. Он смотрел, как Бет кладет руки на лоб Инид, проверяя, нет ли жара, и думал о том, что ни одна женщина не могла бы делать это нежнее, даже если бы больная была ее собственная мать.

Жара у Инид не было, лицо ее было бледно как полотно, но она все еще дышала. Вздохнув, Бет опустилась на стул, где несколько минут назад стоял таз. Сиденье было мокрым, но девушка не обратила на это внимания. Всю ночь она хлопотала возле больной и ни разу не присела. Повернувшись к Дункану, она увидела, что он, удивленно подняв брови, смотрит на нее.

— Я останусь здесь, пока Инид не придет в сознание, — ответила Бет на его немой вопрос.

— Бет, вы устали. Есть же предел человеческим силам. Я уведу вас домой.

— Нет, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Я останусь с Инид.

Дункан понял, что нервы ее на пределе и сейчас с ней не надо спорить.

— Ну хорошо, — ответил он, надеясь, что, может быть, Бет заснет прямо на стуле, и тихо вышел из комнаты.

Внезапно Инид открыла глаза. Боль все еще мучила ее. Но теперь это была уже совсем другая боль. Так же, только во много раз слабее, болела рука, когда она порезала ее ножом для разделки мяса. Женщина застонала и опустила руки на свой живот. Глаза ее расширились от ужаса.

— А где?..

Бет вскочила со стула и бросилась на колени. Ее сердце переполнилось радостью.

— У вас родился сын, Инид. Красивый, крепкий мальчик.

— Сын… — прошептала Инид. Еще один сынок, еще один малютка, которого она будет любить. — А он жив? — в страхе спросила она.

— Да! — воскликнула Бет. — Теперь и вам надо постараться поправиться.

Инид вспомнила, как через пелену боли слышала, что ребенок у нее лежал неправильно. Она знала двух женщин, которые умерли из-за этого.

— Но как же он смог родиться? — прошептала она искусанными до крови губами.

— Я была вынуждена сделать вам операцию и извлекла ребенка. На животе остался безобразный шов, но он заживет, — пообещала Бет. — И я знаю, как сварить обезболивающий отвар из трав. Но самое главное — это то, что вы страдали не напрасно: у вас есть сын.

— Да, я хочу подержать его. Пусть мне скорее принесут ребенка! — воскликнула Инид, и лицо ее порозовело.

Бет, кивнув, поднялась. Ей казалось, будто ее тело налито свищом. Открыв дверь, она произнесла тихим голосом:

— Джон, ваша жена хочет видеть новорожденного. И вас, — добавила она, заметив, что в глазах мужчины внезапно появился страх.

— А она не?.. — Джон проглотил еще не произнесенное слово. Вокруг него толпились какие-то люди и Сэмюель.

— Нет, — радостно улыбнулась Бет, покачав головой. — Она не умирает.

Дверь дома оставалась открытой, и со своего места девушка могла наблюдать, как встает солнце. Его длинные золотые лучи тянулись через луг, оттесняя сумрак. Бет прислонилась к дверному косяку, а люди в это время входили в крошечную спальню Инид. Надо не забыть сказать Сэмюелю, чтобы он собрал нужные травы, но сейчас она настолько устала, что не в силах никому ничего объяснять. К ней подошел Дункан и обнял ее одной рукой.

— Вы когда-нибудь замечали, как прекрасен рассвет? — тихо спросила Бет.

— Он далеко не так прекрасен, как вы, Бет.

Подняв на него глаза, она на мгновение подумала, что он собирается поцеловать ее прямо здесь, среди множества людей. Такая мысль не вызвала у нее негодования, и она тут же укорила себя за это.

— Вы были великолепны, — продолжал Дункан, а Бет подумала, что ничего великолепного не было в том страхе, который она испытала. Она решилась на эту операцию от отчаяния, так как другого выхода просто не было. Дункан обнял ее еще крепче. Как хорошо, что он сейчас здесь, рядом с ней.

— Я слишком устала, чтобы отбивать ваши атаки, Дункан, — проговорила она с улыбкой.

Да, так оно и было. Сейчас он мог бы без труда справиться с ней. Но было бы нечестно пользоваться ее слабостью.

— Пока, — сказал Дункан, выводя Бет за дверь, — никаких атак не будет. Даю вам слово, — пообещал он. — Пойдемте, я провожу вас домой.

Она слишком выдохлась, чтобы поправлять его. Усадьба, куда он хочет ее проводить, — его дом, а не ее. Но сейчас ей все равно куда идти — лишь бы отдохнуть.

Когда она покачнулась, он подхватил ее и понес на руках.

— А как же ваше плечо? — тут же встревожилась Бет.

— Не беспокойтесь. Моя рана заживает. И все это благодаря вам. Позвольте теперь мне позаботиться о вас.

Бет заснула, едва ее голова коснулась подушки, и проспала весь день, а когда проснулась, то увидела Дункана. Он дремал, сидя около нее точно так же, как она сама вчера сидела возле Инид, а раньше — около него самого. Но ведь она не больна.

Комната погружалась в сумрак. Неужели она и в самом деле проспала так долго? Потянувшись, Бет увидела, что Дункан открыл глаза и улыбнулся ей. Наклонившись к девушке, он спросил ее с искренним интересом:

— Скажите, Бет, откуда вы знали, как это делается? Как вы научились оперировать?

Бет села в постели и, приглаживая волосы, ответила:

— Мой отец — врач. Когда он ходил к пациентам, то брал меня с собой. Иногда он разрешал мне ему помогать. И всегда разрешал смотреть, как он работает.

Дункан недоуменно сдвинул брови:

— Странно, что отец разрешал дочери смотреть на такие вещи.

— Это многих удивляло. Но у него не было сына, и, наверное, он хотел, чтобы я ему его заменила.

— Если ваш отец думает о вас, как о сыне, то у него что-то неладное со зрением. В жизни не видел девушки, менее похожей на парня.

Бет отвернулась. Его взгляд был таким упорным, что она смутилась.

— Я не такая, как мои сестры. Меня не интересует то, что обычно нравится женщинам.

— Что же, Инид очень повезло, что вы получили столь странное воспитание. — Он коснулся ладонью ее щеки и заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Но вы сказали мне неправду.

— Какую неправду?

— Вас, Бет, интересует кое-что из того, что нравится женщинам. — Он провел большим пальцем по ее губам, и от этого прикосновения Бет проснулась. Проснулось все ее тело.

Оно ждало.

Дункан увидел, как в ее глазах расцветает желание, и от этого жар охватил его с такой силой, какую он в себе не предполагал. Очень хорошо понимая, что делает, Дункан обнял девушку. Испугавшись, она отпрянула назад, зная, что сейчас у нее нет сил, чтобы сопротивляться ему. Или себе самой.

— Дункан, но вы же обещали…

— Да, обещал. — Он улыбнулся. — Но это было утром, на рассвете, и тогда я сдержал свое обещание. Но сейчас уже вечер.

И в следующее мгновение его губы, коснувшись ее губ, слились с ними в одно целое. Его душа и тело нашли свою вторую половину.

Глава 19

«Так вот, что это такое — напиться пьяной», — подумала Бет. Быть безнадежно одурманенной этим сладким ядом, из-за которого не существует для тебя ничего, кроме собственных ощущений. И даже этим ощущениям нельзя доверять. Все кажется огромным, величественным, ярким. Теперь для нее не существовало ничего, кроме той гавани, в которую ее привел этот мужчина.

Гавани во время шторма. Гавани, в которой бушевал свой собственный шторм.

Горячие и влажные губы Дункана приникли к ее губам. И Бет почувствовала в себе странную жажду, жажду, которой она не понимала и которой никогда не испытывала прежде.

Не в силах удержаться, Бет запустила пальцы в его волосы. Можно было подумать, что теперь ее тело существует отдельно от ее разума. Казалось, что, лишившись воли, оно устремлялось навстречу чему-то неизведанному и восхитительному. Хотя она и пыталась сопротивляться, ее тело повиновалось только его и ее желаниям. Но нет, сейчас она не может уступить этой страсти. Слишком многое поставлено на карту, и у нее нет времени предаваться удовольствиям.

Упершись руками в его грудь и оттолкнув его, она сумела вывернуться из его объятий. Сердце ее колотилось так, что она могла говорить только шепотом, который, искушая, еще больше воспламенял его.

— Я не могу сделать этого.

— Чего этого? — простодушно спросил он и погладил ладонью ее щеки, едва касаясь шелковистой кожи. Он не ожидал, что его сердце может так громко стучать. Оно билось так потому, что он хотел ее и понимал, что ему нельзя взять ее сейчас.

Как бы ни пылала сейчас его кровь, Дункан не собирался брать ее силой, не хотел видеть в ее голубых глазах упрек.

Даже самое легчайшее прикосновение Дункана лишало Бет воли. Она хотела отодвинуться от него, но это было трудно сделать, так как постель была узкой.

— Я знаю, чего вы хотите, — прошептала девушка. — А я не могу…

— Но я-то не знаю. — Дункан нежно поцеловал ее в шею, в самую ямочку. — Скажи мне, — прошептал он.

Дункан прекрасно понимал, что Бет имела в виду. То, к чему стремится он. То, чего желает она сама.

— Я говорю о… совокуплении, — выдохнула Бет.

— Так почему же ты не можешь? — Он сплел свои пальцы с ее пальцами. — Давай я покажу тебе, как это делается.

Бет замотала головой:

— Нет, я…

Все в ней кричало «да», умоляя пойти ему навстречу, но девушка понимала, что стоит только ей отдаться ему, как она уже не сможет быть себе хозяйкой. Она будет зависеть от этого человека, который заставит ее желать неисполнимого.

В ней поднялась дикая буря чувств. Она бушевала всего несколько секунд, которые показались ей вечностью. В конце концов воля победила желания. Громко вскрикнув, Бет оттолкнула от себя Дункана, и он свалился с постели на пол и ударился головой о ножку кровати. Девушка вскочила и даже не поинтересовалась, что с ним.

— Хотя вы и заставили мое тело восстать против моего рассудка… — начала она в гневе, но Дункан прервал ее:

— Неужели, Бет?! Неужели! — победно воскликнул он.

Его слова заворожили и манили ее, как песня сирены. Ясное дело, ведь он провел всю свою жизнь на море. Вот шельмец!

— Вы же отлично знаете, что это так. — Уперев руки в бедра, она посмотрела на распростертого на полу Дункана и продолжила: — Не могу отрицать, что это очень приятно…

Он приподнялся на локте, насмешливо выгнув бровь.

— Всего лишь приятно?

— Да, — отрезала Бет и сказала себе, что поведение этого человека так же далеко от поведения джентльмена, как Вирджиния от Франции. — Только приятно, — повторила она. — Мне некогда развлекаться здесь с вами. Мне нужно ехать в Париж.

Ах, так для нее это всего лишь развлечение? Надо бы проучить ее.

— Спасать отца, — спокойно продолжил за нее Дункан.

Бет решила не обращать внимания на его снисходительный тон. Он, наверное, думает, что она — девчонка, которая занимается пустяками. Считает, что над ней можно подшучивать.

— Да, спасать отца.

Дункан покачал головой. Ведь они уже говорили об этом. До чего же упрямы женщины.

— Но ты женщина, Бет, — терпеливо объяснил он. — Я не говорю обыкновенная женщина, потому что в тебе нет ничего обыкновенного, однако факт остается фактом: ты всего лишь женщина, беззащитная перед любым развратником.

Глаза Бет сузились:

— Я прекрасно могу постоять за себя.

— Можешь, Бет?

Если бы она внимательно вслушивалась в его слова, то услышала бы звучавшее в его голосе предостережение. Но у нее не было времени обижаться и вслушиваться в его намеки. Упрямо подняв подбородок, она повторила:

— Да, могу. — Ее раздражала его насмешливая улыбка. — Даже ты не сможешь справиться со мной, не то, что другой! Кто валяется сейчас на полу? Ты!

В следующую минуту Дункан вскочил, сдернул Бет с кровати, потом прижал ее к полу своим телом, крепко схватив за руки.

— А теперь и ты на полу! — Дункан громко расхохотался. — Смотри, как хорошо наши тела подходят друг к другу, Бет!

Она пыталась вырваться, но это только еще больше его возбуждало. Как и ее.

Когда кончиком языка он коснулся ямочки на ее шее, Бет снова охватило желание. И, вскрикнув, она прижалась своими губами к губам Дункана.

Поцеловав его по своей воле, Бет сделала первый шаг к погибели. Ей показалось, что вся комната погрузилась в глубокую, без конца и без края, темень. На какое-то мгновение она отдалась своему ощущению, наслаждаясь им и желая того, чего ей никак нельзя было допустить, хотела сдержать себя, надеясь, что еще не выронила из рук поводья. И, чтобы доказать это себе, Бет изо всех сил оттолкнула Дункана. Стараясь освободиться, она касалась его тела своими полными грудями. Если бы она захотела, то могла бы подняться.

Но хотела ли она?

Бет попыталась успокоить свое дыхание. Когда ей это удалось, она сказала:

— Дело не в том, как подходят друг к другу наши тела, а в том, что это неприлично, Дункан.

В ответ на ее слова он только рассмеялся. К черту приличия! И сжал ее так, чтобы она не смогла вырваться.

— Мне вообще надоели всякие разговоры, дорогая Бет. Ты должна только чувствовать. — Это слово обольстительно прошелестело по ее коже. В горле у нее пересохло. — Чувствовать вот этим, — и он коснулся пальцами ее груди — там, где бешено стучало сердце. Это прикосновение опалило ее.

Один только звук голоса Дункана исторг вопль из ее груди. Она ничего на свете не желала так, как этого мужчину.

— Это ничего не меняет, — проговорила она, чувствуя, что скоро капитулирует.

— О нет, — возразил он, глядя ей прямо в глаза. — Это меняет все.

Дункан лишил ее последнего остатка воли. С криком человека, который сдается, Бет рухнула в разожженный для нее огонь.

Ему мешала одежда. Больше всего на свете Дункану хотелось узнать: существует ли на самом деле богиня, которую он увидел в первую ночь, или она ему только приснилась. Когда он опять поцеловал Бет, ей показалось, что она перестала существовать: в ней жила лишь ее страсть. И тогда Дункан, сгорая от нетерпения, начал распускать шнурки на ее платье. Он делал это ловко и явно не впервые. Когда платье соскользнуло с ее бедер, вполне созревших для мужских ласк, он, как и в ту ночь, почувствовал себя на небесах.

Бет понятия не имела, что он снимает с нее платье, пока не оказалась раздетой. На мгновение их взгляды встретились.

— Как ловко ты умеешь раздевать, — пробормотала она.

— Мне просто повезло, ведь всем известно, как везет начинающим — улыбнулся Дункан и снова поцеловал ее. Вино в подвалах Син-Джина не могло опьянять так, как этот поцелуй.

Бет не знала, оскорбляться ей или нет, и только спросила:

— Ты меня принимаешь за дурочку?

Но ему не нужны были слова, он жаждал совсем другого.

— Нет, не за дурочку. Наоборот, ты — мое спасение.

Он хорошо говорит, но она не должна позволить, чтобы его слова затуманили ее сознание, иначе она окажется совсем беззащитной. Девушка знала: то, что должно было сейчас произойти между ними, Дункан раньше делал уже много раз. Только для нее это было тайной.

Отбросив в сторону все сомнения, Бет послушно отдалась объятиям Дункана, позволив ему отвести себя в ту страну, где она жаждала очутиться.

Ее желание все росло и росло, становясь безграничным. Сжигавшее ее пламя разбушевалось, как костер на лугу, раздуваемый неистовым ветром.

Она чувствовала его горячие руки на теле: чувствовала, как они сдирают с нее рубашку и панталоны. Чувствовала его ласковые и требовательные прикосновения к ее обнаженному, трепещущему телу.

Но его ласка была столь же нежной, сколь и неотступной. Его руки были везде: они требовали, они заставляли ее томиться. Они делали из нее женщину, которой она прежде себя не чувствовала.

Бет застонала, почувствовав, как его губы прикоснулись к ее груди. Он сосал ее, как тот младенец, при рождении которого она вчера присутствовала.

И, в то же время, совсем не как ребенок.

Бет не могла себе представить, что мужчина может делать это с женщиной. Обезумев от страсти, она резко рванула его рубашку. Дункан задержал прорвавшийся было довольный смех. Все так, как он мечтал, как он надеялся. Слова Бет были холодны, но в груди ее билось сердце дикой кошки. Но и сам он сейчас был диким котом. Дункан поднял Бет и поставил на ноги. Она предстала перед ним нагой, как в ту первую ночь.

Его взгляд скользил по ней, распаляя ее кровь.

— Ты сейчас прекраснее, чем была тогда! — воскликнул он. И даже теперь она покраснела.

— Я думала, что ты спал.

— А я решил, что оказался в раю.

Сорвав с себя рубашку, Дункан отшвырнул ее в сторону. Он жаждал чувствовать ее тело, наслаждаться каждой частичкой — всем, что только у нее было. Пожалуй, он вел себя так, словно и для него это тоже было впервые.

Что ж, такое у него действительно было впервые.

Глава 20

Она не понимала, что за безумие овладело ею. Она понимала только, что это безумие и что оно ей нравится.

Нерешительно, неловкими пальцами, она коснулась материи его бриджей. Ей захотелось устранить этот барьер.

— Ты одет, а я нет. Это нечестно! — возмутилась она. Казалось, что кончики ее пальцев пылали, обжигая его кожу, хотя она касалась лишь прикрывавшей ее ткани.

«Нечестно? Да, в самом деле», — подумал он. Нечестно, когда охотник превращается в добычу. Но сейчас он с радостью становился преследуемым, ведь его преследователем была она.

— Я всегда буду честен с тобой, Бет. Всегда. — Он произнес эти слова с улыбкой, но в них тем не менее было куда больше правды, чем она могла предположить, больше, чем она могла в это поверить. Дункан сам ужаснулся глубине охвативших его чувств, которые вместе с кровью растекались по его венам, словно речные воды, вздувшиеся после ливня. Он всегда был хозяином своих чувств — даже и в ту ночь, в имении своего отца. Никогда прежде ему не приходилось прикладывать усилия, чтобы держать себя в узде.

Ибо сейчас это было необходимо.

Чувства к Бет рвались из его сердца, из самой глубины его души. Они держали его крепче, чем любая железная цепь, выкованная в подземельях лондонского Тауэра. Дункан хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему всегда. Именно такой, какой была сейчас.

Что бы она сказала, если бы узнала об этом?

Дункан не столько помог, сколько позволил Бет самой раздеть его. Он задержал дыхание, почувствовав, как длинные, тонкие пальцы девушки скользят вдоль его бедер. Когда его бриджи упали на пол, он отбросил их в сторону и почувствовал, что сгорает от нетерпения.

Он жаждал войти в нее прямо сейчас, но вместо того, чтобы сразу устремиться к конечной цели, взял руку девушки и нежно поцеловал ее ладонь. Он почувствовал, что она дрожит — не от холода, а от страсти, и сердце его наполнилось ликованием.

— Иди ко мне, Бет, я покажу тебе, как это делается, — прошептал Дункан.

И ей стало страшно.

Она боялась того, что будет дальше. Боялась, что все это кончится до того, как она достигнет конца пути. Никогда прежде она не знала такого смятения.

Но как только его губы коснулись ее губ, как только его тело прижалось к ее телу и они упали на постель, все ее сомнения улетучились. У нее не осталось ни одной мысли, кроме желания идти за ним туда, куда он ее поведет.

Когда Дункан прикоснулся к Бет и его ладони заскользили по его гладкому телу, она застонала, не потеряв, однако, единственной своей мысли и единственной цели. Она хотела, чтобы он принадлежал ей так же, как она будет принадлежать ему.

Дункан уже давно потерял счет женщинам. В свое время они доставляли ему бесконечное удовольствие, но теперь он не мог вспомнить ни одной из них. По существу, можно было сказать, что у него не было женщин вообще. Сама память о них сгорела в объятиях Бет.

Угли, которые раздула в его душе эта девушка, чувства, которые она в нем пробудила, были чем-то необыкновенным и совершенно непознанным. Ему хотелось упасть перед ней на колени в экстазе поклонения и благодарности. Он наслаждался пиром, который она устроила в его честь. И за каждую тайну, которую он открывал ей, одаряла его своей тайной. Дункан почувствовал, что стал совсем другим человеком, и не узнавал себя.

Бет вся была страсть и огонь. Она оказалась такой прекрасной возлюбленной, о которой он не мечтал даже в самых смелых своих фантазиях. Лишая его всех сил, она в то же время придавала ему новую силу.

Сама Бет не смогла бы объяснить, что с ней происходит. У нее для этого просто не было слов. Она чувствовала, что сгорает от желания, от мучительной жажды. Чем больше он ласкал ее, тем больше она хотела новых ласк. Чем больше он ее целовал, тем более страстно она искала его губы.

Когда Дункан почувствовал, что он уже больше не может сдерживать себя, он перевернул ее на спину, удерживаясь над ней.

Вот и пришло время.

Заглянув в ее затуманенные страстью и все еще такие невинные глаза, Дункан подумал, что ей осталось совсем недолго оставаться невинной. Он прижал ее лицо к своей груди. Он навсегда останется для нее первым мужчиной, и не имеет значения, кто будет любить ее потом. Эта женщина всегда будет принадлежать только ему.

Опираясь на локти, Дункан взял ее лицо в свои ладони.

— Тебе будет больно, Бет, — прошептал он. Ему очень хотелось, чтобы это было как-нибудь по-другому! — Я очень жалею об этом. Не хочу причинять тебе боль.

Ей показалось, будто она тонет в его глазах, как в зеленых морских волнах. Но теперь у нее не было страха. Бет еще никогда не чувствовала себя такой уверенной и улыбнулась ему уголками губ.

— Мне будет хуже, если ты не сделаешь этого.

Начиная с этого момента, Дункан потерял всякую власть над собой.

Бормоча ей ласковые слова и обещания, которые она все равно — он это знал — не слышала, Дункан как победитель вошел в крепость и сам стал ее пленником.

Бет оцепенела, испытав ту боль, о которой он ей говорил. Но эта боль тут же прошла, сменившись бушующим пожаром страсти. Пожар этот загорелся в тот момент, когда Дункан проник в нее и начал двигаться то вверх, то вниз. Бет, не желая отстать от него, сделала то же самое, и их тела слились в любовном гимне, который голуби поют на рассвете.

Этот гимн превратился в разгульную, неистовую моряцкую песню, и ритм этой песни становился все неистовее, все яростнее, словно буря, вздыбившая океан. И наконец они вдвоем достигли гребня самой высокой волны. Бет выкрикнула его имя, но его плечо, в которое она вцепилась зубами, заглушило этот крик.

Обессиленный и ошеломленный, Дункан вновь вернулся на землю, хотя по-прежнему был как в тумане и боялся, что в конце повел себя с ней слишком грубо. Он почувствовал, как под ним дразняще опускаются и опадают ее нежные груди. Даже и теперь, усталая и выдохшаяся, она все еще возбуждала его. Дункан чувствовал, как снова воспламеняется в ее объятиях. Что же она была за женщина, если ей удалось так быстро пробудить в нем новое желание и притом без каких бы то ни было усилий?

Собрав последние силы, Дункан приподнялся на локтях и взглянул ей в лицо.

— Бет?

Если бы она попыталась, то наверняка могла бы, протянув руку, схватить целую пригоршню звезд. Благодаря своему возлюбленному, она чувствовала, что сможет сделать все, что пожелает.

— Я все еще здесь, — пробормотала она, закрывая глаза. По ее телу разливалась сладостная истома.

Слегка приподнявшись, Дункан улыбнулся.

— Я это вижу. Но… — проговорил он, целуя ее.

Бет открыла глаза. Неужели он хочет сказать что-то, что испортит ей все удовольствие? Слова лишили бы ее того ощущения счастья, в котором она сейчас купалась.

— Никаких «но». — Прижав пальчик к его губам, она заставила его замолчать. — Я не хочу никаких разговоров, Дункан.

Его глаза смеялись, губы изогнулись в улыбке.

— Как, никогда? — усмехнулся он, несмотря на приложенный к его губам палец.

Она чувствовала жар его дыхания, и это ее возбуждало.

— Нет, — рассмеялась она. — Только сейчас.

Дункан мгновение помолчал, как она просила, и при этом почувствовал, что его возбуждение уступало место другому чувству, более нежному.

— Прости меня, но я должен спросить: тебе было больно?

Бет потянулась, как кошка, нежащаяся на полуденном солнце, и ответила:

— Да.

— Очень?

Она обняла Дункана одной рукой за шею, тронутая тем, что его это волнует. Ей не надо было прислушиваться к словам: достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы прочесть все его чувства.

— Нет, не очень. Цена была невелика за те сокровища, которые я приобрела взамен.

Он ничего не сказал, только прижал Бет к себе. Удовольствие заполняло всю ее без остатка, не оставляя незатронутой ни одной частички ее существа.

В голове Дункана внезапно пронеслись слова, которые он хотел бы сказать ей. Они поднимались из таких глубин его души, о существовании которых он никогда и не подозревал. Прежде он никогда не говорил этих слов ни одной женщине. И если сейчас произнесет их вслух, то свяжет себя навсегда. Однако он промолчал. Потому что она просила его ничего не говорить и потому что осторожность никогда не помешает. Промолчал скорее ради себя, чем ради нее.

Дункан обнимал Бет, радуясь тому, что его пальцы гладят ее руку и он чувствует тепло ее тела. Он так ничего ей не сказал.

Всю ночь они занимались любовью и заснули только на рассвете. Проснувшись, Бет почувствовала себя виноватой. Не потому, что это произошло, а потому, что она потеряла много времени. Ей необходимо было ехать. Осторожно поднявшись, она села в постели.

Дункан взял ее за запястье:

— Останься со мной, Бет.

Она посмотрела на него через плечо и поняла, что эти слова относятся не к данному моменту, а к будущему. Но она не знала, что может случиться с нею в далеком будущем, и поэтому ничего не могла ему обещать.

Покачав головой, она выскользнула из постели.

— Я все-таки должна ехать. Еще до того, как мы с тобой сблизились, я сказала тебе, что это ничего не меняет.

«Хотя, нет, все-таки меняет», — подумала она, почувствовав в своем сердце острую боль, которой там не было прежде. Она возникла потому, что им предстояло расстаться.

Сколько раз говорил он эти же самые слова другим женщинам? Сколько раз чувствовал то же самое? Но когда ему ответила Бет, он ощутил, как в нем поднимается гнев.

— Если ты решила ехать, то я поеду с тобой.

— Но ты же сказал, что пошлешь кого-нибудь со мной. Я и не предполагала, что ты сам будешь меня сопровождать. Почему ты решил это сделать?

Что за упрямая женщина: она все время задает ему вопросы!

— Потому, — буркнул он.

Встав с постели, Дункан подошел к Бет. Он всегда был очень красивым мужчиной, а сейчас, после ночи любви, показался ей еще великолепнее.

Бет, держа в руке рубашку, смело встретила его взгляд. И почувствовала, как учащенно забился ее пульс. Положив руки на ее плечи, Дункан привлек девушку к себе. Неужели ей и в самом деле нужен ответ?

— Я питаю слабость к губам с малиновым вкусом и к глазам сапфирового цвета. И не могу с ними расстаться, — ответил он.

Но дело было не только в этом. Он не хотел, чтобы Бет исчезла из его жизни, но слишком дорожил ею, чтобы попытаться сделать ее своей пленницей. Он уже хорошо изучил Бет и знал, что она убежит, даже если он закует ее в цепи в этой комнате.

Он заговорил снова, уже без шуток:

— Разве я переступлю границы приличий, если прямо скажу, что не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось? И что, если тебя убьют, я этого не перенесу?

Бет опустила глаза. Когда она подняла их снова, на лице ее заиграла улыбка.

— Я бы сказала, что ты уже перешел все мыслимые границы, Дункан. Но я тебе говорила, что могу позаботиться о себе сама.

Дункан похолодел, представив себе, что ее может обнимать другой мужчина.

— Как этой ночью, не так ли?

Отвернувшись от него, Бет начала подбирать свою одежду и дерзко ответила:

— Да, как этой ночью. — Она разложила одежду на постели, по которой, казалось, пронесся ураган. Пристально взглянув на него, она добавила: — Если бы я этого не хотела, ничего бы не случилось.

— Ну и бесстыдница же ты, Бет Больё, — погрозил ей пальцем Дункан, потом сложил руки на груди и осуждающе взглянул на нее.

Бет рассмеялась, не отрывая взгляда от его лица.

— А еще я умею стрелять из пистолета и точно попадаю в цель. После выстрела никто ко мне уже не пристанет.

Дункан прикрыл руками сердце, куда, казалось, она целилась, и насмешливо вскрикнул:

— Ах, я уже убит!

Бет самодовольно ухмыльнулась:

— Ну то-то же.

Но тут его лицо опять стало серьезным. Он взял ее за руку.

— И все же я не могу отпустить тебя. — Она попыталась было выдернуть руку, но Дункан крепко сжимал ее. — Если ты, — продолжил он, — захочешь уехать без меня, то этот дом, в котором ты была почетной гостьей, станет для тебя тюрьмой. — Он прижал ее к себе еще крепче. — Бет, я знаю, как удержать тебя здесь. Но не заставляй меня делать это.

Бет помрачнела.

— Ты меня не испугаешь своими ультиматумами, — резко сказала она.

— Можешь считать мои слова серьезным предупреждением, можешь относиться к ним как угодно, но знай, без меня ты отсюда не уедешь!

Несмотря на все свое хвастовство и сопротивление, Бет понимала, что ей будет гораздо спокойнее, если она отправится вместе с Дунканом. И, говоря по правде, ей тоже не хотелось так быстро расставаться с ним. Вздохнув, она кивнула:

— Ну хорошо, поедем вместе.

— Вот и отлично, — обрадовался Дункан и, взглянув в окно, прикинул, сколько сейчас, судя по солнцу, может быть времени. — Мы отправимся через час. Как по-твоему, чем нам занять это время?

Бет улыбнулась. И он не стал дожидаться ответа.

Глава 21

Меньше чем через час после завтрака Бет попросила Сильвию выйти вместе с ней в сад.

