Авдотьино [Наталья Леонидовна Антонова] (fb2) читать онлайн

Поездка в вотчину Новикова

Самому Новикову осталось его родовое имение Тихвинское-Авдотьино в нынешнем Бронницком уезде, на самой границе его с Коломенским, на речке Северке, в 20 верстах от г. Бронниц.

М. Н. Лонгинов. Новиков и московские мартинисты

Удаленное от шумных железнодорожных и автомобильных магистралей, может быть поэтому незаслуженно забытое и лишенное должного внимания, Авдотьино хранит память о добрых делах жившего здесь Николая Ивановича Новикова.

«Ревнитель русского просвещения» Н. И. Новиков оставил глубокий след в истории русской культуры. Писатель, просветитель, первый крупный книгоиздатель, обличитель антигуманной сущности крепостного права внес большой вклад в развитие общественного самосознания в России. Значительная часть его жизни и деятельности связана с родовой вотчиной — усадьбой Авдотьино, расположенной среди живописной природы южного Подмосковья, в 50 км от Москвы в Ступинском районе.

Здесь он родился, провел детские годы, часто приезжал во время учебы в гимназии при Московском университете и в годы расцвета своей издательско-просветительской деятельности, развернувшейся в Москве, здесь же в кругу семьи и среди многочисленных друзей и единомышленников находил он отдохновение от забот и волнений. В Авдотьине Новиковым была организована небывалая до того по масштабу помощь голодающим и нуждающимся крестьянам, для чего им был создан особый фонд.

Здесь он пережил самый трагический день своей жизни — арест, положивший конец всем просветительским и гуманитарным планам писателя. Здесь же лишенный возможности осуществлять свои общественные идеалы, погруженный в проблемы нравственного совершенствования, окруженный близкими ему людьми, он провел последние годы. Здесь он похоронен.

Авдотьино — старинное имение рода Новиковых. Как гласит переписная книга, стольника Ивана Андреевича в 1620-х годах пожаловали за службу вотчиной, которая находилась в «Олексеевской волости в сельце Овдотьине на речке на Сиверке». С каких пор существовало село, неизвестно, в церковных книгах значилось только «с незапамятных времен». Название же Авдотьино, по местному преданию, происходит от имени Авдотьи, которое носила жена одного из владельцев поместья.

«Вы хотите поехать в Авдотьино? От Новикова там решительно никаких следов и воспоминаний не осталось, и дорога туда от Бронниц убийственная» — так ответил чиновник городской московской управы, в ведении которой находилось Авдотьино, на просьбу почитателя Н. И. Новикова Алексея Ярцева посетить родовую вотчину просветителя. Разговор происходил в конце апреля 1894 года, через 76 лет после смерти Новикова. Ярцев был не первым, у которого возникло желание своими глазами увидеть места, связанные с рождением, творчеством и смертью замечательного представителя русской культуры. За 36 лет до него и 40 лет спустя после смерти Новикова в 1858 году Авдотьино посетил первый биограф Новикова М. Н. Лонгинов. Оба оставили подробное описание всего увиденного в Авдотьине.

Сейчас, в конце XX века, интерес к Авдотьину не угас. Что же сохранили для нас время и люди на этом клочке земли, связанном с человеком, которого Белинский назвал великим?

Авдотьино находится в стороне от шумных трактов. Проехать туда можно разными путями. Архитектор А. Л. Витберг, посещавший Н. И. Новикова в начале прошлого века, писал, что Авдотьино расположено «по Бронницкой дороге верст на 50 от Москвы». Современные справочники о памятных местах Московской области дают более подробные сведения о пути до Авдотьина. Проехать туда можно поездом с Павелецкого вокзала до станции Барыбино. Расстояние 57 км. Далее местным автобусом около 20 км через населенные пункты Ляхово и Кишкино до Авдотьина. Автобус № 56 отправляется с привокзальной площади и идет до села Большое Алексеевское, поблизости от которого расположено Авдотьино. Можно до Авдотьина проехать и от Казанского вокзала до старинного подмосковного города Бронницы, далее автобусом до села Никоновское, а затем 3 км пешком до Авдотьина. Хорошая дорога связывает Авдотьино с обоими городами — и с Бронницами, и со Ступином, в районном подчинении которого находится село. Доехать до Авдотьина можно и на машине по Каширскому шоссе до указателя «Ст. Барыбино», затем свернуть налево, пересечь железную дорогу и по местному шоссе направиться к Авдотьину.

Дорога в Авдотьино проходит по равнине, прорезанной притоками реки Северки, на берегу которой оно расположено. Река берет начало около станции Барыбино. Ее образуют две реки — Большая и Малая Северки. Пройдя извилистый путь по большой излучине с северо-запада на юго-восток, Северка впадает в реку Москву у селения Северского. У места впадения Северки в Москву-реку в 1380 году войско Дмитрия Донского соединилось с дружинами других русских князей. Об этом свидетельствует «Сказание о Мамаевом побоище»: «...Князь же великий пришел на Коломну в субботу, на память святого отца Моисея Мурина. Тут уже были многие воеводы и ратники и встретили его на речке на Северке...»

О речке Северке можно почерпнуть сведения из сборника «Историческое и топографическое описание городов Московской губернии с их уездами» издания 1787 года: «Северка течет из Никитского уезда Бронницким от севера на юг, входит в Коломенский уезд, на ней судового хода не бывает, а состоят 24 мушные мельницы; и оные реки (река Москва и Северка.— Авт.) имеют воду по песчаному их грунту чистую и здоровую; в них водятся из рыб: щуки, язи, шереш-перы, подлещики, плотва, ерши и разная мелкая...»

Сейчас река местами обмелела, но по ее берегам кое-где еще сохранились хвойные леса. Многочисленные повороты, неожиданно высокие берега, плотины, иногда превращающие реку в небольшие водохранилища, березовые рощи, стоящие у воды,— все это привычные, но всегда трогающие сердце русского человека картины.

В Авдотьине на краю большого поля стоит колокольня, высоко поднимающаяся над купами деревьев. Ее совершенные пропорции и удачное расположение свидетельствуют о верном глазе и безупречном вкусе безымянного архитектора. Безымянного ли? Некоторые искусствоведы (И. Э. Грабарь) высказывают предположение, что в строительстве колокольни активное участие принимал В. И. Баженов, с судьбой которого удивительно и во многом трагично переплелась и судьба владельца Авдотьина.

В документе XVIII века «Опись селу Тихвинскому, Авдотьино тоже, декабря 17 дня 1792 года» о церкви сказано: «Церковь каменная во имя Тихвинской богоматери с двумя приделами: 1. Алексея митрополита, 2. Василия Парийского, приходская». Безусловно, Тихвинская церковь является главным мемориальным и архитектурным памятником села.

Разрешение на ее строительство, или как тогда называли «храмозданная», было выдано отцу просветителя статскому советнику в отставке Ивану Васильевичу Новикову в 1749 году. Новую каменную церковь построили на месте старой деревянной. Летом 1753 года было совершено освящение северного Васильевского придела. В 1776 году церковь была освящена во имя иконы Тихвинской Божьей матери, а в 1789 году освятили второй — Алексеевский придел. Такое растянутое во времени строительство не могло не отразиться на оформлении церковного ансамбля, в который кроме церкви входят трапезная и колокольня, соединенные по оси восток — запад. Связавшая храм и колокольню двусветная четырхстолпная трапезная лишена какого-либо декора и является наименее выразительной частью сооружения.

Церковь представляет традиционный для елизаветинского времени храм типа «восьмерик на четверике». Декоративные элементы как бы нарастают кверху. Четверик не имеет украшений, а у восьмерика углы обработаны спаренными пилястрами. Большие окна украшены филенчатыми барочными наличниками. Купол церкви завершен барабаном, увенчанным миниатюрной изящной главкой. Композиция типична для барочной архитектуры середины XVIII века. В 1789 году у западной стены трапезной была возведена колокольня. За время, прошедшее между строительством храма и колокольни, на рубеже 60 — 70-х годов XVIII века вкусы в архитектуре изменились, все более тяготея к строгому классицизму. Эта тенденция нашла

отражение и в декоре авдотьинской колокольни, где можно обнаружить элементы как барочного, так и классицистического стилей. Не вызывает сомнения, что она, как и все сооружения Авдотьина, строилась под личным наблюдением Н. И. Новикова, а может быть, и с его участием.

Колокольня трехъярусная, первый ярус, с открытыми с трех сторон арками, служит папертью, второй имеет окна-люкарны, третий предназначен для звона. Декор колокольни, как и храма, расположен по принципу нарастания от низа к верху и отличается по сравнению с самой церквью большей насыщенностью. На фасаде второго этажа видны остатки росписей и надпись, прочитать которую теперь невозможно. Некоторые исследователи считают, что делалась эта роспись по эскизам Н. И. Новикова. Четырехгранный купол увенчан затейливой маленькой главкой, перекликающейся с завершением храма. Весь церковный ансамбль прекрасно вписывается в пейзаж, а колокольня является доминантой окружающей местности и относится к оригинальным архитектурным памятникам Подмосковья. Весь ансамбль сложен из белого известкового камня.

Сто лет назад на колокольне висел колокол весом 52 пуда, который из уважения к почтенному возрасту называли «дедушкой». На колоколе была надпись: «Отлит по усердию Николая Ивановича Новикова». Хранились в церкви и другие дары Новикова, всего по описи XVIII века стоимостью на 12 тысяч рублей. Среди них (по свидетельству Ярцева) было Евангелие в серебряном золоченом переплете, «осыпанном драгоценными камнями разных цветов — фиолетовым, палевым, голубым» и «серебряные вызолоченные крест на финифти и потир».

В первом ряду четырехъярусного иконостаса находились местные святыни: икона Тихвинской Божей матери, по одной из версий привезенная из Греции кем-то из предков Новикова, служившим воеводою, насчитывавшая более 200 лет, и другая, еще более древняя, икона Владимирской Божьей матери.

Тихвинская церковь когда-то особо почиталась жителями не только Авдотьина, но и близлежащих деревень. О ее значении говорит и тот факт, что вторым названием Авдотьина было Тихвинское — по имени

церкви. Именно это слово употреблял в письмах Новиков.

2 августа 1818 года в Тихвинской церкви был похоронен Николай Иванович Новиков. Уже в 1894 году, в год посещения Авдотьина Ярцевым, место его захоронения ничем не было отмечено, но тогда же настоятель храма М. С. Смирнов говорил А. Ярцеву, что при перестилке каменных плит видел склеп, в котором похоронен Новиков. Ярцев на плане церкви отметил место захоронения. Согласно его данным оно расположено на правой стороне, рядом с алтарем. О том же, по-видимому, повторяя Лонгинова и Ярцева, писал и другой биограф Новикова В. А. Боголюбов, уточняя, что могила Новикова находится «близ клироса против местной иконы Спасителя». В 1857 году в правую стену церкви близ могилы была вделана медная доска со следующей надписью: «Здесь покоится тело раба Божия Николая Ивановича Новикова. Родился 1744 года, скончался 31 июля 1818 года 74 лет от рождения».

Сейчас внутренность церкви абсолютно пуста. На кладбище Тихвинской церкви и сейчас кое-где еще можно видеть остатки старинных надгробий из белого известняка, но прочитать надписи на них не представляется возможным. Только одно надгробие сохранилось до наших дней — Семена Ивановича Гамалеи, ближайшего друга и единомышленника Новикова. Памятник стоит в полутора метрах от середины северной стены трапезной Тихвинской церкви. Он был найден лежащим на земле и поставлен на предполагаемом месте захоронения С. И. Гамалеи в 1968 году студентами исторического факультета МГУ, проводившими реставрационные работы. Памятник сделан из черного полированного гранита, завершение, оформленное в виде креста, утеряно. На фронтальной плоскости надпись: «Здесь покоится тело надворного советника Семена Ивановича Гамалеи. Родился 31 июня 1743 года. Скончался 10 мая 1822 года». С другой стороны надпись: «Подвигом добрым подвизахся, течения ско-нчах, веру соблюдох». Относительно даты установки памятника существуют две версии. Одни исследователи (М. Ю. Барановская) считают, что поставлен он в 1823 году на средства профессора медицины М. Я. Мудрова, неоднократно бывавшего в Авдотьине у Но-

викова в последний период его жизни. Другие (М. Лонгинов) утверждают, что поставлен он в 1857 году по распоряжению сенатора Нечаева — председателя Комитета для разбора и призрения просящих милостыню.

Сто лет назад недалеко от могилы Гамалеи находилась еще одна могила — недоброй памяти другого владельца Авдотьина — Петра Андреевича Лопухина (1772—1834). После смерти Новикова в 1818 году Авдотьино было продано в уплату за долги и куплено статс-дамой Елизаветой Федоровной Заборовской, которая завещала своему наследнику генерал-майору П. А. Лопухину устроить здесь богадельню. По словам крестьян, знавших Лопухина, Авдотьино за годы его хозяйствования пришло в полное запустение, а сам он остался в памяти людей как человек, который бил крестьян без пощады.

Передача Авдотьина в Комитет для разбора и призрения просящих милостыню для устройства там богадельни состоялась уже после смерти Лопухина в 1845 году. «Дом успокоения ближнего» — можно было прочитать в 1894 году над входом в богадельню, в столовой которой висели портреты Новикова и его друга Гамалеи.

После упразднения комитета в конце XIX века Авдотьино перешло в ведение Московской городской думы, которая в конце XIX века построила здесь баню, кузницу и школу. Здания эти сохранились, но из них используется только школа, расположенная рядом с церковью. Там разместилась библиотека, где библиотекарь Надежда Константиновна Бузун бережно собрала немногие вещи, связанные как-то с Новиковым и его эпохой. Там же находится медная доска с могилы Новикова и хранятся экспонаты выставок, которые были организованы в 1968 году по инициативе студентов исторического факультета Московского государственного университета под руководством профессора М. Т. Белявского в ознаменование 150-летия со дня смерти Новикова, и выставки, устроенной в 1969 году в честь 225-летия со дня рождения просветителя.

Этот же студенческий отряд МГУ провел первые работы по консервации церкви. Реставрационные работы происходили с 1975 по 1979 год. В процесе работы была заменена кровля, обеспечена эксплуатация внутреннего помещения, а здание было побелено снаружи. Теперь, более чем через десять лет, здание, никак не используемое на протяжении долгого времени, вновь требует ремонтно-реставрационных работ.

Реставрация в Авдотьине имеет долгую историю. В 1960 году Тихвинская церковь и парк площадью 5 гектаров были взяты под охрану. Через десять лет органы охраны взяли на учет и остальные авдотьинс-кие постройки: каменный флигель, пилоны, парк, конный двор (снесен в 1970 году), хозяйственные постройки и девять каменных изб. Несмотря на это, на территории усадьбы проводилась самовольная застройка деревянными сараями и кирпичными домами и вырубались старинные деревья.

4 декабря 1974 года Советом Министров РСФСР было принято еще одно постановление о принятии под охрану села Авдотьина, но границы охранной зоны установлены не были. Реставрацию исторических и архитектурных памятников проводит трест Мособл-стройреставрация. Автор проекта реставрации архитектор С. П. Орловский. Главный объем работ еще впереди, и сегодня нам остается только мысленно реставрировать эту уникальную усадьбу.

Ансамбль Авдотьина создавался в конце XVIII — начале XIX века. Это было время небывалого в России расцвета усадебного строительства. Уже более двухсот лет на необъятных просторах России стоят великолепные дворцы вельмож и усадьбы дворян, построенные чаще всего в стиле барокко или классицизма, окруженные регулярными или пейзажными парками и несущие на себе печать художественного вкуса и экономического достатка их бывших владельцев.

Иногда в усадьбах сохраняются и хозяйственные постройки — конюшни и псарни, лишь не осталось ни одного крестьянского дома. Необычно странным выглядит на фоне этих поместий усадьба Авдотьино, где нет ни дворца, ни парка, но можно видеть крестьянские избы. Вторым по значимости мемориальным памятником Авдотьина после Тихвинской церкви являются девять кирпичных домов, построенных Новиковым для крестьян. Дома до сих пор используются по своему прямому назначению. В описи 1792 года о них говорится следующее: «Крестьянских каменных связей в один этаж — 9. Каждая связь длиной на 16, шириной на 4 1/2 сажени, в каждой связи по 2 избы с перегородками и по 2 чулана с сенями».

Так и стоят сегодня эти девять домов, вытянутые в линию по одной стороне деревенской улицы. Они обросли   пристройками,   окружены   палисадниками и разномастными заборами, у многих растесаны окна. Каменные ограды, некогда их окружавшие, почти нигде не сохранились. Называют их до сих пор «связями». Не касаясь сейчас социального значения названия, скажем, что оно отражало необычную черту в планировке крестьянского дома: две избы были «связаны» вместе под одной крышей. Дома эти поразили и Ярцева, который пишет: «Это была не обыкновенная русская деревня с ее покривившимися почерневшими деревянными избами, в беспорядке теснившимися друг к другу». Но он же отмечает, что избы к тому времени обветшали, осыпались, что жили в каждом доме по четыре семьи и более. Внешний вид домов испортили соломенные крыши. Все эти изменения были следствием упадка, в котором долгие годы пребывало Авдотьино после смерти Новикова.

Новиковым было задумано, что каждая крестьянская семья, состоящая из восьми-девяти человек, должна занимать 63 квадратных метра жилой и 45 квадратных метров вспомогательной площади. Входы в избы, изолированные для каждой семьи, находились в центре фасада здания. Коридором со сквозным проходом во двор дом делился на две равные части. Из коридора дверь вела в черную избу, к которой примыкала чистая горница (расположение, типичное для избы — пятистенки), а за ней находился холодный чулан (расположение в одну линию жилых и служебных помещений — прием, характерный для каменного строительства). Толщина стен жилых помещений была около аршина (70 сантиметров), чуланов — 50 сантиметров. Фасады домов изначально были лишены какого-либо декоративного убранства, если не считать кирпичного карниза из трех рядов полочек. Здания невыразительны и скучны, они напоминают бараки. В плане соотношение ширины к длине 1: 4. Явно, что при строительстве домов Новиков руководствовался прежде всего утилитарными требованиями, забывая об эстетических. Перед нами уникальные крестьянские дома, имеющие двухсотлетний возраст и с точки зрения технической очень отличающиеся от обычной строительной практики того времени.