Сильвия неохотно согласилась, опасаясь того, что может произойти. От взгляда Бет не укрылось, что, прежде чем выйти из столовой и последовать за ней, дама коснулась руки Сэмиеля.

Воздух был пропитан ароматом множества омытых дождем цветов, которые росли по обе стороны дорожки. Бет медленно шла по ней, пытаясь собраться с мыслями. Всего несколько дней назад ее мозг работал четко: тогда она точно знала, что ей надо делать, и ни в чем не сомневалась. Теперь же соображала с трудом.

Прошло несколько минут. Сильвия молча плелась позади девушки, настороженно ожидая, пока она заговорит. И Бет наконец решительно повернулась к ней.

— Сильвия, сегодня я уезжаю во Францию, — сказала она.

Сильвия кивнула, сцепив пальцы:

— Я так и думала.

Бет взглянула в лицо компаньонки, но та опустила глаза.

— А ты хочешь остаться здесь? — спросила девушка, хотя давно уже поняла, что Сильвия мечтает остаться в замке. Ей только хотелось убедиться в этом.

В груди благородной дамы чувство долга боролось со страстью. Сильвия крепко сжала пальцы и неуверенно произнесла:

— Знаю, я обещала твоей матери, но…

Бет ласково положила свою руку на руку Сильвии, прежде чем та успела ее отдернуть.

— Меня не волнует, что ты обещала моей матери. Скажи мне, что у тебя на сердце?

Сильвия взглянула в сторону дома, на пороге которого стоял Сэмюель, и сказала твердо:

— Я хочу остаться здесь.

Перехватив ее взгляд, Бет тоже взглянула на Сэмюеля и спросила:

— С ним?

Сильвия не могла понять, осуждает ее Бет или нет. Робкая и пугливая по натуре, она обычно начинала волноваться из-за любого неосторожно сказанного слова или косого взгляда, но на этот раз не потеряла самообладания.

— Он сделал меня счастливой, дорогая.

Бет, улыбнувшись, кивнула.

— Что ж, я рада, что ты счастлива. — Она умела ценить светлые стороны жизни, а сейчас у нее для этого был повод. — Ну и хорошо. Если ты останешься здесь, то мне не придется о тебе беспокоиться.

Однако чувство вины все еще не оставляло компаньонку, и она пролепетала:

— Это я должна о тебе беспокоиться…

Улыбнувшись, Бет, в свою очередь, пожала руку Сильвии.

— В этом нет необходимости. Я прекрасно смогу позаботиться о себе сама.

Но Сильвия не выпускала ее руки.

— В Вирджинии — да, но здесь не Вирджиния и даже не Америка.

Бет высвободила свою руку и, посмотрев вдаль, проговорила как бы про себя:

— Нет, считается, что это более цивилизованная страна.

— Вот именно — считается, — ехидно повторила Сильвия.

Бет отмахнулась от пчелы, жужжавшей у ее головы, и сказала:

— Во всяком случае, мне нечего бояться. Со мной поедет Дункан.

Сильвия с облегчением вздохнула:

— Ну тогда с тобой все будет в порядке.

Однако Бет не была в этом уверена. Нельзя чувствовать себя в безопасности с человеком, который сам был для нее опасностью. Из-за Дункана она лишилась своей воли и драгоценного чувства независимости. Раньше она не подчинялась ни одному мужчине и не думала, что такое с ней может случиться. Бет очень не нравились перемены, которые произошли с ней. Она не хотела быть ни рабой Дункана, ни слезливой девчонкой, которая живет только взглядами и капризами своего любовника.

Увидев, что девушка нахмурилась, Сильвия осторожно заметила:

— Боюсь, твоя мать сказала бы, что Дункан тебе не пара.

«А его это и не волнует. Ему нравится только заниматься любовью. Глупо терять голову из-за такого человека, которого любовь ни к чему не обязывает», — подумала Бет, а вслух сказала:

— А он никому не пара.

Сильвия взглянула на Бет большими глазами, вспомнив о тех ночах, которые она сама провела с Сэмюелем. Неужели Бет уже запятнала свою честь?

— Бет…

Глаза девушки сузились. Ей не нужны были проповедники. Она не стыдилась того, что произошло. И не собиралась обсуждать свои отношения с Дунканом с кем-то посторонним. Это ее личное дело. Таким оно и останется впредь.

— Прошло то время, когда ты могла мне сказать с укоризной «Бет». — Девушка отодвинулась от Сильвии. — Последи лучше за собой, чем осуждать меня.

Компаньонка покачала головой:

— Я и не собираюсь этого делать, ты меня неправильно поняла. Просто хотела помочь тебе, если понадобится моя помощь.

Девушка с удивлением взглянула на Сильвию. Это было что-то новенькое. Сильвия вообще очень изменилась за последнее время, и в этом был повинен Сэмюель.

Сильвия и сама понимала, что стала другой, и радовалась этому.

— У меня такое чувство, будто я, как цветок, всю свою жизнь прожила в лесу, под тенью огромного дуба. И вдруг этот дуб срубили, и я увидела солнце, — восторженно проговорила она и заглянула в глаза Бет, словно приглашая ее порадоваться вместе с нею. — Я никогда не знала, как это чудесно — греться на солнышке. — Добродушное лицо Сильвии расплылось от удовольствия.

— Будь счастлива, — ласково проговорила Бет, искренне желая, чтобы Сильвия навсегда осталась такой, как сейчас.

— И я желаю тебе того же — ответила Сильвия и заспешила к дому, где ее ждал Сэмюель. Встретив по дороге Дункана, она с необычной для себя смелостью сказала: — Берегите ее, капитан, Бет этого заслуживает.

Увидев Дункана, Бет решила, что он снова начнет ее отговаривать, и нахмурилась, но он, улыбнувшись, спросил:

— Ты умеешь ездить верхом? — И хотя в саду они были одни, наклонился к ней и добавил чуть слышно: — Верхом на мужчине ты смотришься прекрасно.

Пораженная его наглостью, Бет торопливо оглянулась, боясь, что кто-то мог его услышать. Никого не было, но даже это обстоятельство не остудило ее гнева.

Подбоченившись, она спросила:

— И тебе не стыдно?

— Ничуть. — И он быстро поцеловал ее. — Отныне между нами не должно быть никаких секретов. — Но ты так и не ответила на мой вопрос. Ты умеешь ездить верхом?

— Да, — сказала Бет и добавила: — Но именно верхом, а не боком, как ездят в дамском седле.

Ее манера ездить верхом очень огорчала миссис Больё, но дочь упрямо стояла на своем — дамское седло казалось ей неудобным.

Дункан кивнул:

— Я это предполагал. Если ты ездишь по-мужски, значит, наездница хорошая. Это прекрасно, но на всякий случай скажу, что в конюшне у меня есть и дамские седла.

— А почему ты задал мне такой вопрос?

— Верхом мы доберемся до Дувра быстрее, чем в экипаже, и, значит, скорее вернемся назад. Мы можем отправиться, как только ты будешь готова. Сэмюель сумеет управлять имением не хуже меня.

Бет подумала о золоте, хранящемся под фальшивым дном ее сундука. Она пересчитала деньги после того, как Дункан утром ушел из ее комнаты.

— Мне нужен всего час.

Дункан посмотрел на нее с восхищением.

— Ты редкая женщина, — сказал он и, погладив ее по щеке, добавил: — Впрочем, это я и так знал.

Ее волосы были закреплены шпильками, и Дункану хотелось распустить их, но он знал, что сейчас не время. Каждый раз, когда Дункан прикасался к ней, ее сердце начинало биться быстрее. Она не желала этого, но ничего не могла с собой поделать.

— Ты обещал мне, что в наших отношениях не будет обмана, — сказала она.

— Почему ты не веришь, когда я говорю тебе комплименты, разве до меня никто не говорил тебе ласковых слов?

Нет, мужчины считали достойными ухаживания только ее сестер. Сама она была слишком похожа на своего отца, чтобы привлекать кавалеров. Да она и не нуждалась в их ухаживаниях. Ей совершенно не хотелось строить глазки, жеманничать и делать вид, что у нее в голове нет других мыслей, кроме так называемых подобающих благовоспитанной девице. Но даже если она в ком-то и пробуждала интерес, ее острый язычок был способен отвадить любого поклонника.

— Нет, кроме тебя — никто.

Дункан понимающе кивнул:

— Значит, они правы.

— Кто прав? — недоумевая, спросила Бет.

— Те, кто говорит, что в Штатах живут одни дураки. Если бы я жил рядом с тобой, я бы каждый день говорил тебе комплименты.

Она не сомневалась, что говорить комплименты для него так же естественно, как дышать.

— Я знаю: ты говорил бы их много, но не всерьез.

Он игриво накрутил на палец один из ее локонов, и глаза Бет потемнели от страсти. Это пробудило в нем желание. Да что там говорить, один только вид этой женщины уже пробуждал в нем желание.

— Напротив, я был бы серьезен, как никогда, — сказал он.

Она прекрасно понимала, что все его льстивые речи клонятся к одному.

— Ты говоришь мне комплименты только для того, чтобы быстрее достичь своей цели. А она находится внутри моих панталон.

Расхохотавшись, он крепко прижал ее к себе. Она и в самом деле была редкой женщиной.

— Нет, не только для этого. Хотя, ты сама должна признать, что это цель.

Бет покраснела и, повернувшись спиной к Дункану, ответила:

— Хватит об этом! Мне нужно собираться.

Через несколько минут она уже тащила к конюшне две самодельные сумки, прилагая все усилия, чтобы не сгибаться под их тяжестью. В сумках было совсем мало одежды. Обе они были почти доверху набиты золотом, с помощью которого Бет надеялась выкупить из тюрьмы своего отца.

— Давай, я помогу тебе.

Услышав голос Дункана, Бет вздрогнула. Что за невезение! Она так старалась, чтобы он не увидел ее, пока она не перекинет эти сумки через седло, — и вот на тебе!

— Не надо, мне не тяжело.

Не понимая, почему она упрямится, Дункан подхватил обе сумки и изумленно воскликнул:

— Ты что,положила сюда вместо платьев камни? Почему они такие тяжелые?

— Это не твое дело, — Бет попыталась вырвать у него сумки, но Дункан крепко держал их. Удивленный ее поведением, он расстегнул одну из сумок и запустил руку внутрь.

— Твои платья, наверное, из железа. Покажи мне их. Если я видел тебя без платья, то имею право видеть платья без тебя.

Его пальцы нащупали что-то твердое. Он вытащил странный предмет наружу и увидел, как засверкал на солнце слиток золота.

Глава 22

Глаза Дункана потемнели, когда он поднес слиток к лицу Бет. В ее глазах он заметил смущение и вместе с тем — вызов. Он поднял слиток еще выше.

— Что это? — спросил он.

Бет вздернула подбородок. Она вовсе не считала, что сделала что-то дурное, и все же почему-то — она совершенно не понимала почему — у нее было такое чувство, будто она поступила с ним недостойно, несправедливо. Но ведь она не хотела его обидеть. И это золото не имело никакого отношения к тому, что произошло между ними прошлой ночью.

— Это деньги, чтобы выкупить, если это потребуется, моего отца.

Дункан снова положил слиток в самодельную сумку. Его глаза впились в ее лицо.

— Ты хотела скрыть это от меня? — Он еле сдерживал ярость. — Боялась, что я оберу тебя в дороге и брошу?

Бет видела, что Дункан оскорблен до глубины души, и что-то кольнуло ее в сердце. Она не хотела его обидеть, но и не желала подвергать его искушению.

— Но ты же сам говорил, что был капером, что грабил чужие корабли, — произнесла она с вызовом.

Дункану хотелось как следует потрясти эту женщину за плечи, но он сдержался и сказал с горечью:

— Я им был, Бет, был. И я рассказал тебе, почему мне пришлось вести такую жизнь. Потому что у меня не было выбора. А теперь у меня есть выбор, и я живу по-другому. Временами мне кажется, что такая жизнь не по мне, что она слишком уж спокойная, но я выбрал ее сам. — Он показал рукой на графский дом. — Здесь я могу найти все, что только пожелаю. — Лицо его помрачнело. Ее слова причинили ему куда больше боли, чем выстрел ранившего его разбойника. — Я никогда не был жадным, Бет. Только когда я смотрю на тебя, я становлюсь жадным. Вспомнив о том, как они провели ночь, он слегка ослабил руки, стискивавшие ее плечи. — Мною овладевает жадность только тогда, когда я хочу тебя. — Он прошелся взглядом по ее лицу и понял, что погиб. И что он глупец. — Потому что тобой, Бет, невозможно насытиться. С каждой минутой я еще больше и больше становлюсь твоим пленником. — Опомнившись, он встряхнул ее за плечи и проговорил с обидой: — А ты смела подумать, что я смогу тебя обокрасть! Так мне и надо, дураку!

Повернувшись, Дункан направился к конюшне, даже не взглянув на Бет. Испугавшись, что он никогда не простит ее, она крикнула:

— Подожди, Дункан!

Он остановился, прекрасно понимая, что опять выглядит идиотом. Вопреки своему намерению уйти, он вдруг замер на месте, но все-таки не повернулся, чтобы не видеть лица Бет.

— Зачем?

Бет отчаянно пыталась найти слова, которые бы объяснили ему ее мотивы и вместе с тем не оскорбили бы его. Она понимала, что обидела его и что была неправа. Если бы он хотел отобрать у нее золото, он сделал бы это сейчас вместо того, чтобы отшвырнуть его в сторону и уйти прочь.

— Попробуй хоть на секунду очутиться на моем месте. — Бет судорожно вздохнула. — Представь себе, что ты женщина. Хоть и не «обыкновенная» женщина, — повторила она ему его же слова, натянуто улыбнувшись, — но тем не менее все-таки женщина.

Бет увидела, что Дункан несколько расслабился, и поспешно продолжила:

— Женщина, у которой осталась единственная, самая последняя возможность спасти от смерти своего отца. — Она облизнула губы, вспомнив, каким он был прошлой ночью. — И вдруг на горизонте появляется золотоволосый экс-пират, мастерски заговаривающий зубы: его слова как мед, а в глазах — дьявольский огонь… — Бет вспомнила, какая ее сжигала страсть, вспомнила вкус его губ. — Этот человек сводит тебя с ума, заставляя сгорать от желания, ты таешь от одного его прикосновения. Но ты о нем не знаешь ничего, кроме того, что рассказывает он сам, — и все это может оказаться ложью. Сможешь ли ты тогда доверить ему жизнь своего отца?

Дункан медленно повернулся к ней. Его гнев внезапно остыл, словно горячее железо, брошенное кузнецом в ведро с водой.

— Но ты уже доверилась мне, отдавшись.

Он сделал шаг навстречу, и она проглотила застрявший в горле ком.

— У меня не было выбора.

Неужели она и в самом деле так думает? Вчера их сердца соединились, пусть и ненадолго. Неужели она не может прочесть то, что так ясно написано в его сердце?

— У тебя всегда был выбор. Даже в самом конце.

Бет не очень-то разбиралась в мужчинах, но кое-что о них слышала. Что же за человек Дункан, если он так не похож на всех остальных? Она подняла бровь:

— Правда?

Он нежно прикоснулся к ее рукам и спросил:

— Неужели ты думаешь, что я овладел бы тобой силой, как какой-нибудь пастух, охваченный похотью, если бы ты сказала «нет»?

Она печально улыбнулась:

— Что толку было говорить «нет», когда ты меня раздел. После этого не смог бы устоять ни один мужчина.

Дункан взял ее за запястья:

— Ты всегда могла бы сказать «нет».

Бет изумленно посмотрела на него и спросила:

— А ты бы меня послушался?

Он тихо рассмеялся:

— Очень возможно, что я начал бы рвать на себе волосы и ругаться на чем свет стоит. Но я бы послушался.

Бет посмотрела ему в глаза и поняла, что Дункан говорит правду. Он действительно был необыкновенным мужчиной, и она почувствовала к нему безграничную нежность.

— Прости меня, Дункан. Мне следовало довериться тебе.

Теперь, когда она поняла, что была не права, он позволил себе посмотреть на все происшедшее ее глазами.

— Нет, ты была права! Ведь ты и в самом деле не знаешь обо мне ничего, кроме того, что сказал я сам.

— Я заметила, что твои люди смотрят на тебя как на божество.

Притворные похвалы всегда вызывали у него подозрения. А когда его хвалили искренно, он чувствовал себя неуютно. Дункан пожал плечами:

— Но ведь они тоже бывшие морские разбойники.

Бет покачала головой:

— Но ведь о тебе хорошо говорят и женщины и старики. — Сцепив руки, она продолжила: — Прости, что я обидела тебя, но по натуре я недоверчива, и я боюсь за жизнь отца. Я в смятении и не знаю, что мне делать.

Дункан протянул ей руку, и она подала свою.

— Будешь делать то, что скажу я. А я знаю, что нам надо делать. Давай разделим груз.

Подойдя к своему коню, Дункан похлопал его по черной морде.

— Мне рассказывали ужасные вещи про то, что происходит сейчас во Франции. Я не хотел бы обижать твоих бывших соотечественников, но эти французские крестьяне как с цепи сорвались. Кричат о свободе и при этом отнимают ее у всякого, кто им не нравится.

Открыв свои сумки, Дункан переложил туда несколько слитков, остальные оставил на месте.

Перекидывая сумки через седло своего коня, он взглянул на Бет. Его сердце забилось чаще.

— Но ты в самом деле уверена, Бет? Ты по-настоящему уверена во мне?

Бет бодро улыбнулась ему и кивнула. Для нее не было пути назад.

— Да.

Он и не ожидал от нее другого ответа. Бет была упрямой, честной и отчаянной — эта смесь всегда взрывоопасна! О таких людях хорошо читать в книгах, в обычной жизни с ними не бывает легко.

Дункан обнял ее за плечи.

— Ну что ж, тогда мы отправимся через час. — Он вывел ее из конюшни. — Мне осталось уладить еще несколько дел. Эми собирает для нас провизию. Вряд ли мы сможем охотиться в пути. А во Франции, быть может, будут охотиться за нами.

В этот момент в конюшню с радостными возгласами влетел Джейкоб. На плече у него болталась седельная сумка. Казалось, он тоже собрался в путь.

Подскочив к лошади, которую оседлал для него конюх, парень перебросил свои сумки через ее круп.

— Я взял все, что ты просил, Дункан.

Бет вопросительно посмотрела на Дункана:

— Разве Джейкоб тоже поедет с нами? Ты ничего мне об этом не говорил.

Дункан кивнул, беря своего коня за поводья.

— Нам нужен еще один клинок. И еще один пистолет. Хотя ты мне и говорила, что ты меткий стрелок, я еще не видел, насколько хорошо ты стреляешь.

Бет действительно была метким стрелком, но ей вовсе не хотелось целиться в живого человека.

— Возможно, этого и не потребуется, — прошептала она.

Джейкоб, услышав голос девушки, оглянулся и в недоумении уставился на Бет:

— Это вы, мисс?

Вид у него был такой, словно он увидел привидение.

Бет расхохоталась, увидев, как лицо парня вытянулось от изумления. Его замешательство объяснялось ее теперешней одеждой. Для долгого пути верхом на лошади юбки были бы неудобны, и Бет позаимствовала у Томми рубашку и штаны. Он был вис себя от счастья, получив за свою поношенную одежду золотую монету, и с радостным криком побежал к матери, чтобы показать ей свою добычу.

— Ну конечно, это я, Джейкоб.

Джейкоб медленно обошел ее кругом, словно хотел удостовериться, что это и впрямь она.

— А почему на вас одежда Томми?

Бет видела, что глаза Дункана смеются. Когда она вошла в конюшню, он ничего не сказал, всем своим видом показывая, что ее одежда ничуть его не удивляет. Хотела бы она знать, что он обо всем этом думает. Дома ее обычно бранили, когда она так одевалась. Но ей мужская одежда нравилась.

— Юбки годятся для гостиных и долгих прогулок в лунные ночи, а не для быстрой верховой езды, когда приходится подолгу не слезать с коня, — ответила она Джейкобу.

Дункан окинул взглядом ее фигуру. Штаны в обтяжку смотрелись на Бет очень соблазнительно.

— О твоем новом наряде можно много чего сказать, — усмехнулся он.

От взгляда Дункана ее охватил такой жар, что она отвернулась, опасаясь, как бы Джейкоб не догадался о том, о чем ему не следует знать.

Выведя лошадей во двор, они увидели, что там собралось много народа.

Заплаканная Сильвия поцеловала Бет на прощание и тотчас поспешила укрыться в объятиях Сэмюеля.

— Поручаю вам заботу о ней, — сказала Бет Сэмюелю. Тот в ответ рассмеялся довольным смехом.

— Клянусь вам, что она не останется на меня в обиде, — пообещал он, заглядывая в лицо Сильвии.

Бет уже хотела вскочить на коня, но заметила Джона, который тоже пришел проститься с ними, и спросила:

— Как здоровье вашей жены и ребенка?

— Благодаря вам с ними все в порядке. — Джон сжимал в ладони какой-то маленький предмет. — Вот, возьмите.

На ладони у нее оказался маленький, изящно вырезанный золотой крестик на тонкой и длинной золотой цепочке. Подняв глаза на фермера, Бет сказала:

— Я не могу принять этот подарок. — И попыталась вернуть ему крест. Но Джон оттолкнул ее руку.

— Прошу вас, мисс! Чем еще я могу отблагодарить вас за все то, что вы для нас сделали? Надеюсь, этот крестик защитит вас в путешествии. — Джон истово перекрестился. — Мы будем за вас молиться…

Бет с благоговением повесила цепочку на шею.

— Спасибо, Джон.

— Это я должен вечно благодарить вас, — ответил он и отступил с поклоном.

Пора было отправляться в путь. До наступления темноты им предстояло преодолеть немалое расстояние. Бет ловко и грациозно вскочила на коня.

Дункан посмотрел на нее с гордостью. Это была великолепная женщина, и горе тому мужчине, который попытался бы укротить ее.

Он скомандовал:

— В путь.

Глава 23

Если у Дункана поначалу и оставались какие-либо сомнения относительно умения Бет ездить верхом, то они сразу же рассеялись, когда он увидел, как она скачет, сливаясь с конем в единое целое.

Подъехав к ней ближе, он крикнул, перекрывая свист ветра и топот копыт:

— Похоже, ты родилась в седле!

Бет неслась галопом по дороге, окаймленной омытыми недавним дождем изумрудно-зелеными раскидистыми деревьями, и ветер развевал ее золотистые волосы. Услышав похвалу Дункана, она улыбнулась.

— Моя мать всегда очень огорчалась, когда я ездила верхом по-мужски. — Она вздохнула. — Ее огорчало все, что я делала.

Хотя мать и дочь любили друг друга, у них не было общих интересов. Дороти Больё никак не могла понять странное, на ее взгляд, поведение дочери. А что ее мать упорно желает всегда оставаться в тени жизни, Бет удивляло и раздражало.

— С моими сестрами маме повезло больше.

До сих пор Дункану как-то не приходило в голову, что у нее в семье есть еще кто-нибудь, кроме отца. Поскольку он сам был единственным сыном у матери, то и о Бет думал как о единственном ребенке. Услышав про сестер, он спросил:

— И много у тебя дома таких, как ты?

Бет объехала низкую ветку, которая наверняка застряла бы у нее в волосах, и ответила:

— Таких больше нет, но у меня есть еще три сестры. Они хорошенькие, послушные, большие рукодельницы — не то что я. — А про себя подумала «Правда, при этом безнадежно скучные и глупые».

— Готов поклясться, что не стоят тебя одной, — крикнул Дункан.

— Ты первый мужчина, который думает так, — ответила Бет, и ее губы изогнулись в довольной улыбке.

Дункан пристально посмотрел на нее. Если то, что она сейчас сказала, правда, то он не только первый мужчина, который овладел ее телом, но и первый, кто поцеловал ее. Эта мысль наполнила его сердце ликованием.

— Вот и хорошо! — крикнул он и, пришпорив коня, обогнал Бет.

Но она не собиралась от него отставать: ей не нравилось, когда ее обгоняли.

Она не стала спрашивать, что он имел в виду, когда крикнул: «Вот и хорошо!». Несомненно, этот возглас был порожден его мужским тщеславием. Бет знала, что мужчине нравится, когда у той или иной женщины он бывает первым, а Дункан был у нее первым. И — хотя этого она ему никогда не скажет, — станет для нее последним. Потому что другого такого, как он, она никогда не встретит. Таких больше нет. А те, кто похуже, ей не нужны.

Поэтому у нее никого никогда больше не будет. Ведь Дункан не останется с ней. Он не из тех мужчин, которые готовы на всю жизнь связать себя с одной женщиной. Как пчела, перелетающая с цветка на цветок, чтобы собрать мед с каждого, он навсегда останется свободным. В глубине души она понимала это так же хорошо, как понимала саму себя.

Погода им улыбалась: она оказалась куда лучше, чем Дункан мог предположить. Он хорошо знал местность, помнил все кратчайшие пути. Они останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям. Будь ее воля, Бет вообще бы не делала привалов. Потеряв столько времени, она изо всех сил старалась наверстать упущенное и боялась, что погода опять может испортиться и помешает им переправиться через Ла-Манш.

Пришпорив коня, Дункан опять нагнал Бет, как это он делал уже дюжину раз с тех пор, как они выехали.

— Ты скачешь так быстро, словно за тобою гонится сам дьявол.

От ветра у нее прерывалось дыхание, и она вынуждена была кричать, чтобы он ее расслышал:

— Насколько я знаю, дьявол впереди. Во Франции.

— Откуда ты это знаешь?

— Читала в газете.

— Но почему же тогда ваш отец поехал в такую опасную страну? — крикнул ей на скаку Джейкоб.

— Потому что он добрый человек, а добрые люди поступают так, что их убивают. Потому что его мать, моя бабушка, и его незамужняя тетка остались в Париже, и он о них беспокоился, — ответила Бет, повернувшись в седле, и снова вспомнила, как она умоляла отца не уезжать. — И еще потому, что если где-то люди берутся за оружие, то отец полагает, что именно там он нужен больше всего. — Бет повернулась к Дункану и, обращаясь к нему, произнесла, словно извиняясь: — Во время нашей революции мой отец сражался против вас…

Дункан покачал головой:

— Во время революции я не сражался, а грабил американские корабли и тем самым помогал англичанам. Но действовал я, конечно, в интересах своей семьи.

Бет недоуменно подняла брови. Или она раньше не поняла его? Ведь он же говорил, что и отец, и мать у него умерли.

— Твоей семьи?

Дункан кивнул:

— Это те люди, которых ты видела в поместье: Сэмюель, Джон, Эми, Томми. И еще Джейкоб.

Бет не ожидала от него таких чувств.

— Ты считаешь их своей семьей?

— Только эта семья у меня и есть.

— Но ты говорил, что у тебя есть единокровные братья.

Его лицо помрачнело.

— Они мне чужие. — И, взглянув на Бет, добавил: — Кровное родство не всегда образует семью. Ее создают только чувства.

Ей стало приятно, что он сказал это. Да, Дункан — редкий мужчина, она не ошиблась.

— Что ж, тогда ты должен сойтись с моим отцом, потому что он считает точно так же.

Дункан радостно рассмеялся, увидев показавшийся на горизонте Дувр. Воды гавани притягивали его к себе, как всегда притягивало и манило море.

— Не знаю, полажу ли я с ним. Не думаю, чтобы он обрадовался, узнав, что я подвергаю его старшую дочь опасности.

Бет пришпорила своего гнедого.

— Пожалуй, он и в самом деле не слишком-то обрадуется, — охотно согласилась она. — Но он поймет, что у тебя не было выбора. — Девушка улыбнулась. — Я дочь своего отца, а не своей матери.

— Тогда я буду очень рад встретиться с ним.

Бет всем сердцем пожелала, чтобы так оно и случилось.

Дункан послал Джейкоба узнать, когда отплавает ближайший корабль во Францию, а сам отвел Бет на постоялый двор, хотя она и пыталась уверить его, что не хочет ни есть, ни пить.

— В таком случае ты еще более редкая женщина, чем я думал раньше. Но я-то обыкновенный смертный, и потому мне надо поесть и попить.

Сказав это, Дункан направился в ближайшую гостиницу, по виду которой было не похоже, чтобы в ней собирался портовый сброд. В мужской одежде, с волосами, собранными в пучок и спрятанными под шляпой, Бет все равно выглядела необычно женственно, а Дункан вовсе не горел желанием ввязываться в драку, — кроме тех случаев, когда это было совершенно необходимо. Войдя в харчевню под названием «Кабан и петух», он кивнул стоящему за стойкой буфетчику и быстро провел Бет к столику. Когда к нему подошла служанка, Дункан велел принести им три полных порции ужина, имея в виду и Джейкоба.

— Что, милок, крепко проголодался? — многозначительно спросила его молодая женщина.

Грязная кофта едва прикрывала ее пышную грудь. У нее было потасканное лицо и похотливая ухмылочка. Окинув взглядом Дункана с головы до пят, она нашла, что он вполне заслуживает ее внимания.

— Мне по силам удовлетворить даже самый большой… — и ее полные губы расплылись в широкой улыбке, — мужской аппетит.

— В таком случае вам стоило бы лучше обратиться к вашим прямым обязанностям, — спокойно ответила ей Бет. — Потому что его аппетит может быть удовлетворен только тем, что он найдет за этим столом — и ничем иным. — Бет посмотрела на женщину с такой ледяной надменностью, что та не решилась продолжать разговор в том же духе.

Когда служанка удалилась, Дункан, подняв кружку с элем, шутливо сказал:

— Ты сражаешься за мою честь, Бет?

Она сделала вид, что не заметила его самодовольного тона.

— Я всего-навсего хочу быть уверенной, что выйду отсюда с тем, с кем сюда вошла. — Наклонившись к Дункану и понизив голос, Бет добавила: — Если ты способен потерять голову из-за подобной твари, то ты мне не нужен.

Поставив кружку на стол, Дункан, не отрывая от девушки взгляда, ответил:

— А вот я уверен, что смогу оказать тебе очень большую услугу.

Бет знала, что он вложил в эти слова весьма широкий смысл.

Не успели они поужинать, как явился Джейкоб и сообщил, что ближайший корабль отправляется через час, а следующий отплывет во Францию только через два дня.