Дом же, в котором жил сам владелец Авдотьина, не сохранился до наших дней. Он находился на берегу речки Северки, влево от флигеля, который существует и поныне. Прежде рядом с домом был мост, через который шла главная дорога в усадьбу. В 1792 году дом Новикова выглядел так: «Господский дом деревянный на каменном фундаменте и с каменными с обеих сторон крыльцами, обштукатурен снаружи и внутри и расписан, крыт тесом и выкрашен зеленой краской. Длиною на 18 сажен, поперешнику 3 сажени. В нем: покоев 14, буфетов 2, сеней 3, чуланов 2, еще на чердаке 3, печей изразчатых белых с синими цветами 4, каминов таких же 2, дверей столярных 15, простых 19...» Итак, дом был оштукатурен снаружи и внутри и имел «каменные крыльца». Когда современники Новикова, посещавшие его в начале XIX века, писали, что просветитель жил в двухэтажном каменном доме, возможно, они этот деревянный оштукатуренный дом принимали за каменный. Очень мало вероятно, что, вернувшись из заключения больным и разоренным, Новиков смог предпринять большое и дорогостоящее строительство нового каменного двухэтажного дома.

Дом фасадом был обращен к реке. Из окон виднелась Северка, за ней окрестные поля. В первый этаж вели десять ступенек, во второй — дубовая лестница. Господские покои находились на втором этаже.

В центре помещался зал. Влево от него — комнаты постоянно живших в Авдотьине друзей хозяина. Вправо от центрального зала располагалась гостиная, дальше — кабинет. Кабинет служил Новикову и спальней. У стены напротив окон стоял и диван, заменявший ему кровать, и бюро, заваленное кипой бумаг и заставленное лекарствами. В угловой комнате была библиотека.

Дом этот не сохранился до наших дней. По словам Ярцева, дом был разобран во второй половине XIX века и пошел на строительство богадельни. По другим источникам, он сгорел.

Второму новиковскому дому повезло несколько больше. Он находится в нескольких десятках метрах от того места, где стоял главный господский дом, в конце аллеи, идущей прямо от въездных ворот, находящихся напротив входа в церковь, от которых сохранились два полуразрушенных пилона. Об этом доме в цитируемом документе 1792 года сказано следующее: «Другой дом деревянный же в 2 этажа на каменном фундаменте, обшит тесом, внутри оклеен бумажками, покрыт тесом. Длиною на 9 сажен, поперешнику 4 сажени». Дом был просторный и удобный, с печами, покрытыми изразцами белого и синего цветов, с застекленными дверьми, с многочисленными покоями. По предположению Ярцева, Новиков построил этот флигель для дворовых, которых у него, как известно из той же описи, было 27 человек.

В 70-е годы прошлого века этот дом был сломан и на его фундаменте построен другой — каменный дом. От конца XVIII века в доме остался только обширный подвал со сводчатым потолком. В конце XIX века в этом флигеле призревались оставшиеся в живых бывшие крепостные Новикова.

В 1911 году на стене флигеля была установлена мемориальная доска. Она находится на уровне второго этажа восточного фасада справа, между первым и вторым окнами. Надпись на ней гласит: «Здесь жил и умер Николай Иванович Новиков — ревнитель русского просвещения». По-видимому, по мысли тех, кто устанавливал доску, слово «здесь» надо понимать не «в этом доме», а «здесь, в Авдотьине».

За флигелем где-то находилось место, где до 1970 года стоял грандиозный конный двор, разобранный по распоряжению местных властей, не пожелавших его ремонтировать. Это была уникальная постройка. В том же направлении за флигелем в западной части Авдотьина виднеются руины какой-то хозяйственной постройки, явно относящейся ко времени расцвета Авдотьина в конце XVIII века. В паспорте Авдотьина, имеющемся в Производственном бюро по охране и реставрации памятников культуры Московской области, это строение фигурирует под названием каретного сарая, но похож он также и на ригу, упомянутую в описи 1792 года.

В XVIII веке территория между церковью и флигелем была занята фруктовым, или, как говорили во времена Новикова, «плодовитым» садом. Сад, имевший форму каре, располагался в центре усадьбы. Парк до нашего времени не сохранился. Но по оставшимся кое-где двухсотлетним вязам и липам можно проследить основные аллеи усадьбы. Хорошо сохранилась аллея вязов, которая соединяла церковь с улицей, где стоят уникальные новиковские дома.

Быть может, со временем удастся вернуть первоначальный вид одному из кирпичных домов и частично воссоздать интерьер крестьянской избы, а также крестьянскую усадьбу XVIII века. 250-летний юбилей со дня рождения Новикова, который мы будем отмечать в 1994 году, уже совсем близок.

В 1989 году включены в планы мастерских Мос-реставрация и обеспечены необходимым финансированием работы по дальнейшей реставрации церкви Тихвинской богоматери. Мастерским Союзреставрация в 1989 — 1990 годах поручена работа по восстановлению двухэтажного флигеля, на котором укреплена памятная доска о Н. И. Новикове. Необходимые средства для восстановления флигеля выделены Государственным племенным заводом «Большое Алексеевское», на территории которого расположено Авдотьино, а также Ступинским горисполкомом.

На протяжении нескольких столетий ближайшими соседями Новиковых были Гончаровы, из рода которых происходила жена А. С. Пушкина Наталья Николаевна. Гончаровым исстари принадлежала небольшая усадьба Малое Ивановское, расположенная примерно в километре от Авдотьина, выше по течению реки Северки. Наталья Николаевна уже после смерти Пушкина несколько раз бывала здесь. Сюда же старший сын поэта Александр Александрович в начале 1860-х годов привез бесценную библиотеку Пушкина, которая с небольшим перерывом (в 1880-х годах она временно была перевезена в другое имение А. А. Пушкина — Лопасню) находилась там до 1900 года, когда была приобретена Академией наук и перешла во владение Пушкинского дома. К сожалению, сегодня в Малом Ивановском почти ничего не напоминает о его бывших владельцах.

Расположенное рядом с Авдотьином село Большое Алексеевское принадлежало семье Щепкиных — родственникам великого актера. Митрофан Павлович Щепкин (1832 — 1908) в 1890-х годах прошлого века был известен как прогрессивный литератор, издатель и публицист.

Примерно в 10 километрах от Авдотьина в направлении Малина расположено село Щапово, владельцем которого в конце XVIII века был князь Григорий Семенович Волконский (1742 — 1827) — видный русский военачальник. Следует упомянуть еще и поместье Стародуб под Каширой, принадлежавшее декабристу Николаю Тургеневу, и село Глазово под Серпуховом — любимое имение архитектора В. И. Баженова, где, следуя завещанию архитектора, он был похоронен.

Мы совершили экскурсию по Авдотьину. Теперь нам предстоит осуществить еще одно путешествие — путешествие во времени.

«УТРЕННИЙ СВЕТ» 1

К числу уроженцев Московской области принадлежал и знаменитый деятель в конце прошлого века

Н. И. Новиков. Живописная Россия. Том VI, часть II

  

Отдаленный предок Новиковых, живший в начале XVI века, Меркулий Михайлович, уже именовался Новиковым. Фамилия Новиковых произошла от слова «новик». В «Словаре живого великорусского языка» В. И. Даля есть такое объяснение: «Новик — ныне новобранец, новичок, вновь поступивший на службу, в должность, в звание». В Советском энциклопедическом словаре читаем: «Новик — в русском государстве XVI — XVII вв. молодой дворянин, впервые поступивший на службу».

Автор первой монографии о Н. И. Новикове М. Н. Лонгинов, который еще застал в живых людей, знавших Новикова, отметил на титульном листе книги при помощи значка правильное произношение фамилии Новиков (ударение на втором «о»). Сохранились и косвенные свидетельства современников писателя о произношении его фамилии. Их можно найти в стихах, написанных при жизни Новикова. Так, в бумагах В. Д. Голицына (1752 — 1822) есть одна эпиграмма, явно относящаяся к Н. И. Новикову:

1 «Утренний свет» — название одного из журналов, которые издавал Н. И. Новиков.

Несомненно, что фамилия Новиковых связана с основным занятием представителей этого рода. Это были служилые люди, издавна являвшие собой верную опору царской власти. Известно, что предки Новиковых жили в Новгороде, Угличе, Рязани, а переселились в Подмосковье во времена Ивана Грозного. Сохранилось имя Андрея Меркурьева, сына Новикова, который при царе Михаиле Федоровиче «был послан в Сви-яжск для принятия у дьяка Пятого Григорьева государевой казны, военных снаряжений и для исправления в том городе всяких дел заодно с воеводою князем А. П. Долгоруким».

В 1705 году Иван Новиков завещал Авдотьино сыну Василию. В том же году поставили в селе деревянную церковь «во имя Пресвятой Богородицы Тихвинской», после чего к названию села присоединилось имя церкви и оно стало именоваться Авдотьино-Тих-винское. Авдотьино-Тихвинское являлось у Новиковых основным имением среди прочих, находившихся в других губерниях, и владельцы постоянно жили именно здесь.

С 1727 года вотчиной владел уже Иван Васильевич, отец просветителя. Иван Васильевич начал службу при Петре корабельным секретарем во флоте, дослужился до чина капитана. В царствование Анны Иоанновны был назначен воеводою в Алатырь в Чувашии. При Елизавете Петровне получил чин статского советника, вышел в отставку и поселился на постоянное жительство в Авдотьине. Был он человеком состоятельным: числилось за ним 700 душ крестьян в разных уездах, из них 150 в главной усадьбе Авдотьино. Иван Васильевич был женат на Анне Ивановне Павловой — дочери гвардии поручика Ивана Михайловича Павлова. У них было три сына и две дочери. Старший сын Андрей умер в 1769 году, когда его брату Николаю было двадцать пять лет, младший, Алексей, был на три года моложе Николая. О сестрах Николая Ивановича известно только, что они были замужем и жили отдельно.

Николай Иванович Новиков родился 27 апреля 1744 года в Авдотьине-Тихвинском. О том, что год его рождения 1744-й, свидетельствуют строки из писем Новикова от 19 мая 1804 года, адресованного его другу помещику Тульской губернии Н, Л. Сафонову: «Дрожащий почерк моего письма должен вас уверить в том, что на 61 году мне оные писать стало труднее». А о своей глубокой привязанности к Авдотьину-Тих-винскому Новиков говорит в другом письме из Ав-дотьина Ф. П. Ключареву: «Если судьбе будет угодно изгнать меня из места рождения, то да будет так, не могу сказать еще, чтобы сия перспектива не была ужасна, от которой все мое человечество содрогается».

Сведения о родителях писателя очень скудны. Вероятно, это были люди, ничем выдающимся не отмеченные, и их образ жизни в Авдотьине был самым обыденным, претерпевшим изменения в эпоху Петра и уже устоявшимся к середине XVIII века. На главе дома лежали заботы по ведению хозяйства, на матери — воспитание детей и разнообразные домашние дела. Дети росли на лоне природы, играли с деревенскими сверстниками, учились грамоте у дьячка местной церкви. Вряд ли ездили куда-либо дальше Москвы, где у Новиковых был свой дом у Серпуховских ворот на Большой Ордынке.

Основой нравственности была религия. «Первым учителем моим был Бог»,— фраза, сказанная Новиковым в старости, приоткрывает тайну его духовного мира, так до конца и не разгаданного потомками. Библия, которую Новиков за четыре года заключения в Шлиссельбурге выучил наизусть, была одной из его первых книг в детстве.

Церковь регламентировала и всю жизнь человека XVIII века, деля ее на будни и праздники. Кроме общих православных праздников были в Авдотьине и свои местные церковные праздники. Храмовый праздник иконы Тихвинской богоматери отмечали 25 июня. Был праздник и Иерусалимской богоматери. Эту чудотворную икону из Бронницкого собора, по словам Ярцава, «после Пасхи уносили из Бронниц за многие десятки верст по окружным селам и городам. И так продолжалось почти все лето».

Непременной дворянской добродетелью была верность престолу. Был ли Новиков абсолютно искренен, когда в каземате крепости, отвечая подробно на вопросы, предоставленные самой императрицей, написал, что верность и любовь к престолу были внушены ему еще в детстве покойным родителем его? Но большая доля правды здесь, безусловно, не могла не быть, памятуя, что речь идет о XVIII веке.

В середине XVIII века чтение еще не стало тем важным элементом культуры и быта дворян, каким оно (во многом благодаря деятельности Новикова) стало через несколько десятилетий, но все же можно предположить, что какие-то книги в Авдотьине имелись. Так, по мнению некоторых исследователей (М. А. Алексеева), одно из самых интересных произведений русской сатирической литературы гравюра «Погребение кота мышами» возникло в центральной России, где-то в южных районах современной Москвы и ее области, и продавалось в 30 — 40-х годах XVIII века на Спасском мосту, совсем недалеко от московского дома Новиковых.

Там же в это же время можно было купить и развлекательные беллетристические произведения вроде «Бовы» и «Ерша Ершовича», о которых А. А. Кантемир весьма пренебрежительно отозвался: «Весьма презрительные рукописные повести, которые на Спасском мосту с другими столь же плохими сочинениями обыкновенно продаются». Наше предположение, что автор будущих сатирических журналов с сатирой познакомился в детстве, наверное, не будет далеким от истины.

Впоследствии Н. И. Новиков придавал огромное значение воспитанию детей и считал, что необходимо проводить годы детства и отрочества в постоянном общении с природой, в деревне, где физический труд является одной из основ для формирования высоконравственной личности. Возможно, что именно личные впечатления детства, проведенного в Авдотьине, легли в основу знаменитой и столь высоко ценимой В. Г. Белинским «Переписки отца с сыном», напечатанной в журнале «Детское чтение для сердца и разума».

«Знаешь ли ты, отчего происходит скучное твое состояние?» — спрашивает отец томящегося бездели-ем сына. И сам отвечает: «У тебя не было работы».

Согласно своим педагогическим воззрениям Н. И. Новиков считал, что нравственный перелом, который произошел в душе ребенка, до того злого и ленивого, объясняется воздействием природы, физического труда и естественного образа жизни, который он вел в деревне. Наверное, под впечатлением собственного детства Новиков написал следующие строки: «Садовая и полевая работа доставляют нам движение на вольном воздухе, которое дает нам бодрость и укрепляет наши нервы. Начавши работать какую-нибудь часть земли, мы получаем охоту поскорее окончить начатую работу и потому напрягаем все силы...»

Можно предположить, что именно так начинался один из летних дней в Авдотьине где-то в 40 — 50-х годах XVIII века: «Сегодня поутру в пять часов поднялся такой шум во всем доме, на улице и на дворе, что я глаз сомкнуть не мог. То овцы блеяли, то коровы ревели, то курицы кричали. Над самой моей спальней построена голубятня и в ней был такой шум, стук, такое воркование, что у меня терпения не стало. А во дворе с полдюжины мужиков и баб, не знаю, что-то работали и беспрестанно кричали и хохотали».

В другом отрывке говорится о влиянии природы на детскую душу: «Все было тихо и как бы мертво. Дядюшка указал нам на белое пятно на небе и велел на него смотреть. Это пятно час от часу становилось больше и прекраснее. Сперва было оно желто, потом серо-синеватое, наконец, красное. Красный цвет распространился мало-помалу, и все облака на небе покраснели. Наконец, показались тучи, и то пятно почти в один миг сделалось пламенным, так что мы не могли на него смотреть. Тогда казалось, что все ожило. Птицы начали летать, жаворонки взвились вверх и пели. Соловей также пел изо всей силы, появились черви, пастухи погнали из деревни овец и коров в поле. Деревенские мужики и бабы все пошли на работу. Я сидел будучи вне себя. Мысли за мыслями входили в голову».

А вот строки, воскрешающие пейзажи Авдотьина: «Они привели меня в лес, в котором нет ни аллей, ни статуй, ни фонтанов... а потом на луг, по которому протекает небольшой ручеек. На берегу этого ручейка паслось стадо коров. Пастух наигрывал на рожке какую-то песенку».

Религия и жизнь на лоне природы закладывали глубокие нравственные основы личности, но это не заменяло необходимости некоторого образования для всех дворянских детей, учитывая обязательную для них после реформы Петра I военную службу.

В конце XVIII века на всю Россию существовало всего несколько учебных заведений, находившихся в Москве и Петербурге. Поместить туда детей удавалось немногим. Поэтому дворянским недорослям давалась отсрочка «для обучения наукам на дому». В положенные сроки родители обязаны были представлять детей губернским властям на экзамены, как тогда говорили, на «смотры». На первый «смотр» их привозили в семь лет, на второй — в двенадцать, на третий — в шестнадцать. В восемнадцать лет дворянским детям полагалось начинать военную службу.

Наверное, дворянский недоросль Николай Новиков благополучно прошел первый «смотр», а приводить его на второй уже не было необходимости: 26 апреля 1755 года в Москве в здании Главной аптеки у Воскресенских ворот, на том месте, где теперь помещается Исторический музей, стараниями великого русского ученого и поэта Михаила Васильевича Ломоносова торжественно был открыт университет, а при нем учреждена гимназия с двумя отделениями — для дворян и разночинцев. Иван Васильевич Новиков определил своего сына во французский класс дворянского отделения. Одновременно с Новиковым в гимназии Московского университета учились Денис Иванович Фонвизин — будущий автор «Недоросля», великий архитектор Василий Иванович Баженов, Ипполит Федорович Богданович, ставший редактором, журналистом и писателем, автором поэмы «Душенька», и будущий всесильный фаворит и государственный деятель Григорий Александрович Потемкин. Впоследствии вместе с Потемкиным в 1760 году Новиков был отчислен из гимназии за «нехождение в классы». Нам неизвестны причины, по которым будущий просветитель столь небрежно отнесся к собственному образованию.

Смерть отца вынудила Новикова возвратиться в Авдотьино, он стал вместе с младшим братом Алексеем совладельцем имения, где пробыл два года, занимаясь хозяйством.

РЕВНИТЕЛЬ РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ

Согласием и трудами. Девиз типографического знака первого издательского общества Новикова

 «Ревнитель русского просвещения» — слова, которые можно прочитать на мемориальной доске на доме в Авдотьине. Отсюда, из Авдотьина, начинался путь этого необыкновенного человека, с этим местом Новиков был связан на протяжении всей жизни неразрывными нитями. Просветительская же деятельность Новикова проходила в двух столицах Российской империи — Петербурге и Москве. Но прежде, чем Новиков смог полностью посвятить себя призванию, ему было необходимо исполнить «долг чести» дворянина — поступить на военную службу.

«Службу мою начал в лейб-гвардии Измайловском полку в 1762 году с генваря в Петербурге»,— написал Новиков много лет спустя о начале своей служебной карьеры. А уже через несколько месяцев 28 июня 1762 года он вместе со всеми измайловцами и преображен-цами принимал участие в перевороте, возведшем на престол Екатерину. Летней белой ночью, стоя в карауле у моста Измайловских казарм, впервые совсем близко он увидел приехавшую к измайловцам будущую русскую императрицу.

В 1767 году утвердившаяся на троне Екатерина перед лицом Европы задумала небывалое — пересмотр всего существующего в России законодательства. Новиков, будучи унтер-офицером, был взят в Комиссию о сочинении проекта нового уложения и прикомандирован к «держанию дневной записи», иными словами, к ведению протоколов.

Большинство людей, привлеченных для составления проектов и записи выступлений ораторов, получили образование в университете, в кадетском корпусе или военной школе. Среди них были Гавриил Державин и капитан Михаил Голенищев-Кутузов. Комиссия работала в Московском Кремле.

Императрица, стремившаяся прослыть просвещенной монархиней, реализовала свой план с размахом.

584 депутата, избранные в комиссию от различных сословий, представили 1465 наказов, выражавших интересы своих избирателей. Для их изучения и сочинения нового уложения было создано 19 комиссий. Новиков работал протоколистом в комиссии «О среднем роде людей». Читая материалы, поступающие в комиссию, Новиков смог познакомиться с истинным социально-экономическим положением в государстве. На заседаниях комиссий впервые с особой силой прозвучали гневные слова о бесправном, бедственном положении крепостного крестьянства. Депутаты Григорий Коробьин и майор Яков Козельский обличали деспотизм и произвол помещиков, протестовали против унижения крестьян, призывали уважать гражданские права человека. Наверное, именно тогда молодой помещик — владелец нескольких сот крепостных душ Николай Новиков, возвращаясь после длительных утомительных дебатов в Московском Кремле в родное Авдотьино, задумывался о своем «неправом праве» на безграничную власть помещика над крестьянами. Конечно, крестьяне Новикова жили небедно, но вокруг Авдотьина было столько нищих и разоренных деревень. «Маленькие, покрытые соломой хижины, непаханые поля, худой урожай хлеба...» — так будет написано в одном из журналов Новикова в 1772 году. Причиной всех бед крестьянина были не его лень и нерадивость, а гнет крепостника-помещика, отнимающего у крестьянина последний кусок хлеба и тиранствующего над ним.

Законодательная комиссия прекратила работу в марте 1768 года. Новые законы умерли не родившись. И только некоторые из предложений, сделанных комиссией «О среднем роде людей», впоследствии вошли в русское законодательство. «В 1768 году я от комиссии уволен и отставлен поручиком»,— писал много лет спустя Новиков. Он возвратился в Петербург, где оставался до 1779 года.

Одним из первых в России в XVIII веке Новиков понял, что служение отечеству не тождественно служению трону, поэтому в 24 года Новиков навсегда оставил военную карьеру. Целеустремленность и широта, которыми с самого начала отличалась общественно-литературная деятельность Новикова, наводят на мысль, что уже задолго до вступления на это поприще им был продуман в деталях план будущей просветительской деятельности.

Во второй половине XVIII века в общественном сознании россиян уже начала оформляться мысль об исключительной роли литературы в жизни нации и государства. Новиков в своей деятельности руководствовался этим положением.

В Европе наступила эпоха Просвещения. Великие просветители, философы и ученые верили и поклонялись одному богу — человеческому разуму. В России, где существовало крепостное право, главной задачей просветителя становилось создание нравственной культуры через воспитание в человеке «человечества», т. е. человечности, человеколюбия, милосердия. Крепостное право способствовало появлению в обществе многих отрицательных явлений. Мерзок человек, безнаказанно унижающий человеческое достоинство, отвратительны неправые судьи и мздоимцы, смешны глупые бездельники и щеголи, презирающие русские обычаи и коверкающие родную речь. Наиболее действенным орудием против этого зла, которым владел писатель, была сатира.

Время для основания сатирического журнала было благоприятным. Императрица только что сама подала пример. Вышел журнал «Всякая всячина», издателем которого числился статс-секретарь Екатерины Василий Григорьевич Козицкий, но в журнале деятельное участие принимала и Екатерина.

Новиков свой журнал назвал «Трутень», а эпиграфом взял слова любимого им писателя А. И. Сумарокова: «Ониработают, а вы их труд ядите». Журнал «Трутень» сразу вступил с журналом «Всякая всячина» в дискуссию о смысле и роли сатиры, Новиков так вел полемику, как будто не знал, что Козицкий только официальный издатель журнала, а главным автором журнала была сама российская императрица.

Вскоре «Всякая всячина» умолкла. Вынужден был закрыть «Трутень» и Новиков, но сразу же стал издавать другой журнал «Пустомеля» (1770). Когда заставили закрыть и его, Новиков выпустил в свет свой третий журнал — «Живописец» (1772), затем появился «Кошелек» (1774). Журналы пользовались популярностью, и тираж «Трутня» доходил до 1500 экземпляров в неделю. Помимо Новикова в журналах сотрудничали А. Н. Радищев, Д. И. Фонвизин, А. П. Сумароков, известные литераторы В. И. Майков, А. О. Аблесимов. Впервые русское общество увидело себя в кривом зеркале, и смеяться было над чем.

Сатирическая публицистика была только частью просветительской деятельности Новикова. Чтобы воспитывать и образовывать общество, необходимо было приобщить как можно больше людей к чтению серьезных и полезных книг.

В 1771 — 1772 годах Новиков издал «Опыт исторического словаря о российских писателях» — первый в России библиографический справочник, где были собраны сведения о 317 русских писателях, начиная с Нестора и кончая современниками Новикова. В 1773 году он начал издавать «Древнюю российскую вивли-офику» (библиотеку) — многотомную публикацию литературных памятников допетровской Руси, впоследствии широко использованную Карамзиным в его работе над созданием «Истории государства Российского». Эти издания свидетельствовали о широте социальных и культурных интересов Новикова, который в своей деятельности с самого начала руководствовался идеей практической «услуги отечеству».

Интересна попытка Новикова издать в это же время многотомное описание Китая, но желание его явно опередило время. На книгу нашлось всего 20 человек подписчиков, среди них была и Екатерина, которая подписалась на шесть экземпляров. Издание пришлось прекратить на первой части.

Мечта Новикова просвещать русское общество нашла логическое воплощение в создании в 1773 году первого издательского общества, названного «Обществом, старающимся о напечатании книг». К этому времени «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык», учрежденное Екатериной, фактически прекратило свое существование. Новикову удалось привлечь к работе в обществе в качестве авторов и переводчиков А. Н. Радищева, М. М. Хераскова, Я. Б. Княжнина, знаменитого актера И. А. Дмитриевского. Одной из первых в количестве 650 экземпляров, по цене 60 копеек за экземпляр, «Общество, старающееся о напечатании книг» издало переведенную Радищевым книгу французского историка Габриеля Бонио де Мабли «Размышление о греческой истории». Поясняя термин «деспотизм», который он перевел словом «самодержавство», Радищев писал: «Самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние...» Заметим кстати, что для Радищева имя Новикова впервые стало известно задолго до их совместной деятельности в Петербурге. Произошло это в далеком Лейпциге во второй половине 60-х годов XVIII века, когда русские студенты, получая очередной лист (номер) «Трутня», зачитывались «справедливыми предерзостями Правдолюбо-ва», от имени которого высказывался автор «Трутня», мечтая скорее увидеть на Родине человека, скрывающегося под этим именем.

Новиков упорно искал пути к расширению книжной торговли в России. Некто Любомудров из Ярославля (есть предположение, что это был псевдоним Екатерины) на страницах «Живописца» поздравлял издателя с полезным начинанием, говорил о пользе просвещения и значении книжной торговли для государства. «Вам Россия долженствовать будет» — так доброжелательно заканчивалось послание к издателю. К сожалению, Новиков был вынужден распустить «Общество, старающееся о напечатании книг» уже в следующем году.

Русская публика еще не была подготовлена к серьезному чтению. К тому же слишком небольшими материальными средствами располагало организованное Новиковым общество. Сам Новиков в журнале «Живописец» так объясняет свою неудачу: «На русском языке прежде почти не было полезных книг, а печатались только романы и сказки. Но, однако, их покупали очень много. Теперь же, когда переведены многие полезные к украшению разума служащие книги, их и в десятую долю против романов не покупают. У нас двести экземпляров напечатанных книг иногда в десять лет насилу раскупят». Горечь звучит в его письме к Козицкому, где он говорит, что «усердие мое в оказание услуг моему отечеству согражданами моими так худо приемляется». Однако первые неудачи не сломили Новикова. Природа наградила его удивительными свойствами души и характера. О том, какое впечатление производил на современников Новиков, говорит следующий эпизод. Еще в 1766 году, когда Новиков издал первую книгу, в ней было напечатано обращение переводчика М. В. Попова к двадцатичетырехлетнему издателю, где Попов говорит, как драгоценна для него дружба Новикова: «Она одна сильна была произвести в моем сердце вечную к вам дружбу и почтение, но ваше доброе сердце и похвальная склонность к снисканию добродетели и учения, которое приобретают наконец человеку незыблемую славу, прилепляют к вам мою душу наиболее».

Изначальное стремление к активному добру, равно как и глубокая религиозность и потрясение перед лицом Пугачевского восстания, привели Новикова к масонству. Он вступил в масонскую ложу в 1775 году. Масонство Новикова, как и вся проблема истории масонства в России, очень сложна, но поскольку это явление привлекает все большее внимание, необходимо сказать о нем несколько слов.

Масонство как религиозно-этическое движение возникло в конце XVII века в Англии и в XVIII веке распространилось во многих европейских странах, в том числе и в России, где достигло наибольшей активности в 70 — 80-х годах XVIII века. Само слово «масон», или «франкмасон», в переводе с французского значит вольный каменщик. Понятие «масон» — символ; считалось, что как каменщик строил здание, так и масон строил здание духовной жизни человека. Масонство имело особую обрядность и символику, унаследованные от средневековых цеховых объединений каменщиков-строителей и рыцарских орденов. Посвящение в масоны и собрания масонских лож (так назывались отдельные масонские организации) проходили в глубокой тайне, куда непосвященные не допускались. В России в конце XVIII века среди масонов были самые различные люди: сенаторы и офицеры, писатели и чиновники.

В идейном плане масоны мечтали о создании общности людей на принципах добра и справедливости. По их мнению, совершенствования мира можно было бы добиться на пути нравственного очищения каждого человека. Они считали, что познавший истинный смысл жизни должен жить по высшим законам бытия, что должно, в свою очередь, принести счастье не только ему, но и близким ему людям.

Конечно, масонское движение не было однородным. Людям честным и деятельным, как Новиков, оно давало возможность более эффективного приложения своих сил на благо общества. Другим же, разочарованным в жизни, склонным к мистицизму, несло утешение на путях поисков «внутреннего царствия божия». Карьеристы и интриганы использовали масонские связи в личных целях. Люди, пресыщенные светскими удовольствиями, находили для себя развлечение в пышной и таинственной обрядности масонства. Масонами были и международный авантюрист Калиостро и великий Моцарт.

Екатерина к масонам всегда относилась с недоверием. Особую подозрительность вызывал у нее орден злато-розового креста, в России имевший центр в Москве. Несколькими указами в царствование Александра I масонство в России было запрещено и постепенно утратило свое влияние на общество и вновь возродилось только в начале XX века.

В 1860 году Герцен давал такую оценку деятельности московских масонов конца XVIII века: «Между Мартинистами была человеческая связь, опора, круговая порука, обмен сил, и как бы они мистически ни понимали и какими бы иероглифами ни заменяли ее, они стояли гораздо выше шаткой и бесцельной толпы образованных Русских».

Для Новикова масонство никогда не было данью моде. Его не привлекала театральность таинственных обрядов. Он вступил в общество масонов с серьезными намерениями и остался верен им до конца жизни.

Новикову виделась возможность создания справедливых условий жизни путем духовного совершенствования каждого члена общества. В 1777 году при поддержке единомышленников Новиков начал издавать журнал «Утренний свет». На полученные доходы и частные пожертвования им были организованы в Петербурге два училища — для сирот и бедных, которые были первыми народными училищами в России. Этот шаг явился началом его, по выражению А. С. Пушкина, «практической филантропии». Через два года в училищах уже обучалось 93 ученика. В 1779 году три подобных училища были открыты им в Твери.

НОВИКОВСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

Новиков хотел сделать чтение ежедневной потребностью грамотного человека.

В. О. Ключевский. Воспоминание о Н. И. Новикове и его времени

Долгие годы Авдотьино не видело своего хозяина. От Петербурга до Москвы не ближний путь: в XVIII веке —6 —7 дней езды, а затем еще 7—8 часов за Москву на юг, но обстоятельства сложились так, что следующее десятилетие Новиков провел в Москве, а следовательно, и в родное Авдотьино мог чаще приезжать в удобное для него время.

«Неутомимый труженик», по словам Белинского, Новиков мечтал о расширении издательской и просветительской деятельности. Вот почему, когда летом 1778 года он получил предложение от своего друга, Михаила Матвеевича Хераскова, известного писателя, ставшего куратором Московского университета, взять в аренду университетскую типографию, Новиков сразу же согласился. В апреле 1779 года он переехал в Москву.

В то время университетская типография помещалась на втором этаже над Воскресенскими воротами. Ворота находились на месте Исторического проезда, располагающегося между современными зданиями Центрального музея В. И. Ленина и Исторического музея. Новиков поселился в том же здании, где была типография. Началось десятилетие, которое в истории русской культуры можно назвать новиковским.

По контракту университетская типография была передана в аренду Новикову сроком на 10 лет — с 1 мая 1779-го по 1 мая 1789 года с ежегодной оплатой 4500 рублей. Жалованье всем «типографическим служителям» Новиков сразу же значительно повысил. Уже к концу 1780 года университетская типография, до этого пребывавшая в плачевном состоянии, работала на полную мощность. В первый год вышло сорок пять изданий, в том числе «Эмиль и София» Жан-Жака Руссо, комедии М. М. Хераскова, полное собрание сочинений А. П. Сумарокова, учебники по различным дисциплинам. Через два года число изданий достигло 73 названий. В Петербурге, Полтаве, Тамбове, Киеве, Казани, Симбирске и в других городах появились книги с указанием на титульном листе: «Московский университет у Николая Новикова». Комиссионеры из других городов получали от Новикова литературу на выгодных условиях, со ссудой и рассрочкой платежа. Позднее Карамзин так писал о книгоиздательской деятельности просветителя: «Новиков торговал книгами, как богатый голландский или английский купец торгует произведениями всех земель, то есть с умом, догадкою, с дальновидным соображением».

Вместе с университетской типографией к Новикову перешла единственная в то время московская газета «Московские ведомости». По словам Н. М. Карамзина, «Новиков сделал «Московские ведомости» гораздо богаче содержанием, прибавил к политическим различные статьи...». Число подписчиков с шестисот человек    увеличилось    до    четырех    тысяч.    Вместе с «Московскими ведомостями» регулярно выходили бесплатные приложения. Одним из самых популярных "^ из них был «Экономический магазин», который редактировал известный агроном и селекционер Андрей Тимофеевич Болотов (1738—1833).        

Достопамятная встреча Новикова и Болотова произошла 6 января 1781 года в московском доме Новикова. Тогда-то и договорились они о сотрудничестве: Болотов брал на себя подготовку и написание статей, а Новиков — все издательские дела. Новиков платил Болотову с самого начала вдвое больше, чем предыдущий издатель. Подписчики с начала 1780-го и до конца 1789 года каждую неделю получали номер «Экономического магазина», посвященный различным проблемам сельского хозяйства. Всего вышло сорок номеров журнала. Болотов в одном лице соединял и агронома, и почвоведа, и основоположника рационального лесоводства, и садоводства, и рыбоводства, и мелиоратора, и животновода, потому и смог за 10 лет создать настоящую энциклопедию сельского хозяйства. В конце XVIII— начале XIX века не было, пожалуй, в России ни одного помещика, который не читал бы «Экономический магазин» и не имел бы его в своей библиотеке.

Другое приложение «Детское чтение для сердца и разума» (1785—1789) под редакцией Н. М. Карамзина и его друга талантливого переводчика А. А. Петрова явилось первым русским периодическим детским изданием. Об Александре Андреевиче Петрове Карамзин писал так: «Он не был ни богат, ни знатен,— он был человек благородный по душе своей, украшенный одними достоинствами, ни чинами, ни блеском роскоши, и они таились под завесой скромности».

Юный Карамзин появился в Москве в 1784 году. Его ввел в новиковский кружок ближайший друг и помощник Новикова Иван Петрович Тургенев, который был, как и Карамзин, родом из Симбирска. К тому времени деятельность просветителя уже принесла свои плоды. Все мыслящие и читающие россияне знали и любили его журналы, учились и просвещались по книгам, напечатанным в его типографиях. Кроме таланта организатора Новиков в равной степени обладал умением распознавать талантливых людей. Кроме редактирования «Детского чтения» (некоторые выпуски редактор сочинял полностью сам) Новиков поручал Карамзину и переводы. Карамзин переводил и религиозно-мистическую литературу, и Шекспира, которого он открыл для русского читателя.

Большой интерес у читающей публики вызывали также регулярно доставляемые подписчикам приложения «Городская и деревенская библиотека» (1785—1789), «Прибавление к «Московским ведомостям» (1783—1784), «Московское ежемесячное издание» (1781). Издатель и авторы «Городской и деревенской библиотеки» ставили целью приохотить к чтению деревенских помещиков. Обитатели далеких захолустий, степных поместий упивались приключениями маркизов и кавалеров, незаметно для себя привыкая к чтению и более серьезной литературы. В этой же библиотеке были напечатаны и многочисленные нравоучительные истории под названием «Пословицы российские», одна из которых — «Зиме и лету перемены нету» — послужила позднее, вероятно, одним из источников для повести Карамзина «Бедная Лиза».

В «Прибавлении к «Московским ведомостям» большое место занимали статьи, посвященные торговле, географии, политике, воспитанию. Последняя тема особенно широко дискутировалась на страницах нови-ковских журналов. Новиков всегда считал проблему воспитания достойного и полезного гражданина общества важнейшей для процветания государства.

Новиков продолжал издавать и масонскую литературу. Журнал «Вечерняя заря» (1782), последовавший за ним журнал «Покоящийся трудолюбец» (1784— 1785) развивали идеи «Утреннего света», где трактовались проблемы нравственного совершенствования.