Поспешно завернув в салфетку ужин Джейкоба, они ушли с постоялого двора, чтобы сесть на корабль с причудливым названием «Честь поэта». И уже через час были в море.

Дул попутный ветер, и плаванье заняло у них немногим больше одного дня. Джейкоб был явно счастлив от того, что снова, пусть ненадолго, оказался в море. Что касается Дункана, то Бет не могла не заметить, что ему несказанно сладко вновь, опираясь на перила, стоять на палубе и чувствовать, как водяные брызги летят ему в лицо. Он простоял так несколько часов подряд, но Бет не смогла догадаться, о чем он думает.

Возможно, море, бесконечно пленяя, было для него подобно женщине?

— У тебя такое лицо, словно ты вернулся домой, — тихо шепнула она Дункану.

— Верно. Ведь на море я провел на пять лет больше, чем на суше. Впрочем, я чувствую себя дома везде, где мне приходится жить, и могу приспособиться к любой обстановке. Помню, как один человек в тюрьме после того, как меня там избили плетьми, сказал, стоя надо мной, что я такой закоренелый негодяй, что меня ничто не берет, — иначе я непременно бы отдал Богу душу.

Бет от изумления разинула рот:

— Тебя били плетьми? В тюрьме?

— Это оскорбляет тебя? — тихо спросил он. — То, что я был за решеткой?

Бет ответила не сразу. Посмотрев ему в глаза, она поняла, что для него очень важно то, что она сейчас скажет. Хотя он презирал опасность, Бет уже смогла убедиться, что он очень раним.

— Меня оскорбляет, что кому-то удалось лишить тебя свободы.

Хороший ответ. И он, улыбнувшись, проговорил:

— Я всего лишь простой смертный, Бет.

Взяв ее руку в свою, он нежно провел по ней пальцем. И увидел, как в ее глазах разгорается желание. То же самое желание, которое разгоралось в нем самом.

— Это ты мне уже доказал.

Дункан поднес ее ладонь к своим губам и нежно поцеловал. Джейкоб добился для них отдельной каюты, чтобы они могли отдохнуть. Ничего лучшего у капитана не оказалось.

— Ты спустишься со мной вниз, Бет?

Да, она хотела бы пойти с ним, но сейчас это было бы неудобно. Повернувшись к их спутнику, стоявшему у перил, Бет произнесла:

— Но Джейкоб…

Коснувшись пальцами ее щеки, Дункан повернул ее лицо к себе:

— Он знает только то, что я ему говорю, и думает только то, о чем я позволяю ему думать.

Он вдруг увидел, как изменилось выражение ее лица. Она обиделась за Джейкоба. Но дело было вовсе не в том, что Джейкоб был слугой. Дункан имел в виду совсем другое.

— Джейкоб наивен, Бет. Он смотрит на мир детскими глазами. Ни в его взгляде, ни в его чистой душе нет места осуждению.

«Пожалуй, что так оно и есть», — подумала Бет, вновь бросив взгляд на Джейкоба, широко улыбнувшегося ей в ответ, и сказала:

— Но ведь есть еще и капитан. Он узнает.

Капитан находился в противоположной части корабля и нисколько не интересовался делами пассажиров.

— Только если мы сами расскажем.

Но Бет все-таки не сдавалась. Сейчас она не могла свободно следовать своим желаниям. Ведь они были так близки к цели! Этого не стоило бы делать.

— Нет, Дункан, я не могу.

Он улыбался, поглаживая ее ушко.

— В прошлый раз ты говорила то же самое, но все-таки смогла.

Вздохнув, Бет покачала головой. Ее решимость слабела, и она вынуждена была бороться с собою, чтобы не капитулировать.

— У тебя медовый язык, и ты умеешь заговаривать зубы.

Дункан рассмеялся весело и добродушно:

— Кому как не тебе знать, какой именно у меня язык?

Бет прикусила губу:

— Мне и вправду хочется, но…

Взяв ее руки, он прижал их к своей груди. К своему сердцу.

— Это очень утомительно, Бет, — пытаться противиться искушению, — торжественно-серьезно возразил он. — Так что не утомляй себя. Силы тебе еще пригодятся в этой поездке.

На этот раз его настойчивость была несколько шаловливой, словно бы он настаивал на этом в шутку, заранее зная, что эту партию ему не выиграть.

— От того, что я буду с тобой, у меня сил не прибавится, а, наоборот, убавится, — возразила девушка.

Отпустив ее руки, Дункан притворно вздохнул.

— У тебя на все есть ответ.

«На все, кроме моих чувств к тебе», — тоскливо подумала Бет.

— Ну, хорошо, на этот раз ты можешь считать, что выиграла спор. — Встав позади нее и положив руки ей на плечи, он сказал: — Хотя победитель всегда остается в одиночестве. Иногда лучше проиграть.

Бет закрыла глаза, борясь с собой. Она проиграла этот бой.

— Берег Дункан, берег! — возбужденно воскликнул Джейкоб.

Широко раскрыв глаза, Бет встала на цыпочки и, ухватившись за перила, принялась всматриваться вдаль. Но ничего не увидела, кроме тумана.

— У берега море всегда в тумане, — проговорил, покоряясь, Дункан.

Интересно, а что ждет впереди его самого? Никогда раньше он не задумывался над этим, поскольку жил одним днем. Как видно, такие мысли начинают лезть в голову, когда слишком долго живешь на суше. Внезапно перед тобой открывается вечность, и все твои мысли становятся пресными и банальными.

Взглянув в лицо Бет, он решил, что пока его мысли не так уж и пресны.

Глава 24

Дункан чувствовал, как нетерпение все сильнее и сильнее охватывает Бет, которая стояла на палубе позади него. Они ждали, когда приведут их лошадей. Сначала капитан не хотел брать лошадей на корабль, но потом, увидев, как Дункан пересыпает золотые монеты с ладони на ладонь, переменил решение.

Им пришлось дорого заплатить за переправку этих животных. Но Дункан не хотел доверять свою судьбу, а также судьбу Джейкоба и Бет лошадям, к которым они не привыкли. Хоть он и бранил иногда своего коня, но тот был выносливым и быстрым, как ветер. Таких же хороших лошадей выбрал Дункан для Бет и Джейкоба.

Судьба подобна бурному морю, которое приходится переплывать вслепую, но он сделал все возможное, чтобы опасности не застали их врасплох, ибо это путешествие он предпринял ради женщины, которая стала ему необходима как воздух.

Когда молодой матрос свел лошадей вниз по трапу, Дункан сунул ему в руку золотую монету. Глупые глаза парня широко открылись и заблестели. Поклонившись, он спросил:

— Вам что-нибудь еще угодно, ваша светлость?

Дункан расхохотался. Уж кого-кого, а его этот мальчишка наградил титулом явно не по праву.

— На светлость я не тяну, парень. И больше ничего не надо, — ответил он и добавил: — Когда-то я был капитаном судна в три раза больше этого. — Впрочем, об этом не стоило бы говорить. Его враги все еще были живы, враги, затаившие злобу и мечтающие о мести. Повернувшись к Бет, Дункан протянул ей поводья гнедого и спросил: — Ты знаешь, как добраться до дома твоего отца?

Бет кивнула:

— Несколько лет назад я была там.

Его глаза сузились. Раньше она ему не говорила об этом.

— Давно?

Подумав, Бет ответила:

— Четырнадцать лет назад.

Дункан ошарашенно уставился на нее.

— Тогда ты была младенцем, которого носили на руках, — насмешливо фыркнул он.

Она вскинула подбородок:

— Тогда мне было восемь лет.

— И ты до сих пор помнишь этот дом? — спросил он насмешливо.

— Да, помню. Каждую тропинку, каждое деревце, — упрямо настаивала Бет. — Дом моей бабушки находится в предместье Парижа. На северной окраине.

Его скептицизм тотчас сменился беспокойством:

— Но ведь как раз оттуда и начинаются в городе все бесчинства.

Бет кивнула:

— Я знаю. Оттого-то я так и тревожусь.

Они пошли прочь от пристани. Это место пользовалось не самой лучшей репутацией, и Дункан хотел как можно скорее покинуть кишащий матросами порт.

— Сколько времени вы не получали вестей от отца?

— Мы перестали получать от него письма за два месяца до того, как я уехала из Вирджинии.

Дункан опять (но на этот раз уже по другой причине) насмешливо взглянул на Бет: похоже, что ее тревога была напрасной.

— Не так уж и много прошло времени, Бет. Может быть, дома получили письма после того, как ты оттуда уехала.

— Если бы не революция, то мы бы и не беспокоились. Сначала отец писал часто. Он посылал нам весточку с каждым кораблем, приходившим в порт. Да, Дункан, с каждым кораблем.

Дункан задумчиво посмотрел на Бет. Как же она еще наивна! Ничего-то она не знает о темной стороне мужской натуры, хотя и считает себя очень искушенной. Стараясь говорить как можно мягче, он спросил:

— А вдруг он просто не хочет возвращаться?

Бет возмущенно сверкнула глазами, но вскоре остыла и только покачала головой:

— Если бы ты знал моего отца, ты бы не посмел предположить такое. Он любит свою жену, семью и дом в Вирджинии, любит ту жизнь, которой он жил там.

— Так почему же он уехал?

— Я уже говорила тебе — чтобы помочь близким. Он самоотверженный человек.

Она не могла представить, чтобы отец мог изменить себе, покинув жену и детей. Такое был способен сделать любой другой, но не Филипп Больё. Глаза Бет наполнились слезами.

— Нет, с ним что-то случилось, — повернувшись к Дункану, сказала она. — Я в этом уверена.

Дункан ободряюще сжал ее руку, лежавшую на луке седла. Он понимал, что она верит в то, что говорит. И неважно, так ли оно на самом деле.

— Только не тревожься раньше времени. Тревогой делу не поможешь.

— Все будет в порядке, мисс, — вмешался Джейкоб, не в силах оставаться безучастным к ее страданиям. — Если кто и сможет найти вашего отца, так только Дункан.

Почти два дня они добирались до дома, где жила бабушка Бет. Не останавливаясь в гостиницах, ночевали прямо у дороги. Дункан думал, что так они будут в большей безопасности, и у Бет не было причин, чтобы не согласиться с ним. Она благодарила Бога за то, что он создал ее не такой, как ее сестры. Иначе она не смогла бы перенести трудности, с которыми приходилось сталкиваться.

Когда на утро третьего дня они подъехали к саду имения Больё, Бет ужаснулась при виде открывшегося перед ней зрелища. Оно являло собой резкий контраст с тем, что она бережно хранила в своих воспоминаниях. Сад зарос сорняками и казался печальным и заброшенным, как вдова, которую оставили умирать в одиночестве. Дом обветшал и уже не был тем солнечным домом, о котором рассказывал ей отец и который помнила сама Бет.

— Ты уверена, что не ошиблась, Бет? — нетерпеливо спросил Дункан.

Все еще ошеломленная, она медленно покачала головой.

— Уверена. Но все выглядит таким печальным, таким заброшенным. Ясно одно — отца здесь нет. Он бы все привел в порядок… Давай подъедем поближе к дому.

— Может быть, этот дом уже чужой, — сухо ответил ей Дункан. — Я слыхал, что дома многих аристократов были захвачены, и теперь в каждом из них живут несколько семей. Если и с твоим домом произошло то же самое, то я не хотел бы, чтобы кто-нибудь нас заметил.

— Но я должна все выяснить, — решительно заявила Бет и, соскочив с коня, направилась к дому. Дункан понимал, что спорить с ней бесполезно и только сказал:

— Хорошо, но будь осторожна.

Тихо прокравшись через запущенный сад, они пробрались к дому, и Бет заглянула в окно, но никого в доме не увидела.

— Давай залезем внутрь, в конце концов, это дом моей бабушки, и я имею право это сделать, — тихо шепнула она Дункану.

Его не пришлось долго уговаривать. Дункан быстро залез в окно и подал руку Бет. Оказавшись в комнате, девушка застыла в недоумении. На всех вещах лежал толстый слой пыли, словно к ним давным-давно никто не прикасался.

— Ничего не понимаю! — наконец воскликнула она. — Отец приехал сюда восемь месяцев назад, это его любимая комната — библиотека. Почему же здесь все пришло в запустение?

Дункан медленно обошел библиотеку и сказал:

— Наверное, его мнения не спрашивали. Похоже, он не мог делать здесь то, что хотел.

— Ты думаешь, он сейчас в неволе?

Дункан развел руками:

— Или в бегах. Сейчас здесь не любят благородных.

— Но он же приехал сюда, чтобы помочь одиноким женщинам! Кто же посмел причинить зло такому человеку, как отец?

Обняв Бет за плечи, Дункан притянул ее к себе:

— Во время революции людей убивают без суда и следствия… Эти сумасшедшие забыли Бога.

— Ты думаешь, отец погиб?

— Не отчаивайся! Еще ничего не известно. Будем надеяться на лучшее!

Сказав это, Дункан заслонил ее собой, так как увидел, что дверь в библиотеку открывается.

Глава 25

Дверь открывалась очень медленно, словно входивший раздумывал, стоит ему посмотреть, что происходит в комнате, или нет. Женщина, появившаяся на пороге, была одета в черное. И без того тонкая ее фигура казалась в черном еще тоньше. Ее хрупкие плечи сгорбились под тяжестью прожитых лет и перенесенного горя. Остатки редких и тонких седых волос были зачесаны назад и скручены в тугой пучок на почти лысом черепе, что делало ее чем-то похожей на скелет.

Но в глазах старухи не было страха, — они горели возмущением. Звук ее голоса поразил пришельцев — он не дрожал, не прерывался, а был сильным и сердитым. Она закричала на незваных гостей по-французски и начала размахивать палкой.

— Убирайтесь отсюда, стервятники! Мы еще не умерли! — кричала она. — Воры, головорезы, прочь отсюда со своей шайкой!

Старуха огрела Дункана тростью сначала по плечу, потом еще раз — по ребрам. Это была та самая трость, которую отец Бет сделал специально для своей тетки. Когда он уезжал, то положил ее в свой багаж.

— Тетя Козетта! — воскликнула Бет, появляясь из-за спины Дункана.

Старуха занесла было палку, чтобы нанести новый удар, и замерла. Ее тонкие брови вопросительно поднялись кверху, она вскинула голову, словно птица, потом засеменила к окну, отдернула занавески и начала пристально всматриваться в девушку. Та была похожа на ее сестру — такую, какой она была полвека назад.

Бет улыбнулась и протянула для приветствия руку.

— Это я, тетя Козетта. Я, Элизабет.

Глаза старой дамы внезапно поблекли. Похоже, она никак не могла вспомнить это имя.

Дункан начал терять терпение. Ему было ясно, что старуха не может узнать Бет.

— Бет, что она бормочет? Я не понимаю ни слова из здешнего языка.

Козетта медленно подняла глаза на Дункана и царственно склонила голову.

— Тогда я буду говорить на вашем, — произнесла она, как королева, снисходящая к простолюдину. — Ведь вы не участвуете в революции.

— Нет, мадам, я не мародер. — Дункан изящно поклонился, взял узловатую руку старухи в свою, поцеловал ее и представился. — Дункан Фицхью, к вашим услугам.

Этот жест понравился Козетте. Она всегда требовала, чтобы с ней обращались с подчеркнутой учтивостью. Убирая свою руку, она улыбнулась. Затем, обратив взор к внучатой племяннице, сказала:

— Я вижу, что вы, Элизабет, привезли с собой на редкость обаятельного кавалера. — В глазах Козетты вдруг блеснули слезы, и она обняла девушку. — Тебе не стоило бы находиться здесь, но это так прекрасно — взглянуть на тебя в последний раз, Элизабет. — И старуха поцеловала девушку в лоб.

Бет положила обе руки на руку женщины.

— Тетя Козетта, где мой отец?

Старуха глубоко вздохнула. Сердце ее забилось чаще при одном только воспоминании о том дне, когда увезли ее дорогого племянника. Если бы эти подонки так не жаждали ее смерти, она бы с радостью умерла. Жизнь еще теплилась в ней, но она чувствовала себя такой усталой. Она прожила долгую жизнь, и, не считая нескольких последних лет, эта жизнь ее радовала. Но видеть родину в таком состоянии, видеть, как разрушают то, что казалось ей бесценным, было невыносимо, все это нанесло ей незаживающие раны, как и ее старшей сестре.

Козетта сдержала слезы. Нет, плакать можно только молодым и слабым. Она же не принадлежала ни к тем, ни к другим.

— Его забрали, — ответила старуха.

— Забрали? — в ужасе воскликнула Бет.

— Кто забрал? — спросил Дункан.

Скривив губы, Козетта вспоминала клички, которыми они называли друг друга.

— «Друзья народа», «враги короны», — старуха обреченно пожала плечами. — Выбирайте какое хотите прозвище из тех, которыми они награждают друг друга. — Ее глаза потемнели, и она с отвращением бросила: — Все они убийцы. — От гнева ее голос задрожал. — Что они сделали с моей Францией! — Усилием воли Козетта постаралась выпрямить спину, но ей это не удалось. — Франция погибла!

— Тетя, а что с бабушкой? — нерешительно спросила Бет, боясь того, что может услышать в ответ.

Старуха печально улыбнулась:

— Она наверху, но больше не выходит из своей комнаты. Все, что могу, я для нее делаю. Но она угасает, остается только ждать… Пойдемте, я провожу вас к ней.

Козетта повернулась и маленькими шажками направилась к двери. Когда Дункан предложил ей свою руку, она приняла ее с удовольствием и с той снисходительной благосклонностью, которая подобала ее положению в обществе.

— К нам так давно никто не приходил с визитом, — улыбнулась она Дункану, и он вдруг подумал, что в молодости Козетта явно была очень хороша собой. — Теперь это совсем не принято — стараться угодить таким, как я. — В голосе старой женщины слышалась горечь: — Женщины, которые раньше не осмелились бы коснуться подола моей юбки, теперь, когда я прохожу мимо них по улицам, плюют мне вслед.

— Вы выходите на улицу? — удивленно спросил Дункан.

Козетта беспечно пожала своими худенькими плечиками.

— Время от времени я должна выходить. — И продолжила с вызовом: — Этот город в такой же степени принадлежит мне, как и им. И мне даже в большей степени. Наш род существовал во времена крестовых походов, а происхождение свое ведет от Карла Великого. А этот гнусный сброд только вчера вылез из сточных канав. — Старуха возмущенно тряхнула головой.

Когда они поднимались по лестнице, Дункан хотел было поддержать старую даму, но потом передумал: помощь могла бы оскорбить Козетту, ведь у нее не осталось ничего, кроме гордости.

В коридоре было очень тихо.

— А где же все ваши слуги? — спросил Дункан.

— Ушли. Удрали. — Махнув рукой, словно кого-то прогоняя, Козетта фыркнула. — Все они трусы, кроме Терезы, которая, несмотря на опасность, потихоньку приносит нам еду. А между тем помогать нам небезопасно — ведь нас считают врагами народа.

Старуха печально вздохнула и, отстранив Дункана, который хотел открыть перед ней двойную дверь, сама распахнула ее. С достоинством, ощущавшемся в каждом ее шаге, Козетта вошла в просторную спальню, посреди которой стояла большая кровать с балдахином.

В ней лежала маленькая женщина, казавшаяся в огромной кровати совсем крошечной.

— Козетта, Козетта, кто тут? — слабо вскрикнула она.

Приблизившись к кровати, старая дама взглянула в лицо той, которую так любила вот уже больше семидесяти лет.

— Это Элизабет, Дениза. Дочь Филиппа.

— Элизабет?

Козетта шепнула на ухо Бет:

— Она ничего не видит.

У Бет сжалось сердце. Подойдя к кровати, она упала перед бабушкой на колени, потом поцеловала ее слабую руку.

— Бабушка!

— Наверное, ты стала красавицей. Не надо плакать, моя крошка. И зачем ты сюда приехала? Здесь опасно, очень опасно.

От горя у Бет сдавило горло, но, чтобы не огорчать бабушку, она сдержала слезы.

— Я приехала за папой.

Сморщенные губы Денизы задрожали, и она еле слышно сказала:

— Ты опоздала, детка.

— Но ведь его куда-то увезли? — спросил Дункан, выступая вперед.

Услышав незнакомый голос Дениза повернула голову:

— Кто это?

— Молодой человек сопровождает Элизабет, — объяснила Козетта.

— Меня зовут Дункан Фицхью, мадам Больё. — Дункан коснулся руки Денизы.

Старая дама слегка сжала его руку, и сердце у него защемило, когда он почувствовал, как слаба эта рука. Жить Денизе Больё оставалось недолго. Дункан встал на колени, слепая провела кончиками пальцев по его лицу и сказала:

— Он красивый и сильный. Это твой муж, Элизабет?

— Я ее защитник, — ответил Дункан, избавляя Бет от необходимости объяснять, почему они здесь вместе.

— Тогда для вас здесь найдется немало работы, месье, — спокойно ответила Дениза. — Здесь вам придется защищать ее от многих опасностей, — и, повернувшись к Бет, добавила: — Возвращайся домой, детка, пока не поздно…

Глава 26

Слова бабушки звучали так жалобно, но Бет знала, что не сможет исполнить ее просьбу.

— Я не могу уехать без папы, — ответила она.

Дениза покачала головой:

— Ты такая же упрямая, как Филипп. Я говорила ему, чтобы он уезжал, но он тоже не обращал внимания на мои слова. А теперь… теперь уже слишком поздно.

Дункан перевел взгляд с лежавшей в постели слабой женщины на другую, стоявшую рядом с кроватью. Он понимал, что из них двоих Козетта способна рассуждать более здраво. И он вновь повторил свой вопрос, надеясь, что на этот раз ему ответят:

— Вы знаете, куда его увели?

— Нет, я пыталась это выяснить, но никто ничего не знает. — Перед глазами старой дамы снова возникли события того страшного дня. — Однажды на рассвете, почти четыре месяца назад, к нашим дверям пришла толпа черни во главе с Робеспьером. — Козетта сморщила губы, словно откусив незрелое яблоко, и продолжила: — Эти гнусные исчадия ада схватили моего дорогого племянника. Говорили, что его нужно судить за преступления его семьи против народа. За преступления! Подумать только! Это они преступники, а не мы. Мы им ничего плохого не сделали. — Ее глаза потемнели от гнева. — Нашим слугам они велели выбирать одно из двух: либо встать на сторону революции, либо идти в тюрьму вместе с Филиппом. Андре решил остаться со своим хозяином, и Робеспьер пронзил его шпагой прямо на моих глазах.

— Кто это, Андре? — спросил Дункан.

— Наш управляющий, — прошептала Дениза. — Он жил в нашем доме со дня моей свадьбы. О, это было так давно! — Она глубоко вздохнула, вспоминая об утратах. — Ему не надо было говорить того, что он сказал. Лучше бы он ушел с остальными. Глупый, старый Андре…

— Андре уже нет на свете, — добавила Козетта. — Мы тоже долго не протянем. Они оставили нас в живых только потому, что знали — скоро мы умрем от голода. Но, как видите, мы еще держимся! — И старая дама гордо вздернула подбородок, этим движением сразу же напомнив Дункану Бет. — Нам почти нечем угостить вас, но то немногое, что у нас есть, мы с удовольствием…

— Не беспокойтесь, — перебил ее Дункан. — Нам нужно идти. Счастлив был с вами познакомиться.

— Вы уходите? — спросила Дениза, радуясь, что он все-таки внял ее просьбе и увезет с собой ее внучку.

— Совсем ненадолго. Бет останется здесь, а мы с Джейкобом пойдем в Париж на разведку. Хочу посмотреть собственными глазами, что это такое — революция.

Однако Бет не собиралась дать ему уйти просто так. Если опасность угрожает ей, то и для него она существует.

— Но ты ведь даже не умеешь говорить по-французски, — напомнила она.

— Несколько слов-то я знаю, — улыбнулся Дункан.

— «Я тебя люблю» здесь не поможет, — живо возразила Бет.

Увидев, как она поглаживает рукоятку своего пистолета, Дункан рассмеялся:

— Как знать? А вдруг адъютант Робеспьера — женщина?

— Тогда я вырежу у нее сердце, — ответила ему Бет. — По кусочкам.

— Перестань Бет, ты меня пугаешь. — Он весело подмигнул и чмокнул ее в щеку. — Не волнуйся, я вернусь на закате, обещаю тебе.

— А если нет?

Бет понимала, что никогда не простит себе, если с ним что-либо случится. Стараясь не думать о плохом, онаперевела взгляд на бабушку и тихо спросила Козетту:

— Чем ей можно помочь?

Старая дама обреченно пожала плечами.

— Денизе уже восемьдесят шесть, Элизабет, она угасает… — Козетта вздохнула и почему-то вспомнила первый бал, который устроил для них отец. Они с сестрой танцевали тогда весь вечер напролет.

— Как быстро прошла жизнь…

Заметив, что Дениза уснула, она накрыла ее одеялом и заботливо подоткнула его под худенькое тельце сестры. Стояло лето, но больной всегда было холодно.

— Но она умирает не только от старости, ее сердце разбито: арестован ее единственный сын. Возможно, его уже нет в живых… Когда Дениза умрет, я останусь совсем одна…

— Пока я жива, мы будем вместе. — Бет положила руку на плечо старой дамы. Козетта улыбнулась: сердечное участие девушки ее очень тронуло.

Наступили сумерки, а Дункан все не возвращался.

— Он обязательно вернется, — уверенно сказала Козетта. — Твой молодой человек кажется мне очень ловким и находчивым, хотя времена сейчас такие сложные, что это… — старая дама не закончила фразу и к чему-то прислушалась. — Кажется, кто-то едет.

Бет вынула из-за пояса пистолет и взвела курок. Потом вспомнив, что из этого пистолета можно выстрелить всего один раз, быстро схватила стоявшую у камина кочергу и, крадучись, начала пробираться в сторону кухни. Еще не войдя туда, она увидела на стене две тени. С воинственным криком Бет ринулась вперед, готовая выстрелить в первого, кто попытается приблизиться. Ее колени чуть не подогнулись от облегчения.

— Дункан!

Изумленное выражение на его лице вмиг сменилось другим — озорным и веселым. Осторожно отодвинув локтем направленное на него дуло пистолета, он почтительно взглянул на кочергу.

— Ты хотела проткнуть меня этой штукой?

Бет положила кочергу на стол. Хотя она была несказанно рада, что видит его опять, она посмотрела на Дункана с укоризной: ему вовсе незачем было входить украдкой и так ее пугать.

— Я думала, что к нам залез кто-то из тех громил, о которых говорила Козетта. От ее рассказов меня бьет дрожь.

— Думаю, они не знают и половины того, что творится сейчас в Париже. Вечером я расскажу тебе, что делается на улицах, а сейчас надо поесть. Смотри, что мы принесли!

Дункан с Джейкобом развернули свои свернутые плащи и выложили припасы на стол.

— Где вы достали все это? — воскликнула пораженная Бет.

Глупо ухмыльнувшись, Джейкоб наклонился, чтобы подобрать упавшие на пол картофелины. Дункан беспечно пожал плечами, хотя ему было лестно видеть ее удивление.

— Взяли, где плохо лежало. Тот, кто когда-то жил на улице, с трудом расстается с приобретенными там привычками. Даже если теперь он ходит в начищенных сапогах.

Не услышав ни выстрелов, ни криков, Козетта поспешила на кухню, поняв, что это вернулся Дункан. Ее глаза тоже расширились от удивления, когда она увидела то, что лежало на столе.

— Гусь, цыпленок, овощи, морковь! — восторженно перечисляла она, а последнее слово произнесла с таким почтением, будто говорила о рубинах. — Где вы все это достали?

В глазах Бет светилась гордость, когда, повернувшись к Козетте, она сказала:

— У него талант.

Дункан только пожал плечами.

— Просто не люблю принимать приглашения на ужин, если не могу и сам принести какое-то угощение. — Радость старой дамы помогла ему хоть ненадолго забыть те страшные сцены, свидетелем которых он был сегодня. — Я ведь приглашен на ужин, не правда ли?

— И к ужину, и к завтраку!

Козетта нежно гладила гуся, словно это был возлюбленный, который пришел к ней на свидание.

— Мы устроим настоящий пир! А теперь извольте выйти вон из моей кухни. Когда все будет готово, я позову вас сама.

Бет удивленно взглянула на нее:

— А я и не знала, что вы умеете готовить.

— В мое время барышень многому учили. — Козетта взглянула на пистолет, заткнутый за пояс Бет, и добавила: — Жаль, что не научили обращаться с этим, никто не знал, что начнутся такие времена. — Отогнав от себя воспоминания о прошлом, она подтолкнула Бет к выходу. — Иди же, иди.

Дункан взял Бет за руку и вывел в прихожую.

— Ты просто великолепен, — сказала она ему.

Рассмеявшись, он привлек ее к себе.

— Ну наконец-то ты оценила меня по достоинству.

Поколебавшись, Бет все-таки спросила:

— Ты что-нибудь разузнал?

Заглянув в кухню и увидев, что старушка увлечена стряпней, Дункан тихо ответил:

— Гораздо больше того, что мне хотелось бы знать.

— О моем отце?

— Нет, пока еще нет, — он обнял ее за плечи: как хорошо, когда она рядом! Глубоко вдохнув аромат ее тела, он почувствовал себя обновленным, очистившимся, посвежевшим. «Хорошо, если бы всегда было так», — подумал он, а вслух добавил: — Но не бойся, завтра утром я непременно все разузнаю!

— Пойдем вместе. Я сама должна искать моего отца!

Дункан недовольно нахмурился, но ничего не сказал.

— Тогда решено. Я иду с тобой. Ты просто чудо, Дункан.

Улыбнувшись, он подмигнул ей:

— Попозже, я еще раз докажу тебе это.

— Как, в доме моей бабушки? — Бет попыталась изобразить возмущение.

— Да в каком угодно доме. — Наклонившись, он прошептал ей на ухо: — Ты мне очень нужна, Бет!

Бет почувствовала, как по спине пробежала жаркая дрожь.