Начавшаяся за несколько лет до этого просветительская и филантропическая деятельность Новикова приобретала размах, ранее в России невиданный. В 1779 году по инициативе Новикова и его друга профессора Ивана Григорьевича Шварца была основана при университете Учительская семинария для подготовки преподавателей гимназий и пансионов.

Иван Григорьевич Шварц — фигура в истории русской культуры весьма примечательная. Он был родом из Трансильвании и приехал в Россию в 1776 году в возрасте 25 лет в качестве учителя сына известного московского богача и человека весьма просвещенного П. А. Татищева. Очень скоро благодаря своим выдающимся интеллектуальным и душевным качествам он снискал любовь и уважение на своей второй родине. Профессор немецкого языка Московского университета (позднее он читал там также эстетико-критические курсы) заражал свою многочисленную аудиторию идеями чистого служения добру. С Новиковым он сблизился на почве масонства и просветительства. Его ранняя смерть, последовавшая в 1784 году, была оплакана всеми, кто его знал. «Мы наставника лишились, друга потеряли в нем»,— говорилось в оде на его смерть, написанной питомцами университета. Но за короткий промежуток времени сотрудничества с Новиковым этот человек успел сделать многое.

В 1781 году при участии Шварца Новиковым было организовано первое в России студенческое общество — Собрание университетских питомцев, а в 1782 году — Переводческая семинария, студенты которой содержались на средства масонов. В том же году Новиков и Шварц основали филантропическое «Дружеское ученое общество». Его торжественное открытие состоялось 6 ноября 1782 года в доме П. А. Татищева в присутствии нового московского генерал-губернатора графа Захара Григорьевича Чернышева — в прошлом боевого генерала, участвовавшего в 1760 году во взятии Берлина, затем долгие годы управлявшего Белоруссией, человека, по отзывам современников, честного, просвещенного, явно покровительствовавшего просветительской деятельности Новикова.

Для нужд общества был куплен у графа Генрикова большой дом на Садовой-Спасской улице (д. 1). Одним из главных направлений деятельности «Дружеского ученого общества» стало расширение издательского дела. Новый правительственный указ о вольных типографиях позволил обществу в январе 1783 года открыть три новые типографии. В четырех новиковских типографиях (включая университетскую) в 1783 году вышло 79 изданий. Книги издавались в таком количестве, что для их хранения был построен Баженовым даже специальный дом, расположенный на нынешней улице Маркса и Энгельса (д. 7, во дворе).

В 1784 году на базе «Дружеского ученого общества» Новиков организовал Типографическую компанию. Первым ее начинанием было основание большой типографии на 20 печатных станках, которая разместилась в доме Новикова на Лубянской площади и в нескольких домах на Никольской улице. Компания приступила к изданию огромного по тем временам количества книг самого различного содержания: научных и философских трудов, романов, пьес и педагогической литературы.

Новиков познакомил русское общество с лучшими образцами западноевропейской литературы, по его заказу были переведены и изданы многие труды французских энциклопедистов, английских экономистов, немецких философов.

Подведя итог книгоиздательской деятельности Новикова, напомним, что за время, прошедшее с начала аренды университетской типографии и до его ареста в 1792 году, Новиков издал около девяти с половиной сотен названий книг, в числе которых были и многотомные издания. Популяризовал Новиков произведения отечественной словесности (А. П. Сумароков, М. М. Херасков, Д. И. Фонвизин, Я. Б. Княжнин) и зарубежной литературы (П. Корнель, Ж. Б. Мольер, Ж.-Ж. Руссо, Ж. Расин, Д. Дидро, Д. Лонк, Г. Э. Лессинг). Он также издавал массу книг по всем видам знаний и учебно-воспитательную литературу.

Типографической компанией были основаны бесплатная библиотека для «безденежного пользования всеми желающими», больница и аптека, для заведования которой из-за границы были выписаны фармацевт и пять провизоров. Неимущим больным лекарства из аптеки отпускались бесплатно. Кроме того, компания отправляла за границу молодых людей для завершения образования, помогала основывать школы и оказывала безвозмездную помощь нуждающимся.

В руках Новикова сосредоточились солидные суммы, которые он, экономически независимый от государства, тратил по своему усмотрению, получая значительный доход, распределяемый среди пайщиков компании. Можно сказать, что впервые в России была создана организация такого масштаба, функционировавшая, как мы сегодня сказали бы, по законам свободного капиталистического предпринимательства. Выпуская около трети всех издаваемых в 1780— начале 1790-х годов в стране книг, компания и Новиков, стоящий ро главе нее, получили реальную возможность влиять на формирование общественного мнения. В стране, где вся духовная жизнь находилась исстари под абсолютным контролем власти и церкви, такая деятельность не могла не вызвать неудовольствия и страха со стороны правительства, и прежде всего Екатерины И.

Итак, идея практической пользы осуществлялась. Новиков встал во главе просветительского движения в России. Его деятельность приносила конкретные результаты. Успеху дела немало способствовали энергия Новикова и его преданность идеалам просветительства. Личное обаяние и внутренняя сила характера Новикова притягивали к нему людей. Современники отмечали, что он имел редкий дар общения. «Согласием и трудами» — таков был девиз его жизни.

Среди его многочисленных друзей были и братья Трубецкие, в доме которых Новиков познакомился со своей будущей женой, племянницей хозяина Александрой Егоровной Римской-Корсаковой, воспитанницей Петербургского училища благородных девиц. Свадьбу отпраздновали в 1781 году. Александра Егоровна стала хозяйкой Авдотьина. У Новиковых было трое детей: сын Иван и дочери Варвара и Вера.

Как большинство дворянских семей, Новиковы проводили зиму в Москве, а летом отправлялись в «подмосковную» —г Авдотьино, куда, вырвавшись из круга многочисленных дел, приезжал и сам Новиков. В самое счастливое десятилетие своей жизни Новиков кроме общественной деятельности занимался и хозяйственными преобразованиями в Авдотьине. Свидетельства той эпохи сохранились в Авдотьине до наших дней.

ДЕРЕВНЯ БЛАГОПОЛУЧНАЯ

Я отправился во свой путь, горя нетерпеливостью увидеть жителей Благополучная деревни. Продолжение «Отрывка путешествия в + + + И+ + + Т + + +».

Живописец. 1772, 14-й л.

К концу 70-х годов XVIII века Авдотьино представляло поместье средней руки. Среди густонаселенного южного Подмосковья оно если чем и выделялось, то разве только более обеспеченной и спокойной жизнью крестьян, что объяснялось добротой и человеколюбием Н. И. Новикова. Изменения, затронувшие жизнь авдотьинских крестьян, произошли в новиковском поместье в 80-е годы XVIII века.

Уместно вспомнить о том, что представляла собой жизнь русского крестьянина 200 лет назад. По словам В. О. Ключевского, «со второй половины XVIII века вся внутренняя жизнь России есть история крепостного права с его последствиями». Россия была огромной аграрной страной, где «богатство и величество целого государства составлять должны крестьяне». По пятой ревизии, проходившей в 1796 году, в Российской империи насчитывалось 9 миллионов крепостных крестьян — четверть населения страны. Это было 9 миллионов рабов, находившихся в полной зависимости от дворянина-помещика.

В XVIII веке дворяне становятся основной опорой самодержавной власти. В 1762 году Петр III, процарствовавший шесть месяцев, успел издать указ о вольности дворянства. Екатерина II, возведенная на трон русским дворянством и всегда чувствовавшая свою зависимость от него, оставила указ в силе и старалась угождать дворянам. Дворянство, освобожденное от обязательной государственной службы, т. е. от исполнения единственного гражданского долга, когда-то и вызвавшего к жизни этот класс, сохранило и увеличило свои привилегии и было поставлено в исключительное положение. При желании дворяне могли наниматься на службу даже к иноземным государям. Молодые дворяне путешествовали по Европе под предлогом получения образования и в поисках развлечений. А с каким багажом возвращались многие из них, можно представить, прочитав объявление в сатирических известиях новиковского журнала: «Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив с пользою, возвратился уже совершенною свиньею, желающие смотреть могут его видеть безденежно по многим улицам сего города».

Крепостное право не только отрицательно влияло на все сферы духовной и культурной жизни народа, но и являлось тормозом для экономического развития страны, и прежде всего дальнейшего совершенствования помещичьего хозяйства. Путешествуя по Европе, русские помещики могли наблюдать рациональное ведение сельского хозяйства в других странах, но эти улучшения оставляли их равнодушными. Большинству из них, за немногими исключениями (А. Т. Болотов), не нужны были ни технические усовершенствования, ни изобретения, ни глубокие агрономические знания, ни новые приемы возделывания земли. В собственности русских помещиков находилось огромное количество заселенной крестьянами земли — главного источника народного богатства, но «крепостное право помешало дворянству сделаться классом сельских хозяев и руководителями народного хозяйства». Они не были хозяевами, которые «с помощью крестьянских рук эксплуатировали землю, но эксплуатировали крестьянские руки с помощью земли» (В. О. Ключевский).

Кроме того, многие дворяне вообще устранялись от хозяйственных забот, поручая руководство своими поместьями управляющим.

Вернувшись в Россию, дворянин обычно не спешил ехать к себе в деревню, а предпочитал поселиться в городе; если был честолюбив и делал карьеру, то в Петербурге, если был ленив или нрава независимого, жил в Москве. И вот он видится нам сидящим за утренним кофе в глубоком вольтеровском кресле с высокой спинкой в своем московском доме где-нибудь на Пречистенке или на Страстном бульваре. Имя Вольтера было в моде, сама императрица подавала пример, стараясь в письмах заслужить его расположение и придавая большое значение общественному мнению Европы о России. Дом полон слуг. Их количество всегда поражало иностранцев. Но хозяин едва ли знал их по именам, жена его кричала «девчонка, девчонка!», а на крик в комнату вбегала старуха, которая уже лет 40 состояла в доме в комнатных девушках. Как рой пчел кружилися вокруг господ многочисленные безымянные слуги, беспрекословно выполняя все их приказания. Безделие стало нормой дворянской жизни, иногда для развлечения скучающий помещик мог и почитать. И вот в руках барина журнал «Трутень». Название настораживало: «Это про кого же? Это он трутень?!»

Будучи крепостником, трудно прийти к мысли о несправедливости собственных привилегий, но можно задуматься: «А все ли уже так хорошо и справедливо в империи?» В разделе «Сатирические ведомости» журнала «Трутень лист XVI—69 г. августа 11 дня» сообщались следующие подробности о жизни дворянина: «В нашем уезде есть дворянин. Он имеет за собой три тысячи душ, получает шесть тысяч годового дохода и живет так, как научил его покойный родитель... батюшка сего дворянина отягощен был делами, а именно пил, ел и спал; а сынок к строению не имеет охоты, но вместо того упражняется в весьма полезных делах для пользы земных обитателей: ибо он изыскивает, может ли боец-гусь победить на поединке лебедя... Ездит на ярмонки верст за 200 весьма великолепно, а именно: сам в четвероместном берлине в 10 лошадей и еще 12 колясок... свиту его составляют люди весьма отборные, в 4 колясках сидят по 2 шута, в 3-х по 2 дурака, а в берлине он да священник его духовник, а в прочих же экипажах собаки, гуси и петухи-бойцы... Дворянин сей говорит, что из-за всей его фамилии разумнее его не бывало. Может быть, это и правда: ибо дворянин наш лгать не охотник». Проживал сей дворянин в Кашире, следовательно, совсем недалеко от Авдотьина, и, наверное, в одну из поездок в вотчину Новиков мог повстречать на дороге шутовской поезд развлекающегося помещика. Речь шла не о худшем представителе дворянского класса.

А каковы же другие? О них тоже поведал издатель «Трутня» в «Копии с помещичьего указа», напечатанной в 1769 году. Вот Григорий Сидорович. Ему «бьют челом-----отчины твоей староста Андрюшка со всем миром». Многословно и подробно рассказывал староста о тяжелой жизни крестьян и заключал рассказ фразой: «Умилосердись, государь, над бедными твоими сиротами». Сух и лаконичен был ответ помещика: «Высечь нещадно, сыскать, отдать под караул, отдать в город для наказания по указам, взыскать еще 50 рублей, сбавки с оброка не будет...» Стиль сообщения точно копировал действительные помещичьи указы того времени и этим производил впечатление на читателя.

О том, как живут крестьяне в деревне с символическим названием Разоренная, рассказывает таинственный путешественник И+ + + Т+ + + в «Отрывке путешествия в + + + И+ ++Т+ ++» (У исследователей творчества Новикова нет единства в определении авторства этого произведения. Большинство считает автором А. Н. Радищева, другие (Г. П. Макогоненко, Д. Д. Благой) полагают, что отрывок написан Новиковым.), напечатанном в журнале «Живописец» в 1772 году. Коляска путешественника И + + + Т+ + + едет по улице, «покрытой грязью, тиной и всякой нечистотой», а затем введена была на грязный двор, мощенный соломой, ежели оный намостить можно грязное болотное место; а я вошел в избу с растворенными настежь дверями. Заразительный дух от всяких нечистот, чрезвычайный жар и жужжание бесчисленного множества мух оттуда меня выгоняли, а вопль трех оставленных младенцев удерживал в оной... Пришел я ко своей коляске, упал я без чувств в оную». Воду, которой довольствуются все крестьяне, он не мог пить по причине худого запаха — «пакостная вода». «Бедность и рабство повсюду встречались со мной в образе крестьян»,— констатирует И+ + + Т+ + + .

Деревень, подобных деревне Разоренной, в России были тысячи и тысячи, и никогда на страницах нови-ковских журналов не появилось описание деревни Благополучной, о которой обещал рассказать, да так и не рассказал путешественник И+ + + Т+ + + . Но действительно ли не существовало такой деревни? Он не написал о ней, но, может, он пытался создать ее?

Новиков Н. И.— человек высоких нравственных принципов, деятельный и практичный, пришедший к мысли, что крепостное право — зло и позор для страны, стремился облегчить это зло в доступных для него масштабах.

В своей родовой вотчине на рубеже XVIII—XIX веков Новиков пытался осуществить социальные и экономические преобразования, которые способствовали бы превращению Авдотьина в деревню Благополучную. Это была попытка Новикова в условиях крепостного права создать в Авдотьине более справедливые социальные и экономические отношения между помещиком и крестьянами.

Какого же типа хозяйство было в Авдотьине? Вероятнее всего, крестьяне были на оброке. Учитывая высокие нравственные качества Новикова и присущие ему чувства социальной справедливости и милосердия, можно предположить, что для авдотьинских крестьян этот оброк не был обременителен и им была предоставлена  известная хозяйственная  самостоятельность. Такой вывод можно сделать на основании протоколов допросов, связанных с арестом Новикова по указанию Екатерины II, и особенно материалов «Описи селу Тихвинскому Авдотьино тож и всему в нем имеющемуся декабря 17 дня 1792 г.» '. Опись представляет собой 24 листа, исписанных с двух сторон и подписанных Д. А. Олсуфьевым, А. И. Новиковым (братом Николая Ивановича) и двумя «благородными свидетелями». Екатерина II приказала произвести эту  опись,  когда  владелец  Авдотьина уже томился в сыром каземате Шлиссельбургской крепости.

Анализ описи дает основание сделать предположение, что в Авдотьине в конце XVIII века существовало неординарное помещичье хозяйство. Любопытно, что сегодня, по прошествии почти двухсот лет, мы можем не только перечислить поименно проживавших в Авдотьине в 1792 году крестьян, но и иметь достаточно полное представление об их имущественном положении. Из описи нам известны земельные и лесные угодья, приписанные к имению сельскохозяйственные орудия, имевшиеся в нем, даже масть и возраст лошадей, стоявших в обширных конюшнях, цвет обивки комнат, количество ложек и тарелок в буфетах. Названы там все жилые и хозяйственные постройки, начиная с господских домов и кончая крестьянскими избами. Из домов, предназначенных для крестьян, до наших дней дошло девять. О них уже говорилось в первой главе. Из описи мы знаем, что были и другие. Представим, как выглядели эти девять домов в эпоху, когда были построены. В 1792 году из 9 домов только «4 связи отделаны совсем, а прочие как снаружи, так и внутри не отделаны еще и печей нет». Длина дома 16 сажен, ширина—15. Если перевести сажени на метры, то получится следующая картина: длина 34 метра, ширина 9,6 метра, площадь 332 квадратных метра.

В описи ничего не сказано о крыше изб, но, вероятно, как и все постройки в Авдотьине, избы были первоначально крыты тесом и лишь позднее, уже в XIX веке,— соломой. Каждая крестьянская семья занимала часть дома с отдельным входом, деревянным полом, с окнами, хотя и маленькими, но застекленными, и имела свой отдельный хозяйственный двор.

С точки зрения технической эти дома не имели аналогии в практике строительства того времени. Но главное, дома эти были уникальны по той гуманной идее, которую пытался осуществить их создатель. Название этим постройкам «дома связи», по-видимому, было дано самим Новиковым, который предполагал, что непосредственно близкое соседство под одной крышей крестьянских семей будет способствовать их взаимному сближению на основе общих материальных и духовных интересов. На фоне беспросветной жизни окрестных крестьян, ютившихся в убогих избах, строительство Новиковым таких домов для жителей Авдотьина являлось беспрецедентным социальным актом. Вот как выглядели в те времена обычные крестьянские избы: «Построение домов их есть обыкновенное и состоит из избы, которая построена передней стеной на улицу с двумя небольшими волоковыми и одним красным окошками; перед избою сени и клеть, за клетью навесы, и для скота хлевы и все оное покрыто соломою, а у некоторых при больших дорогах и близ лежащих Москвы реки селеньях и дранью».

В то время, когда была составлена опись, в Ав-дотьине проживало семнадцать крестьянских семей, всего сто пятьдесят восемь человек. Как правило, семья насчитывала семь — девять членов. Глава семьи имел возраст от сорока пяти до восьмидесяти лет, жена бывала моложе мужа на пять — десять лет, но встречались семьи, где жена была старше мужа. Случалось, что один из взрослых сыновей, имевший свою семью, продолжал жить с родителями. Вот, к примеру, одна из авдотьинских семей: «Андрей Титов — 60 лет, у него жена Матрена — 50 лет, у них дети: сыновья Алексей — 26 лет, у него жена Агафья — 20 лет, Трифон — 12 лет, дочери Марфа — 16 лет, Агафья — 9 лет, Хаврония — 6 лет. У них скота лошадей — 3, коров — 1, овец — 9, кур — 15».