Глава 27

Дункан совсем не хотел съесть столько, сколько съел, но Козетта заставляла его есть почти насильно. Так заботливая мать пичкает своего изголодавшегося ребенка. В конце концов, почувствовав что больше не сможет съесть ни крошки, он оттолкнулся от стола обеими руками и взглянул на старую даму с довольным и немного сонным видом человека, наевшегося до отвала.

— Еда, мадемуазель, была божественной!

Склонив голову, Козетта восприняла комплимент как должное. Но Бет увидела в ее глазах особый блеск, загоревшийся в ответ на любезность Дункана. «Как много времени прошло, должно быть, с тех пор, как эта милая женщина в последний раз слышала обращенные к ней учтивые слова», — печально подумала девушка.

Коснувшись своими высохшими пальчиками щеки Дункана, старая дама сказала:

— Благодарю вас за все, что вы для нас сделали. — И, взглянув на внучку, добавила: — И за все, что вы для нас сделаете еще.

Она неторопливо вышла из комнаты, похожая на движущуюся по стене тень. Бет пошла проводить Козетту в спальню, а Джейкоб, по приказанию Дункана, принялся с кислым видом убирать со стола.

Когда старая дама улеглась спать, Бет тихонько прошла по коридорам и выскользнула в сад. Ей хотелось остаться одной со своими мыслями. Она шла мимо цветущих роз, кое-где еще сохранившихся на поникших изрубленных кустах, и думала о тех подонках, которые ворвались сюда, чтобы схватить ее отца и убить старого слугу, словно он был не человеком, а еще одним розовым кустом, вставшим у них на пути.

— Тебе было страшно, папа? — прошептала Бет в темноту. — Как бы мне хотелось быть с тобой, чтобы защитить тебя!

Конечно, это было глупое желание, но нынче вечером она была полна глупых желаний. Ей хотелось стать очень могущественной, чтобы спасти своего отца. И еще хотелось, чтобы произошло чудо, которое заставило бы всех сложить оружие и взяться за плуг, за мирный труд.

Бет почувствовала, что к ее глазам подступили слезы и, поскольку ее никто не видел, позволила им пролиться, надеясь, что они помогут ей облегчить душу и избегнуть тяжкого отчаяния, которое грозило завладеть всем ее существом.

Он нигде не мог найти ее. Поднявшись на второй этаж, Дункан был совершенно уверен, что найдет Бет в ее комнате. Но девушки там не оказалось. Тогда он решил, что она, наверное, сама направилась к нему и поспешил в другую сторону коридора. Однако и в его комнате Бет не было. Не было ее и в спальнях старух.

Куда же, черт побери, она подевалась? Ведь он уже обшарил весь дом. Остановившись, Дункан оперся руками на подоконник окна, выходящего в заброшенный сад. Среди кустов мелькнула какая-то неясная фигура. В саду было множество теней. Пожалуй, там могли прятаться и другие незваные гости. Положив руку на рукоять шпаги, Дункан бросился к черной лестнице и, бегом, перепрыгивая через две ступени, спустился на кухню.

— За мной, Джейкоб! — тихо приказал он. Джейкоб тотчас отложил котелок, который чистил, и выхватил свой клинок.

Глава 28

Услышав какой-то звук, Бет вздрогнула и, обернувшись, с изумлением увидела обнаженный клинок, сверкающий в лунном свете. Но уже в следующее мгновение, когда человек со шпагой вышел из тени, Бет узнала его.

— Дункан!

Тот не знал, что делать: то ли прижать ее к груди, то ли крепко шлепнуть пониже спины.

— Так это же барышня! — радостно воскликнул Джейкоб и, увидев, что Дункан все еще не опустил шпагу, заметил: — Уж против нее-то оружие не понадобится.

— Вот тут ты сильно ошибаешься, Джейкоб. — Дункан вложил шпагу в ножны. — Иди-ка в дом, приятель. Сначала на карауле у входной двери будешь стоять ты. Я тебя сменю через два часа.

Джейкоб кивнул, довольный тем, что ему дали привычное поручение. А вот мытье посуды показалось ему слишком унизительным делом.

Многие считали Джейкоба дурачком, но он отлично соображал, когда нужно убрать свой клинок, а когда — убраться самому. Сейчас как раз наступил такой момент. Он с улыбкой поглядел на стоящую перед ним парочку.

— Будет сделано, Дункан. Спокойной ночи, мисс. — Он почтительно склонился перед ней. — Приятных сновидений.

— Тебе тоже, Джейкоб, — пробормотала Бет ему вслед.

Когда они остались вдвоем, Дункан дал волю своим чувствам. Схватив стальными руками девушку за плечи, он еле сдержал желание хорошенько встряхнуть ее.

— Какого дьявола ты тут делаешь?!

Бет взглянула на него с вызовом:

— Я здесь гуляю. А почему ты требуешь у меня отчета?

— Я искал тебя по всему дому и очень беспокоился.

Бет было приятно это слышать, но она ничего не ответила Дункану, а бросила печальный взгляд на залитые лунным светом деревья:

— Здесь когда-то было очень красиво…

— Сад можно восстановить.

Бет понимала, что он прав, но сделать это будет нелегко. И прежней прелести уже не вернешь.

Дункан взял ее руки в свои:

— Бет, у тебя такие отрешенные глаза. Пойми, сейчас, ночью, мы ничего не можем узнать отвоем отце. Подожди немного, придет время… Не мучай себя так. — Дункан сделал шаг назад, приглашая ее следовать за ним в дом. — Пора в постель.

На губах Бет заиграла лукавая улыбка:

— В чью постель — твою или мою?

Она была остра на язык, но он-то знал, что за этим скрывается. Он был готов пройти сквозь огонь, чтобы только почувствовать вкус ее губ.

— Это не имеет значения: я хочу быть с тобой, где бы ты ни была.

Высвободив свои руки из его рук, Бет подбоченилась:

— А мое мнение тут не важно?

Дункан вздохнул. Он давно подозревал, что ей больше нравится спорить с ним, чем заниматься любовью.

— Твое мнение, Бет, очень важно. И я очень хочу, чтобы ты мне сказала «да».

В его глазах было много такого, чего она не могла прочесть, но то, что он сказал сейчас, было правдой.

— Ты можешь быть спокоен. После всего того, что ты сегодня сделал, я не могу тебе отказать.

Его глаза потемнели.

— Мне не нужна твоя благодарность. Я хочу большего.

Бет пожала плечами:

— Как бы то ни было, но я тебе очень благодарна.

Привстав на цыпочки, она обвила его шею руками. Потом крепко прижалась к нему.

— Заставь меня забыть обо всем, Дункан. Мне страшно оттого, что я видела сегодня, и оттого что мне еще предстоит увидеть.

Он поднял ее на руки с такой легкостью, словно она была малым ребенком.

— Я постараюсь.

Он поцеловал ее, и Бет, замерев от восторга, почувствовала, как в ней снова разгорается знакомый огонь.

Джейкоба в кухне уже не было. Дункан знал, что сейчас он на своем посту, около входной двери. Держа Бет на руках, он остановился только для того, чтобы проверить запор задней двери. Сегодняшней ночью их вряд ли поджидает какая-либо опасность, однако нельзя было терять бдительность.

Бет блаженствовала в его объятиях. Он возбуждал ее и в то же время успокаивал. Право же Дункан — это просто чудо.

— А Джейкоб? — Бет смущенно оглянулась.

Сорвав еще один поцелуй с ее губ, Дункан тихо рассмеялся:

— Не надейся, любовь моя, нынче ночью он не придет тебе на помощь. Он стоит на часах. — Дункан внес Бет в ее комнату, но все еще продолжал держать на руках, словно боясь опустить на пол. — Здесь мы только вдвоем.

— На сегодняшнюю ночь это для меня больше чем достаточно.

«На сегодняшнюю ночь?» — подумал он.

А завтра, а во все последующие дни? Дункан понимал, что такие мысли были обычно не свойственны мужчинам, но, даже и зная это, он не мог от них отделаться. Эта девчонка его околдовала, и в свое время ему придется приложить немало усилий, чтобы сбросить ее чары.

— У меня в запасе только два часа, — напомнил он ей.

— Тогда давай не будем терять ни минуты. — И Бет поцеловала его с безудержным, пьянящим пылом.

Кровь закипела в жилах Дункана. Скорее бы оказаться в спальне! Горячие, ищущие губы Бет скользили по его губам, шее, и он почувствовал: еще совсем немного — и он уже не сможет держать себя в узде.

Не успел он плотно закрыть дверь, как ее жаркие руки уже жадно обвились, вокруг его тела. Усадив Бет на кровать, он взял ее за руки и посмотрел ей в лицо. Комната слабо освещалась одним лишь лунным светом.

— Бет, — выдохнул Дункан, чувствуя, как бешено стучит его сердце. — Куда нам спешить?

Бет покачала головой:

— Нет, надо спешить: земля для меня вращается слишком быстро, чтобы я могла остановиться.

Дункан прижал ее к себе, словно собираясь впитать в себя все ее страдания. Он чувствовал, как ее сердце, тая, сливалось с его сердцем.

— Что ж, мы заставим ее вращаться медленнее, — прошептал он у ее губ.

Хотя огонь желания сжигал их обоих, Дункан изо всех сил старался не позволить ищущим губам и пальцам заставить его потерять последние остатки самообладания, которые уже и без того были на исходе.

Они так быстро сбросили с себя одежду, что Дункан даже испугался, не порвали ли они чего-нибудь. Что они скажут Козетте, если она заметит? И что она о них подумает? Но все эти мысли перестали его занимать, как только его объяло пламя страсти. Нагая, Бет предлагала ему себя. И теперь он мог думать только о ней, о том, как он ее желает.

Со вздохом безраздельного подчинения Дункан погрузился в открывшуюся перед ним пылающую бездну. Пламя пожирало его, но он шел на это по своей воле. Все что угодно, лишь бы она была с ним.

Его руки, его глаза, его губы боготворили ее; как одержимый, он хотел завладеть каждой частичкой ее тела. Но все никак не мог насладиться ею вдоволь.

Он с жадностью и упоением вкушал ее тело, как голодный вкушает яства на пиру — но насыщение все не приходило.

Касаясь ее губами и руками, он играл на каком-то драгоценном, редкостном музыкальном инструменте, струны которого надо перебирать с благоговением, чтобы он запел.

А Бет, изгибаясь, двигалась под ним. И он открывал в ней такие тайны, о которых прежде только смутно догадывался, тайны ее тела, о которых не знала и сама Бет.

По всему ее телу расходились волны невыразимо прекрасных ощущений. Глаза молодой женщины вдруг раскрылись, когда ее тело начало сотрясаться от взрывов, подобных взрывам бомб или выстрелам попадающего в цель мушкета. Выстрел за выстрелом.

— О, о! — задохнулась она от удивления и сразу же закусила нижнюю губу, чтобы унять крики, неудержимо рвущиеся наружу. Ее тело раскачивалось вниз и вверх, словно оно ей не принадлежало и словно оно управлялось не ее разумом, а Дунканом и его восхитительными ласками.

— Шш! — предупредил он. — Ты их всех разбудишь.

Но его ищущие пальцы не останавливались. И она не смогла бы выдержать, если бы они остановились.

Его язык двигался по ее трепещущему животу до тех пор, пока не коснулся источника полыхавшего в ней пожара, средоточия ее страсти. Наступила мгновенная передышка, которая лишь усугубила ее томление. Потом его язык и губы прильнули к ее пылающему лону.

Бет почувствовала прикосновение его губ и попробовала оттолкнуть его. Она не знала, что ей делать — оскорбляться или наслаждаться. Этого не могло быть. Это…

Это было восхитительно.

Жар его губ пронизывал ее с такой страстью, что вскоре у нее уже не осталось сил для сопротивления. Дункан словно поднимал ее все выше и выше. Казалось, будто бы шторм, захватив, швырял ее с волны на волну — до полного изнеможения.

Ее мокрая от пота кожа искусительно блестела в лунном свете. И Дункан уже не мог больше терпеть.

Она ошеломленно смотрела, как он, приподнявшись на руках, скользит своим телом вдоль ее тела до тех пор, пока их глаза не встретились. Ее тело трепетало от наслаждения, в нем, казалось, вспыхивали радуги.

— Что ты со мной сделал? — слабо вскрикнула она.

Польщенный, он был еще в силах улыбнуться:

— Я предавался с тобой любви, Бет. И я буду делать это снова и снова…

— Я не могу… — прошептала она, едва слыша свой голос. Но уже в следующую секунду, когда он начал целовать ее ухо, она поняла, что может.

И смогла.

Ошеломленная, чувствуя потребность ввергнуть и его в тот самый вихрь, в который он вверг ее, Бет протянула руки к Дункану. Когда ее пальцы, скользнув вниз, коснулись его отвердевшего мужского орудия, она услышала, как он застонал и в беспомощном удивлении выкрикнул ее имя. Ее губы изогнулись в довольной улыбке. Она знала, что держит в руке средоточие его наслаждения.

Подчиняясь неведомому инстинкту, Бет нежно провела пальцем по тому, чего она касалась. И его стон подтвердил ей, что инстинкт не подвел ее.

Дункан, схватив ее за запястье, попытался, пока не поздно, остановить ее. Он едва дышал.

— Где ты научилась этому, Бет? Ты сводишь меня с ума.

Пошевелившись, она почувствовала его рядом с собой, возбужденного и страстного.

— Ты меня сам всему научил.

— В таком случае учитель стал учеником. И стал им с удовольствием. — Переплетя свои пальцы с ее и держа обе ее руки за головой Бет, Дункан закрыл ее рот своим ртом и вошел в нее.

И они вместе поплыли навстречу блаженству, оставляя позади мир, который сошел с ума.

Глава 29

Бет повернулась набок и медленно высвободилась из окутывавшего ее тугого кокона сна. Где-то рядом, приветствуя новый день, пели птицы — точно так же, как это бывало дома. Не открывая глаз, Бет протянула руку, чтобы прикоснуться к Дункану. Но его место было пустым и холодным. Молодая женщина открыла глаза, чтобы убедиться в том, о чем уже сказали ей пальцы. Мгновенная вспышка обиды от того, что ее оставили одну, сменилась утешительной теплотой воспоминаний.

Она заснула в объятиях Дункана, заснула изнуренной и довольной после ночи, которую ей уже никогда не забыть. Она никогда не думала, что между мужчиной и женщиной может произойти такое. Мать никогда не говорила ей об этом ни слова. И хотя Бет и представляла себе, как происходит совокупление и какую оно преследует цель, она и понятия не имела о пробуждаемых им чувствах. И никогда бы не поверила, если бы кто-нибудь попытался рассказать ей об этих невероятных ощущениях.

Бет потянулась. Простыни, смятые и сбившиеся в ком, свидетельствовали о том, как прошла эта ночь. Они словно воздавали хвалу Дункану и той страсти, которую он пробудил в ней. Бет со вздохом вспомнила его ласки, обнимая саму себя.

Птицы все настойчивей взывали одна к другой. Рассвет уже наступил, и пора вставать. Время приступать к делу, ради которого она сюда приехала.

Бет встала и быстро оделась. Всего за несколько минут расчесала и заколола волосы. Потом надела вчерашнюю одежду. Мешковатые штаны и рубашка Томми нравились ей теперь куда больше, чем юбки, которые — Бет знала — предпочли бы видеть на ней ее бабушка и Козетта.

Но ей нужно было одеться так, чтобы одежда не стесняла движений. Натянув сапоги, она стала думать, что ей делать дальше. Сначала нужно поздороваться со старушками, а потом скорее искать Дункана.

В воздухе была разлита какая-то странная тревога, смутное предощущение беды. Бет не могла понять, откуда и почему оно взялось, но она чувствовала его очень ясно. Внезапно она осознала, что птицы прервали свои песни.

Бет постучалась в дверь Козетты, но ее там не оказалось.

И хотя для беспокойства как будто не было причин, дурное предчувствие охватило Бет с еще большей силой, окутывая ее душу черной тенью.

Закрыв дверь, она попыталась успокоиться. Отец говорил ей, что его тетка привыкла рано вставать, зачастую покидала свое ложе еще до того, как заходила луна. И все-таки дурное предчувствие продолжало сжимать сердце Бет. Она побежала к бабушкиной комнате, постучавшись, услышала какой-то приглушенный звук, который восприняла как позволение войти, отворила дверь и увидела, что Козетта стоит около постели на коленях. Сердце Бет сжалось, она тотчас бросилась к кровати и спросила встревоженно:

— Что случилось?

Козетта подняла склоненную голову, и Бет увидела слезы, стекавшие по ее впалым щекам.

— Настал ее час, — ответила она.

Бет снова взглянула в лицо бабушки. Оно было совершенно неподвижным, по живым, хотя глаза по-прежнему оставались закрытыми.

— Бабушка…

Незрячие глаза умирающей открылись: в них был какой-то свет, словно бы она видела то, чего никто другой не мог видеть.

На бледных губах Денизы показалась улыбка.

— Я еще жива, моя крошка. Я ждала тебя, чтобы проститься.

Бет, взглянув на двоюродную бабушку, спросила:

— Почему ты не послала за мной?

В ответ Козетта, не отрывая глаз от лица своей сестры, лишь покачала головой:

— Я боялась уходить, боялась… — Дениза Больё нащупала руку своей внучки и улыбнулась. — Ты сказала мне, что найдешь своего отца.

— Да, — прошептала Бет, глотая слезы. — Обязательно найду и отвезу домой.

Дениза кивнула и с облегчением вздохнула:

— Тогда я могу умереть спокойно. Я знаю: мой сын еще жив. Я чувствую это своим сердцем.

Слабая улыбка коснулась уголков ее губ и тотчас же исчезла: силы покидали ее так быстро, что ей было трудно даже улыбаться.

— Козетта! — чуть слышно прошептала умирающая.

— Я здесь, Дениза, — старая дева беззвучно плакала.

— Я тебя люблю.

— Я тебя тоже люблю, — повторила Козетта, захлебываясь от слез.

Но ее сестра не услышала этих слов.

Слезы застилали глаза Бет, но она не могла позволить им излиться. Сейчас было не время давать волю своему горю. Двоюродная бабушка нуждалась в сё поддержке, а не в ее скорби.

Худенькое тело Козетты сотрясалось от рыданий. Бет медленно подняла стоявшую на коленях женщину и прижала ее к груди. Она гладила склоненную седую голову и бормотала слабые слова утешения:

— Бабушке сейчас хорошо. Там, где она теперь, нет ни горя, ни страданий.

Так Дункан и застал их, когда пришел в спальню Денизы, чтобы сказать ей «доброе утро». Окинув комнату быстрым взглядом, он заметил все: и занавеси, раздвинутые будто для того, чтобы легко было отлететь покинувшей тело душе, и неподвижно лежащую в постели женщину, и рыдающую старуху, поддерживаемую Бет.

Дункан ласково положил свою руку на плечо Бет:

— Она умерла?

Бет подняла голову, и Дункан увидел ее непролитые слезы, сверкавшие на глазах и ресницах. Она молча кивнула.

— Когда?

— Только что. Еще не прошло и получаса.

Козетта, услышав ее слова, встрепенулась и вскинула голову.

— Мы должны похоронить ее под дубом. Так она хотела. И похоронить поскорее.

— Но почему?.. — недоуменно спросила Бет. Она не понимала той настойчивости, которая отражалась во взгляде ее двоюродной бабушки.

— Делайте, как я сказала. И побыстрее! Нельзя терять времени. В дальнем конце сада, в сарае, есть лопаты. Нам они понадобятся. Возьмите.

Бет была поражена. Неужели горе так потрясло Козетту, что она повредилась в уме?

— А гроб, а поминки… — ошарашенно пробормотала Бет. — А священник?..

Козетта покачала головой:

— На это у нас нет времени. — Держась одной рукой за дверной косяк, а другой опираясь на палку, старая дама наклонилась вперед и сказала, глядя в лицо внучки: — Ты знаешь, что они делают с людьми нашего сословия, когда находят их мертвые тела?

Бет отрицательно покачала головой, не решаясь высказать ни одну из тех жутких мыслей, которые роились в ее голове. В Вирджинии она слышала кое-какие намеки, но не могла поверить: ведь цивилизованные люди не могут творить такое. Так могут поступать только непросвещенные дикари — индейцы, язычники, но никак не жители страны, история которой насчитывает много столетий.

— Они отрезают им пальцы и кисти рук, чтобы снять драгоценности, — вместо Козетты ответил Дункан.

Бет замутило:

— Какой ужас!

— Но и это еще не все. Они уродуют трупы до неузнаваемости, делая с ними ужасные вещи, о которых невозможно рассказать, а потом сжигают.

Дункан поднял на руки безжизненное тело. Мертвая, как и живая, Дениза Больё почти ничего не весила.

Бот прикрыла рот рукой, чтобы удержать рвущийся из груди крик. Как могут люди делать такое с ближними? Она этого не понимала и очень хотела не верить этому, но знала, что Дункан не станет ей лгать.

Бет схватила простыню с постели своей бабушки и тоже вышла из комнаты.

Глава 30

Джейкоб был на кухне. Он что-то насвистывал, пытаясь заварить утренний чай. Он знал, что Бет была неравнодушна к чаю, а сам он был неравнодушен к Бет.

Увидев печальную процессию, спускавшуюся по лестнице, парень вскочил и опрокинул табуретку, на которой только что сидел.

— Что случилось? — спросил он Дункана.

— Мадам Больё умерла, Джейкоб. В сарае в саду есть лопаты. Принеси их сюда. Мы должны скорее ее похоронить.

Джейкоб никогда не задавал лишних вопросов и всегда беспрекословно подчинялся Дункану, что бы тот ему ни приказал. Вот и сейчас он пулей вылетел из дома.

Двое мужчин начали копать яму, которая должна была стать местом упокоения Денизы Больё. Пока они работали, Бет бережно завернула иссохшее тело в простыню, которую только что взяла с бабушкиной постели. Руки у девушки тряслись, но ей удалось сдержать слезы. Открытое проявление отчаяния с ее стороны могло бы поколебать самообладание Козетты.

— Ну вот, теперь она достаточно глубока, — сказал Дункан, вылезая из ямы. Джейкоб проворно последовал за ним.

Дункан наклонился, чтобы поднять тело Денизы и уложить его в могилу.

— Подождите! — воскликнула Козетта.

С неимоверным усилием старая дама в последний раз опустилась на колени рядом со своей сестрой и, к удивлению остальных, сняла с пальца покойной ее единственное кольцо с бриллиантами.

— Это было ее обручальное кольцо, — объяснила она Бет. — Последние шестьдесят девять лет она ни разу его не снимала и сказала мне вчера вечером, чтобы после ее смерти я отдала это кольцо тебе.

Бет покачала головой и попятилась:

— Я не могу.

Это кольцо принадлежало бабушке и было символом ее любви и верности. Оно и после смерти должно оставаться на ее руке.

Но Козетта дала слово Денизе, и исполнить его было делом ее чести. Взяв руку Дункана, она положила кольцо на его ладонь.

— Тогда вы, Дункан Фицхью, возьмите это кольцо и сберегите его для Бет. Храните его до той поры, когда она захочет надеть его.

Медленно кивнув в знак согласия, Дункан спрятал кольцо в боковой карман плаща. Он знал, что к словам этой женщины нельзя относиться легкомысленно.

Из груди Козетты вырвался тяжелый вздох. Она махнула худенькой ручкой в сторону тела сестры и, отступив назад, приказала:

— Скорее забросайте ее землей, чтобы никто не смог узнать, где мы ее похоронили.

Когда ее приказание было исполнено, Дункан спросил:

— Вы не хотите что-нибудь сказать над ее могилой?

Но Козетта покачала головой.

— Теперь ей уже не нужны слова, Дениза выслушала их достаточно, пока была жива. — Старая дама окинула могилу оценивающим взглядом. Пожалуй, чернь сможет легко ее обнаружить по холмику свежевыкопанной земли. — Потопчитесь на ней, — приказала она.

— Мадемуазель, неужели вы хотите, чтобы мы топтали могилу? — попытался было возразить Дункан.

Джейкоб тоже пришел в ужас. Он испугался, что призрак умершей старушки будет преследовать его в наказание за то кощунство, которое он совершит по приказу ее сестры.

— Потопчитесь на могиле, — продолжала настаивать Козетта. — Я хочу, чтобы никто не догадался, что здесь кто-то похоронен. Дениза это понимала. — Козетта проглотила подступивший к горлу ком. — Уверяю вас, что это необходимо. А когда умру и я, то, прошу, сделайте с моей могилой то же самое. Поклянитесь, что вы исполните мою просьбу.

Бет была не в силах произнести ни слова и лишь кивнула в ответ: она едва сдерживала слезы, наблюдая за тем, как Дункан утаптывал холмик до тех пор, пока он совсем не сровнялся с землей. То же самое, хотя и нерешительно и гораздо менее энергично, делал, подражая Дункану, и Джейкоб.

Внезапно где-то невдалеке послышался мощный гул. Бет подумала, что это гром. И то сказать, Бог наверняка прогневался на них за то, что они сейчас делают.

Дункан застыл на месте и, повернув голову, внимательно прислушался. Его взгляд напугал Бет. Вцепившись в его руку, она испуганно спросила:

— Что это?

— Они идут сюда, — многозначительно произнесла Козетта.

Бет в смятении поглядела в сторону города и увидела медленно приближающееся к ним море огня.

— Факелы?

Лицо Козетты оставалось спокойным. Еще сегодня утром, едва проснувшись, она почувствовала, что это непременно произойдет. Она знала, что они обязательно придут.

Дункан сорвал ветку со старого дуба и начал торопливо мести ею могилу.

— Уведи женщин, Джейкоб, — тихо приказал он; Бет и не подозревала, что он может говорить таким голосом.

Но Джейкоб прекрасно знал этот тон. Дункан, не делая различия между собой и своими людьми, мог шутить и дурачиться с ними, но, когда наступало время вести их в бой, он становился совсем другим человеком. И тогда никто не смел его ослушаться.

Джейкоб коснулся руки Бет:

— Ну, пожалуйста, пойдемте.

— Уведи с собой мою двоюродную бабушку, — сказала она и тоже, отломив сухую ветку, принялась вместе с Дунканом мести могилу.

— Ты меня когда-нибудь доведешь, Бет, — сердито бросил Дункан. Она улыбнулась ему.

— Вдвоем мы быстрее закончим.

Наконец, когда все было кончено, Дункан втолкнул Бет на кухню и быстро запер дверь. Толпа мародеров между тем приближалась. Дункан выхватил шпагу.

— Они не тронут никого из вас, пока в моем теле остается жизнь.

Джейкоб тоже вынул из ножен оружие.

Козетта коснулась руки Дункана.

— Не спешите отдавать им на растерзание свое великолепное тело, молодой человек.

Он вопросительно посмотрел на нее. Старуха кивнула в сторону коридора и сказала:

— Идите за мной. В библиотеку.

Однако Дункан не пошел за ней. Вместо этого, чтобы сберечь время, он просто поднял ее на руки. Козетта улыбнулась — она нисколько не возражала. Очутившись в библиотеке, Дункан огляделся. Эта комната находилась в центре дома, на первом этаже, и имела два выхода. Козетта подошла к изящному старинному бюро, которое после строительства дома поставил сюда ее отец. На бюро стоял фонарь. При помощи кремня старая дама зажгла его, затем вновь прикрыла абажуром. Заметив взгляд Дункана, она сказала:

— Вы боитесь, что свет заметят? Но мы сейчас отсюда уйдем. Возьмите, пожалуйста, свечу.

— Но мы не можем бросить наш дом! — воскликнула Бет. — Надо попытаться поговорить с этими людьми!

Козетта только покачала головой:

— Если мы погибнем здесь, это не спасет наш дом. Надо немедленно уходить.

Ее поддержал Дункан:

— Нет смысла разговаривать с этим сбродом. Они несут с собой только смерть.

Старая дама указала на картину, висевшую над потухшим камином, и попросила:

— Молодой человек, отодвиньте ее вправо. — В последний раз она сама сделала это шестьдесят лет назад.

Стоило Дункану притронуться к портрету, как тяжелый камин выдвинулся вперед, открывая пещеру. Каменные ступени вели в темноту.

— Скорее спускайтесь вниз, — приказала Козетта. — У нас мало времени.

— Почему же вы не воспользовались этим ходом раньше? — удивился Дункан и, прежде чем она успела ответить, опять подхватил ее на руки и нырнул в подземелье.

Козетта обхватила рукой шею Дункана и прошептала:

— Они застали нас врасплох, проникли в дом ночью, еще до восхода солнца. Дотроньтесь до этого камня, Джейкоб.

И она указала на серый камень, который, казалось, лежал здесь с сотворения мира. Стоило Джейкобу положить на него руку, как он скользнул вниз и камин вновь встал на прежнее место.

— Подними фонарь повыше, — приказала Козетта Бет. — Здесь много ступеней, лестница очень узкая.

Фонарь отбрасывал на стены причудливые тени. Дункан, спускаясь, ощупывал ногой каждую ступеньку.

— Куда ведет эта лестница? — спросил он.

— Далеко, — успокоила его Козетта. Несмотря на все случившееся, она все еще крепко цеплялась за жизнь, намереваясь делать это и впредь, пока Богу не будет угодно забрать ее из этого мира. — Подземный ход выкопали еще тогда, когда гугеноты воевали с католиками. Мой дедушка решил, что нужно иметь еще один, тайный, выход на тот случай, если придется спасаться бегством. Идите скорее! Думаю, толпа с факелами собирается поджечь наш дом. Торопитесь, Дункан, торопитесь! Помните — Элизабет принадлежит к роду Больё, и они жаждут ее крови еще больше, чем моей.

Глава 31

Выход из подземелья был скрыт от прохожих кустами и обломками камней. Козетта щурилась на солнце. После пещерного мрака у нее заболели глаза, и она прикрыла их ладонью. Погасив фонарь, Бет поставила его на землю у выхода из пещеры. Может быть, хотя сейчас это и кажется невероятным, в будущем им опять понадобятся и этот фонарь, и этот подземный ход.

Обернувшись назад, девушка посмотрела в сторону дома. Он остался далеко, и она не услышала криков мародеров, которые рыскали сейчас по усадьбе, но увидела поднимавшийся из зелени дым. Они все видели его. Он казался им символом черной смерти, которая будет хозяйничать в стране до тех пор, пока не пройдет безумие и народ, обессилев, в конце концов вновь не обретет здравый смысл. До тех пор, пока жажда крови не будет наконец утолена.

Дункан опустил старую даму на землю, но продолжал обнимать ее хрупкие плечи. Хотя Козетта и держалась прямо, он боялся, что в любую секунду она может потерять сознание. Но она смотрела на дым, сжав губы, глаза ее были сухими. Удивительная женщина! Это от ее породы Бет унаследовала свою силу и мужество.

А Бет подумала, что у ее двоюродной бабушки, наверное, уже не осталось слез…

Клубов дыма становилось все больше и больше. Небо потемнело. Пламя, охватив весь дом, с жадностью пожирало его. Пройдет час, и там не останется ничего, кроме почерневших руин и обуглившейся земли.

— Всю свою жизнь я прожила в этом доме! — тихо прошептала Козетта. — Сейчас сгорает все, что напоминало обо мне и о тех, кого я любила.

— Нет! — сказала Бет.

Она встала перед Козеттой, чтобы та смотрела на нее, а не на зарево, и взяла старую даму за руки.

— Я найду отца. — Тут Бет заметила многозначительный взгляд Дункана, напоминавший ей о том, что она не одна. И никогда не останется одна. — Мы найдем отца, — поправилась она. — Ты и я — мы живые. Дом — это всего лишь дом, а подлинной ценностью семьи являются не владения, а люди. Ты и я. — Бет еще крепче сжала руки Козетты. — И мой отец.

Старая дама медленно кивнула в ответ: она была благодарна за эти слова утешения, благодарна за то, что сейчас рядом с нею Бет.

— Филипп хорошо тебя воспитал, — сказала она и, коснувшись руки Дункана, добавила: — Я знаю, где мы можем укрыться. По крайней мере на какое-то время.

Козетта дала им адрес своей бывшей служанки. Все время по дороге туда Дункан нес ее на руках, хотя Джейкоб и предлагал сменить его.

— Для меня это честь, — ответил на это Дункан. И был вознагражден улыбкой старой дамы.

Они шли почти целый час и наконец добрались до маленького домика, похожего на дом Джона во владениях графа Шалотта.

Навстречу выбежала черно-белая дворняжка. Собака с яростным лаем стала кидаться на незваных гостей, не давая им подойти к дому.

— Какая противная, — пробормотала Козетта, замахав рукой на собаку. — Все животные противные. Элизабет, позови хозяйку. — И, указав рукой на домик, добавила: — Ее зовут Тереза.

На крик девушки дверь слегка приоткрылась — ровно настолько, чтобы стоявший за нею человек мог увидеть, что делается во дворе. Затем из дома выбежала толстая, с добродушным лицом женщина и, простирая руки к Козетте, радостно закричала:

— Мадемуазель! Вы живы! Слава Богу, вы живы! — Глаза женщины настороженно скользнули по лицам незнакомцев, сопровождавших ее прежнюю хозяйку. В эти дни всякий новый человек мог оказаться врагом. — Я слышала, что произошло столько ужасного!

Старая дама устало кивнула:

— Все это правда. Кругом царит беззаконие, вот моя внучка с друзьями и приехала, чтобы меня защитить.

Козетта произнесла эти слова по-английски, который Тереза немного понимала, и царственным жестом указала на Дункана и Джейкоба.

Тереза низко поклонилась каждому из них и проговорила:

— Входите же, входите, пожалуйста!

Когда все вошли в дом и сели вокруг неструганного деревянного стола, Тереза, помолчав, нерешительно спросила:

— А мадам?..

— Сегодня утром она умерла, — печально ответила Козетта.

Тереза всхлипнула. И Козетта сделала то, что никогда не позволила бы себе раньше, до того как беды обрушились на ее семью. Она схватила руку служанки и пожала ее. У Терезы было доброе, преданное сердце. Она была дочерью Андре и осталась верной хозяевам до конца. Козетта вдруг поняла, что, в сущности, ее служанка — настоящий, искренний друг. И старой аристократке впервые пришло в голову, что незыблемые границы между сословиями, пожалуй, все-таки можно иногда переступать.

— У нас едва хватило времени, чтобы похоронить ее, прежде чем явились эти стервятники, — с ненавистью в голосе сказала старая дама.

— Мы живем в ужасное время, — кивнула Тереза и обвела рукой свое бедное жилище. — Я знаю, мой домик куда меньше ваших конюшен, однако, прошу вас, будьте как дома. — Оглядев всех присутствующих, она добавила: — Я почту за честь, если вы все останетесь под моим кровом столько, сколько захотите.

Дункан, улыбнувшись, покачал головой:

— Мы не можем подвергать вас опасности. Надо только спрятать мадемуазель — вашу хозяйку. Знаете ли вы такое место, где ее не могли бы найти?

Но Тереза не знала места более безопасного, чем ее дом. Здесь было несколько людей, которым она могла доверять, — людей, которые так же, как она сама и ее дорогая барышня, скорбели о том, что происходит во Франции.

— Только здесь, — поспешно ответила Тереза, взглянув на Козетту. — Я скажу, что ко мне приехала тетка. К счастью, здесь мадемуазель никто не сможет опознать. Боюсь только, что моя хижина не придется ей по душе.

Старая дама оглядела комнатку с грубой мебелью и покрытым соломой земляным полом. Действительно, ее конюшни были просторнее. Улыбнувшись, она провела тонкими пальцами по каштановым волосам Терезы и сказала:

— Мне здесь нравится. Я остаюсь. Но что будет с вами? Куда вы пойдете?

— В Париж, — ответил Дункан. — Нам надо разузнать, что случилось с вашим племянником. Он сделал паузу и посмотрел на Бет. — Не хочешь ли ты… — начал он.

— Нет, не хочу, — твердо сказала она, отлично понимая, о чем он собирается спросить. И проворно поднялась со скамьи, чтобы показать, что она готова отправиться в путь.

Дункан вздохнул. Решение Бет не подлежало обсуждению. И он пожал плечами, с видом человека смирившегося со своей участью.

— Сейчас нам нужно возвратиться в усадьбу, чтобы посмотреть, не забрали ли они с собой лошадей. Оттуда мы отправимся в Париж. Когда я был там вчера, то нутром почуял, что-то должно произойти, хотя и не смог дознаться, что именно. Так что твой французский, Бет, будет очень кстати.

— Подождите, — остановила его Тереза. — Перед дорогой надо перекусить. У меня варится мясо. Оно уже почти готово.

Действительно, они даже не позавтракали утром. Дункан снова сел за стол и кивнул.

— Отличная мысль. Так что мы еще немного попользуемся вашим гостеприимством, мисс Тереза.

Хотя Тереза и была намного старше Дункана, она, словно жеманная барышня, кокетливо рассмеялась в ответ и отправилась за мисками и столовыми приборами.

Наклонившись к Дункану, Бет прошептала ему:

— Как жаль, что Робеспьер — не женщина. Тогда ты бы его очаровал и заставил выбросить из головы эту революцию.

Когда миски опустели, молодые люди поднялись со своих мест и Тереза объяснила им, к кому в Париже в случае необходимости можно обратиться за помощью. Его зовут Луи, ему можно доверять, и он умеет держать язык за зубами.

Взглянув на Дункана умоляющим взглядом, Козетта обратилась к Бет:

— Дай мне слово, что ты вернешься сюда, как только у тебя появится возможность. Возвращайся сюда с отцом или без него. В любом случае — возвращайся. Да поможет тебе Бог и да защитит тебя от напастей: теперь это по силам только ему.

Старая дама сотворила крестное знамение: ее худая рука прочертила крест в теплом и влажном августовском воздухе.

Инстинктивно Бет сжала в кулаке крестик, который ей подарил Джон в знак благодарности за две спасенные жизни — его жены и новорожденного сына.

— Да поможет Бог и тебе, тетя Козетта, — прошептала она и выбежала из лома.

— Запомни, — предостерег ее Дункан, — когда ты увидишь то, что осталось от дома, сделай вид, что тебе все равно. Трудно сказать, кто и откуда может за нами следить.

Бет подумала, что это легче сказать, чем сделать. Неужели Дункан и в самом деле думает, что, увидев руины дома своих предков, она не захочет отомстить за то, что там произошло? Но она все же ответила:

— Хорошо, я сделаю вид, что мне все равно.

И Дункан молча взял ее за руку.

Все оказалось гораздо хуже, чем она себе представляла. Некогда прекрасный и величественный дом выглядел теперь как обугленный скелет, он стал жертвой ненависти, охватившей сердца черни, восставшей против аристократов.

Дункан поспешил увести Бет подальше от этого зрелища, хотя там, где они стояли, толпа не могла их заметить. Положив ей руки на плечи, он тихонько подтолкнул ее туда, где прежде были конюшни. Но их тоже сровняли с землей. Это очень расстроило Джейкоба, обожавшего животных, за которыми он ухаживал.

— Они украли наших лошадей! — И он посмотрел на Дункана так, словно хотел, чтобы тотсотворил чудо и вернул их на место. — Нам теперь придется идти в Париж пешком…

— У нас нет выбора. — Дункан, наклонившись, заглянул в глаза Бет. — Очень может быть, что твоего отца заточили в Бастилию. Или в какую-нибудь другую тюрьму.

Покинув дымящееся пепелище усадьбы Больё, они направились в Париж. Дорога была трудной. Прохожие поглядывали на них с подозрением и страхом. Страхом, которым теперь были охвачены все. Через час Джейкоб увидел вдали что-то, от чего его сердце радостно забилось.

— Посмотри, Дункан! — возбужденно воскликнул он, указывая в сторону поляны. — Это моя Мейган. Моя кобыла. И другие наши лошади вместе с ней, клянусь!

Дункан широко улыбнулся, глядя туда, куда указывал Джейкоб. Там, внизу, около костра сидело четыре человека. А недалеко от них, привязанные к кустам, действительно стояли их лошади.

Обрадованный таким поворотом событий, Дункан взглянул на Бет:

— Похоже, Бог, которому твоя двоюродная бабушка поручила присматривать за нами, в конце концов решил нам помочь.

Наступило время действовать.

Глава 32

Дункан велел Бет встать за деревом, а сам с Джейкобом двинулся вперед. Однако она была не робкого десятка и не хотела отставать от мужчин. Бет вышла из своего укрытия и, крадучись, пошла вслед за ними, прячась среди деревьев и кустов.

Дункан приказал Джейкобу подойти к стоянке незнакомцев, а сам, обойдя поляну, притаился с другой ее стороны. Вооруженный шпагой, кинжалом и, что самое главное, мужеством, которое так часто его выручало, он тихо подкрался к собравшимся в кружок людям. Он возблагодарил Всевышнего за то, что ветер дул ему в лицо: лошади не могли учуять его приближения. Один из воров стоял в стороне, около лошадей. Застав негодяя врасплох, Дункан втащил его в кусты. Тот попытался отбиваться, но у него не было ни шанса: Дункан был куда сильнее и опытнее. Молниеносным ударом шпаги он пронзил мародера насквозь. Но тот все-таки успел вскрикнуть — и его друзья встревожились.

— Ну, теперь начнется! — крикнул, бросаясь к стоянке, Джейкоб. Он выхватил свою шпагу и держал ее наготове.

— Откуда мне было знать, что он завизжит, как баба? — буркнул Дункан.

Бой был быстрым и кровавым.

Опьяненные разбоем и поджогом усадьбы трое мародеров были вне себя от бешенства и сражались как одержимые. Сначала Дункан бился с одним, потом сразу с двумя. Джейкоб взял на себя третьего. Воздух оглашался звоном клинков и площадной бранью, смысла которой ни Дункан, ни Джейкоб не понимали.

Услышав первый вопль, Бет бросилась бежать к поляне и очутилась там в тот самый миг, когда Дункан отшвырнул от себя жилистого верзилу. Его лицо пересекал кровавый шрам, и он орал во всю глотку. Упав возле догорающего костра, он схватил валявшийся рядом пистолет, украденный им из усадьбы. Его глаза злобно сверкнули, когда, приподнявшись, он прицелился Дункану в спину.

— Дункан! — завопила Бет и выстрелила.

Пуля попала головорезу прямо в голову. Но на Дункана наступал уже другой парень, помоложе. Он неплохо фехтовал и чуть было не рассек Дункану плечо. Выхватив из рук убитого пистолет, Бет крикнула по-французски:

— Стоять! Стреляю в первого, кто сдвинется с места!

Ни Дункан, ни Джейкоб не поняли ее слов, но зато их противники поняли отлично и моментально опустили свои шпаги. Они видели, как женщина только что убила их товарища, и не отважились оказать ей сопротивление.

Дункан бросился к Бет. Положив руку ей на плечо, он привлек ее к себе, радостно рассмеявшись:

— Помилуй Бог, Бет, ты не перестаешь меня удивлять!

— Я же говорила тебе, что прекрасно стреляю.

Джейкоб во все глаза уставился на девушку. Он никогда не встречал женщин, которые могли бы вести себя так: с каждой секундой он испытывал в ее присутствии все больший и больший трепет.

Бет взглянула на стоящих перед ними мародеров — трясущихся от страха, с поднятыми вверх руками. Джейкоб поспешно обезоружил их. Стащив с убитого рубашку, он кинжалом разрезал ее на несколько лоскутов и вместе с Дунканом связал разбойников по рукам и ногам, туго прикрутив их спиной друг к другу.

Глаза Бет сверкали от ненависти, когда она, стоя с заряженным пистолетом в руках, следила, чтобы ни один из пленных не пошевелился. Эти негодяи были среди тех, кто поджег дом ее бабушки… Рука девушки сжала пистолет. Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь из них оказал сопротивление.

— Бет, мы должны кое о чем спросить их, — Дункан положил ей руку на плечо. — Я представляю, что ты сейчас чувствуешь. Но, убив этих негодяев, ты все равно не вернешь сожженной усадьбы. И, что самое главное, они не смогут вывести нас на след твоего отца.

Бет кивнула. Дункан был как всегда прав.

Она спрятала пистолет в кобуру. И в ту же секунду гнев, пылавший в ее сердце, угас, и она стала думать лишь о том, что ей предстоит сделать — спасти отца. Девушка смотрела на пленников. В их глазах не было ничего, кроме ненависти. Они ненавидели ее так же, как она сама ненавидела их, хотя прежде они никогда не встречались. Казалось, в самом воздухе Франции было разлито безумие.

— Кто-нибудь из вас знает, где сейчас находится Филипп Больё? — спросила она по-французски.

Один из мародеров, маленького роста, плюнул Бет под ноги, но ничего не ответил. Вытащив свою шпагу, Дункан приставил острие к его горлу, а Бет снова заговорила по-французски:

— Повторяю еще раз, — ее голос дрожал от гнева. — Кто из вас знает, куда упрятали Филиппа Больё?

Ей никто не ответил. Дункан надавил на острие шпаги, из горла мародера потекла струйка крови, он завопил что есть силы:

— Не знаю, не знаю! Клянусь, не знаю! Я простой крестьянин. Они мне ничего не сказали. Но уж он-то знает. — И кивком головы он указал на связанного вместе с ним человека.

— Трус! — заорал второй разбойник. — Предатель! Комитет будет судить тебя: уж мы-то отыграемся на твоей подлой шкуре!

— Но комитет, — не повышая голоса, злорадно заметила Бет, — находится не здесь. — Она спокойно подняла пистолет и прицелилась в бочкообразную грудь второго мародера. — Здесь нет комитета, но есть я. Отвечай, где они его держат.

Ее спутники переглянулись. Глаза девушки пылали смертельной ненавистью, и Дункан опасался, как бы она не убила разбойника прежде, чем они выудят из него нужные сведения. Но Бет продолжала допрос:

— Так ты готов умереть, лишь бы ничего не сказать нам? Считаю до трех. И учти, я стреляю без промаха.

— Сегодня Больё повезли в Бастилию вместе с другими подлыми аристократами, которых поймали друзья народа.

И Бет представила эту страшную тюрьму, которая видела столько страданий. У нее разрывалось сердце при мысли о том, что там может оказаться и ее отец.

— В Бастилию?

Громила вскинул голову и с презрением посмотрел на Бет.

— У нас достаточно сил, чтобы захватить ее и освободить наших товарищей. А на их место мы посадим твоих друзей-аристократов. Похороним их заживо, как они поступали с нашими.

Бет с трудом сдерживала себя, глядя в лицо, пылающее лютой ненавистью. Ее пальцы крепче сжали пистолет. Достаточно просто нажать на курок — и она освободит и себя и Францию от этого мерзавца.

— Кто дал вам право выступать вместо Бога? — проговорила она хриплым шепотом.

— Это право нам дал народ! — крикнул француз. Напружиниваясь, он попытался разорвать связывавшие его путы. Его сверкавшие от злобы глаза были почти безумными. — Потому что Бог посмеялся над вами, слышишь ты, проклятая аристократическая сука.

— Эй, ты, — ровным голосом произнес Дункан, не переставая усмехаться. — Я понял, что ты сказал. — Острием шпаги он провел длинную, тонкую полосу на горле мародера. Выступила кровь. И громила, судорожно глотая воздух, замолчал. — Придержи-ка язык. В следующий раз порез будет глубже.

Хотя француз не понял ни единого слова, до него дошел язык шпаги. Его напускная храбрость улетучилась, и он смотрел на Дункана, дрожа от страха.

Бет положила руку на плечо Дункана.

— Мы должны как можно скорее попасть в Париж, — сказала она. — Этот француз сказал, что сегодня моего отца повезли в Бастилию. Он все еще жив!

Дункан вложил шпагу в ножны, однако знаком указал Джейкобу, чтобы тот пока не прятал свою, и спросил Бет:

— Что ты собираешься делать с пленниками?

Ей и в голову не приходило, что решение предстоит принять ей, и она удивленно воскликнула:

— Почему я?

Дункан развел руками:

— Они же твои пленники.

Хотя ему и не хотелось бы при этом присутствовать, он понимал, что Бет имеет право на отмщение, что она имеет право убить их, если сочтет это нужным. Это право давали ей не современные законы, а тс, которые человечество выработало еще много тысячелетий назад.

Искушение было велико, и слова: «Убейте их» — едва не сорвались с губ Бет. Но она не поддалась подымающейся в ней темной волне безумия. Она не станет уподобляться осатаневшему сброду. Убийством ничего не решить.

— Пусть остаются здесь связанными. Ведь у нас уже есть лошади. Если их кто-нибудь освободит, что ж, на то воля Божья.

— Ну и прекрасно, — рассмеялся Дункан и направился к лошадям, жестом приказав Джейкобу следовать за ним. Мародеры кричали им вслед, осыпая их проклятиями, значение которых понимала только Бет.

Глава 33

По мере того как Бет, Дункан и Джейкоб приближались к центру Парижа, на улицах становилось все многолюднее.

Никто не хотел оставаться в стороне. Все стремились к центру города. Бет было страшно смотреть на лица людей. В этих взглядах было что-то нечеловеческое. Они были словно волки, которые, отведав крови, жаждали упиться ею снова.

Они хотели вонзить зубы в тело еще живой монархии.

Стараясь избежать опасности, Дункан повел своих друзей менее оживленной дорогой. Спешившись, они шли рядом со своими лошадьми, крепко держа их за поводья. Воры, осмелев, рыскали теперь по улицам с невиданной прежде наглостью.

Дункан осмотрелся. Где-то неподалеку раздался рев все прибывающей толпы. Взглянув на Бет, Дункан покачал головой:

— Я предпочел бы, чтобы тебя здесь не было.

Ярость толпы могла достичь такого накала, что обезумевшие люди могли наброситься на любого. И Дункан знал это. Он хотел только одного — поскорее узнать что-нибудь об отце Бет и выбраться из этой толпы. Похоже, мародеры сказали правду: в этот жаркий июльский день Бастилия должна пасть. Судя по настроению парижан, так оно и должно случиться. Дункан передал поводья Джейкобу. То же самое сделала и Бет.

— Джейкоб, мне незачем объяснять тебе, как нужны нам лошади. Жди нас в этом переулке.

Парень обмотал поводья вокруг своего широкого запястья.

— Я буду защищать их, как свою собственную жизнь, — торжественно поклялся он.

Дункан взял Бет за руку:

— Иди рядом. Ты даже не представляешь себе, на что способны эти люди.

Он еще раз порадовался, что Бет надела костюм Томми, а не свое платье, и при беглом взгляде ее вполне можно было принять за юношу. Правда, если присмотреться внимательнее, становилось видно, что это не парень, а девушка. Женщина, переодетая в мужское платье, могла вызвать подозрения, но Дункан не очень тревожился: он надеялся, что в такой многолюдной толпе никто не станет приглядываться. Как бы то ни было, им ничего не оставалось, как двигаться вперед вместе с толпой. Только так они смогут получить ответы на свои вопросы.

Вскоре Бет и Дункан оказались в центре города перед огромной торжественно-зловещей крепостью. История этого замка была ужасной и кровавой. Такой историей нельзя было гордиться.

Бет тотчас узнала Бастилию. Ее сердце еще больше сжалось от страха. Вокруг тюрьмы бесновалась толпа.

Наклонившись к уху Бет, Дункан спросил:

— Ты понимаешь, что здесь происходит? — Он говорил шепотом, опасаясь, что, услышав чужую речь, окружающие их люди поймут, что они иностранцы.

— То, что сказали мне те бандиты, оказывается, правда. Смотри, смотри! — И Бет показала ему на внезапно распахнувшиеся ворота Бастилии. Было похоже, будто, скрипя, раскрылись ржавые врата ада. Но внезапно людские спины закрыли от нее это зрелище. Расталкивая людей, Бет попыталась прорваться вперед, но ей это не удалось.

Обернувшись к Дункану, она умоляюще произнесла:

— Я должна это видеть. Прошу тебя.

Кивнув, он начал проталкиваться вперед, продолжая крепко держать ее за руку. Вскоре они продвинулись на несколько шагов и увидели, что огромная толпа волнами вливается в крепость через только что растворенные ворота. Заключенные с ликованием выходили наружу. Навстречу им неслись приветственные клики.

Гарнизон, охранявший тюрьму, был взят в плен. Когда это известие облетело толпу, ее радостный рев сделался еще оглушительнее.

Но вот один из вожаков, находившийся в центре этого водоворота, вскочил на повозку и поднял руки, призывая к молчанию. Тотчас, будто по волшебству, крики умолкли, словно волна, отхлынув от берега, отступила обратно в море. Это был Робеспьер. Он говорил властным, торжественным голосом, и люди на площади жадно ловили каждое его слово.

— Вот, братья, мы и освободили всех наших узников. В их камеры теперь сядут истинные преступники и воры, которые именем короля разоряли нашу страну, издевались над нашими женщинами и детьми. — Кивнув кому-то из своих приспешников, Робеспьер приказал: — Привести их сюда. — Его жест был столь же величественным, как и жесты тех королей, которых он только что клеймил.

Бет смертельно побледнела и с силой сжала запястье Дункана. Она увидела вереницу повозок с людьми, закованными в цепи. Их согнали сюда, как сгоняют скотину, перед тем как ее забить.

— Они, — кричал Робеспьер, — должны наконец искупить свою вину за все преступления, которые долгие, долгие годы совершали против простых людей. — И он с презрением взглянул на людей в повозках. — Пусть теперь они страдают и дрожат, ожидая встречи с мадам Гильотиной. А мы послушаем их последние оправдания, их униженные мольбы о помиловании.

С каждым его словом неистовство толпы нарастало.

Бет смотрела, как повозки с узниками одна за другой въезжают в ворота Бастилии, чувствовала, что вот-вот заплачет, и ругала себя за эту слабость. Она не могла позволить себе роскошь оплакивать этих несчастных. Если увидят, как она плачет, то ей несдобровать.

— Смерть, смерть негодяям! — ревела толпа.

Чтобы не выдать себя, Бет сделала вид, что она тоже выкрикивает эти страшные слова.

Заметив ужас в ее глазах, Дункан посмотрел на последнюю повозку и увидел стоявшего в ней высокого худощавого мужчину аристократического вида. Обезобразить этого человека не смогли даже лохмотья, в которые превратилась его одежда. У него была небольшая седеющая бородка, черты его лица напоминали черты лица Бет.

— Смерть, смерть негодяям! — гремело вокруг.

Дункан наклонился к уху Бет:

— Это твой отец?

Она не ответила. Внезапно он почувствовал, что ее пальцы отпустили его руку, — и тотчас понял, что у нее на уме.

Бет уже проталкивалась вперед, пытаясь приблизиться к повозке.

Горе с этой женщиной! Неужели она думает, что так, в одиночку, на глазах у всего Парижа, сможет спасти своего отца?

Дыхание замерло в груди у Бет, когда она почувствовала, как сильная рука Дункана обхватила ее за талию и потянула назад.

— Не сейчас, — прошептал он. — И не здесь.

Никто из обезумевшей толпы не обратил на них внимания. Взгляды всех были прикованы к людям, приговоренным к казни, которая должна была совершиться если не завтра, то послезавтра. И самым печальным, самым страшным было то, что к казни приговорили лучших.

Глава 34

Каким-то непонятным образом Дункан вытащил Бет из толпы, и они, проталкиваясь сквозь беснующуюся чернь, двигались назад — туда, где оставили Джейкоба с лошадьми.

— Как ты думаешь, что могло бы произойти, если бы ты на виду у всех подбежала к повозке? — спросил Дункан, когда они выбрались из давки.

— Отец увидел бы меня и понял, что еще не все потеряно, — угрюмо ответила Бет.

Как Дункан может быть таким бессердечным! Неужели не понимает, что это такое — испытывать унижение на глазах у толпы? Отцу было необходимо знать, что здесь есть люди, готовые прийти ему на помощь.

— Ты думаешь, он бы обрадовался, узнав, что его дочь в опасности? А если бы он не сдержался и изменился в лице, то неужели ты думаешь, что это ускользнуло бы от внимания того надменного дьявола, который тут всем распоряжается? Это было бы для тебя верной гибелью.

— Я не могла сдержаться, увидев отца в кандалах. — Девушка прикусила губу, чтобы проглотить подступивший к горлу комок. — Он был весь в синяках. Они его били.

— Синяки пройдут, Бет. Я тебе обещаю, что мы его спасем. Но для этого понадобится время. Потерпи еще немного.

Бет тяжело вздохнула.

— Надеюсь, что у нас еще есть время, — чуть слышно пробормотала она.

Когда они приблизились к Джейкобу, тот вздрогнул и еще крепче сжал поводья и пистолет. Сообразив, что это Дункан и Бет, он с облегчением прислонился к стене.

— Слава Богу, что это вы! Вы нашли своего отца, мисс?

— Нашли, — тихо ответила Бет.

— А где вы его оставили?

— В Бастилии… Он ждет казни…

Бастилия? Джейкоб уже слышал это слово. Он вопросительно посмотрел на Дункана:

— Бастилия — это большой старый замок, который мы вчера видели?

«Вчера? Неужели на самом деле прошло так мало времени?» — с удивлением подумал Дункан: у него было такое чувство, будто с тех пор прошла целая жизнь. Так много всего с ними случилось. И с Бет тоже.

— Это тюрьма, — поправил он Джейкоба и положил руку на плечо Бет. — Теперь, когда мы знаем, где твой отец, мы обязательно придумаем, как его вызволить. Однако надо быть предельно осторожными. В Бастилии нужно найти кого-нибудь, кого можно было бы подкупить.

Будь они в Лондоне, он уладил бы это дело в два счета. Там он знал многих, кого можно было подмазать, чтобы добиться своего. Но здесь, в Париже, все было по-другому. Здесь у него не было связей.

Дункан посмотрел на Бет, но она лишь беспомощно покачала головой.

— Я не знаю никого, кто мог бы помочь нам.

Он так и предполагал — иначе она бы уже давно что-нибудь предложила. Дункан задумчиво потер рукой шею.

— Нам нужно время, чтобы все обдумать и составить план.

— У нас мало времени, — напомнила ему Бет. — В любую секунду Робеспьер может натравить толпу на узников, и она всех растерзает. Стоит ему только захотеть — предлог найдется.

— Если у нас не будет плана, — возразил ей Дункан, — мы своего не добьемся.

Бет стиснула зубы. Ей хотелось выть от отчаяния.

— Мы можем пойти к тому Луи, о котором говорила Тереза, — вдруг вспомнила она, и глаза ее заблестели. Никогда нельзя терять надежду. Взглянув в лицо Дункану, она прочитала сомнение в его взгляде. — Тереза говорила, что там мы можем чувствовать себя в безопасности.

Дункан мгновение помолчал, обдумывая ее предложение.

— Вряд ли в этом городе мы можем чувствовать себя в безопасности. В любом месте. Правда, сейчас нам не остается ничего другого. Ну, пошли, не можем же мы вечно стоять здесь. Ты помнишь адрес, Бет?

— Так же хорошо, как свое собственное имя.

— Ты просто сокровище, — тихо сказал Дункан.

Они довольно быстро нашли нужный дом, и Бет постучала в дверь. На пороге появился тощий человечек, который, должно быть, весил меньше, чем Бет. Он стоял сгорбившись и подозрительно смотрел на троих пришельцев поверх очков. На голове у него беспорядочно топорщились редкие пегие волосы; на ветру они шевелились, как перья на шляпе.

— Луи, сюда нас послала Тереза, — прошептала Бет.

Когда старик услышал свое имя, недоверие, написанное на его лице, уступило месту удивлению, однако он по-прежнему закрывался от нежданных гостей деревянной дверью, как щитом. Стоило Дункану пнуть эту дверь сапогом, как она тотчас же слетела бы с петель. Но, похоже, хозяину дома такая мысль не приходила в голову.

— Но почему? — пробормотал он. Голос его, хриплый и дребезжащий, явно принадлежал запойному пьянице. — Но почему она послала вас именно ко мне?

Бет заметила, что хозяин дома явно колеблется и не знает, как ему поступить. Тереза сказала, что старый Луи был в усадьбе садовником. Когда Робеспьер пришел туда, чтобы схватить ее отца, старик вместе с другими слугами убежал из дому. Устыдившись, Луи старался теперь искупить свою трусость, давая убежище беглым аристократам. Но давал он его ненадолго.