Лишь две семьи в Авдотьине имели по одной корове, у всех других было от двух до пяти. Семья крестьянина Петра Кондратьева (возраст тридцать пять лет), состоявшая из семи человек, имела пять лошадей, три коровы, восемь овец, а у самого старого восьмидесятилетнего Никиты Федорова на семью из тринадцати человек приходилось семь лошадей, три коровы, десять овец. У Федора Петрова на десять человек было пять лошадей, три коровы, девять овец. Всего во владении семнадцати крестьянских семей было семьдесят восемь лошадей, сорок четыре коровы, сто сорок пять овец. Для такого количества скота имели, безусловно, и достаточно корма. Для того чтобы такое развитое крестьянское хозяйство могло существовать в центральной нечерноземной губернии России, надо было очень рационально использовать пахотную и сенокосную земли.

Скот в личном хозяйстве имели и все дворовые, проживавшие в Авдотьине. Правда, было его меньше, чем у крестьянских семей. На девятнадцать семей приходилось девятнадцать лошадей, двенадцать коров, двести овец. Для дворовых также были построены дома. Один, как сказано в описи, «корпус глаголем» в два этажа, где было пять изб, и две «людские связи» на каменном фундаменте.

Были в Авдотьине и свои промыслы: «3 стана полотняных со всем прибором», новый стан в прядильне и «суконная фабрика». На кирпичном заводе в момент описи значилось кирпича — «обожженного столбового до 20 тысяч, обыкновенного 60 тысяч, сырцу 100 тысяч». Работало на этих «промышленных объектах» восемнадцать человек.

Плодовые сады в Авдотьине располагались вокруг двух господских домов и всегда были объектом особого внимания и любви со стороны хозяина. Где-то, вероятно в саду, стояла и «тепличка каменная длиной 6 сажен, шириной 3 сажени, покрыта тесом и выкрашена зеленою краскою».

Однако главным занятием в Авдотьине было, конечно, хлебопашество, о чем говорят размеры пашни и многочисленный сельскохозяйственный инвентарь. Земли в имении было «пашенной, сенокосной и под усадьбой 483 десятины». В XVIII— начале XIX века счет вели главным образом в десятинах владельческих или хозяйственных. Одна десятина равна примерно полутора гектарам. В переводе на гектары земли пашенной было примерно семьсот гектаров, леса— двести двадцать пять гектаров, пустоши — сто тридцать гектаров. Есть в описи длинный и разнообразный список сельскохозяйственного инвентаря: «Плугов английских 2, косуль однолемешных с мехами и отрезами 36, станков косульных новых 4, двухлемешных с мехами и отрезами 11...» Были и приспособления для подсеивания и веяния хлеба, для сбивания масла, для дергания пней...

Из хозяйственных построек в описи значатся «сарай деревянный для сена», «амбар деревянный», «мельница лошадиная» и «рига каменная длиною 15,5 сажени, шириной 8 сажен, с обеих краев по каменному овину, каждый овин длиною 6, шириною 4 сажени. У каждого овина по 2 двери створчатых железных с засовами, а внутри по 2 кирпичные печи, покрыта вся рьга тесом, который и выкрашен краской. Ворот у риги створчатых 10». Можно предположить, что разрушенное строение, находящееся в глубине парка за флигелем, и является остатками риги. Совпадают и размеры сооружения, и количество дверей. Сохранились железные крючья, на которые навешивали ворота. Здание без крыши, полуразрушенное, но даже в таком виде производит впечатление большими размерами и добротностью   постройки,   которые   свидетельствуют о масштабах хозяйственной деятельности Новикова в Авдотьине. Вместе с церковью и девятью крестьянскими домами эта рига — единственные дошедшие до нас подлинные строения времени Новикова.

Еще более значительным сооружением был скотный двор, разобранный в 1970 году. Вот его описание: «Скотный двор каменный длиною 45, шириной 40 сажен (96 х 85 метров.— Авт.). На четырех углах внизу по 2 избы людские и по 2 сеней вверху по 1 избе и 1 сеням, в каждых сенях по 1 деревянному чулану, да еще внизу по середине, по обоим сторонам ворот по избе и того изб 14 и 3 ворот в него, покрыт тесом и выкрашена крышка краской. В оном же дворе: конюшня на 29 стойлов, каретный сарай, амбар для упряжки, ледник, молочник, погреб для кипятков, кладовая — всего 6, денников для скотины больших 11, малых — 6 — всего 17, чуланов для людей каменных 20». Наверное, это сооружение имел в виду московский генерал-губернатор А. А. Прозоровский, когда доносил Екатерине И: «Новиков живет в деревне, в округе Бронницкой, строит, сказывают, превеликое каменное строение». Трудно сейчас, имея только описание, представить это «превеликое каменное строение». Как выглядели эти «избы на четырех углах» на первом и втором этажах? Вероятно, это было совершенно оригинальное сооружение, предназначенное для хозяйственных целей и жилья.

Далее в описи подробно перечисляется «разный скот». Кроме коров, телок, баранов и овец в авдо-тьинских крестьянских дворах, в конюшнях усадьбы стояло семьдесят шесть лошадей. Интересно отметить, с каким вниманием (чего совсем нет в сухом перечислении крестьянских семей) описаны каждая лошадь, ее возраст, окрас, особенности. Лошади делились на конюшенных (т. е. выездных, предназначенных для выезда хозяина), их было семнадцать, и рабочих — их сорок девять. Ранее было отмечено, что авдотьинские крестьяне имели в -семейном пользовании лошадей и, видимо, необходимые сельскохозяйственные орудия.

Кто же работал на господских лошадях и использовал многочисленный сельскохозяйственный инвентарь? Может, этот инвентарь и лошадей хозяин сдавал внаем крестьянам и получал за это плату? Или были дни в неделе, когда авдотьинские крестьяне на господских лошадях и господским инвентарем обрабатывали его поля? Однако, учитывая, размеры собственных личных хозяйств авдотьинских крестьян, это маловероятно. Можно предположить, что в Авдотьине работали крестьяне из других деревень, а авдотьинские крестьяне платили хозяину оброк. В этом случае становится понятным и наличие двадцати «каменных чуланов» для людей. Это была своеобразная гостиница для крестьян, приезжавших на работу в Авдотьино.

Данные описи говорят о том, что все новиковские крестьяне имели большие личные хозяйства, а следовательно, были достаточно зажиточными, и что Новиков, не довольствуясь этим, старался, в меру своих возможностей, облегчить жизнь не только авдотьин-цев, особенно в трудные моменты их жизни, о чем свидетельствует другая значительная постройка, к сожалению, несохранившаяся, значившаяся в описи как «хлебный магазин» или склад.

Склад был деревянный, крыт тесом, и к моменту описи там хранилось восемьдесят две четверти пшеницы, сто пятьдесят пять четвертей ржи, пятьдесят четыре четверти ячменя, восемь четвертей гороха, шесть четвертей льняного семени, девяносто один пуд ржаной муки. Возникновение «хлебного магазина» связано с одной из интереснейших страниц в деятельности Новикова в Авдотьине.

В 1786—1787 годах жестокие морозы и засуха стали причиной неурожая и голода, поразивших некоторые губернии центральной России. Однако правительство Екатерины II не приняло никаких мер по оказанию помощи голодающим. В 1787 году императрица, с многочисленной свитой и в сопровождении австрийского императора Иосифа II, путешествовала по Крыму и Украине — Новороссии Таврической. Путешествие должно было показать Европе мощь и процветание России и сопровождалось роскошными и расточительными зрелищами, среди которых были знаменитые «потемкинские деревни». «Для разорения России надобно не особенно много таких путешествий и таких расходов»,— заметил граф де Людольф — один из иностранцев, сопровождавших императрицу.

Своим зарубежным корреспондентам царица писала: «У нас умирают от объедания и никогда от голода. У нас вовсе нет людей худых и ни одного в лохмотьях, а если есть нищие, то по большей части это ленивцы. Это говорят сами крестьяне». Под стать правительнице были и верноподданные. Вот одно из донесений от 6 марта 1788 года, подобное которымгенерал-губернатор Москвы Еропкин регулярно посылал в Петербург: «В прошедшие 7 дней, как в здешней столице, так и всей губернии московской, было благополучно. Погода продолжалась тихая с умеренными морозами и солнечным сиянием, равной той, какова была и на прошлой неделе».

А в действительности люди умирали от голода. Вот что увидел Новиков в это время в Московской губернии: «Всякий, у кого есть дети, не может равнодушно отнестись к известию о том, что огромное число несчастных малюток умирает на груди своих матерей. Я видел исхудалые бледные личики, воспаленные глаза, полные слез и мольбы о помощи, тонкие, высохшие ручонки, протянутые к каждому встречному с просьбой о корке черствого хлеба, я все видел это собственными глазами и никогда не забуду этих вопиющих картин народного бедствия. Целые тысячи людей едят древесную кору, умирают от истощения. Если бы кто поехал сейчас в глухую деревню в нищенскую хату, у него сердце содрогнулось бы при виде целых куч полуживых крестьян, голодных и холодных. Он не мог бы ни есть, ни пить, ни спать спокойно до тех пор, пока не осушил бы хоть одной слезы, пока не утолил бы лютого голода хоть одного несчастного, пока не прикрыл бы хоть одного нагого».

Николай Иванович стал организатором широкой кампании по оказанию помощи голодающим крестьянам и выделил из собственных средств для покупки зерна большую денежную сумму. Его единомышленники по «Дружескому ученому обществу» собирали средства, раздавали крестьянам хлеб и семена для посева. Самую большую помощь оказал Новикову его друг и почитатель, сын богатого владельца уральских заводов Григорий Максимович Походяшин, который передал ему для помощи голодающим 50 тысяч рублей. С этими деньгами Новиков уехал в Авдотьино и жил там всю зиму и весну 1787 года, организуя покупку, доставку и раздачу хлеба крестьянам окрестных деревень. Помощь получали крестьяне «всей той окольности более, чем из ста селений казенных и дворянских». Хлеб пекли в Авдотьине и раздавали по окрестным деревням, причем наиболее отдаленные получали мукой.

Крестьяне смогли в последующую весну засеять поля, что было особенно важно для борьбы с голодом. Те крестьяне, кто не мог заплатить за взятый в долг хлеб, отрабатывали его. Мы знаем об этом со слов самого Новикова: «Из некоторых селений работою платили и обрабатыванием полей по собственной моей системе».

«Посредством сего хлеба вся та окольность в тот несчастный год прокормилась, и весной все поля были засеяны яровым хлебом. Осенью оказалось, при уплате, что хлебом и деньгами едва ли и третья часть уплачена была: включая в то и ту часть, которую из нескольких селений работою уплатили. Я сказал о сем г. Походяшину, который просил меня, чтобы из сих денег завесть хлебный магазин, который бы и содержать для требующих и на подобные сим несчастные случаи: от чего да сохранит бог отечество наше!

В последние годы раздача хлеба продолжалась повсегодно тем, которые просили: и из сих денег осталось еще на разные селения по 1792 год, помнится, до 15 тыс. или, может быть, и до 20 тыс. рублей не собранных ... С того времени построен у меня хлебный магазин, в котором и содержалось всегда готового хлеба, также и намолоченного от 5 до 10 тыс. рублей. Посредством обрабатывания полей и расчистки побросанных мест и посев хлеба у меня в деревне увеличивался повсегодно и увеличился почти до невероятного числа».

Следовательно, если пять лет спустя после голода, в 1792 году, в хлебном складе Авдотьина были значительные запасы зерна, можно считать, что оказание помощи крестьянам продолжалось и было прервано лишь заключением Новикова в крепость. В крепости же Новиков и давал отчет о своей благотворительной деятельности, отвечая на вопросы, составленные самой императрицей.

Для Новикова бескорыстная помощь голодающим явилась одним из выражений его высоких нравственных принципов. Оказание помощи крестьянам, в том числе и казенным, т. е. принадлежавшим правительству, со стороны Новикова и его единомышленников Екатериной II и ее приближенными было расценено как антиправительственная демонстрация и вызов власти, оставшейся равнодушной перед лицом народной беды. Помощь Новикова крестьянам получила широкий и нежелательный для императрицы резонанс, усилив в ней чувство подозрительности против масонов и неприязни по отношению к Новикову.

1780-е годы были вершиной общественной деятельности Новикова, отличавшейся исключительным разнообразием. Сведения об этом периоде его жизни в Авдотьине дополняют наше представление о личности просветителя. В Авдотьине Новиков сделал попытку реализовать гуманные принципы общения людей, реорганизовать крепостное хозяйство, однако Новиков никогда не выступал за отмену крепостного права. Но по словам Н. А. Добролюбова, «в его описаниях уже слышится ясная мысль о том, что вообще крепостное право служит источником зол в народе».

ТИХВИНСКИЕ ПРАЗДНИКИ

Весельем облекитесь вы, Северки брега, во всей красе явитесь, цветущие луга...

Н. Новиков — из рукописи «Тихвинские праздники»

В 1780-е годы в Москве и Авдотьине Новиков всегда был окружен друзьями и единомышленниками. В этот период он стал одной из центральных фигур в культурной и общественной жизни. Сферой его деятельности являлись просветительство, издательство, филантропия, масонство. В книге «Старая Москва» М. И. Пыляев писал: «Новиков имел в Москве много друзей, в числе которых были самые влиятельные люди, как, например, московский главнокомандующий князь Долгоруков-Крымский, преемник его граф 3. Г. Чернышев, граф П. Панин, московский куратор университета М. М. Херасков и многие другие».

Много самых разных людей видело в те годы Авдотьино. Есть сведения, что приезжал туда и московский митрополит Платон. Бывали там и преподаватели Московского университета, среди которых некоторые сотрудничали в издательствах Новикова, как, например, профессор словесности Харитон Андреевич Чеботарев.

Как уже упоминалось, к Новикову с сочувствием относился московский генерал-губернатор граф 3. Г. Чернышев, в ближайшем окружении которого было много друзей и единомышленников просветителя. Не раз бывали в Авдотьине генерал-адъютант Чернышева Иван Петрович Тургенев, богатый симбирский помещик, прекрасно образованный, писатель и переводчик, активный деятель Типографической компании. Приезжал сюда председатель Московской уголовной палаты Иван Владимирович Лопухин, принадлежавший к высшей знати, правнучатый брат императора Петра II. Лопухин был автором «Нравоучительного Катехизиса истинных франкмасонов» и владельцем тайной масонской типографии. Человек, по словам Герцена, «тихий, честный, чистый, твердый и спокойный»... «Из пенящегося брожения столбовых атомов, тянущихся разными кривыми линиями и завитками к трону и власти, Лопухин был выхвачен своею встречей с Новиковым...»

Чернышев привез с собой из Белоруссии в Москву и правителя своей канцелярии Семена Ивановича Гамалею, поражавшего современников удивительными душевными качествами и ставшего на всю жизнь самым близким другом Новикова.

Служил при Чернышеве и писатель, драматург, поэт Федор Петрович Ключарев, впоследствии ставший московским почтдиректором, а потом и сенатором, навсегда оставшийся другом хозяина Авдотьина. Много среди новиковского окружения было и талантливой молодежи, и прежде всего Николай Михайлович Карамзин и его друг переводчик Александр Андреевич Петров. Еще по петербургскому периоду был известен Новикову Алексей Михайлович Кутузов, ближайший друг Радищева, тот, которому автор посвятит знаменитую книгу «Путешествие из Петербурга в Москву».

Есть свидетельства знакомства Новикова с князем Григорием Семеновичем Волконским (1742—1824), владельцем соседних с Авдотьином сел Троицкое-Лобаново и Щапово. Это был видный русский военачальник, один из героев битвы при Мачине, происшедшей 28 июня 1791 года, когда была одержана блестящая победа русских войск над численно превосходящими их турками. В этом же 1792 году Г. С. Волконский унаследовал село Щапово, которым владел до своей кончины в 1824 году. Номинально «щаповская вотчина» находилась в общем, неразделенном владении его троих сыновей.

Все три сына Г. С. Волконского оставили заметный след в русской истории. Старший Николай Григорьевич (1778—1845) был малороссийским генерал-губернатором. Правителем канцелярии у него служил в 1816—1820 годах близкий родственник Н. И. Новикова Михаил Николаевич Новиков — будущий декабрист, а адъютантом — тоже декабрист М. И. Муравьев-Апостол. Средний сын — Никита Григорьевич (1781—1841) стал мужем 3. А. Волконский, воспетой А. С. Пушкиным «царицы муз и красоты». Младший сын Григория Семеновича Сергей Григорьевич (1788— 1865) — будущий герой войны 1812 года, один из руководителей Южного общества декабристов.

К трем братьям Волконским, тогда еще детям (младшему было всего 3 года), и была обращена небольшая книжечка, появившаяся в московских книжных магазинах в 1791 году. На ее титульном листе надпись: «Солдатская песня. На баталию при Мачине. Напечатана в подарок любезным детям князя Григория Семеновича Волконского от любящего их искренно...», а дальше зашифрованным текстом шли выходные данные издания: «На закат красного солнушка. Перед зарею пред вечернею у Нетронь-Никто-Русака».

Изучение издания, шрифтов и оформления книги показало, что книга была напечатана в типографии Н. И. Новикова. Заглавные буквы слов «у Н. Н.» легко расшифровались современниками как слова, ставшие привычными на титульных листах тысяч книг и журналов: «у Николая Новикова».

Книга эта — свидетельство дружеских отношений Новикова с Волконскими, которых он наверняка не раз посещал в близко расположенных к Авдотьину Щапове и Троицком-Лобанове. Этот факт является еще одним доказательством того, что свободолюбивые идеи Новикова, с которыми некоторые декабристы были знакомы с детства, сыграли определенную роль в формировании декабристского движения в России. А если задержаться на словах «в подарок любезным детям» и «от любящих их искренно», то почувствуем мы нежность и такт, которые так были присущи Николаю Ивановичу в общении с близкими ему людьми.

Чтобы доставить радость своим друзьям, Николай Иванович не жалел ни сил, ни средств. Свидетельства современников донесли до нас красочность пышных празднеств, устраиваемых Новиковым в Авдотьине, и доброжелательную атмосферу, царившую там.

Перенесемся на двести лет назад. 20 июня 1788 года... Природа и люди устали от долгого, знойного летнего дня, час отдыха приближается. Те, кто с ранней зари работал в поле, возвращаются домой, и звуки голосов надолго остаются в неподвижном воздухе. Лучи солнца, пробиваясь сквозь листву вязов, проникают до самого дна Северки. Здесь у самой воды еще сохранилась утренняя прохлада. «Березок и кленков приятнейшая смесь природы простоту собой являют здесь...» Так, один из авторов новиковского журнала передал впечатление о скромном пейзаже Средне-Русской равнины.

И как гармонично вписывается в окружающий ландшафт выразительный силуэт стройной и нарядной колокольни Тихвинской церкви, которая хорошо видна едущим со стороны Бронниц по древней Каширской дороге.

В летний вечер по дороге к Авдотьину направлялось немало карет и колясок. Все они за мостом сворачивали налево, еще немного пути, и вот экипажи въезжают в имение Новикова. Узорчатые кованые ворота, прикрепленные к двум кирпичным пилонам, широко распахнуты, за ними — аллея, особенно чисто подметенная ради праздника. В конце огромного фруктового сада находился деревянный двухэтажный флигель, а слева от него, ближе к берегу Северки, стоял господский дом.

На крыльце хозяин — Николай Иванович Новиков. Он одет в шелковый камзол, темно-зеленый кафтан, на шее кисейный белый галстук. Аккуратно зачесанные волосы открывают высокий лоб. Взгляд открытый, пристальный, прямо в глаза собеседника. Лицо некрасивое, но прекрасное умом и добротой. В выразительных четких жестах рук чувствуется энергия и сила характера. Он человек деятельный и целеустремленный, умеющий сплотить единомышленников, подчинив их своей воле. «Он друг точности»,— писал про него один из его знакомых М. Н. Муравьев в письме к сестре. «Не знаю, что побуждает меня зайти к нему»,— признавался он в другом письме. Действительно, что же побуждает? Наверное, чисто человеческое обаяние Николая Ивановича. Сколько же в нем мягкого юмора, веселья, такта!

«Все люди оставляли что-нибудь только для себя. Новиков ничего. Его необычная, лишенная малейшего себялюбия огромная воля служить человечеству и была отличная от прочих иная природа»,— писала О. Д. Форш. Поэтому-то так легко и непринужденно чувствовал себя каждый из приглашенных в гостеприимном доме Авдотьина.

О том, как проходил праздник, лучше расскажет современник: «Московские друзья, желая в Тихвинском селе успокоиться от городского шума в приятной сельской тишине при берегах тихой Северки», приехали в имение Новикова вечером 20 июня 1788 года. Там их встретили песнью и стихами, специально для случая написанными хозяином:

Цветущие луга, излейте свой бальзам во чувствие друзьям.

Безыскусные стихи своей искренностью тронули прибывших. Причиной съезда гостей послужил день рождения друга Новикова Ивана Петровича Тургенева, который торжественно отметили 21 июня, а 28-го — его же именины. Здесь был и земляк именинника Николай Карамзин со своим неизменным другом Александром Петровым. В то время как хозяин с утра занимался приготовлением к празднику, Карамзин, Петров и еще несколько гостей (среди них Семен Гамалея, Федор Ключарев, Николай Сафонов) «во уединенной тишине» писали стихотворные поздравления имениннику, а потом до глубокой ночи «за дессертным столом в прохладных тенях беседки» читали в честь И. П. Тургенева стихи, исполняли песни и торжественные гимны.

Спустя два дня в Авдотьино прибыли новые гости. Из села Глазова приехал архитектор Василий Иванович Баженов с женой Аграфеной Лукиничной и сыном Константином. Как удивительно переплелись судьбы этих великих людей! Дружба Баженова с Новиковым, начавшаяся еще в юности в университетской гимназии, длилась на протяжении почти всей жизни и оказала большое влияние на судьбу архитектора. Еще в 1774 году после неудачи с постройкой Кремлевского дворца, когда Екатерина II приказала прекратить его сооружение, при содействии Новикова Баженов вступил в масонскую ложу. Ложа, бывшая в сношениях с Павлом, неоднократно посылала Баженова к цесаревичу с разного рода масонскими книгами. Придет время, и это сыграет роковую роль в жизни Новикова...

А теперь, летом 1788 года, Баженов воплотил гениальный замысел — закончил строительство дома Пашкова (1783—1787) и был полон новых планов. Есть предположение, что именно Баженов является автором архитектурного ансамбля известной усадьбы Марьин-ки, расположенной в среднем течении реки Северки, примерно в девяти километрах от Авдотьина и построенной в подражание древнерусскому стилю с элементами псевдоготики.

Богатое имение Марьинка принадлежало графам Бутурлиным. Граф с сыном Дмитрием иногда навещали хозяина Авдотьина, да и в городе их общение не прекращалось. Дом Бутурлиных в Москве находился в Немецкой слободе, где позднее поселились их дальние родственники Пушкины. В начале XIX века среди посетителей дома Д. П. Бутурлина бывал цвет московской интеллигенции. Сюда на литературные чтения родители приводили маленького Александра Пушкина.

24 июня в честь друга и единомышленника Баженова хозяином Авдотьина был устроен «фейерверк» на берегах Северки, после чего все «гости ходили купаться в реку», а затем гулять и «рассматривать красоту полей, лугов и лесов при величественном захождении солнца».

На следующий день 25 июня отмечался местный храмовый праздник Тихвинской богоматери. Вокруг настежь распахнутых дверей церкви толпилось множество крестьян. Слышались смех и громкие голоса, не чувствовалось в Авдотьине «барства дикого». Все гости перед началом богослужения посетили «многолюдную ярманку» на обширном «торговище», располагавшемся рядом с церковью. Потом «хозяин приказал нарвать в саду розанов, левкоев, калуферу, лавендул и других благовонных цветов, а в полях набрать великое число васильков, делать из них разные гирлянды и плесть венки, по аллеям и полам рассыпать зеленую, с полевыми цветами смешанную, траву».

Каждый из гостей (а к ним 25 июня присоединились еще несколько соседних помещиков) находил себе развлечение по вкусу. В кабинете хозяина велись ученые беседы о самопознании, об «истинном христьянстве», о целях просветительства. Рядом, в гостиной, музицировали, многие «на лоне природы наслаждались прелестями сельской жизни», совсем как в стихотворении, напечатанном в журнале «Трутень»:

Пловцы плывут, Гребцы гребут, Прохладно ветер дышит, От солнца жар не пышет.

Другие гости отдыхали «в увитой цветами, гирляндами и венками беседке, среди тенистых высоких вязов и многолиственных лип». В доме их ждал сюрприз: «Пол в гостиной был усыпан благовонными травами», на столах рассыпаны васильки и розы, и стояли «высокие пирамидки, перевитые гирляндами и расцвеченные китайской гвоздичкой, левкоями и иными цветами». По всему видно, не скупился хозяин на угощение для своих гостей, красиво выглядели куверты на белых голландского полотна скатертях. Не было недостатка и в столовой посуде. В буфетах Авдотьина имелось «рюмок разного сорта и величины —220, тарелок глубоких и мелких —213, серебряных ложек столовых — 60»...

Когда четыре года спустя, 17 декабря 1792 года, царские чиновники будут перебирать и переписывать все, что находилось тогда в Авдотьине, от их «всевидящего ока» не укроется ни одна десертная и чайная ложка. Но это будет после...

Пока же все сверкало и переливалось на искусно сервированных столах и радовало глаз и веселило душу хозяев и гостей, так же как и великое множество развешанных по стенам во всех «господских покоях» «эстампов разных в деревянных и золоченых рамках за стеклами и без стекол (48), силуэтов разных в бронзовых рамочках за стеклами (9), в простых рамках (59)». Были в Авдотьине и портреты: «Один алебастровый круглый с бронзовой рамкой ее императорского величества и 2 е. В. великого князя наследника, великой княгини в деревянных золоченых рамах —2, как и живописные портреты же разных господ в золоченых рамах —5».

За столом с одной стороны сидели хозяин с женой Александрой Егоровной, младший брат и совладелец имения Алексей Иванович, друг и последователь Новикова Григорий Максимович Походяшин, Иван Петрович Тургенев, Василий Иванович Баженов, Семен Иванович Гамалея, Федор Петрович Ключарев, Василий Васильевич Чулков — все друзья и единомышленники хозяина, активные деятели Типографической компании. Напротив люди помоложе — переводчики и редакторы: Николай Карамзин, Александр Петров... Всего «тридцать восемь гостей».

Крестьяне Авдотьина и близлежащих селений тоже принимали участие в празднике. Для них на дворе были накрыты столы, Новиков приказал слугам их накормить и одарить деньгами. Крестьян, участвовавших в празднике, по свидетельству очевидцев, было девятьсот четыре человека, праздник был с песнями и плясками.

29 июня было последним днем праздника. «Гости посещали приятные места в окрестностях села», «ездили в лодках», а 30-го разъехались. Вместе с «московскими друзьями» покинул село и Новиков.

То были счастливые дни, как будто на миг воплотилась наяву утопическая мечта о всеобщем благоденствии и гармонии. Описание празднества стало известно по рукописной тетради, принадлежавшей И. П. Тургеневу и находящейся ныне в Центральном госархиве литературы и искусства. Сохранил тетрадь сын И. П. Тургенева Николай Тургенев, будущий декабрист, который, кстати, получив уже на склоне лет возможность вернуться в Россию, в 1859 году в своем имении Стародуб, неподалеку от Каширы, отпустил на волю крепостных крестьян, передав им безвозмездно треть земли, а остальную часть ее сдав им в аренду.

КРИК ВОРОНА

Несколько дней подряд прилетал на крышу его дома ворон и зловещим своим карканьем не давал покоя ни хозяину, ни его семейству.

М. И. Пыляев. Старая Москва

В конце апреля 1792 года в Авдотьине жизнь текла печально, буднично и тихо. Миновала пора многодневных праздников и шумных приездов многочисленных веселых гостей, теперь заезжали лишь самые близкие друзья. Хозяйка Авдотьина Александра Егоровна скончалась в 1791 году. На руках отца осталось трое детей: Ваня, Варя и маленькая Вера. Николай Иванович почти безвыездно жил в деревне и занимался их воспитанием по своей системе, стараясь развить природные склонности, оберегая от жестокости и несправедливости. Особенно беспокоил его сын: он имел натуру, до крайности впечатлительную. Николай Иванович и со взрослыми никогда не повышал голоса, а с детьми всегда был особенно ласков и добр.

В Авдотьине постоянно жил младший брат Николая Ивановича, совладелец имения Алексей Иванович, с супругой.

В 1784 году после безвременной кончины И. Г. Шварца его вдова Мария Ильинична, оставшаяся без средств к существованию, по словам современников, «женщина весьма благочестивая», вместе с детьми приехала по приглашению Новикова в Авдотьино, где она и осталась на всю жизнь и где на ее попечении лежали все хозяйственные заботы.

Долгие годы жил в Авдотьине самый близкий друг Новикова Семен Иванович Гамалея. Он трудился над переводами книг, вел нескончаемые беседы с хозяином на духовные темы.

Из молодежи часто подолгу оставался в Авдотьине доктор Багрянский, бывший пансионер Типографической компании. По возвращении из-за границы он приглядывал за здоровьем хозяина. Николай Иванович постарел: в 48 лет он чувствовал себя стариком. Приближался день его рожденья — 27 апреля, а 21 апреля праздновался день тезоименитства ее императорского величества Екатерины. Оба они были рождены под знаком Тельца и имели, если верить гороскопу, характеры скрытные и упрямые. На досуге многие «болести» начали давать о себе знать: прежде среди трудов и забот Новиков не замечал их...

Угнетало и то, что в течение целой недели прилетал в Авдотьино ворон и своим зловещим карканьем пугал обитателей. Он садился напротив окон кабинета на старую ветлу и, казалось, с любопытством смотрел в лицо хозяина. Николай Иванович знал, что за спиной шептались: «Быть беде». Но он не был суеверен: ведь суеверие удел людей темных и необразованных, а Николай Иванович был силен христианской верой и знаниями, но тяжелым предчувствием сжималось сердце. Расстраивали и реальные обстоятельства последних лет, однако Новиков старался вернуть себе душевное равновесие, углубившись в привычную работу.

Он остался один в кабинете. Письменный стол — бюро красного дерева с тремя выдвижными столами — оклеен сукном, завален бумагами. Множество гравюр на стенах, книжные шкафы, где шестьсот томов. Отдельно стоят словари, справочники. Семьдесят книг на латинском, французском, немецком языках. Большинство издано в его же московских типографиях, но есть два экземпляра одной книги из Петербурга. Это «Житие Ф. В. Ушакова» А. Н. Радищева, его первое большое произведение, вышедшее в свет в 1789 году. Есть в этой книге утверждение автора о том, что невыносимость жестокого угнетения неминуемо должна повлечь за собой восстание. Новиков знал о том, что автор сослан в Сибирь. «Бунтовщиком хуже Пугачева» назвала Радищева императрица. «Путешествие из Петербурга в Москву», по ее словам, было наполнено «самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение».

...Много лет прошло с тех пор, как молодой, никому не известный отставной поручик Новиков дерзко и зло высмеял на страницах «Трутня» плохо изъясняющегося на русском языке автора «Всякой всячины». Этим автором была Екатерина II. «Госпожа «Всякая всячина»,— писал Новиков,— на нас прогневалась и наши нравоучительные рассуждения называет ругательствами. Но теперь вижу, что она меньше виновата, нежели я думал. Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет».

На критику со стороны «Всякой всячины» он ответил: «Госпожа «Всякая всячина» написала, что пятый лист «Трутня» уничтожает. И это как-то сказано не по-русски уничтожить, то есть в ничто превратить есть слово, самовластию свойственное, а таким безделицам, как ее листки, никакая власть не прилична».

Тогда в мае 1769 года императрица впервые узнала его имя. Потом Новиков действовал более осторожно, обращаясь на страницах своего журнала к самому себе, писал: «Наконец, требую от тебя, чтобы ты в сей дороге никогда не разлучался с той прекрасною женщиною, с которою иногда я тебя видел: ты отгадать можешь, что она называется Осторожность». Свой третий сатирический журнал «Живописец» он открыл посвящением неизвестному господину сочинителю комедии «О, время!». Каждый грамотный человек в России знал, что ее автором является Екатерина II. Каких только похвал не расточал Новиков императрице, сравнивая ее талант с «молиеровым». Екатерине II пришлось притвориться польщенной и даже обещать, что она будет присылать в журнал свои сочинения.

Много событий свершилось в канун 1792 года. Во Франции пала твердыня французского абсолютизма. Королевская семья ждала в крепости своей участи. Еще до того, как свершилась революция во Франции, здравый смысл подсказал русской самодержице, что в учении энциклопедистов, которым она еще недавно восхищалась, кроется опасность и для ее личного благополучия. И вот бывшая поклонница Вольтера уже разрешила ордену иезуитов, запятнавшему себя многими черными делами, интригами, официально упраздненному папой и изгнанному изо всех европейских государств, обосноваться в Белоруссии. Присутствие иезуитов сказалось очень скоро. Святые отцы, используя клевету, инсинуации, добились конфискации правдивых, но опасных для них книг.

23 сентября 1784 года последовал указ Екатерины II об аресте книг «История ордена иезуитов» и «О влиянии наук», напечатанных в типографии Новикова. «Я не позволю осуждать иезуитов, которым обещала свое покровительство»,— писала Екатерина II. Новиков не собирался осуждать их, в книге были только факты, но этого-то и боялись святые отцы.

Московскому архиепископу Платону Екатерина повелела «испытать Новикова в законе нашем». После испытания, к неудовольствию императрицы, святейший дал следующий отзыв: «Как пред престолом Божьим, так и пред престолом твоим, Всемилостивейшая Государыня Императрица, я одолжаюсь по совести и сану моему донести тебе, что молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и тобою, всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане, такие, как Новиков». Новиков остался на свободе, хотя и понес немалые материальные потери в связи с конфискацией многих изданных им книг. Но и после этого преследования Новикова и московских мартинистов, которых Екатерина презрительно называла мартышками и писала о них издевательские комедии, не прекратились. 23 декабря 1785 года последовал новый указ об обысках в типографиях Новикова за «колобродство, нелепые умствования и раскол».

1 мая 1789 года закончился срок аренды университетской типографии. Екатерина II уже заранее побеспокоилась, чтобы «аренду Новикову не продлевать. Он опасный человек, фанатик». Затем наступил крах Типографической компании. Ловкий интриган барон Шредер внезапно уехал в Германию, обещая достать денег, а оттуда написал, что в Москву не вернется, и потребовал свою долю. Гендриков дом, купленный для компании, стоил баснословно дорого. Новиков все долги компании взял на себя, обязуясь заплатить поверившим и давшим ему деньги людям. Компанию в 1791 году пришлось распустить.

В начале 1792 года уже было порушено дело жизни просветителя. Училища, открытые им, закрывались. Московские склады, переполненные тысячами книг, были опечатаны. На торговлю книгами был наложен запрет. Новиков был лишен дальнейшей возможности просвещать русское общество. Он остался не у дел и почти безвыездно жил в имении, чувствуя, как круг смыкается.

Среди тех, кто близко знал Новикова, был и первый сановник империи Григорий Александрович Потемкин, его бывший однокашник по гимназии. В разговоре с иезуитами Потемкин назвал Новикова «святым человеком», а когда Екатерина II сместила московского генерал-губернатора П. Д. Еропкина, который, по ее мнению относился к Новикову слишком снисходительно, и 19 февраля 1790 года назначила на этот пост А. А. Прозоровского, князь Потемкин-Таврический написал императрице: «Ваше величество выдвинуло из вашего арсенала самую старую пушку, которая непременно будет стрелять в вашу цель, потому что своей собственной не имеет. Только берегитесь, чтоб она не запятнала кровью в потомстве имя вашего величества». Осенью 1791 года Потемкин скончался в степях Таврии, и одним могущественным доброжелателем стало у Новикова меньше.

И вот пришло 22 апреля 1792 года. В кабинет Новикова вошел советник уголовной палаты Д. А. Олсуфьев и предъявил хозяину ордер на обыск. «Приступайте»,— просто и печально сказал Николай Иванович и попросил разрешения удалиться в свою комнату, где друг его и врач М. И. Багрянский старался его поддержать. Обитатели Авдотьина были потрясены происходящим. Сын и старшая дочь писателя не выдержали нервного напряжения, и с ними первый раз в жизни случился припадок эпилепсии.

Крестьяне, не понимая, в чем виноват их барин, собирались группами и издали со страхом следили за происходящим. А Николай Иванович не знал приказа Екатерины II, данного Прозоровскому: «Найдется ли у него такая книга, либо другие, ей подобные... и то, и другое будет служить достаточным обличением».