— Тереза сказала, что здесь мы будем в безопасности, — продолжила Бет. — Город наводнен мятежниками, и она за нас очень боится. Она передает вам привет. Мадемуазель Козетта сейчас у нее. Мадам Больё умерла.

Бет сообщила об этом торжественно, но бесстрастно: она знала, что стоит ей дать волю своим чувствам, и она уже не сможет остановиться. Нет, она не может позволить себе этого, Дункан был прав. Здесь нужна холодная голова, а не горячая кровь.

Луи сделал шаг назад, хотя все еще смотрел на своих гостей несколько подозрительно. Когда они вошли в дом, он запер за ними дверь на засов и сказал:

— Вам нельзя оставаться здесь.

— Мы пробудем у вас недолго — час или два, не больше, — заверила его Бет. — А может, и того меньше.

Бет знала, что иногда стоило доверять людям, а иногда — нет. Но теперь, когда была поставлена на карту жизнь ее отца, приходилось рисковать. Она была вынуждена довериться этому человеку, хотя ей не хотелось этого делать.

— От вас нам нужно только одно — чтобы вы сообщили нам необходимые сведения.

«Сведения» — это удобное слово, которым можно обозначить все, что угодно. Хотя на самом-то деле Бет не имела ни малейшего понятия о том, какие именно сведения им нужны, потому что в действительности они могли рассчитывать только на чудо.

— В Бастилии томится один человек, которого мы должны спасти, — пояснила она.

— Вы? — Луи взглянул на сопровождавших девушку мужчин, потом опять перевел взгляд на Бет. — Скорее мы станем свидетелями второго пришествия, чем вам удастся освободить кого-нибудь из этой адской пасти. Если человек оказался в Бастилии, считайте, что он уже умер.

Повернувшись к гостям спиной, старик подошел к очагу и пошевелил кочергой угли, которые все никак не разгорались. Ему хотелось, чтобы в доме был огонь — даже в такой жаркий день, как этот. Огонь — это единственное, чего боятся демоны. Угольки вспыхивали и шипели, словно бы сердясь на потревожившую их кочергу.

— Нам надо спасти Филиппа Больё, — прошептала Бет.

Кочерга выпала из рук Луи. Он повернулся к девушке, искоса взглянул на нее и сказал:

— Мне сразу показалось, что вы на него похожи.

— Да, это мой отец. — Бет схватила старика за руку. — Ради всего святого, скажите, как можно проникнуть в эту тюрьму?

Луи посмотрел на нее с искренним состраданием:

— Поверьте, это невозможно. Разве что вам поможет кто-нибудь из нынешних власть имущих. Пожалуй, для такого дела понадобилось бы вмешательство самого Лафайета.

Услышав это имя, Бет посмотрела на Луи широко раскрытыми глазами.

— Лафайета? — повторила она. — Так он здесь, в Париже? — В сердце ее затеплилась надежда.

Старик отрицательно покачал головой:

— Нет.

Бет едва сдержалась, чтобы не запустить чем-нибудь в стену.

— В чем дело, Бет? — встревожился Дункан. — Что он тебе сказал?

— Я было подумала, что мы нашли выход… — Она вдруг почувствовала полный упадок сил. Луи растерянно взглянул на нее, когда она заговорила на другом языке. — Это англичане, — устало объяснила она по-французски. — Они приехали со мной, чтобы помочь спасти отца. Хотя надежды сделать это остается все меньше и меньше…

— Лафайета в Париже нет, — повторил Луи. — Но он недалеко от города. Где-то разбил свой лагерь.

— Зачем он это сделал? — удивилась Бет.

Луи развел руками и пожал плечами.

— А где еще быть новому командиру национальной гвардии? Люди говорят, что он собирается защищать Париж. Хотя я не знаю, кого он собирается защищать — то ли нас от них, то ли их от нас.

— Господи помилуй, — прошептала Бет. Лицо ее побелело как мел.

Дункан тотчас обхватил ее за талию, чтобы не дать ей упасть. Вид у нее был такой, словно она вот-вот упадет в обморок.

— Что такое? Объясни же наконец! Ты разве знаешь Лафайета?

— Да, знаю. Вернее, знала, — поправила себя Бет. — Видела однажды, когда была маленькой. И теперь он заодно с этим сбродом! — Девушка в отчаянии стиснула пальцы. — Но придется обратиться к нему за помощью, другого выхода нет. Дело в том, что во время нашей революции он сражался бок о бок с моим отцом. Похоже, этот человек вошел во вкус сражения и уже не смог остановиться. Мы должны немедленно ехать в лагерь и поговорить с Лафайетом. Он — наша последняя надежда. Если он прикажет освободить отца…

— Но зачем ему это делать? — удивился Дункан.

— Потому что он порядочный человек. — Бет произнесла эти слова с жаром, словно пытаясь убедить в их справедливости не столько Дункана, сколько саму себя. — Или был им. — Она опять повернулась к Луи. — Вы поможете нам найти Лафайета?

Луи отступил в тень, словно пытаясь скрыться от ее взгляда.

— Но я маленький человек…

Разозлившись, Бет схватила старика за лацканы потрепанной жилетки и крикнула:

— Вы должны помочь мне спасти отца! Расскажите все, что вы знаете о Лафайете. Где он разбил свой лагерь? У нас нет времени обшаривать окрестности!

Какое-то время Луи раздумывал, не зная, на что именно решиться: с одной стороны, ему хотелось помочь девушке, но с другой — он желал бы прожить остаток своей жизни спокойно, не ввязываясь ни в какие истории.

Подумав, старик открыл дверь в крошечную заднюю комнату.

В ней стоял ужасный смрад. На соломенном тюфяке лежал молодой человек — на вид ему было около двадцати лет. Его правая нога была ампутирована до самого колена. Бинты, которыми была обмотана культя, были старыми и грязными. Парень обвел появившихся на пороге людей мрачным взглядом.

— Эй, старик, уведи их отсюда прочь!

— Мой внук Маркус. Он был солдатом у Лафайета. После ранения его отправили домой. Он уже не надеется выжить. — Старик говорил с трудом, не в силах взглянуть на обмотанный бинтами обрубок. — У него гангрена…

Судя по тому зловонию, которое исходило от обрубка, Бет поняла, что Луи прав и парню уже ничем не поможешь. Стараясь не показать вида, что ей очень жаль умирающего, Бет заставила себя войти в комнату.

— Мне нужно увидеть Лафайета, — мягко сказала она Маркусу. — У меня к нему срочное дело.

Маркус, искалеченный и скрюченный, приподнялся на грязном тюфяке.

— А вы что, его шлюха?

Бет не обиделась. Она понимала, чем вызвана злоба этого человека. Он умирал таким молодым и не мог простить людям, что они будут жить.

— Нет. Он знает моего отца, которого я никак не могу найти, — солгала Бет. — Умоляю вас, скажите, где расположен лагерь Лафайета.

Маркус понял, что она от него не отвяжется, а ему так хотелось остаться одному. Поэтому он буркнул:

— В пятнадцати милях к юго-западу от Парижа. Завтра Лафайет войдет в город, — сказав это, парень отвернулся лицом к стене и прошептал: — Хоть бы здесь все сгорело дотла. Вместе со мной.

Но Бет расслышала его слова.

Она вышла из комнаты и тихо прикрыла за собой дверь. Посмотрев на старика, девушка увидела, что в его маленьких глазках блестят слезы.

— Да благословит вас Бог, месье. — Она пожала ему руку. — И спасибо вам.

— Меня не за что благодарить, — пожал плечами старик. — Я же послал вас на верную смерть, которая, похоже, настигнет вас быстрее, чем вы думаете.

Но для Бет уже снова вспыхнул огонек надежды. Она схватила Дункана за руку:

— Я знаю, где искать Лафайета. Идем скорее.

Выбежав из лачуги, они вскочили на лошадей и помчались во весь опор.

Глава 35

Но лагерь Лафайета располагался не совсем там, где сказал Маркус. До него надо было скакать не пятнадцать миль, а все двадцать. Бет уже начала думать, что они никогда его не найдут, когда на холме, ближе к Версалю, чем к Парижу, показались солдатские палатки.

Девушка собиралась было подстегнуть лошадь, но Дункан остановил ее:

— Ты уверена в этом человеке, дорогая?

— У меня нет другого выхода! — крикнула Бет и помчалась под гору во весь опор.

— Если посмотреть на нас со стороны, то может показаться, будто мы ее преследуем, — усмехнулся Дункан и, подстегнув своего жеребца, помчался за Бет. Джейкоб на своей гнедой кобыле поскакал следом.

— Великолепно! Солдаты увидят нас и откроют по ней огонь! Право же, боги послали мне наказание, и имя его — Элизабет.

Услышав слова Дункана, Бет придержала поводья и повернулась к своим спутникам.

Она чувствовала себя виноватой.

— Вам незачем ехать со мной, — сказала она и тут же заметила, что глаза Дункана потемнели. — Я не буду на вас в обиде. В конце концов, это не ваше дело.

— Я поеду с вами, мисс! — воскликнул Джейкоб.

Парень был рад услужить ей, хотя ему вовсе не хотелось ехать в военный лагерь. Дункан тоже нагнал Бет.

— Мы поедем с тобой, — и да помилует нас Бог! — Кивнув в сторону лагеря, он добавил: — Потому что они, скорее всего, нас не помилуют.

Собравшись с духом, они въехали в лагерь. Увидев чужаков, те солдаты, которые не были на учениях, начали выходить из палаток. Дункан велел Джейкобу и Бет не смотреть ни направо, ни налево, а только вперед — туда, где находилась палатка, около которой, в отличие от остальных, стояли двое часовых. Однако когда они подъехали к палатке, оттуда, поспешив на зов часового, вынырнул молодой лейтенант и проворно схватил удила лошади Бет.

— Что вам надо в лагере? — надменно спросил лейтенант.

Бет столь же надменно ответила:

— Мне надо увидеть Лафайета.

Услышав ее голос, люди, стоявшие около палатки, обменялись понимающими взглядами, но лицо лейтенанта оставалось по-прежнему бесстрастным.

— Многие хотят видеть командира. Отправляйтесь с вашими жалобами в другое место. — Лейтенант повернулся к ним спиной, давая понять, что разговор закончен.

— Мы приехали сюда не за тем, чтобы жаловаться, — спокойно сказала Бет.

Лейтенант, не торопясь, опять повернулся к ней.

— Значит, вы приехали сюда за удовольствиями? — На его губах зазмеилась улыбка. Он протянул руку и положил ее на бедро Бет. — Думаю, что первым их должен отведать я. У всех великих людей были дегустаторы, которые пробовали пищу первыми. Так почему бы не быть и дегустаторам шлюх? — Он смотрел на нее и сально ухмылялся.

Сердце Бет бешено забилось: она знала, что Дункан, даже и не понимая языка, легко догадается, о чем идет речь. Презрительно прищурясь, Бет взглянула на наглеца с высоты своего коня.

— Что ж, тогда Лафайет вырежет вам сердце. — Она произнесла эти слова спокойно, но с такой убежденностью в голосе, что лейтенанту расхотелось рисковать, чтобы попытаться узнать, правду она говорит или нет.

Выругавшись, он убрал руку, и на его лице появилось сухое, официальное выражение. Двое часовых за его спиной едва сдерживались, чтобы не рассмеяться.

— Боюсь, что я не смогу… — начал он.

Но Бет не дала лейтенанту закончить фразу. С видом человека, привыкшего повелевать, она приказала:

— Скажите командиру Лафайету, что Элизабет Больё просит принять ее.

Лейтенант повернулся и нехотя направился к палатке Лафайета.

Дункан тревожно огляделся вокруг: ясное дело, они втроем находятся в центре внимания. А что, если им придется вырываться из лагеря с боем?

Наконец появился лейтенант и сухо проговорил:

— Командир хочет вас видеть.

Все трое немедленно спешились, однако лейтенант шагнул к ним навстречу и, обращаясь к Бет, уточнил:

— Только вас одну.

Девушка взглянула на Джейкоба и Дункана. Несмотря на приказ Лафайета, ей не хотелось рисковать, оставляя своих друзей одних.

— Нет, они пойдут со мной, — сказала она. — А если вы боитесь нас, можете войти вместе с нами, чтобы защитить вашего командира. — Заметив, что лейтенант поморщился, услышав ее слова, Бет усмехнулась: — Ну что ж, тем лучше. Мы не собираемся никому вредить.

Лейтенант откинул полог палатки и дал им войти. На его лице ясно читались презрение и сдерживаемая ярость.

«Вот человек, — подумала Бет, — который ревностно служит этой революции». Она молила Бога, чтобы Лафайет оказался не таким.

Войдя в палатку, Бет увидела, что командир национальной гвардии стоит у стола, пристально разглядывая карту, лежавшую на грубо обтесанной, шероховатой столешнице.

Тридцатидвухлетний Лафайет, вчерашний любимец американской революции и генерала Вашингтона, был участником двух восстаний и с успехом пережил первое из них. Теперь он чувствовал себя бесконечно усталым от жизни. То, что прежде казалось ему кристально чистым, словно горный поток, вдруг замутилось, стало грязным, словно воды Сены. Как новый командующий, он ратовал за то, чтобы аристократы мирно передали власть буржуазии, хотя в глубине души и понимал, что такого быть не может. Он сделал свой выбор, но его терзали сомнения.

Увидев Бет, Лафайет, похоже, не узнал ее: в его глазах читалась лишь угрюмая подозрительность.

Теперь это был не тот улыбчивый, милый юноша, которого она когда-то знала: она помнила, как однажды затрепетало ее еще совсем юное сердечко, когда он, хотя и раненый, взял ее руку и учтиво поцеловал. Бет навсегда прониклась к нему симпатией за тот поцелуй.

Хотя теперь его лоб был изборожден морщинами, а мундир плотно сидел на пополневшем теле, он все еще выглядел весьма привлекательно. Но как же он был теперь печален! Сколько горечи было в его глазах…

Лафайет нетерпеливо вздохнул. Днем к нему постоянно обращались с жалобами, а его сны были полны воплями и мольбами его предков, давно отошедших в мир иной. Постоянно сражаясь в битвах, он в то же время вел невидимую войну с самим собой. Сделав свой выбор, он не знал, верен ли избранный им путь. И готов был продать душу дьяволу, только бы разрешить свои сомнения.

Он старательно скрывал свои колебания от подчиненных: военачальник не имеет права допускать, чтобы о нем думали, как о человеке, который не уверен в правильности своих действий. Но его постоянно терзал страх, что корабль, которым он управляет, плывет не туда.

Приблизившись к Бет, он вгляделся в ее лицо с той же пристальностью, с какой только что вглядывался в лежавшие перед ним карты.

— Я знаком с вами, мадемуазель? — спросил он по-французски.

— Однажды мы с вами уже встречались, — ответила Бет по-английски. — Это было в Америке, в поместье моего отца.

Бет смотрела, как Лафайет напрягает память, пытаясь вспомнить эту встречу.

— Тогда вы были очень красивы и очень смелы. И Вашингтон не мог вами нахвалиться, — напомнила она ему, улыбнувшись. Улыбка засветилась в ее глазах, когда она добавила: — Тогда вы были очень любезны с одной одиннадцатилетней девочкой.

Бет была уверена, что теперь-то он должен вспомнить, и не ошиблась. Лафайет кивнул. Перед его мысленным взором предстала девочка с озорными глазами и руками, такими же легкими и умелыми, как у ее отца. Тогда он был ранен, и Больё взял его в свой дом, лечил и ухаживал за ним.

— А вы очень выросли…

— А вы стали еще сильнее.

— Вероятно потому, что только силой можно исправить положение вещей, — задумчиво ответил Лафайет.

Интересно, верит ли он в то, что говорит? Судя по его взгляду — вряд ли. Во всяком случае — не до конца.

— Не всегда, генерал, — тихо сказала Бет.

Лафайет подумал о монархии и о тех людях, которые захватили королевскую власть. Иногда ему казалось, что теперь стало еще хуже, чем было раньше.

— Да, вы правы, — мягко согласился он. — Не всегда. Но, если я не ошибаюсь, вы проделали долгий путь вовсе не для того, чтобы вести со мной философские споры.

«Похоже, он хочет поскорее выпроводить меня отсюда», — подумала Бет.

— Я не займу у вас много времени. Я знаю, что вы очень заняты.

Она бросила взгляд на лежавшие перед Лафайетом карты. Интересно, какую операцию он сейчас разрабатывает? Против кого собирается выступать? Сердце Бет бешено застучало, и, чтобы набраться мужества, она взглянула на Дункана.

— Мой отец вернулся во Францию для того, чтобы посмотреть, не может ли он быть здесь чем-нибудь полезным.

— И на чью же сторону он встал? — прищурился Лафайет.

«Его больше интересуют сторонники и противники, чем правые и неправые», — подумала Бет и почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног.

— На сторону человечности, сэр, — сухо сказала она. — Ту сторону, где находятся больные и раненые. Его первый долг — оставаться верным клятве Гиппократа.

— Ну да, конечно.

Глаза Лафайета были по-прежнему холодны. Как же пробиться к его сердцу?

— И за то, что он заботился о людях, его арестовали. И держат теперь в Бастилии, — сказала она.

Лафайет снова перешел к своим картам, оперся руками на стол и устремил взгляд на Бет. В ее глазах он прочел страдание, но ничем не мог ей помочь. У него были связаны руки.

— И вы хотите, чтобы я его освободил.

— Да! — воскликнула девушка.

Лафайет, выпрямившись, покачал головой:

— Я не могу этого сделать.

Бет в ужасе уставилась на него, не в силах поверить тому, что услышала только что.

— Не может быть, — прошептала она и схватила его руку. — Вы же сражались вместе, бок о бок. Мой отец спас вам жизнь. Вы жили в нашем доме. Как же вы можете бросить его в таких обстоятельствах?

Лафайет неопределенно махнул рукой:

— Тогда было совсем другое время, мадемуазель. А теперь мы оказались по разные стороны баррикад: ваш отец — с одной стороны, а я — с другой. Революции всегда нужны жертвы: любая революция пишется кровью. Боюсь, вы напрасно проделали весь этот путь. А теперь, извините меня…

— Нет, — не помня себя от ужаса, закричала Бет и снова вцепилась в его руку. — Вам не будет прощения!

Лейтенант выхватил свою шпагу и приготовился вышвырнуть Бет из палатки. Но в эту же секунду Дункан и Джейкоб заслонили ее своими телами и тоже обнажили шпаги.

Глава 36

— Уберите вашу шпагу, Максимильен.

Лейтенант бросил на командира такой взгляд, словно тот приказывал ему поступиться честью. Его глаза полыхали негодованием. Он сжал эфес шпаги еще крепче и уже раскрыл было рот, чтобы возразить:

— Но…

Лицо Лафайета побледнело от гнева. Он не терпел неповиновения.

— Повторяю, уберите свою шпагу, — суровым тоном приказал он.

Лейтенант со злостью вложил шпагу в ножны. Его примеру последовали Дункан и Джейкоб.

Лафайет, обращаясь к Бет, проговорил со вздохом:

— Если бы я сделал исключение для вашего отца, мне пришлось бы делать исключение для всех.

Тогда его бы засыпали ходатайствами о помиловании, причем каждая следующая просьба разрывала бы его душу еще больше, чем предыдущая.

Но Бет не собиралась сдаваться.

— Прислушайтесь к вашему сердцу. Неужели оно молчит? Не верю!

Губы Лафайета тронула печальная улыбка.

— У меня нет сердца, мадемуазель: оно умерло несколько лет назад, когда я увидел, что любимая родина ввергнута в нищету и отчаяние по вине слабоумного Монарха, который потворствовал своей бессердечной супруге.

Но Бет не могла принять этого довода.

— Но разве это причина для того, чтобы казнить такое множество людей? Казнить моего отца, который приехал сюда только затем, чтобы помогать людям — как вы в свое время приезжали в Америку!

По глазам Лафайета Бет видела, что отказ в помощи дается ему нелегко. Это вселяло надежду. Нет, она не отступит, не снимет осады до тех пор, пока остается хоть какая-то возможность переубедить этого человека.

— Вы только что сказали, — продолжала она, — что в каждой революции происходит одно и то же. Но во время американской революции солдаты сражались лицом к лицу. Тогда и речи не было о публичных казнях невинных детей и женщин. Тогда никто не мстил за обиды, причиненные много десятилетий назад. Никто и не думал наказывать сыновей за грехи отцов. — Бет с мольбой положила руку на запястье Лафайета. — Неужели вы не видите, что эта революция — не такая, как наша. В Америке люди хотели свободы, а здесь жаждут мести.

Однако выражение лица Лафайета оставалось таким же каменным и безучастным. Он уже сделал выбор и никому не позволит изменить его.

Бет убрала руку с его запястья и заговорила снова. Теперь ее усталый голос был полон жалости к Лафайету:

— Мой отец всегда высоко ценил вас. Он говорил, что даже если он и не принес никакой другой пользы, то все-таки спас вашу жизнь и потомки будут благодарны ему за это.

Повернувшись к Лафайету спиной, она направилась к выходу. Лейтенант самодовольно улыбнулся и поднял полог палатки.

— Подождите.

Услышав это слово, Бет подумала, что сейчас упадет на колени, однако удержалась на ногах и снова повернулась к Лафайету. «Слава Богу, — подумала она. — Слава Богу».

— Слушаю вас, генерал.

«Должно быть, лейтенант сейчас смотрит на меня с презрением, — подумал Лафайет. — Нужно немедленно куда-нибудь его отослать, иначе моя голова окажется в его руках».

— Максимильен, выйдите из палатки, — приказал он.

— Командир, я не верю своим ушам…

Лицо Лафайета потемнело.

— Оставьте нас одних! — грозно проговорил он, и лейтенант, надменно выпрямившись, направился к выходу.

Как только он вышел, Лафайет начал что-то торопливо писать. Размашисто поставив подпись, он обмакнул свой перстень с печаткой в красный воск и запечатал сложенное письмо.

— Передайте это письмо начальнику стражи Бастилии. Он знает мою печать.

Бет прижала письмо к груди. Ее сердце переполняла благодарность.

— Вашего отца освободят. Скажите ему, что я заплатил свой долг. — И Лафайет впервые за последние несколько дней позволил себе улыбнуться. — И еще скажите, что его дочь была бы отличным солдатом, если бы родилась мужчиной.

Взяв руку Лафайета в свою, Бет подняла на него глаза, полные слез, и прошептала:

— Я не знаю, как мне благодарить вас.

Лафайет высвободил руку:

— Ну, тогда и не тратьте попусту время: оно для вас слишком дорого. Я слышал, что Робеспьер собирается казнить пленников на рассвете.

У Бет похолодело сердце. Она вспомнила, как Маркус говорил, что национальная гвардия идет на Париж.

— Вы тоже будете на казни?

— Нет, мои люди там не нужны. Мы идем в Орлеан. Прощайте, мадемуазель. И да поможет вам Бог.

— И вам тоже, — отозвалась Бет.

Дункан взял ее за руку, и они вышли из палатки.

Часовые смотрели на них любопытством. Все указывало на то, что эти люди снискали милость их командира. И только лейтенант, стоя в стороне, делал усилие, чтобы скрыть свою неприязнь.

Это случилось, когда до Парижа оставалось уже менее трехмиль. Хотя Бет и ее спутники слышали, что окрестности Парижа кишат разбойниками, которые используют революцию как предлог для грабежей, все же нападение, которому они подверглись, застало их врасплох.

Разбойники выскочили из-за деревьев и кустов. Их было несколько человек: Дункан не мог их сосчитать, так быстро они двигались.

— Нас окружают! Беги, Бет! — Выпрямившись, он хлестнул ее коня, но было уже поздно.

Руки бандитов потянулись к поводьям ее коня. Кто-то толкнул ее, и Бет упала на землю, ударившись так сильно, что едва не потеряла сознание.

В следующую секунду она вскрикнула: она почувствовала на своем лице чье-то горячее, смрадное дыхание, грязные мужские руки жадно шарили по ее телу.

— Эге! — радостно завопил разбойник. — Да ведь это женщина! Не бойся, красотка: я убью тебя быстро, но сначала малость потешусь.

Он начал сдирать с Бет одежду, а его спутник заломил ей руки за голову. Бет кричала и брыкалась, но все было напрасно: она не могла вырваться. Внезапно она услышала яростный крик Дункана. Мгновение — и разбойник рухнул на землю. Дункан по самый эфес вонзил свою шпагу в спину несостоявшегося насильника и бросился на второго. Тот в ужасе пытался отползти в кусты. Но его нагнал Джейкоб и проткнул насквозь.

Когда третий бандит бросился на ее спутников, Бет подняла свой пистолет и выстрелила в него. Он упал как подкошенный. Дункан, обернувшись, выбил шпагу из руки четвертого и тут же покончил с ним. Двое остальных бросились бежать. Все кончилось так же быстро, как и началось. На земле валялись четверо убитых, но Дункан быстро огляделся вокруг: он хотел убедиться, что поблизости нет других бандитов. Никого не обнаружив, он повернулся к Бет и спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. Благодаря тебе, — ответила она, стараясь привести свою одежду в порядок.

Ему захотелось крепко прижать ее к себе, почувствовать, что она теплая, живая и ей больше ничего не грозит.

— Господи помилуй, Бет, когда я увидел, как его мерзкие руки…

Она почувствовала, как бешено бьется его сердце, и заморгала, смахивая набежавшие на глаза слезы.

— Ты меня спас, — прошептала она. — А все остальное не важно.

— Боже, у тебя голова разбита! — Дункан осторожно ощупал края раны. — Надо остановить кровотечение.

Но Бет решительно высвободилась из его объятий.

— Нет, нельзя терять ни минуты! Мы должны скакать в Париж. Лафайет сказал, что их казнят завтра на рассвете. Если это правда, то времени у нас совсем мало.

Но стоило ей сделать шаг, как она покачнулась и едва не упала.

Дункан схватил ее за руку:

— Ради Бога, Бет, ведь ты все-таки человек, а не сверхъестественное существо. — Крепко держа ее за руку, он взглянул на Джейкоба. — Джейкоб, принеси мне флягу с водой.

Джейкоб поспешил выполнить его приказ.

Дункан осторожно вылил немного воды на свой носовой платок и вытер им рану Бет.

Бет попыталась оттолкнуть его:

— У нас нет времени на пустяки.

— Но я не могу видеть, как ты истекаешь кровью!

Дункан перевязал ей голову платком, надеясь, что кровотечение скоро прекратится.

— Со мной все в порядке, — Бет оттолкнула его руку. Теперь она уже держалась на ногах куда устойчивей. — Не надо обращаться со мной, как с ребенком. Кстати, а где моя лошадь?

Они оглянулись по сторонам: лошадей осталось только две.

— Дункан! — Бет вцепилась в его рукав. — Тот бандит уехал на моей лошади!

Дункан одобряюще улыбнулся:

— Ничего, поедем на моей лошади вдвоем, а потом постараемся купить третью. Когда освободим твоего отца, нам обязательно понадобится лошадь.

«Он ничего не понял», — подумала Бет. Ее охватил ужас.

— Письмо, Дункан!

И тут он понял все.

— Письмо Лафайета находится в моей седельной сумке. Там же и золото, половина всего нашего золота, которое я взяла, чтобы выкупить отца!

Глава 37

От отчаяния Бет готова была рвать на себе волосы, а между тем на них уже надвигалась новая опасность. Джейкоб дернул Дункана за руку.

— Посмотри на восток! — Все еще возбужденный после недавнего боя парень выхватил свою шпагу, готовясь, если потребуется, защищать Бет до последнего вздоха. — Там еще люди.

Дункан обернулся и увидел четверых всадников. Они мчались к ним во весь опор.

— Проклятая страна! Она просто кишит убийцами и головорезами. Бет, Джейкоб, садитесь на коней. А я останусь здесь и задержу их, сколько смогу. Живее, живее!

Джейкоб схватил Бет за руку, намереваясь, как всегда, выполнить приказание Дункана, но Бет тотчас вырвалась.

— Черта с два! — крикнула она. — Либо мы все едем, либо все остаемся. Я не оставлю тебя здесь!

Закусив губу, чтобы не выругаться, Дункан снова бросил взгляд в сторону всадников. Они были уже близко.

— Да ты просто… — тут он вдруг оборвал речь и махнул рукой Джейкобу, чтобы тот подошел ближе. — Джейкоб! Посмотри внимательнее на тех людей — особенно на того, что впереди, с длинными развевающимися волосами. По-моему, это Кристиан.

Джейкоб прищурился и вытянул шею: теперь он был похож на птицу, которая рассматривает свое отражение в пруду. На его губах заиграла улыбка.

Бет подбоченилась.

— Вы что, с ума сошли? Какое вам дело до того, какой веры эти люди?

Дункан расхохотался: он сообразил, что имя «Кристиан» звучит по-английски точно так же, как слово «христианин».

— Нет, Бет, это не его вера, а его имя. Его зовут Кристиан. Жак Кристиан.

— Эй, путники! Вас тут не обижают? — крикнул по-французски человек, которого Дункан назвал Жаком Кристианом.

Дункан понятия не имел, о чем спросил его Жак, однако усмехнулся и, сложив руки рупором, крикнул:

— Нам не надо никакой помощи от такого гнусного пирата, как ты, Кристиан.

Удивившись тому, что его назвали по имени, высокий мужчина на мгновение придержал своего коня, чтобы получше рассмотреть встреченных. Перекинув ногу через луку седла, он ловко соскочил на землю. Его чувственные губы изогнулись, обнажив два ряда великолепных белых зубов: он прямо-таки сиял от удовольствия.

— Дункан! Дункан Фицхью! А я-то думал, что дьявол уже давным-давно забрал тебя к себе!

— Пока еще нет, — ответил Дункан и вздохнул с облегчением оттого, что наконец-то увидел знакомое лицо.

Жак Кристиан прижал Дункана к своей груди. Тот тоже крепко обнял старого друга, подумав, что из них двоих у него куда больше оснований радоваться этой встрече.

— За какой добычей ты приехал во Францию? Я что-то не слыхал, чтобы здесь были спрятаны сокровища. Хотя я вижу, — пират взглянул на Бет, — свое сокровище ты привез с собой. У тебя всегда был превосходный вкус.

Смеясь от всей души, Кристиан сердечно пожал руку и Джейкобу, все еще не отрывая взгляда от Бет.