Главным обвинением против него оказалось письмо В. И. Баженова о свидании архитектора с наследником престола Павлом и о передаче ему масонских книг, посланных Новиковым. Это письмо неведомыми путями оказалось в руках Екатерины. Закончив обыск, Олсуфьев объявил хозяину дома об его аресте. При этом известии Николай Иванович потерял сознание. Когда некоторое время спустя он открыл глаза, то был уже другим человеком. Ворон, который, по свидетельствам очевидцев, так упорно прилетал в Авдотьино в апреле 1792 года, действительно оказался вестником несчастья. Его зловещее карканье предвещало духовную смерть великого просветителя, смелого сатирика, неутомимого борца за торжество разума и справедливости. Нам остается только догадываться о причинах того глубокого духовного потрясения, которое Новиков пережил в этот день. Все, что Новиков успел сделать в жизни, для блага своих сограждан, он сделал до этого дня. Дальше ему оставалось лишь прожить второе земное воплощение.

Очевидно, Олсуфьев понял, в каком крайнем истощении духовных и физических сил находился Новиков, и не решился везти его в Москву. Вернувшись, он доложил об этом генерал-губернатору Прозоровскому, вызвав тем самым его большое неудовольствие. На следующий день отряд гусар под командованием майора князя Жевахова выполнил приказ московского генерал-губернатора, доставив «важного государственного преступника, притворившегося тяжело больным», Прозоровскому, а затем, по распоряжению императрицы, в Шлиссельбургскую крепость, которая стала его «домом» на долгие четыре года и где самый страшный в государстве человек начальник Тайной экспедиции С. И. Шешковский вел его следствие. Вместе с Новиковым в каземате, где когда-то содержался и был убит другой опасный для спокойствия власти человек — несчастный Иоанн Антонович, находились, добровольно разделив с ним все тяготы заключения, доктор Багрянский и крепостной слуга. Велико же было нравственное воздействие Новикова на близких ему людей, если жертвовали они свободой, считая, что выполняют свой долг!

Отмечая 150-летие со дня рождения Новикова, историк В. О. Ключевский напишет: «Постигшая Новикова катастрофа произвела на русское образованное общество такое потрясающее впечатление, которое не производило падение ни одной из многочисленных и случайных «звезд», появившихся на русском великосветском небосклоне прошлого века».

О судьбе Новикова после ареста долгое время никто ничего не знал, и в Москве ходили о нем различные слухи. Так, в дневнике известного ученого А. Т. Болотова от 12 января 1796 года есть такая запись: «Славного Новикова и дом, и его имение, и книги продаются в Москве из магистрата с аукциона и типография, и книги, и все, особливо нечто значило. По-видимому, справедлив тот слух, что его нет уже в живых — сего восстановителя литературы».

Учрежденная после ареста просветителя Комиссия духовных цензоров занялась работой по выявлению крамольных книг среди изданных в типографиях Новикова. Через полтора года ее работа была завершена. 18 656 книг, находившихся в московском доме Новикова и в Авдотьине, а также в фондах «Дружеского ученого общества», Типографической компании и на складах магазинов, были преданы огню 15 июня 1794 года на Болотной площади. Среди массы сожженных книг, между прочим, погиб и «Юлий Цезарь» В. Шекспира в переводе Н. М. Карамзина.

Общество безмолвствовало. Лишь Карамзин, не изменив присущему ему благородству, дерзнул воззвать к гуманным чувствам Екатерины II. В майском номере 1792 года издаваемого им «Московского журнала» была напечатана ода «К милости», где есть такие строки: «Там трон навек не потрясется, где он любовью бережется». Царица хранила молчание. И опасаясь нежелательных для себя последствий, Карамзин поспешил закрыть журнал.

Друг и единомышленник Новикова по масонскому ордеру архитектор Баженов, письмо которого сыграло столь роковую роль в судьбе Новикова, боясь преследования, закрыл архитектурную школу, созданную им в Москве, и спешно выехал под защиту Павла в Гатчину, где цесаревич назначил его главным архитектором гатчинского двора.

Будущий великий баснописец И. А. Крылов, также заподозренный императрицей в неблагонадежности, выпускавший в 1793 году журнал «Санкт-Петербургский Меркурий», вынужден был его закрыть и, памятуя слова Новикова в одном из его журналов: «Близ царя — близ смерти», покинул северную столицу и некоторое время жил в Москве.

С арестом Новикова эпоха торжествующей Минервы, богини государственной мудрости, покровительницы искусств, закончилась. По словам В. О. Ключевского, «царствование Екатерины II кончилось банкротством как экономическим, так и нравственным».

Французская революция обострила все противоречия в России и усилила правительственную реакцию на любое проявление свободомыслия. У Екатерины IIбыли объективные причины опасаться нежелательных для себя последствий распространяемого Новиковым в России просвещения. Она боялась и деятельности московских масонов, их связей с заграницей и наследником, будущим императором Павлом I. Но ведь не сочла же она необходимым по отношению к кому-то другому, кроме Новикова, применить такие суровые меры. Даже в сравнении с мерой наказания, определенной Радищеву («десятилетнее безысходное пребывание в Сибири»), прямо призывавшему к свержению самодержавия, жестокость, проявленная по отношению к Новикову («15 лет Шлиссельбургскои крепости для покаяния в своих злодеяниях») не находит объяснения. Это противоречие было замечено еще Пушкиным, который сказал: «Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой ее смерти, Радищев сослан был в Сибирь».

Из всех московских друзей Новикова только трое самых видных масонов испытали царскую немилость — И. В. Лопухин, И. П. Тургенев и Н. П. Трубецкой. И. П. Тургенев и Н. П. Трубецкой были высланы в свои поместья, а И. В. Лопухин, сумев до слез растрогать императрицу описанием горя своего больного и старого отца, был оставлен ею в Москве. Сентиментальность и жестокость одинаково были присущи этой женщине. Действительно ли масонов опасалась Екатерина? В чем истинная причина решения императрицы подвергнуть Новикова аресту и заключению в Шлиссельбургскую крепость?

В соответствии с указом Екатерины от 1 августа 1792 года Новиков официально обвинялся прежде всего как руководитель масонской ложи мартинистов, которая проводила «тайные сборища», где якобы выражалось повиновение ордену розенкрейцеров и подчинение герцогу Брауншвейгскому в нарушение законной власти, и вела переписку с немецкими масонами во время «недоброхотства» Пруссии к России, чем нарушала верноподданническую присягу. Кроме того, Новикову вменялось в вину, что он издавал и продавал «непозволяемыя, развращенныя и противныя закону православному книги». Последнее обвинение прямо было направлено против просветительской деятельности писателя. В своих показаниях Новиков полностью опроверг

Давняя неприязнь Екатерины к московским масонам в какой-то степени могла быть объяснена тем, что она видела в них угрозу своей власти, особенно в их связях с Павлом, но, как известно, русские масоны никогда не ставили своей целью свержение существующего правительства. «Будь верен правительству и повинуйся законам» — одна из первых заповедей масонского катехизиса. Милостивое отношение Екатерины к московским масонам свидетельствует, что истинная вина Новикова заключалась не в его принадлежности к масонам, а в его общественной и просветительской деятельности. Многие дореволюционные исследователи жизни и творчества Новикова — М. Н. Лонгинов, В. А. Боголюбов, С. Г. Усова — придерживались единого мнения: Новиков был осужден за свою общественную деятельность. Его активная гражданская позиция в деле помощи голодающим крестьянам была непонятна и неприятна Екатерине, так же как и вся его издательская и просветительская деятельность, независимая от ее осуждения или одобрения.

Императрица умела ценить ум и талант, понимала и могла простить человеческие слабости и ошибки. Вспомним ее отношение к Г. Р. Державину. Великий поэт был и вельможей, и царедворцем. Новиков же, не занимая места на лестнице дворянской иерархии, поставил себя вне пределов императорских гнева и милости. И это в России, где традиционно существовало непререкаемо всесильное самодержавие и где законы всегда были нужны только затем, чтобы освящать «государеву волю». Не исключается в отношении Екатерины к Новикову и мотив глубокой личной неприязни, которую она питала к нему еще с далеких времен, когда на страницах «Трутня» Николай Иванович вел язвительную и остроумную полемику против «Всякой всячины». Императрица боялась и ненавидела Новикова и расправилась с ним не только как с неугодным ей просветителем и писателем, но и как с человеком, который осмелился сохранить внутреннюю свободу духа.

Многолетнее нравственное противостояние высокоинтеллектуальной, гуманной личности и самодержавной власти закончилось полной победой последней.

На четыре года Авдотьино осиротело. Период его расцвета закончился. Теперь ему предстояли долгие годы постепенного запустения.

АВДОТЬИНСКИЙ ЗАТВОРНИК

Трудны были переходы его жизни, но он всегда оставался самим собой.

С. Н. Глинка. Записки

Екатерина II умерла 6 ноября 1796 года. На следующий день новый российский император Павел I подписал указ об освобождении политических узников. Первым в списке получивших свободу стояло имя Николая Ивановича Новикова.

19 ноября 1796 года обитатели Авдотьина увидели приближавшуюся к имению почтовую кибитку. Новиков вернулся в разоренное Авдотьино. В «рваном тулупе, дряхлый, старый и согбенный человек» — таким увидели его дети, родные и друзья. Его друг доктор выглядел намного бодрее. Трое детей Николая Ивановича, его брат, друг Семен Иванович Гамалея, Мария Ильинична Шварц с детьми — все окружили прибывших. Крестьяне также выражали свою радость.

Всем им пришлось пережить тяжелые годы. 17 декабря 1792 года в имении была произведена опись, а 25 ноября 1795 года был оглашен новый указ Екатерины о продаже новиковского имения с публичных торгов, которые, правда, удалось отсрочить.

Поначалу появление хозяина вселило надежду, но Николай Иванович едва успел осмотреться и отдохнуть с дороги, как в Авдотьино примчалась фельдъегерская тройка: новый император требовал бывшего узника к себе. Новиков отправился в последнее длительное путешествие из Авдотьина в Петербург. О чем думал он в течение нескольких дней переезда?

Первые недели царствования Павла I во многих вселили надежды на либеральные перемены. Царь отменил назначенный Екатериной II рекрутский набор, заявил, что не будет вести завоевательные войны, разрешил всем подданным письменно обращаться лично к нему, освободил политических заключенных.

Восхищенный Павлом, Карамзин написал: «Началом ты пленил сердца». Однако восторги быстро иссякли. Вместо мудрого правителя на российском троне оказался человек, склонный к деспотической форме правления. Его нетерпеливой требовательности безусловного повиновения была неприятна спокойная, полная внутреннего достоинства манера Новикова. Павлу не понравилось, что Новиков не поспешил выразить ему благодарность за освобождение. Да и продолжалось это странное свидание недолго. Дав туманное обещание помогать ему, царь отпустил Новикова и забыл о нем навсегда. Интересно отметить, что в памяти авдотьинских крестьян долго хранилось воспоминание об этой встрече. И в 1894 году крестьяне рассказывали Ярцеву наряду с другими легендами и легенду о том, что якобы Новиков во время свидания с Павлом предсказал царю скорую смерть.

Союз верховной власти и просвещения не получился и на этот раз. Но свидание явилось причиной появления слухов о возможном возвращении Новикова к активной общественной деятельности. В письме брату 17 декабря 1796 года Карамзин писал: «Государь хочет царствовать правдою и милосердием и обещает подданным своим благополучие; намерен удаляться от войны и соблюдать нейтралитет в рассуждениях воюющих держав. Трубецкие, И. В. Лопухин, Новиков награждены за претерпение; первые пожалованы сенаторами, Лопухин сделан секретарем при императоре, а Новиков, как слышно, будет университетским директором. Вероятно, И. П. Тургенев будет также предметом государевой милости, когда приедет в Петербург». В этом письме все верно, кроме предположения о дальнейшей судьбе Новикова. Новиков не станет университетским директором, не будет продолжать свою просветительскую и общественную деятельность, не будет жить в Москве. А вот его бывшие друзья и единомышленники — братья Трубецкие, И. П. Тургенев, И. В.Лопухин — очень скоро вновь примут деятельное участие в общественной жизни. Дом И. П. Тургенева (Тургенева, в чью честь когда-то звучали стихи и песни на берегу Северки) в Петроверигском переулке (д. № 4) станет одним из культурных центров Москвы, где будут собираться умнейшие и образованнейшие писатели.

Неизвестно, встречался ли Новиков с друзьями в тот период. Ведь начиная с 1796 года он почти безвыездно жил в Авдотьине. Всего три раза — весной 1805-го, в 1806 и 1808 годах по делам имения он на короткие сроки приезжал в Москву, и очень маловероятно, что бывшие единомышленники посещали его в Авдотьине.

Новиков жил в Авдотьине замкнуто и, видимо, не испытывал желания встречаться с соратниками по прошлой общественной и книгоиздательской деятельности, ни тем более заводить новые знакомства, особенно с теми, кто занимал в дворянской иерархии более высокое положение. Вот как ответил Новиков в 1799 году А. Ф. Лабзину, когда-то сотрудничавшему в его журналах, когда тот передал ему желание Ф. В. Ростопчина — будущего московского генерал-губернатора познакомиться с ним: «Не вижу ни малейшей возможности к сближению нас, хотя бы того и желал, ибо он весьма высок, а я весьма низок и проч... так что между нами весьма великое расстояние пустоты. Чем же ее наполнить? Исканием? (В XVIII в. слово искать означало заискивать, т. е. в данном случае искать милостей от вельможи.— Авт.) Но я никогда не искал, не учился тому и не умею. Дряхлость и припадки мои не позволяют мне разъезжать, а неужели мне от него ожидать посещений? — Он в Москве не живет и я не живу; он в деревне и я в деревне. Его сфера знакомства знатная, великочиновная, а моя малая и весьма бедная и короткая; то как же нам сойтись?., тем паче, что я опубликован обманщиком и бездельником...» Какая затаенная обида и боль вдруг неожиданно прорвались в последних строчках письма! Силой обстоятельств этот человек, наделенный от природы умом, кипучей энергией, способностями организатора, не имел возможности в конце жизни найти применение ни одному из своих талантов.

Наверное, сознание вынужденной бездеятельности угнетало Новикова. Еще в 1788 году он написал другу Н. Л. Сафонову: «Помни, кто сидит или лежит, тот нейдет, а мы на то и родились, чтобы шли». Теперь ему было некуда идти. После долгих лет, наполненных активной общественной деятельностью и общением, пришли годы уединения, почти отшельничества. Не было уже бывшего «властителя дум», смелого, энергичного просветителя и издателя, был помещик, задавленный долгами, хозяйственными заботами, воспитанием детей. В этой скромной жизни писание писем по вечерам и встречи с немногими друзьями были одной из самых больших радостей.

Кто же входил теперь в круг его знакомых, кто были те люди, которые продолжали посещать Новикова в его деревенском уединении? Всех их, несмотря на разнообразие интересов и общественного положения, объединяло стремление к добру и нравственному совершенствованию .

Во-первых, это был Григорий Максимович Походя-шин, бывший офицер и сын богатого владельца заводов, главный кредитор Новикова в деле организации помощи голодающим, который разорился на этом и умер в бедности, но до последних дней оставался верным почитателем Новикова. Это были Федор Павлович Ключарёв — московский почт-директор и писатель, Дмитрий Павлович Рунич — тоже московский почт-директор, Харитон Андреевич Чеботарев — библиотекарь и профессор Московского университета по кафедре российской словесности, масон, председатель «Общества истории и древностей российских» и его зять профессор Московского университета по кафедре патологии, терапии и клиники Матвей Яковлевич Муд-ров, один из учителей великого русского ученого, основоположника научной хирургии Н. И. Пирогова.

Матвей Яковлевич, выдающийся врач-терапевт, сыграл большую роль в развитии русской медицины. Он познакомился с Новиковым еще в студенческие годы в доме И. П. Тургенева. Мудров приобрел широкую известность тем, что оказывал неимущим бесплатную медицинскую помощь. Будучи близко знакомым с семейством Муравьевых, он через А. Г. Муравьеву, первую из жен декабристов, уехавших в Сибирь, посылал в читинскую больницу медикаменты и лекарства. Мудров умер в 1831 году в Петербурге во время эпидемии холеры, как писал его современник, «он пал от оной жертвой своего усердия».

Из расположенной недалеко от Авдотьина Марьин-ки приезжали соседи: граф Бутурлин с сыном Дмитрием — будущим известным библиофилом, который впоследствии рассказывал Петру Вяземскому, что у Новикова был секретарем молодой человек из крепостных, которому он дал некоторое образование и который и обедал всегда за одним столом со своим барином. Однажды летом старый Бутурлин, приехав в Авдотьино, не увидел молодого человека и спросил, где же он? «Он совсем избаловался,— ответил Новиков,— и я отдал его в солдаты». «Вот вам и мартинист, передовой человек!» — заключил Вяземский, который умел замечать и не прощать недостатки своих друзей и знакомых.

У нас нет оснований сомневаться в том, о чем свидетельствуют современники. Можно лишь добавить, что в памяти авдотьинских крестьян этот эпизод не сохранился, иначе не называли бы они своего хозяина «наш ангел» в беседах с первыми биографами писателя. И второе, мы не знаем меры вины этого человека, к которому Новиков счел возможным применить столь строгое наказание.

Еще в период издательской деятельности Новиков уделял большое внимание проблемам рационального ведения сельского хозяйства и всему, что с ним связано. Название одного из многочисленных журналов, издаваемых Новиковым,— «Покоящийся трудолюбец» — ныне очень подошло бы к характеристике самого Новикова. В заботах по усадьбе у него был хороший помощник — изданный в свое время самим Новиковым журнал «Экономический магазин». Хотя он не мог в своем имении заложить чудо-сады, развести в прудах диковинных рыб и вырастить невиданные ранее овощи и фрукты, какие имелись в болотовском селе Дворянинове Тульской губернии, но к обязанностям помещика-хозяина относился с большой ответственностью и любовью. Вот отрывок из письма от 23 января 1808 года М. П. Рябову — родственнику Новикова: «Прошу сделать одолжение прислать мне в марте месяце воздушных (т. е. не тепличных.— Авт.) ваших яблоней и груш, полученных из Курска черенков лучших сортов, а особливо называемых Гетманских и тех, о коих вы сказывали, что похожи на ранеты, только прошу каждый сорт связать особо и приложить ярлык с названием его. Также, чтоб черенки не очень тонки и завернуты в войлок потолще и прислать по почте, подписав на мое имя прямо в Бронницы Московской губернии, чем меня много одолжите. Вот и все».

А вот другое письмо — Д. П. Руничу:

«Любезный друг, Дмитрий Павлович!