Тем временем к нему подъехали его люди. Их лица были Дункану незнакомы.

— Наши пути разошлись лет пять назад, не так ли, Дункан? — спросил Жак.

— Семь лет, — поправил его Дункан. Да, уже семь лет, как он перестал плавать по морям.

Жак оглядел валявшихся рядом мертвецов, и на его губах мелькнула улыбка.

— Вижу, ты не разучился это делать, дружище. — Подумав было, что он знал одного из убитых, Жак перевернул его тело носком сапога, но лицо, которое он увидел, было ему незнакомо. — Судя по физиономиям этих разбойников, Франции не станет хуже оттого, что их уже нет на свете. Я бы даже сказал, что вы оказали ей услугу.

Бет переводила взгляд с Жака на Дункана, не зная, что ей теперь делать. Она была рада, что это не грабители, но ей не терпелось отыскать своего коня.

— Дункан, мы не можем больше здесь оставаться, ведь надо попытаться найти того бандита, который украл моего коня.

Жак обратил взор к Бет и окинул ее оценивающим взглядом. То, что он увидел, ему определенно понравилось.

— Ну как, ты собираешься представить меня этой милой леди или предпочитаешь держать ее при себе? — По лицу Жака скользнула многозначительная усмешка. — Ты всегда был жадиной, мошенник!

Хотя Дункан и считал Жака Кристиана своим другом, он прекрасно понимал, что у этой дружбы есть пределы. Представляя Бет, он положил руку на ее плечо: это был жест собственника.

— Элизабет Больё. Я бы хотел, дорогая, чтобы ты была любезна с Жаком Кристианом.

Как фамильярно и самоуверенно держится этот Жак Кристиан! У него точно такая же манера держаться, как и у Дункана.

— Вы, похоже, тоже капер, ушедший на покой, — сказала Бет.

Жак расхохотался. В ее глазах не было ни презрения, ни страха. Он искоса посмотрел на Дункана.

— А, так она уже знает твою биографию? — Взяв ее руку в свою, Жак низко поклонился и поцеловал ее. — Я ваш покорный слуга, мадемуазель Больё. — повторил он, словно пробуя это имя на вкус. — Вы француженка?

— Американка, — ответила Бет. — Но здесь родился мой отец и все его родственники. — Отвечая на его вопрос, она вдруг почувствовала себя спокойнее. В этом человеке, несмотря на его полный лукавства взгляд, было что-то внушавшее доверие.

Взглянув на ее одежду, Жак подумал, что в таком виде вряд ли можно ездить с визитами.

— Сейчас не время путешествовать за границей. — Он вопросительно взглянул на Дункана, ожидая, что тот прояснит его сомнения.

Впоследствии, когда Дункану и Бет приходилось вспоминать об этой встрече, они соглашались, что появление Жака было настоящим подарком судьбы.

— Жак, — начал Дункан и положил свою руку на широкое плечо приятеля. — Сейчас я скажу тебе то, чего раньше никогда бы не сказал. Мы нуждаемся в твоей помощи.

Кристиан рассмеялся, однако взгляд его сразу посерьезнел. Он сделал своим людям знак спешиться потом снова повернулся к своему другу:

— Ну что ж, нынче днем я свободен.

Жак представил своих спутников — Анри, Себастьяна и Пьера. Оставив двух последних стоять на страже, Кристиан сел на лежавшее поблизости бревно. Он ждал, пока Дункан и Бет сядут рядом. Джейкоб стоял невдалеке около лошадей, с особой нежностью посматривая на своего собственного коня.

— Ну, друзья, скажите, чем именно я могу вам помочь, — бодро начал Жак. — Моя правая рука к вашим услугам. — И он многозначительно посмотрел на Дункана, пытаясь понять, помнит ли он тот случай на корабле «Черная смерть», когда Дункан спас его руку, которую чуть было не отрубили пираты, взявшие судно на абордаж.

Улыбка, мелькнувшая на лице Дункана, убедила Жака, что его приятель помнит тот случай.

Дункан и Бет кратко рассказали Кристиану о том, что побудило их приехать в Париж. Тот выслушал молча, задумчиво поглаживая подбородок. Когда Дункан закончил рассказ, Кристиан улыбнулся.

— Бастилия… — медленно повторил он. Он произнес это слово без страха и без почтения. — Да, это немалый риск. А ты знаешь, дружище, я люблю такие приключения. — Жак вспомнил о мятеже, свидетелем которого он был вчера, и подумал о том бессмысленном кровопролитии, которое произойдет вскоре. — Честно говоря, я никогда не любил этого Робеспьера. Он просто сумасшедший.

Бет пристально посмотрела на Жака, но по выражению его лица нельзя было судить о его политических пристрастиях.

— Вы роялист?

— Вот еще! — Жак встал. Бет и Дункан тоже поднялись со своих мест. — Я — Жак Кристиан, и этого вполне достаточно для меня и моих людей. — Повернувшись, он посмотрел в сторону Парижа и продолжил: — Пожалуй, я знаю кое-кого, кто бы смог нам помочь. — Он легонько подтолкнул Бет в сторону Джейкоба и лошадей. — Ну, друзья, поехали со мной. Я знаю одно местечко, где вы сможете отсидеться в безопасности, пока я наведу необходимые справки.

В этот день Париж был так же запружен людьми, как и накануне. Но друзья, проезжая по улицам, не привлекали ничьего внимания: народу было слишком много, чтобы в этой толпе можно было кого-то выделить.

Люди с нетерпением ждали начала казней. Бет видела мужчин, женщин и детей — все они жаждали насладиться предстоящим зрелищем. Теперь она понимала, почему ее бабушка была в отчаянии: просто невероятно, как такая прекрасная страна, как Франция, могла пасть столь низко! Бет захотелось поскорее выбраться из этой обезумевшей толпы.

Жак привел их в гостиницу, на которой не было никакой вывески. Несколько лет назад в нее ударила молния, и хозяин, человек суеверный, увидел в этом дурной знак. Больше над этим заведением уже не вывешивали вывески с названием гостиницы и именовали ее просто трактиром.

Хозяин, тучный человек, который сам с удовольствием готовил еду для посетителей, был, как уверял Жак, его другом. Он умел держать язык за зубами. Жак оставил Дункана, Бет и Джейкоба в отдельной комнате, пообещав вернуться, как только что-нибудь разузнает.

Прошло несколько часов, а Кристиан все не возвращался, и на душе у Дункана становилось все тревожней и тревожней. Он, не переставая, ходил из угла в угол.

— Мне не по душе такие маленькие и тесные комнатки, — объяснил он Бет, которая вопросительно глядела на него. — Я чувствую в них себя так, словно меня заперли в сундук.

— Но ведь ты же плавал в море и долгое время жил в маленькой каюте.

Дункан, не переставая шагать по комнате, покачал головой:

— Море огромно. Кроме того, в моем распоряжении был весь корабль, а не одна только маленькая каюта.

Он посмотрел на Джейкоба. Тот сидел на полу, прислонившись к стене. Очевидно, он не испытывал никаких неудобств. Дункан завидовал этой способности Джейкоба: тот умел ждать, не проявляя нетерпения, как будто знал, что времени у него хватит на все.

Бет, опасаясь, как бы ее не заметили, осторожно выглянула в окно. Задняя стена гостиницы выходила на бульвар. А за ним открывался вид на Бастилию.

Как там ее отец? Может быть, его бьют? Может быть, он голоден? А что, если его уже сломали и он впал в отчаяние? Или уже умер?

Повернувшись к Дункану, Бет спросила:

— Как ты считаешь, Жак сможет помочь нам?

Дункан верил Кристиану, поэтому, подумав немного, ответил:

— Жак очень ловкий мошенник.

Услышав эти слова, Джейкоб поднял глаза.

— А ведь Жак называл тебя точно так же… — проговорил он.

Дункан расхохотался:

— Но, кроме того, он еще и умный человек. Не волнуйся, Бет. Жак сделает для нас все возможное.

Бет положила голову ему на грудь. Ее так успокаивали его тепло и его слова. А ведь всего месяц назад она и не подозревала о существовании этого человека. Она верила: если Дункан сказал, значит, так оно и будет, хотя она и не смогла бы объяснить, на чем основана эта вера.

Но Дункан не станет лгать.

Наконец дверь отворилась и на пороге появился Кристиан. Увидев Бет в объятиях Дункана, он крепко запер дверь и весело улыбнулся:

— Простите, что прервал эту столь трогательную сцену, но я должен вам кое-что сообщить. Ваш отец жив, мадемуазель.

Почти отказываясь верить, Бет схватила руку Жака.

— Слава Богу!

— Да, но завтра они собираются вывезти его из Бастилии и казнить на гильотине. Сегодня будут казнить других. Насколько я понял, они не могут расправиться со всеми в один день.

— Завтра… — задумчиво проговорил Дункан. — Ну, тогда у меня есть план.

— Я уверен, тебе удастся его осуществить. — Жак улыбнулся и оседлал стул, приготовившись слушать. — Давай, дружище, выкладывай, что у тебя на уме. А я потом скажу, чем смогу вам помочь.

Глава 38

План Дункана был очень прост: для его исполнения требовался минимум информации, но максимум смелости.

Выслушав Дункана и высказав свои соображения, Жак послал Анри проверить ту дорогу, по которой телеги с осужденными поедут к месту казни. Себастьяну было приказано купить лошадь, которая бы заменила ту, что была украдена у Бет. Пьер должен был раздобыть крытую повозку.

Дункан отсчитал несколько золотых монет, взятых из седельных сумок.

— Эти деньги потребуются вам для того, чтобы купить молчание тех, с кем вы будете иметь дело, — предупредил Жак своих людей. И, обращаясь к Пьеру, добавил: — Пусть в повозке будет побольше соломы. Нам нужно спрятать доктора от любопытных глаз.

Сам Жак остался вместе с Дунканом и Бет. Втроем они вышли из трактира и подошли к воротам Бастилии, чтобы понаблюдать, что происходит вокруг тюрьмы, и чтобы быть рядом, если по той либо иной причине планы изменятся и отца Бет вывезут из Бастилии раньше, чем предполагалось.

Жак, приняв беспечный вид, прислонился к стене дома рядом со своей лошадью. Прохожий, бросив на него беглый взгляд, мог бы подумать, что этот человек тоже пришел посмотреть на казнь поверженных врагов народа. Бет была одета в крестьянское платье, которое Кристиан одолжил у одной из своих многочисленных подружек. Оглядев девушку, он подумал, что на Иветте этот наряд никогда не сидел так ладно, как на Бет. Правда, Жаку не нравилось, что глаза ее блестят слишком ярко.

Однако Жак надеялся, что этого никто не заметит.

— Один мой приятель, который находится за теми стенами, — спокойно сказал он, кивнув в сторону Бастилии, — сообщил мне, что у нас есть время до рассвета завтрашнего дня. Думаю, что он не ошибается, но все-таки лучше удостовериться самим и подождать возвращения Анри.

Бет почти не слышала его. У нее разрывалось сердце при виде открытых повозок, которые ехали по булыжной мостовой. Некоторые из находившихся там людей плакали, другие стояли с гордо поднятой головой, но большинство не могли уже держаться на ногах.

Около каждой из повозок, выезжавших из ворот тюрьмы, немедленно собиралась толпа: зеваки, вопя, плевали в приговоренных к смерти только за то, что они были аристократами. Бет казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.

Она положила руку на запястье Дункана, словно хотела взять у него часть силы, чтобы вынести это ужасное зрелище.

— О, Дункан! — прошептала девушка, увидев в одной из этих повозок женщину, прижимавшую к груди ребенка. Она была вся в грязи, в глазах ее застыла безысходность. «Эта женщина моложе меня», — подумала Бет.

На мгновение их глаза встретились: глаза девушки были полны жалости, а глаза обреченной жертвы — пусты. И Бет поняла, что она заглянула в лицо смерти.

Дункан догадался, о чем она подумала, и еле слышно прошептал:

— Бет, мы бессильны спасти их. Если мы рискнем сделать что-нибудь сейчас, то у нас уже не будет возможности спасти твоего отца, когда придет время.

Бет знала, что он прав, но все-таки не могла отделаться от чувства, что их бездействие неправильно. Она отвернулась в сторону, чтобы скрыть готовые брызнуть слезы. И встретилась взглядом с Жаком. Судя по его позе и поведению, он был спокоен. Но Бет заметила, что и его обуревают те же самые чувства, что и ее. Кристиан подошел к своим друзьям и еле слышно сказал:

— Потом эту черную страницу нашей истории будут читать со стыдом.

Благодаря их стараниям и мерам предосторожности, предпринятым Жаком, их группа ничем не выделялась из толпы, которая, наводнив улицу, встречала выезжавшие повозки. Взглянув на этих людей, никто не заподозрил бы, что они пришли сюда, чтобы спасти одного из обреченных.

Время тянулось медленно.

Бет казалось, что она сойдет с ума от этого ожидания. Повозки с арестованными больше не появлялись на дороге. Оставалось ждать до рассвета.

Анри возвратился к ним с радостной вестью: на дороге от крепости к месту казни он обнаружил одно место, где они смогут захватить повозку. Обрадовавшись этой вести, Кристиан попросил приятеля показать им его.

Анри привел их в пустынную часть города, которую многие обходили стороной, опасаясь за свою жизнь. Оглядевшись вокруг, Жак остался доволен. Он и раньше знал это место.

«По этим улицам фургон может прекрасно проехать», — подумала Бет, обозревая окрестности. Теснившиеся здесь домишки казались ветхими, грязными и неухоженными.

Пьер вернулся вместе с фургоном, в который была впряжена понурая лошадь. Фургон был до самых краев наполнен соломой. Себастьян ожидал остальных на одной из дорог западного предместья: с ним была лошадь Бет, которую он нашел. Золото, которое находилось в седельных сумках, Себастьян вернул Дункану, но тот отдал его обратно — в качестве платы за найденную лошадь. Рассмеявшись, парень проворно припрятал денежки.

Анри занял пост рядом с Бастилией: он должен был подать сигнал, когда оттуда вывезут Филиппа Больё. Бет самым подробным образом описала ему внешность своего отца и вручила самую дорогую свою реликвию — миниатюрный портрет ее родителей, написанный в день их свадьбы. Анри внимательно рассмотрел его и поклялся, что непременно узнает человека, изображенного на этой миниатюре.

Теперь им оставалось только ждать.

У Бет было такое чувство, будто над ее головой навис готовый вот-вот сорваться камень. Дункан понимал, в каком напряжении она находится, но и сам волновался не меньше.

— Было бы лучше, если бы ты подошла поближе к Бастилии и, увидев отца, немедленно подала нам знак. А еще лучше, если бы ты дожидалась нас в трактире, — сказал он, понимая, что она его не послушает. Но ему надо было хоть что-нибудь сказать.

Жак решил как-то разрядить обстановку и, подмигнув Дункану, спросил его:

— Скажи-ка, дружище, как это такой образине, как ты, удалось подцепить такую хорошенькую спутницу?

— Я спас ее от разбойника, — ответил Дункан, с нежностью взглянув на Бет. И снова все замолчали. Внезапно тишину нарушило цоканье копыт. Все четверо переглянулись. Через секунду они увидели Анри. Он спешился на скаку.

— Я видел отца Бет! Повозка выехала из Бастилии десять или пятнадцать минут назад… Другие повозки приедут к месту казни позднее, чтобы у гильотины не создавалось толчеи.

— Молодец, — кивнул Жак. — А теперь все по местам.

Фургон немедленно вывезли на улицу — как раз туда, где должна была проезжать повозка с арестованными. Джейкоб, сгорбившись и приняв сонный вид, уселся на скамью с вожжами в руках. Вместо замученной клячи, которую Пьер приобрел вместе с фургоном, в него теперь была впряжена Мейган, гнедая кобыла Джейкоба, быстроногая и сильная.

Когда приготовления были закончены, Дункан привлек девушку к себе.

— Будь осторожна, — шепнул он, коснувшись губами ее губ.

— Постараюсь, — ответила она, и в этот момент услышала звук приближавшейся повозки. Кто-то из приговоренных на смерть дико кричал и плакал. Боже праведный, а вдруг это ее отец? Замерев от страха, Бет проглотила застрявший в горле комок.

Как только повозка, сопровождаемая солдатом, приблизилась, девушка выбежала на дорогу и встала перед ней.

— Помогите мне, прошу вас, помогите! — рыдая, закричала она. — Моя лошадь охромела, и я не могу сдвинуть с места этот фургон.

Кучер повозки хотел было огреть назойливую девчонку кнутом, но в следующую секунду Дункан и его товарищи бросились на повозку. Конвойного ударили и скинули с лошади: он испустил дух прежде, чем успел схватиться за мушкет.

Кучер попытался было подстегнуть лошадь, намереваясь переехать Бет, но Дункан сразу же выстрелил, и возница, уже мертвый, повалился вперед. Лошадь поднялась на дыбы: ее ноздри раздувались, она дико била копытами в воздухе. Джейкоб соскочил с козел фургона и схватил обезумевшее животное под уздцы: один миг — и лошадь налетела бы на их фургон. Три человека, находившиеся в повозке, были ошеломлены: они, по всей видимости, едва ли понимали, что тут происходит. Первой на повозку взобралась Бет, сразу же бросившись на шею своему отцу — избитому и изможденному. Она едва не разрыдалась, увидев его таким исхудавшим.

Но он был жив. Все еще жив.

— Отец! — крикнула Бет. — Ты меня узнаешь?

— Бет? — прошептал узник, не веря своим глазам. — Как ты здесь оказалась?

— Да, да, отец, это я!

Только теперь Бет увидела, что руки отца связаны за спиной, и попыталась развязать веревки.

— Скорее, скорее, Бет! — торопил ее Дункан. Он уже был в фургоне. — Сейчас начнется погоня!

Но Бет, вытащив из-за голенища своего сапога кинжал, все-таки успела перерезать веревки.

— Да, отец, мы должны спешить. — Дочь уже протянула руку, чтобы помочь отцу сойти с повозки, но доктор Больё почему-то медлил. Он указал на лежавшее рядом с ним худенькое тело.

— Я не уеду отсюда без Андре.

Взглянув на повозку, Бет увидела, что на ее дне, на соломе, лежит паренек лет шестнадцати: он был так слаб, что не держался на ногах. Она посмотрела на Дункана.

— Дункан! — позвала она. Больше ей ничего не нужно было говорить. Дункан сразу же подхватил юношу на руки: он был так худ, что почти ничего не весил.

— И еще Виолетту, — приказал доктор Больё.

Но Жак, взявший было молоденькую женщину за руку, только покачал головой.

— Она умерла. Похоже, не выдержало сердце. Какая жалость. На вид ей не больше тридцати… — Но уже в следующее мгновение, он совладал со своими чувствами и огляделся. — Поторопитесь, ради Бога, поторопитесь. Сейчас появятся другие повозки. Тогда нам несдобровать.

Дункан быстро перенес юношу. Филипп Больё, опираясь на Жака и Бет, с трудом добрел до фургона. Спасенных сразу же забросали соломой. Джейкоб, зажав в руках вожжи, был готов тронуться с места в любую секунду.

— Можешь ехать, но не слишком быстро, — предупредил его Кристиан. — Незачем привлекать к себе внимание. — Вскочив на своего коня, Жак последовал за фургоном. — Я буду сопровождать вас до тех пор, пока мы не покинем город. Там, при выезде, нас ждет Себастьян с лошадьми.

Едва они двинулись с места, послышался шум колес второй повозки.

Бет, сидевшая на козлах рядом с Джейкобом, шепнула ему:

— Если солдаты увидят пустую повозку и мертвого кучера, то сразу же кинутся за нами в погоню. Поезжай скорее.

Джейкоб, бросив взгляд через плечо, вопросительно посмотрел на Жака.

— Да, но он не велел…

— Скорее, Джейкоб! — приказала Бет.

Парню не нужно было повторять дважды. Щелкнув вожжами, он стегнул лошадь:

— Скачи, Мейган, скачи!

Увлекая за собой фургон, кобыла помчалась рысью прочь из центра города.

У Бет бешено колотилось сердце, когда им приходилось проезжать мимо часовых, расставленных по всему Парижу. Но, к счастью, ни один из них не обратил внимания ни на сонного кучера, ни на усталую, забрызганную грязью молодую женщину, сидевшую рядом с ним.

Дункан и Жак, следуя за фургоном, внимательно следили, не угрожает ли им кто-нибудь, но, похоже, судьба хранила беглецов. Погони не было. Они доехали до окраины Парижа без всяких приключений.

Глава 39

Себастьян, как и обещал, ждал их на окраине города. Вместо одной лошади с ним было две: чутье подсказало ему «найти» по дороге еще одну. И чутье его не обмануло.

Завидев Себастьяна, Джейкоб остановил фургон, соскочил с облучка и ловко снял упряжь со своей кобылы.

Теперь нужно было помочь бывшим узникам выйти из фургона. Оба были так слабы, что едва двигались. Андре, казалось, вот-вот начнет бредить. Филипп Больё чувствовал себя лучше, но тоже был крайне изможден.

— Сомневаюсь, что они смогут ехать верхом, — сказала Бет. Но выхода не было.

— Им придется сесть в седло, — возразил Дункан. — Иначе нельзя. Фургон тащится слишком медленно, и чем скорее мы удалимся от Парижа, тем лучше будет для всех нас. К тому же фургон может привлечь внимание, что крайне нежелательно. Мейган — лошадь резвая, но и ей не удастся убежать от погони, если она будет тащить за собой фургон, в котором едут четыре человека.

Филипп, тяжело навалившись на Жака, попытался было улыбнуться дочери, но из этого ничего не вышло.

— Я удержусь в седле, Бет, не беспокойся, — прошептал он.

Девушка нахмурилась. Ей было ясно, что отец не сможет этого сделать. А уж об Андре и говорить не приходилось.

— Нет, ничего не выйдет, — со вздохом проговорила она.

— Он сядет вместе со мной, — сказал Дункан. — А Джейкоб посадит к себе парня. — Взглянув на Бет, он добавил: — Лишнюю лошадь возьмем с собой.

— Друзья, нам надо спешить, — вмешался в разговор Жак. По его приказу Анри наблюдал за дорогой, в случае опасности он должен был подать знак.

Вместе с Жаком Дункан усадил Филиппа в седло, сам сел сзади и обвил руками его изможденное тело.

Кристиан и Себастьян помогли Джейкобу управиться с Андре.

— Здесь, друзья, наши дороги расходятся, — сказал Жак. — Будет лучше, если мои люди и я сам не узнаем, куда вы едете.

Дункан понял, что он имел в виду. Он мог выдать их под пыткой. У терпения каждого человека есть свои пределы, и у всех они разные. Дункан, наклонившись, взял руку Жака и крепко ее пожал.

— Не знаю, что бы мы делали без тебя и твоих людей, друг.

Жак не был тщеславен, но благодарность Дункана доставила ему удовольствие. Однако он пожал плечами и улыбнулся:

— Ты бы справился и без меня. Правда, потратил бы немного больше времени.

— Время — это как раз то, что нам было особенно дорого, — добавила Бет. — Без вас мы бы не успели осуществить задуманное.

И Кристиан взглянул на девушку в последний раз. Какой он счастливчик, этот Фицхью!

— Я вознагражден за все одной только вашей улыбкой, мадемуазель. А теперь поезжайте скорее. Вас наверняка уже ищут. — С этими словами Жак повернулся и вскочил на лошадь. Вместе со своими людьми он возвращался в Париж, навстречу бесчисленным бедам. Но там были те, кто тоже нуждался в его помощи.

Джейкоб перевел взгляд с Бет на Дункана. Придерживая в седле Андре, добрый малый еще крепче прижал его к себе.

— Куда мы теперь поедем?

— К морю, — поспешил ответить Дункан. Но Бет воскликнула:

— Нет, нет, к Терезе! Там же тетя Козетта. Нельзя ее бросать, она должна ехать с нами.

Дункан согласился, и все тронулись в путь.

Они подъехали к хижине Терезы, когда тени от клонившегося к закату солнца стали ложиться на землю.

Лошади нуждались в отдыхе, Филипп и Андре почти теряли сознание, и Бет несказанно обрадовалась, что их путешествие приближалось к концу.

— Подождите, — приказал всем Дункан. Он поднял руку, призывая к молчанию, и внимательно огляделся вокруг.

Бет остановила своего коня и уже была готова спешиться. Она удивленно посмотрела на Дункана, не понимая, отчего он так помрачнел.

— Но почему? — спросила она.

— Слушай.

— Я ничего не слышу, — пожала плечами девушка.

— Вот это и странно. Почему не залаяла собака? В прошлый раз, когда мы подошли к дому, она лаяла как бешеная. — Передав поводья Джейкобу, Дункан соскочил с коня. Доктор, едва держась в седле, повалился вперед.

— Присмотри за ним, — бросил Дункан Бет.

Обхватив отца рукой, она старалась удержать его в седле.

— Дункан! — проговорила Бет и сжала губы. Ею овладело странное беспокойство. — Береги себя.

Кивнув, он крадучись направился к дому и вскоре скрылся за деревьями. Время шло, а Дункан все не возвращался. С каждой секундой тревога все сильнее и сильнее овладевала Бет. В горле у нее пересохло от страха. Повернувшись к Джейкобу, она прошептала:

— Почему его нет так долго?

— Вероятно, присматривается. Дункан не любит рисковать напрасно.

— Я не могу больше ждать! Пойду посмотрю, что его там задержало. Возьми поводья. — Но в этот момент из-за деревьев появился Дункан и мгновенно вскочил в седло.

— Мы уезжаем, — скомандовал он.

— Но почему? Где тетя Козетта? — взмолилась Бет.

Дункан обернулся, и в его глазах она увидела отблеск смерти. Тот самый отблеск, который она вчера видела в глазах женщины с ребенком, которую везли на казнь.

— Не задавай мне вопросов, Бет. Поехали, — твердо проговорил он.

Но прежде чем Дункан успел пришпорить коня, Бет коснулась его руки:

— Скажи, что ты там увидел?

— Я видел то, чего никогда не пожелал бы увидеть тебе.

— Она умерла? — Слова едва слетали с онемевших губ Бет.

Дункан кивнул:

— Наверное, кто-то донес на нее и Терезу.

Взглянув через плечо на хижину, Бет схватила Дункана за руку.

— Но мы же не можем оставить их так. Мы должны их похоронить.

Но Дункан не мог позволить ей увидеть то, что видел он. Его лицо исказилось от гнева и ужаса.

— Там не осталось ничего, что можно было бы похоронить, Бет. Поехали.

Бет показалось, что сейчас она упадет в обморок, но воля к жизни и желание спасти отца заставили ее не потерять самообладания.

Они долго скакали и остановились только один раз: для того чтобы дать отдых лошадям. Филипп и Андре устроились на траве, прислонившись к дереву. Однако юноша чувствовал себя очень плохо. Ему дали воды, и он стал постепенно приходить в себя.

— Андре выдержит, — прошептал Филипп. — Он сильный. Боже мой, Бет, если бы ты знала, что мы пережили… — И дочь увидела, что ее отец постарел на двадцать лет. — Я хочу только одного — поскорее уехать из этой проклятой страны и забыть, что когда-то был французом. Я до сих пор не могу поверить, что вы меня спасли.

Бет погладила его руку:

— Обещаю тебе, папа, что скоро мы будем далеко отсюда.

Доктор Больё сделал усилие, чтобы сдержать слезы слабости, и спросил:

— Но как ты здесь оказалась? Почему мама разрешила тебе ехать? И кто это с тобой?

— Я расскажу тебе обо всем позже. Самое главное, что ты жив. А сейчас нам надо поскорее добраться до моря.

И Бет поднялась, увидев, что Дункан опять подвел к ним лошадей.

Капитан «Серебряного барана» с неудовольствием оглядел стоявших перед ним оборванцев. Его корабль отправлялся через сутки, и у него не было времени разговаривать с попрошайками.

— Я не делаю благотворительных рейсов, — презрительно фыркнул он.

— Черт побери, что он такое мелет, Бет? Сейчас я ему все зубы пересчитаю! — грозно проговорил Дункан, начинавший терять терпение, но девушка тихонько ему шепнула:

— Успокойся, драка только ухудшит наше положение.

Капитан взглянул на Бет с откровенным любопытством. Девчонка была прехорошенькой, хотя и оборванной.

— Нам не нужна благотворительность. Нам нужно только, чтобы вы взяли нас на борт. Мы заплатим, — гордо подняв голову, проговорила Бет.

— Посмотрим, чем же это вы мне заплатите, — ухмыльнулся капитан.

Девушка прекрасно поняла, что именно он имел в виду, но сдержала себя. Поманив пальцем Джейкоба, она приказала ему:

— Дай сюда мою седельную сумку.

Бет расстегнула сумку и показала ее содержимое капитану. Там еще оставалось немало золотых монет: их было более чем достаточно для того, чтобы заплатить за провоз пяти человек и двух лошадей.

Золото способно доставить куда больше удовольствия, чем несколько минут, проведенных в женских объятиях. Поглаживая сумку, капитан произнес:

— Я довезу вас…

— До Дувра, — с улыбкой закончила Бет.

Глаза капитана внезапно расширились, он увидел, что на него направлен кинжал.

Дункан криво улыбнулся:

— Скажи ему Бет, что в случае чего я вспорю ему брюхо этим кинжалом. Если он хочет, чтобы в этом брюхе когда-нибудь опять забулькал ром, то пусть сажает нас на корабль подобру-поздорову. — Дункан пристально взглянул в глаза капитана. — Прямо сейчас.

Этих слов можно было не переводить, капитан и так понял, что от него требуется, и крикнул матросам, чтобы они готовили корабль к отплытию. Дункан и Джейкоб помогли Филиппу и Андре подняться на борт. Бет взяла лошадей за поводья.

— Нет, животных я не возьму, — заорал капитан. Но увидев, что Дункан положил свою руку на эфес шпаги, замолчал. Молодой человек бросил капитану еще одну золотую монету, тот ловко подхватил ее на лету и, кивнув, отступил назад.

Через четверть часа «Серебряный баран» уже был в море.

Глава 40

Все то время, пока они плыли к Дувру, Бет провела на палубе, ухаживая за отцом и Андре. Она делала это с такой нежностью, словно они оба были детьми, а она — их матерью.

Бывшие узники были очень истощены. На спине и груди Филиппа остались рубцы, при виде которых к глазам Бет подступали слезы.

— Все это уже в прошлом, дорогая, — старался успокоить он дочь. — Все это уже в прошлом. А впереди у нас — будущее.

И Бет пыталась уцепиться за эту мысль.

Андре то и дело начинал бредить, и девушка делала для него все, что было в ее силах, поручив остальное Богу.

Пока они плыли, Бет все время думала о той страшной смерти, которая постигла ее гордую тетю Козетту, Дункан же, стоя на палубе, следил за капитаном. Хотя они более чем щедро оплатили свой проезд, он хотел быть уверенным, что капитан не задумает отомстить им за то, что сначала они ему угрожали. Ведь он мог развернуть корабль назад и вернуться во Францию. Поэтому Дункан, не снимая руки с эфеса шпаги, не отрывал взгляда от корабельного штурвала. И хотя капитан с радостью вернул бы этих пассажиров обратно и передал их в руки новых властей, он прекрасно понимал, что, сделай он это, Дункан прикончит его прямо на месте.

Когда Дункан увидел берег Англии, его сердце забилось от радости. Сбежав вниз, он постучал в каюту Бет. Она сразу же открыла дверь и спросила испуганно:

— Что-то случилось?

— Я бы хотел показать тебе кое-что. Пойдем со мной. — Дункан вывел девушку на палубу. — Видишь? Это — английский берег. — В его голосе звучала гордость.

— Я никогда не думала, что когда-нибудь буду смотреть на английский берег с такой радостью, — ответила Бет, глотая слезы.

С корабля они сошли первыми — сошли едва только корабль причалил к пристани. Капитан, отойдя в сторону, пристально наблюдал за тем, как они покидали судно.

— Мы можем остановиться в гостинице, но я хотел бы прямо сейчас отправиться в путь, — сказал Дункан.

Бет была с ним согласна.

— Я тоже мечтаю добраться до Шалотта как можно скорее. Отцу и Андре обязательно нужно лечь в постель. Здесь можно достать экипаж?

Дункан отправился на поиски и через полчаса вернулся с каретой.

Бет вместе с отцом и Андре поехала в карете, которой правил маленький человечек с огненно-рыжими волосами. Кучер был очень рад, что его наняли, и обещал доставить пассажиров до места как можно быстрее. Они прибыли в Шалотт через два дня. Завидев Дункана, все работавшие в поле кинулись ему навстречу. Бет было приятно видеть, что все искренне рады возвращению управляющего усадьбой. Дункан тоже светился от счастья. Шалотт стал для него таким же родным домом, каким когда-то было море.

Сэмюель первым подбежал к экипажу. Его маленькие глазки сияли от радости.

— Вот ты и вернулся.

— Я же говорил, что вернусь. А разве я тебя когда-нибудь обманывал? — Дункан нежно обнял старика.

— Как же я счастлив, мой мальчик! — пробормотал Сэмюель, уткнувшись лицом в грудь Дункана. — Боже, как хорошо! — Потом он повернулся к Джейкобу. — Я рад, что ты снова здесь, дружище. — Затем Сэмюель бросился к Бет, которая вышла из экипажа. — Вы нашли своего отца, мадемуазель? — И по ее сияющему виду понял, что их путешествие было удачным.

Благодаря хорошей стряпне Эми и нежному уходу доктор Больё и Андре поправлялись быстрее, чем, по мнению Бет, это должно было произойти. Само сознание того, что над ними не тяготеет мрачная тень Бастилии, помогало их выздоровлению. Но теперь Бет волновало другое. С того самого дня, как они вернулись, Дункан, казалось, начал избегать ее. Три дня подряд он не обедал вместе со всеми; где бы ни оказывалась Бет, там уже не было Дункана. Она чувствовала, что он это делает нарочно, и в ее сердце начал закрадываться холодок отчаяния.

И только накануне пятого дня, услыхав его голос, раздававшийся в кабинете, она поспешила войти туда. Она даже не постучалась, боясь, что если начнет раздумывать, то мужество ее покинет. Дункан взглянул на нее с удивлением. Можно было подумать, что он вовсе не рад ей.

Но что же случилось? Или этот мужчина не держал ее в своих объятиях и не проехал бок о бок с ней всю Францию? Что же произошло с ним после того, как они высадились на английский берег?

Дункан отпустил Хэнка.

— Я еще поговорю с тобой сегодня, — пообещал он.

Когда Хэнк вышел, Бет, понизив голос, спросила:

— Похоже, мы избегаем друг друга. Почему? — Внезапно на нее напал непонятный страх. — Мы скоро уезжаем. — Ей хотелось увидеть, какое впечатление произведут на него эти слова, но лицо Дункана осталось бесстрастным.

Неужели ему все равно?

— Все эти долгие месяцы моя мать жила как в аду, беспокоясь об отце. И я бы хотела, чтобы она наконец перестала тревожиться.

Он посмотрел на нее и подумал: «Она не для тебя. Как и многое другое». Впрочем, это должно быть ему безразлично. Не все ли равно?

— Думаю, твоя мать беспокоится и о тебе тоже.

Их разговор явно не клеился. Прежде такого никогда не было… Но почему? Может быть, она чем-то его обидела?

Дункан смотрел на Бет так, словно пытался навсегда запомнить каждую черточку ее лица, каждый ее жест и интонацию.

— Думаю, ты будешь рада вернуться домой.

Бет пристально вглядывалась в его лицо. Похоже, он старается выпроводить ее. Наверное, переспав с ней несколько раз, он считает, что теперь их больше ничего не связывает. А может быть, те опасности, которые они перенесли вместе, оставили у него неприятное воспоминание? А если это не так, то почему он не просит ее остаться?.. Ему достаточно было бы только сказать ей об этом одно слово… Не может же она сама броситься ему на шею… Тем более, если она вдруг ему опостылела.

Не в силах бороться с собой, Дункан не смог отказать себе в удовольствии прикоснуться к ней еще раз. Он пропустил ее волосы сквозь пальцы, любуясь тем, как на них играет лунный свет. Дункан был так растроган, что чуть было не попросил Бет остаться с ним. Он готов был умолять ее, хотя никого никогда не умолял прежде. Но что он может ей дать? Впервые в жизни ему пришлось подумать о том, что у него есть. А вернее о том, чего у него нет.

В жилах Бет текла голубая кровь, а он был всего-навсего сыном дочери конюха, да к тому же еще и незаконнорожденным. Она вернется вместе со своим отцом на огромную плантацию, тогда как у него нет ничего, кроме преданности друзей. Да, он богат только этим да еще силой своего духа. А больше у него ничего нет. Ничего из того, к чему она привыкла.

Что мог он предложить ей вместо ее дома в Иглс-Нест? Усадьбу, которая не является его собственностью? Для такой женщины, как Бет, этого было бы явно мало.

Чувствуя себя все более неловко, Бет потупила глаза:

— Да, мне очень хочется снова увидеть мою мать и сестер.

Разумеется, она рвется домой… Но разве можно осуждать ее за это?

— И когда же ты собираешься в путь?

«Он хочет, чтобы я поскорее уехала? Ну что ж, я уеду…»

— Думаю, может быть, завтра… — Ее голос пресекся, и она подняла глаза, надеясь прочитать в его глазах просьбу остаться. — Или послезавтра.

Он кивнул:

— Я прикажу моим людям сопровождать тебя и твоего отца до пристани.

— Андре тоже поедет с нами.

Вот это новости! А он-то думал, что парень останется в усадьбе.

— Вы заберете его с собой?

Бет беспокойно ходила взад и вперед — так же беспокойно, как когда-то Дункан, в Париже, в крошечной комнатке трактира. Но ее мучило совсем другое.

— Можно сказать, что мойотец усыновил его: у юноши нет родителей. Он сирота. — Бет вся дрожала, хотя в комнате было жарко. Потирая руки, она добавила: — Робеспьер думал, что со смертью Андре прервется его древний род.

Ну вот, опять этот разговор — о родословной… Дункана всегда возмущало разделение общества на классы, и вот на тебе: они с Бет оказались по разные стороны разделительной линии. И он понимал это куда лучше, чем она.

Он отошел в сторону: стоять рядом с ней было слишком больно.

— Ну ладно, у меня еще есть дела.

А она-то надеялась, что, может быть, они в последний раз погуляют при луне… «Он отказывает мне даже в этом», — печально подумала Бет.

— Так поздно?

— Да, — отрезал Дункан. Он должен расстаться с ней — ради ее же блага. Но это было невыносимо. Когда он сблизился с нею, то не мог предположить, что полюбит не только ее тело, но и душу.

Однако он не станет тянуть ее вниз — до его собственного уровня. Пройдет время, и Бет будет благодарна ему за это.

А Бет смотрела на него и думала: «Он бросает меня». А она-то была уверена, что он ее любит так же, как она любит его. Но это была ошибка. Иллюзия.

Бет сжала губы. Да, это, действительно, была ошибка. Ее ошибка, а не его. Ошибка, из-за которой сердце сейчас обливается кровью. Но он не увидит ее слез. Повернувшись, Бет решительно вышла из кабинета.

И навзрыд проплакала всю ночь.

Глава 41

Сильвия тихо вошла в кухню вслед за Эми. Кухарка сердито поставила поднос с едой на длинный деревянный стол. Она отнесла этот поднос наверх два часа назад. Но все кушанья остались почти нетронутыми.

Сильвия посмотрела на поднос и покачала головой. Так дальше продолжаться не может, печально подумала она. После своей свадьбы с Сэмюелем, которая произошла месяц назад, Сильвия расцвела: она нежилась в лучах счастья и новообретенной любви. И ей было тяжело видеть, что кто-то рядом с нею несчастен. Особенно если это несчастье касалось сердечных дел. А Дункан явно страдал именно по этой причине.

С тех пор как уехала Бет, он совершенно изменился. Теперь он больше не смеялся, как раньше, от всей души, его глаза смотрели отрешенно, словно он постоянно думал о чем-то своем. Он был по-прежнему хорош собой, но вид у него был унылый и мрачный. Сэмюель беспокоился о своем любимце и не знал, что делать.

Сильвия кашлянула, чтобы привлечь внимание Эми.

— Как он сегодня? — спросила она.

Эми недовольно пожала толстыми плечами, потом вздохнула:

— Так же, как и всегда. Он страшно грустит с того самого дня, как она уехала. Но еще никогда я не видела его таким хмурым. У него явно портится характер. Вчера он чуть не оторвал голову Хэнку за то, что тот забыл наколоть для меня дрова. Конечно, парень порядочный лентяй, но все-таки… Дункан стал сам на себя не похож.

Эми все говорила и говорила, даже не заметив, что Сильвии уже нет рядом. А Сильвия шла по коридору, то сжимая, то разжимая руки, и напряженно размышляла.

Нет, она никогда не была смелой, но ведь кто-то же должен поговорить с Дунканом. Похоже, все в этом доме стараются обойти молчанием тот предмет, который так его терзает.

Кому же поговорить с ним, как не ей, которая так хорошо знает Бет?

Собрав все свое мужество, она направилась к библиотеке, где все эти дни сидел взаперти Дункан. Робко постучавшись, она услышала в ответ:

— Я занят!

Эти слова были сказаны таким тоном, что Сильвия хотела было отступить. Но потом, прижав руку к тревожно бьющемуся сердцу, открыла дверь и переступила порог.

— Я только на секунду, сэр. — Ее голос, дрогнув, оборвался.

Вздохнув, Дункан захлопнул счетную книгу и невидящими глазами уставился на непрошеную гостью. В эти дни он не мог ни читать, ни думать, ни есть.

И во всем этом была виновата только Бет. Будь она проклята, эта девчонка, ворвавшаяся в его жизнь! Прежде с ним никогда такого не было. Эта женщина виделась ему за каждым кустом. Он был болен любовью и не знал, как от нее излечиться. Однажды Дункан даже поехал в город и навестил таверну Илейн. Но как только красотка прижалась к нему, сгорая от желания, он оттолкнул ее крепкое, гибкое тело. Пробормотав что-то в оправдание, словно он был неопытным юнцом, Дункан оставил ее, голую и бранящуюся на чем свет стоит, и поспешил прочь.

Бет.

Каждая мысль его была о ней, каждый вздох, каждая молитва.

Кроме нее для него не существовало никого.

Обхватив голову, несчастный взглянул на Сильвию. Эта пышная добродушная дама оказалась истинным кладом для Сэмюеля, даром небес, полученным на старости лет. И за это Дункан был ей благодарен. Но сейчас он не хотел разговаривать даже с ней. Он чувствовал себя медведем, которого смертельно ранили, когда он полез за медом.

— Если вы собираетесь пожаловаться на то, что Сэмюель плохо с вами обращается, — устало начал Дункан, — то, боюсь, я ничем не смогу вам помочь…

Глаза Сильвии расширились от удивления.

— Как вы могли такое подумать! Мы так счастливы с Сэмюелем Я еще никогда не была такой счастливой.

— Хорошо, что хоть кто-то счастлив, — буркнул Дункан. Открыв книгу, он только теперь заметил, что все это время она лежала вверх ногами. — Тогда нам не о чем разговаривать. — И он сделал вид, что поглощен чтением.

Понятно, Дункан хочет от нее отделаться, но она не допустит, чтобы Бет страдала. Сильвия сделала шаг вперед и веско произнесла:

— Прошу вас уделить мне несколько минут внимания.

«Надо же, и эта женщина ничего не понимает», — раздраженно подумал Дункан. Он старался сохранить терпение.

Сэмюель и Джейкоб, а еще раньше Джон пытались поговорить с ним. Но он решительно запретил им соваться в его дела. Однако законы вежливости препятствовали тому, чтобы он таким же образом избавился и от Сильвии.

— В чем дело?

Сильвия поняла, что надо сказать все как есть, и выпалила:

— Поезжайте к ней, сэр.

Дункан медленно закрыл книгу и поднял потемневшие глаза на женщину. Его люди хорошо знали, что, встретившись с таким взглядом, надо срочно уходить. Сильвия вздрогнула, но не сдвинулась с места.

— К кому?

У нее пересохло в горле, но, сделав над собой усилие, она прошептала:

— К Бет.

Дункан взорвался:

— Мадам, мне кажется, вы забываетесь.

Нет, слишком многое было поставлено на карту. Она не уйдет, пока он ее не выслушает.

— Я не забываюсь. Вы ошибаетесь. Другие боятся говорить об этом с вами. Или, может быть, надеются, что если ничего не говорить, то все и пройдет. — Ее нежные глаза, полные сострадания, встретились с его взглядом. — С каждым днем вам становится все хуже и хуже, как будто вы отравились каким-то ядом.

Вежливо это или невежливо, но он больше не намерен сидеть здесь и выслушивать поучения этой дамы, которая не имеет ни малейшего представления о том, что с ним происходит.

— Это не ваше…

— …дело, — закончила Сильвия начатую им фразу. — Да, не мое дело. Но я вижу, как вы страдаете, и знаю, как вам помочь. Поезжайте к ней. Бет вас любит.

Услышав это, Дункан недоуменно уставился на Сильвию.

— Она говорила вам об этом?

Сильвия, улыбнувшись, покачала головой:

— Бет не такая болтушка. Да вы и сами это знаете.

Глаза Дункана сузились.

— Тогда зачем вы это говорите?

Но Сильвия стала гораздо опытнее с тех пор, как в первый раз очутилась в крепких объятиях Сэмюеля. Поэтому она сказала.

— Можно слышать слова, даже если их не произносят вслух. По одному ее голосу можно было понять, что она чувствовала. Я читала любовь в ее глазах, когда она смотрела на вас. Она полюбила вас с тех пор, как ухаживала за вами, сэр.

«Нет, это всего лишь фантазии», — подумал Дункан. Поднявшись, он подошел к погасшему камину. С тех пор, как Бет уехала, ему было холодно, даже когда в камине горел огонь.

— Но если это правда, то почему она не осталась?

— А разве вы ее об этом просили?

Дункан развел руками. Он не привык ни просить, ни умолять.

— Нет, но…

Сильвия выпрямилась во весь рост. Сейчас она снова стала гувернанткой, которая привыкла наставлять детей на путь истинный.

— Как бы женщина ни любила вас, сэр, она никогда не позволит себе броситься на шею мужчине. Особенно такая женщина, как Бет. Неужели вы этого не понимаете? Бет подумала, что вы к ней равнодушны, и предпочла страдать, а не унижаться. Я ее знаю, сэр, еще с тех пор, когда она была совсем маленькой. Я знаю, какой она может быть преданной, как сильно она умеет любить. Когда она испытывает сильные чувства, это всегда видно по ее глазам. В ее взгляде было столько любви, когда она смотрела на вас.

Поскольку Дункан ничего не ответил, Сильвия, поколебавшись, решила продолжить.

— Сэмюель сказал мне, что вы ведете счетные книги для здешнего графа.

— Да.

— Ну а граф сейчас находится в Вирджинии. Он живет по соседству с семейством Больё.

Их взгляды встретились.

— Да, — еле слышно ответил Дункан.

Сильвия медленно провела пальцем по корешку лежащей перед ним книги.

— А почему бы вам самому не привезти ему годовой отчет вместо того, чтобы посылать курьера?

Она не стала ждать ответа, а только улыбнулась и вышла из комнаты.

Дункан снова погрузился в книгу, но так и не смог разобрать в ней ни единой строчки. Слова Сильвии пылали в его мозгу. Машинально он сунул руку в боковой карман и нащупал там кольцо бабушки Бет, которое поручила ему хранить Козетта. Кольцо это теперь принадлежало внучке, а он забыл его передать. Он снова подумал о том, что Бет ему не ровня, но теперь эта мысль показалась ему глупой.

Как он мог отпустить ее?! Торопливо спустившись в прихожую, он кликнул Джейкоба. Тот явился мгновенно, как будто ждал, что его позовут.

— Собирай вещи, мы едем в Вирджинию, — приказал Дункан и услышал радостные крики своих друзей.

В доме доктора Больё, казалось, прочно поселилась печаль. Даже счастливое возвращение отца семейства не могло ее развеять. С тех пор, как Бет приехала из Англии, она очень изменилась, стала нервной и раздражительной. Это очень тревожило мадам Больё. И вот однажды она попросила мужа поговорить с дочерью.

Отец пошел в сад и услышал, как дочь ругает кого-то. Оказалось, что ее юбка зацепилась за куст, и девушка проклинала и куст, и шипы, и розы, и вообще все на свете.

— Элизабет! — с укоризной сказал Филипп Больё, но ему не хотелось выговаривать Бет. Она многое пережила за последнее время и заслуживала, чтобы к ней относились с пониманием. Все ходили на цыпочках вокруг него самого и Андре, но никто так и не понял, что и Бет тоже нуждается в заботливом отношении.

Обернувшись, Бет покраснела: ей было неловко, что отец слышал, как она ругается.

— Прости меня, папа: я сегодня сама не своя.

— С тех пор, как мы покинули Англию, ты очень изменилась. Давай поговорим откровенно. Ты очень скучаешь без него?

Бет присела рядом с отцом на мраморную скамью.

— Без кого, папа?

Филипп сдвинул брови:

— Прежде между нами тайн не было.

Но Бет не хотела говорить о том, от чего разрывалось ее сердце. Да и какой толк говорить об этом? Ведь Дункан ее не любит…

— А я от тебя ничего и не скрываю.

Положив свою руку поверх ее руки, Филипп посмотрел в глаза дочери.

— Почему ты не осталась в Англии, Бет?

— Мой дом и все родные здесь, — девушка посмотрела себе под ноги и глубоко вздохнула. — А он и не просил, чтобы я осталась, — прибавила она почти шепотом.

После освобождения из Бастилии Филипп был не настолько болен, чтобы не заметить, какую страсть Дункан Фицхью питает к его дочери. Попрощавшись с ними в усадьбе, молодой человек почему-то отказался провожать их до пристани. И Филипп увидел, с какой тоской он смотрел на Бет.

— Его глаза просили тебя остаться…

— Должно быть, у тебя более острое зрение, чем у меня. — Она не хотела больше обманываться. Завладевшая ее сердцем любовь была безответной. — Нет, папа, он был рад, что я уезжаю. — И Бет заморгала, не желая плакать из-за такого, как Дункан. Он не заслуживает того, чтобы из-за него плакали. — Такие люди, как Дункан Фицхью, не способны привязаться только к одной женщине. Ведь у них такой широкий выбор. — Бет вскинула голову, с запозданием сообразив, что она говорит с отцом чересчур резко. — Извини, если мои слова тебя обидели.

— Ты не способна обидеть меня, Бет. Но у меня разрывается сердце, когда я вижу, как ты страдаешь.

Девушка вздернула подбородок.

— Тогда я постараюсь быть счастливее. — Она встала со скамейки. — Пойдем, папа, погуляем вместе.

Глава 42

Когда Бет увидела его, широкоплечего, полного жизненных сил, здесь, среди роз, она подумала, что сердце ее остановится. И крепко сжала руку своего отца.

— Папа, мне кажется, у меня начались видения, — прошептала она, не отрывая взгляда от молодого человека. Он был одет, как те джентльмены, которые посещали салон ее матери, и совсем не походил на прежнего Дункана.

Увидев Фицхью, Филипп Больё бесконечно обрадовался. Краем глаза он заметил, что его жена и дочери остановились в отдалении. По всей видимости, именно они ввели молодого человека в дом и проводили в сад.

— В таком случае я так же болен, как и ты, Бет, потому что у меня то же видение. — Филипп сделал несколько шагов к Дункану.

«Как хорошо быть таким молодым, — подумал он с нежностью. — И таким влюбленным». Он сердечно пожал гостю руку.

— Мистер Фицхью, неужели это и в самом деле вы?

Дункан чувствовал себя дураком в этой непривычной одежде, среди людей, которые смотрели на него во все глаза. Он оставил Джейкоба в доме Син-Джина и, побуждаемый графом и его женой Рэчел, приехал сюда один. Граф даже дал Дункану свой костюм, так как считал, что, отправляясь в дом Больё, он должен иметь приличный вид. Глядя на Бет, Дункан волновался, как жених. Боже, она стала еще красивее, чем была!

— Да, доктор Больё, это я, собственной персоной. — Облизав губы, он пролепетал: — Приехал повидаться с Син-Джином, то есть с графом. Привез ему отчет по имению. Я, черт побери… О, простите меня, сэр!

Быстро пройдя мимо доктора Больё, он подошел к женщине, ради которой плыл через океан целых полтора месяца. И ему уже не нужно было произносить никаких слов, когда он заключил Бет в свои объятия. А ей показалось, будто она умирает, умирает и возносится на небо. Словно окоченевшая бродяжка, которую наконец-то пустили к костру, она отогревалась в объятиях любимого. Она прильнула к его губам, не обращая внимания на то, что мать и сестры смотрят на нее с изумлением. На всем свете для нее существовал только Дункан.

— Фи, как неприлично, — фыркнула Мэри, но в ее словах послышались завистливые нотки. Никогда раньше она не видела, чтобы мужчина и женщина так целовались, и теперь в ней пробудились тайные, никогда не испытанные прежде желания.

Мадам Больё покраснела и отвернулась от молодых людей. Так могут целоваться только муж и жена — да и то не на глазах у всех. Но мать не собиралась порицать за это свою дочь, тем более что ее муж смотрел на все происходящее вполне спокойно.

— В данных обстоятельствах, — еле слышно произнесла Дороти, обращаясь к своим туфлям, ибо была не в силах поднять глаза, — я полагаю, что это простительно.

Энн надменно вскинула подбородок:

— Я никогда не позволю себе целоваться с таким бесстыдством.

А Кэт расхохоталась, понимая, что ее сестра просто-напросто умирает от зависти.

— Тем хуже для тебя, сестрица. Уж я-то от всей души надеюсь, что когда-нибудь кто-нибудь будет целовать меня точно так же.

Девушка вздохнула и, бросив мимолетный взгляд на Андре, погрузилась в сладкие мечты.

Приглушенные голоса матери и сестер наконец привлекли внимание Бет, и она отпрянула от Дункана, вспомнив, как холодно он расстался с ней, когда она уезжала из Англии.

Неужели он думает, что она марионетка и он может дергать за веревочки тогда, когда захочет?

— Зачем ты сюда приехал? — сердито воскликнула Бет.

Дункан положил ей руки на плечи, и его глаза потемнели. Боже праведный, как же он любил ее!

— Потому что я не могу жить, когда мое сердце разрывается на части.

— У тебя нет сердца.

— Бет, я не для того плыл по океану целых полтора месяца, чтобы с тобой спорить.

— А для чего? — с вызовом спросила девушка.

— Для того, чтобы….

Взглянув на Филиппа, Дункан попытался понять, не оскорбил ли он доктора, и тут же разозлился на себя.

Из-за этих глупых предрассудков он чуть было не потерял Бет. И теперь он не станет ни о чем думать. Только одна их любовь имеет значение.

— Для того, чтобы тебе, такой упрямой, такой капризной, доказать, что я тебя люблю.

Неужели он думает, что может вот так запросто ворваться сюда и целовать ее? И это после всего, что она из-за него выстрадала? Или он думает, что одно только слово «люблю» заставит ее забыть обо всем?

— Я не желаю оставаться здесь и слушать оскорбления.

Бет повернулась, чтобы уйти, но Дункан схватил ее за руку.

Дороти вопросительно взглянула на мужа, но в ответ он только покачал головой. Это их дела, и он не имеет права вмешиваться.

Бет с упреком посмотрела на Дункана.

— Тогда пойдем в другое место; я хочу кое-что сказать тебе по секрету.

Бет проглотила застрявший в горле ком, понимая, что если они останутся наедине, то не станут оскорблять друг друга. Это будет что-то совсем другое. Теплое, нежное. Они так давно не были вместе, и она не найдет в себе силы быть с ним холодной.

Отпустив Бет, Дункан повернулся к Филиппу.

— Доктор Больё, я простой человек, у меня ничего нет. И все-таки я прошу у вас руки вашей дочери.

Бет в недоумении уставилась на Дункана.

Филипп услышал, как его жена тихонько вскрикнула от удивления, и попытался было взглянуть на Дункана серьезно, но благодарность и восхищение этим парнем оказались сильнее его намерения казаться строгим. Доктор был страшно рад, что Дункан Фицхью приехал к ним.

— Думаю, не одной только руки, но и сердца. И, на мой взгляд, то, что есть у вас, далеко превосходит то, чем могу похвастаться я. — Доктор Больё по-отечески заботливо положил руку на плечо Дункана. — Я вручаю свою дочь сильному, любящему мужчине, бесстрашному и нежному. Думаю, не существует лучшего претендента на ее руку, чем вы. — Филипп пожал руку Дункана. — Вы вернули мне жизнь, а я отдаю вам дочь. Я не спрашиваю, хочет ли она этого. Все написано в ее глазах. Но у меня к вам есть одна просьба.

— Слушаю, — с готовностью отозвался Дункан.

Филиппу всегда хотелось, чтобы у него был сын. А теперь, уже почти на старости лет, Бог подарил ему даже не одного сына, а сразу двоих.

— Я прошу, чтобы свадьба была здесь, чтобы я вместе с Бет мог порадоваться ее счастью. И еще, чтобы вы время от времени навещали меня. Мне будет очень ее не хватать.

Бет прикусила нижнюю губу, которая уже начала дрожать.

— Папа…

Но отец не позволил ей продолжить.

— Благословляю вас, будьте счастливы. Пусть ваша любовь сопровождает вас до конца ваших дней. — Повернувшись, Филипп сказал жене и дочерям: — А теперь оставим их вдвоем.

— Филипп, ты думаешь, это разумно — оставлять их вдвоем? — спросила мужа Дороти, когда они отошли от влюбленных, но он только усмехнулся в ответ на ее вопрос.

— Уверяю тебя, моя дорогая, между ними не произойдет ничего нового. — И Филипп направился к дому не оглядываясь.

Бет смотрела на Дункана, вспоминая о тех ночах, которые провела страдая, о тех слезах, которые пролила, и решила, что этот человек должен ей за все заплатить.

— Ты думаешь, что можешь вот так просто прийти сюда и я сразу же упаду в твои объятия, как какая-нибудь дурочка, которая мечтала о тебе днями и ночами…

Ему нравился этот блеск ее рассерженных глаз. Он наклонился к ней и почти прикоснулся губами к ее лицу.

— Да.

Бет от удивления открыла рот. Да как он смеет так самодовольно ухмыляться? Надо немедленно что-то сделать и прекратить это.

— Да ты просто…

Поймав ее запястье, Дункан сжал его и, не переставая улыбаться, нежно надел ей на палец кольцо ее бабушки. Бет попыталась было оттолкнуть его, но он с притворной строгостью погрозил ей пальцем:

— Не смей оскорблять отца твоих будущих детей!

Улыбка, коснувшись губ девушки, становилась все шире и шире. Посмотрев на кольцо, Бет заметила, что оно отражает солнечные лучи. «Теперь пора принять это кольцо, — подумала она. — И это кольцо, и его любовь».

— Хорошо, я согласна.

И Дункан ясно увидел, кем она была для него. Спасением. Его спасением. Она спасла его, извлекая из тех адских бездн, куда его бросила жизнь.

— Бет, последние два с половиной месяца были худшими в моей жизни. Они были даже хуже тех двух недель, которые я провел в тюрьме в ожидании казни.

— А ты мне никогда не рассказывал, как там оказался, — напомнила девушка Дункану.

Он поцеловал ее в затылок.

— Я расскажу тебе об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас я хочу объяснить, почему отпустил тебя из имения. Ведь я бедняк…

Бет покачала головой:

— Это неправда. Ты богат, потому что тебе принадлежу я. И буду принадлежать всегда.

— Значит, я самый богатый из всех людей, живущих на земле.

Их пальцы сплелись.

— Пойдем со мной. В мою комнату ведет черный ход, о котором знаю только я. — И Бет лукаво улыбнулась. — Вдруг ты захочешь подержать в руках только что обретенное сокровище?

— Я мечтаю об этом.

Лицо Бет стало серьезным:

— Как давно мы не были вместе. Мне так не хватало тебя!

— Не больше, чем мне тебя, Бет.

Им никто не посмел помешать.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42