Искренне сердечно благодарю Вас, и все наши инвалиды также благодарят за посещение Ваше. Мы все Вас любим искренним сердцем и от Вас требуем, чтобы Вы любили нас столько, сколько и мы Вас любим. Однако, любезный друг, будьте поосторожнее, и Катерине Ивановне (Рунич) не очень об этом сказывайте, сколько Вы нас любите, чтобы она не стала ревновать. Посылаю деревенского гостинца, который прошу поднести Катерине Ивановне, с Вами не посылал для того, что не хотел Вас отягощать. Гостинец сей состоит из следующего: бутылка вишневки, бутылка черной смородиновки, бутылка малиновки, а всего 7 бутылок. Наливки извольте во здравие кушать, а бутылки и прежние и нынешние извольте со временем возвратить. Наталья Ильинична у нас очень сердита и бывает недовольна, когда бутылок не возвращают». А вот отрывок из другого письма к своему племяннику, где Новиков, вспомнив сатирические рецепты, которые когда-то давал он своим читателям, предлагает шуточный рецепт, «чтобы лечить покорностью упрямство». Для этого, пишет Новиков, «надлежит взять чистого смирения, такое же количество, как и покорности... соединить в мельчайший порошок до неразделимости, потом взять скромности и все налить светлою водой, настоянную любовью, осторожностью и опытами».

Эти письма трогают мягким юмором, теплотой, проявлением заботы и внимания к близким. Такой же добротой и взаимной симпатией была, по-видимому, проникнута и атмосфера, царившая в Авдотьине в то время. Жизнь там определялась сменой времен года, каждый день шел привычным порядком. Вот как описывает жизнь Н. И. Новикова в Авдотьине в этот период его первый биограф М. Н. Лонгинов:

«Он вставал в четвертом часу утра, выпивал чашку чая, садился к письменному столу, на котором зажигались четыре восковые свечи, и принимался за письма или чтение, что и продолжалось до восьми часов. За обед садились в первом часу. Новиков был очень умерен в пище: за обедом он любил поговорить о том, что читал утром. После обеда Новиков отдыхал часа полтора или два, что делал и во время редких выездов своих в гости к друзьям. В седьмом часу пили чай в особой комнате, под кабинетом Новикова. В промежутках этого времени Новиков гулял ежедневно в саду, занимавшем до двенадцати десятин. Часто ходил он по деревне, или на гумно, или на суконную фабрику, существовавшую одно время в Авдотьине. За ним ходил обыкновенно мальчик, носивший запас мелких пряников, которые он раздавал детям, бежавшим к не-

му навстречу с веселым криком: «Барин идет». Когда позволяло здоровье, Новиков любил работать в саду и находил, что эти работы очень укрепляют его; любил лечить своих крестьян тогдашними универсальными лекарствами, много заботился об украшении церкви в своем селе и очень много читал и писал, иногда сам, иногда диктовал дочери Вере. Насколько велика была нужда, видно из того, что иной раз Новиков просил одолжить ему на время мелкие суммы в несколько десятков рублей или в сотню».

Новиков часто жаловался на то, что у него осталось мало друзей, «люди нас оставили», говорил он, и те друзья, которые сохранились верными, были не настолько состоятельными, чтобы всегда выручать Новикова из долгов. Было немало у Новикова и своих должников, и иной раз крупных, как, например, семейство покойного архитектора Баженова (умершего в 1799 г.), которое должно было Новикову свыше 4 тысяч рублей, но собрать долги он и не надеялся, хотя в иные трудные минуты и просил усиленно об уплате ему долга.

Все тревоги и несчастья — болезни, нужду, неурожаи и т. п. Новиков старался переносить бодро, иной раз с шуткой. Часто приятелям он предлагал в шутку рецепт «элексир универсалиссиме» от разных горестей, вроде следующего: «На все происшествия с вами, любезный друг, внутри и снаружи рецепт один: терпение, покорность, преломление собственной воли и проч. и проч.; все смешав, употреблять поутру и вечеру по столовой ложке».

В эти годы Новиков достроил пять кирпичных крестьянских домов, которые не успел закончить до своего ареста. Он собирался поставлять сукно в армию и для этого увеличил количество ткацких станков. К сожалению, с этой затеей ничего не получилось. В 1803 году Новиков занял в Опекунском совете Московского Воспитательного дома 7500 рублей серебром (под залог 150 крепостных), потом получил еще 3000... Обесценивание бумажных денег увеличило долг в два с половиной раза. Неурожаи и расширение суконной фабрики, которая не принесла дохода, лишили его возможности уплатить долг в срок. Он был вынужден покупать зерно, чтобы прокормить своих крестьян. «Хозяйственные мои обстоятельства становятся мне все тягостнее и тягостнее»,— признается он в письме к Ключареву в 1807 году.

Но несмотря на бедственное материальное положение и болезни свои и близких (Авдотьино он так и называет «моя больница»), Новиков не терял интереса к окружающему миру. В том же 1807 году после заключения Тильзитского мира он писал одному из друзей: «С французами заключен мир, весьма выгодный и полезный для России, с чем и поздравляю».

Война 1812 года застала Новикова в родном Авдотьине. Больному и старому Новикову, обремененному больными детьми и стариками (кроме Гамалеи на его попечении были вдова брата, умершего в 1799 г., и вдова Шварца), некуда было уезжать.

Остались в своих домах и авдотьинские крестьяне. Так же, как крестьяне других, занятых французами деревень, авдотьинцы участвовали в партизанских действиях против наполеоновской армии. В Бронницком уезде крестьянские партизанские отряды объединили до 2 тысяч человек. Они неоднократно нападали на большие партии противника и разбивали их. История сохранила нам имена наиболее отличившихся крестьян-партизан из Бронницкой округи. Среди них есть фамилии Кондратьев, Тимофеев, совпадающие с фамилиями новиковских крестьян, которые мы знаем по описи. Нельзя точно сказать, что это были именно авдотьинцы, но такое предположение не исключено. А вот о чем можно говорить с уверенностью, так это о необычайном обращении авдотьинских крестьян с пленными. Обессиливших и голодных французских солдат приводили в Авдотьино, там их кормили, снабжали теплой одеждой, а затем под конвоем отводили в Бронницы к военному коменданту. Гуманизм к врагу они проявляли под влиянием своего хозяина. Так еще раз проявились мужество и милосердие Новикова.

Война 1812 года закончилась великой победой русского народа. Когда неприятель был изгнан из пределов России, император Александр издал манифест, в котором давал обет воздвигнуть в Москве храм во имя Христа Спасителя. Проект храма поручили подготовить молодому архитектору Александру Лаврентьевичу Витбергу. В один из приездов в Авдотьино в 1816 году Мудров привез с собой А. Л. Витберга, только что закончившего этот проект. Храм намечалось соорудить на Воробьевых горах. Проект Витберга, исполненный религиозной "поэзии и состоявший в том, чтобы, используя архитектурные формы, выразить дух народа, не мог не заинтересовать Новикова, одобрившего его.

По замыслу Витберга главное здание храма — пантеон Славы должен был превосходить по своим размерам собор Святого Петра в Риме. На стенах галереи в нижнем ярусе здания предполагалось разместить хронику войны 1812 года с перечислениями имен всех погибших воинов. По краям галереи намечалось установить отбитые у неприятеля пушки. От храма до набережной Москвы-реки планировалось устроить величественные спуски. Однако в дальнейшем проект был отвергнут.

Витберг несколько раз посещал Авдотьино и в один из приездов сделал карандашный портрет Новикова, который является последним прижизненным портретом просветителя. Широко известен другой его портрет, написанный Д. Г. Левицким в Петербурге. На портрете, исполненном Витбергом, овал лица стал другим — вместо удлиненного округлым: или пополнел Новиков к старости, или это было следствием болезненного отека. Но черты лица те же: взгляд прямой и спокойный — в глаза собеседнику. Поредевшие волосы, как и прежде, зачесаны назад. И одет Новиков совсем не по-домашнему — на нем темный кафтан с белым батистовым галстуком. Наверное, Новиков всегда отличался в одежде особой строгостью и аккуратностью, потому-то и напоминал он когда-то княгине Дашковой немецкого пастора. Подлинник этого портрета хранится сейчас в Русском музее в Ленинграде.

Витберг позднее рассказал о посещениях Авдотьи-на в записках, написанных им в Вятке, куда он был сослан по ложному обвинению в растратах на строительство храма. В ссылке он познакомился с А. И. Герценом и также написал его портрет. Витберг, в частности, вспоминает, «что согласился позировать только Новиков, а Гамалею я не мог уговорить».

Семен Иванович Гамалея был и остался до самой смерти Новикова его самым близким и верным другом, разделившим с ним все долгие годы добровольного затворничества. Начиналась их дружба с совместной деятельностью в «Дружеском ученом обществе» и Типографической компании. Выпускник Петербургского университета, Гамалея, владея несколькими европейскими и восточными языками, перевел на русский много книг по философии, истории, богословию и медицине и был признанным авторитетом в области этих наук. Еще в 1776 году в Петербурге им была переведена с немецкого книга «Легчайший способ прививания оспы», которая стала ценным вкладом в развитие отечественной медицины и спасла многие тысячи человеческих жизней. Позднее Гамалея, прославившийся своей образованностью и бескорыстием, был приглашен на службу белорусским генерал-губернатором 3. Г. Чернышевым и в 1782 году вместе с ним приехал в Москву. Вскоре он, однако, ушел с поста правителя канцелярии московского главнокомандующего и всецело посвятил себя просветительской и издательской деятельности. Среди друзей, высоко почитавших его исключительные душевные качества, был и будущий автор «Истории государства Российского».

С конца 1780-х годов Гамалея почти постоянно жил у Новикова в Авдотьине. После заключения Новикова в Шлиссельбургскую крепость Прозоровский несколько раз учинял Семену Ивановичу допросы, но все же оставил его на свободе. Все четыре года отсутствия Новикова Гамалея заменял его осиротевшим детям отца. Живя в Авдотьине, он продолжал заниматься переводами, но у него всегда оставалось время для страждущих и нуждающихся в помощи и внимании. Каждое утро к дому на берегу Северки приходили бедные и нищие, и Гамалея, выйдя на крыльцо, беседовал с ними, раздавал им, если сам имел, мелкие деньги. Современников восхищал этот человек, живший по самым строгим заповедям христианства. Историк В. О. Ключевский сказал о нем: «Я недоумевал, каким образом под мундиром канцелярского чиновника, и именно русской канцелярии, мог уцелеть человек первых веков христьянства».

Гамалея никогда не позволял себе сердиться на кого-либо и только одну непримиримую войну вел в течение всей жизни — против своего собственного порока — нюхания табака: он считал, что отбирает от бедных те пятнадцать рублей, которые тратит ежегодно на его покупку. За долгую и безупречную службу хотели его наградить 300 душами крепостных. Он отказался по той причине, «что со своей душой не умеет справиться». Слуге, укравшему у него пятьсот рублей и пойманному с поличным, он отдал деньги и «отпустил с Богом», подобно священнику из романа В. Гюго «Отверженные», который в сходной ситуации возвратил похищенные героем романа ценности и тем спас его от суда и каторги. Справедливо заметил историк В. О. Ключевский, что людям, подобным Гамалее, подобает «житие», а не биография. «Нюхать табак и есть картофель не грех, а грех ненавидеть своего ближнего, завидовать, желать зла»,— пишет Новиков, как бы продолжая разговор со своим другом. Наверное, беседы эти проходили все больше по вечерам, возможно, в воскресенья и праздники, после посещения церкви Тихвинской богоматери: ведь остальные дни были отданы труду и хозяйственным заботам.

До конца дней в Новикове жила страстная любовь к книге. Несмотря на скудность средств, он то и дело обращался в письмах к друзьям с просьбой достать какую-нибудь редкую книгу для пополнения библиотеки. Если книгу не удавалось приобрести в собственность, Новиков вместе с Гамалеей переписывали ее.

В 1815 году Карамзин, собираясь ехать из Москвы в Петербург для печатания «Истории государства Российского», посетил Авдотьино. Лонгинов, ссылаясь на изустный рассказ графа Д. Н. Блудова, пишет, что между ним и Новиковым произошел разговор «о путях познания Бога, природы и человека». Их мнения на эти проблемы оказались различными, «что, впрочем, не помешало тому, что они расстались в лучших отношениях».

Для Новикова наступили годы полного разорения, болезней, тревог и огорчений. Все чаще в его письмах стало появляться изображение креста: им обозначал Новиков жизненные невзгоды и страдания. В письме к Ключареву есть такие строки: «Истинные + + + весьма огненны». Из-за дрожания рук он уже не мог писать письма сам, их писала младшая дочь Вера, которая до последних дней была ему опорой и утешением и которую он ласково называл «мой секретарь». Вот что мы знаем о последних днях Новикова и обстоятельствах его смерти со слов М. Н. Лонгинова: «3 июля 1818 г. с ним случился удар, а через три дня

Новиков потерял память. Но он прожил еще более трех недель в совершенно безнадежном и бессознательном положении. В таком состоянии скончался он в 4 часу пополуночи 31 июля 1818 г. Ему было от роду 74 года, 3 месяца, 4 дня. 2 августа тело Новикова было похоронено в церкви села Тихвинского-Авдотьина, им сооруженной». И упомянув о могиле Новикова, Лонгинов прибавляет: «Тот, кто чтит подвиг добра и любит отечество, не останется равнодушным при виде этой скромной могилы». «Подвигом добра» можно назвать всю жизнь Николая Ивановича Новикова.

После смерти просветителя Карамзин в специальной записке, поданной на имя императора Александра I, напоминая о былых заслугах писателя и просветителя и желая предотвратить продажу Авдотьина с торгов, осмелился просить о материальной помощи для его осиротевших детей. Ответом ему было молчание. Ав-дотьино было продано с торгов.

Надо добавить, что к чести нового владельца имения Лопухина, последний оставил в Авдотьине всех многочисленных обитателей господского дома, которые позднее там и умерли. К 1829 году уже никого из прямых потомков просветителя не было в живых.

Память о Николае Ивановиче Новикове сохранилась в воспоминаниях его далеких потомков и благодарных сограждан. Почти сто лет назад, в 1894 году, когда отмечалось 150-летие со дня рождения просветителя, русский читатель получил возможность подписаться на факсимильное издание книг, изданных в типографиях Новикова. В 1994 году исполнится 250 лет со дня рождения просветителя, писателя, издателя, журналиста Новикова. Сегодня мы еще мало знаем о нем. Люди, подобные Новикову, приходят к нам из прошлого, чтобы послужить связующим звеном в духовной жизни поколений. Авдотьино-Тихвинское ждет своего возрождения.

Маршрут

Электричкой с Павелецкого вокзала до станции Барыбино (57 км). Далее автобусом № 56 от привокзальной площади до села Большое Алексеевское (20 км);

машиной по Каширскому шоссе до указателя «Ст. Барыбино» (53-й км), поворот налево, далее по местному шоссе через населенные пункты Барыбино, Ляхо-во, Кишкино до Авдотьина.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Барановская М. Ю Белявский М. Т. Белявский М. Т.

Белявский М. Т., Янин В. Л.

Боголюбов В. А. Болдин В. И.

Будяк Л. М. Жилин П. А. Западов А. В. Земенков Б. С.

Земенков Б. С. Иванов М. Карамзин Н. М.

Кацпржак Е. И., Толстяков А. П.

Ключевский В. О.

Лонгинов М. Н. Лонгинов М. Н.

Макогоненко Г. П. Некрасов С. М.

Два неизвестных портрета Николая Ивановича Новикова//Прометей. 1966. № 1. Опись селу Тихвинскому, Авдотьино: Археографический ежегодник за 1973 г. М., 1974. Новиковское Авдотьино в 1792 году: Сб. Проблемы истории общественного движения и историографии. М., 1971.

Московский университет — Н. И. Новиков — Авдотьино // Вестник Московского университета. Серия «История». 1968. № 1. Николай Иванович Новиков и его время. М., 1916.

В подарок любезным детям // Заря коммунизма (г. Ступино Московской области). 1989. 4 мая. Новиков в Москве и Подмосковье. М., 1970. Отечественная война 1812 года. М., 1988. Новиков. М., 1968.

Авдотьино. Литературные места. Вып. II. Подмосковные. М., 1946. Памятные места Москвы. М., 1959. Северские перекрестки//Москва. 1966. № 7. Записки о Новикове: Избранные сочинения: В 2 т. М.; Л., 1964. Т. 2.

Из неизданных писем Николая Ивановича Новикова: Исследования и материалы. М. 1984. Сб. 49.

Воспоминания о Николае Ивановиче Новикове и его времени: Сочинения. М., 1959. Т. 8. Новиков и московские мартинисты. М., 1867. Посещение села Авдотьина-Тихвинского, принадлежащего Н. И. Новикову//Русский вестник. 1858. Т. 18. № 22.

Николай Новиков и русское просвещение XVIII века. М.; Л., 1951. Сквозь жар души, сквозь хлад ума. Л., 1987.

Новиков Николай. Новиков Н. И. Осокин В. Н.

Нефедов А. В. На берегу северских вод//Ленинское знамя

(г. Ступино Московской области). 1989, 18 марта.

Избранное. М., 1983. Избранные сочинения. М.; Л., 1951. Жемчужины Подмосковья. М., 1972.

Памятники архитектуры Московской области: В 2 т. Т. 2. М., 1975.

Подмосковные памятные места в истории русской культуры XVI — XIX вв. М., 1962.

Проблемы русского просвещения в литературе XVIII века: Сборник. М.; Л., 1961.

Пыляев М. И. Старая Москва. Спб., 1891.

Тарунов А. М. Здесь жил Новиков//Строительство и архитектура Москвы, 1983. № 9.

Усова С. Г. Н. И. Новиков, его жизнь и общественная деятельность. Спб., 1892.

Федорова Л. Русские писатели в Москве. М., 1977.

Форш О. Д. Радищев. Л., 1986.

Янин В. Л. 150-летию со дня смерти Н. И. Новикова//

История СССР. 1968. № 4.

Ярцев А. А. Поездка в родовую вотчину Н. И. Новикова//

Исторический вестник. 1894. № 11.

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Оглавление

Поездка в вотчину Новикова

«УТРЕННИЙ СВЕТ» 1

РЕВНИТЕЛЬ РУССКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ

НОВИКОВСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ

ДЕРЕВНЯ БЛАГОПОЛУЧНАЯ

ТИХВИНСКИЕ ПРАЗДНИКИ

КРИК ВОРОНА

АВДОТЬИНСКИЙ ЗАТВОРНИК

Маршрут

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ИЛЛЮСТРАЦИИ