«Дезинтегратор» Немора [Артур Игнатиус Конан Дойль] (fb2) читать онлайн

- «Дезинтегратор» Немора (а.с. Профессор Челленджер -4) 390 Кб, 15с. скачать: (fb2)  читать: (полностью) - (постранично) - Артур Игнатиус Конан Дойль

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Дезинтегратор» Немора Научно-фантастический рассказ А. Конан-Дойля

Профессор Чэлленджер был скверно настроен. Стоя у дверей его кабинета, я выслушал следующий монолог. Голос профессора гудел и разносился по всему дому:

— Да, нечего сказать, второй ошибочный звонок. Второй за сегодняшнее утро! Вы воображаете, по-видимому, что человека науки полагается отвлекать от важной работы постоянным вмешательством какого-то идиота, сидящего на конце телефонного провода? Я не потерплю этого! Тотчас же пошлите за управляющим! Ну, почему вы как следует не управляете?

— Вы ухитряетесь систематически отвлекать меня от работы, все значение которой не под силу вашему пониманию. Я желаю говорить с суперинтендентом. Он отсутствует? Так и надо было ожидать. Я привлеку вас к суду, если это снова повторится. Ведь выносили же обвинительный приговор поющим петухам. Я сам добился их осуждения. А если им, так почему же и не звонкам, если они без толку трезвонят? Все обстоятельства дела ясны. Письменное извинение? Очень хорошо, я рассмотрю его. Доброго утра!

В этом месте монолога я осмелился войти в кабинет. Момент оказался весьма неблагоприятным. Я предстал пред Чэлленджером как раз, когда он повернулся от телефона. Огромная черная борода ощетинилась, внушительная грудь высоко вздымалась от негодования, высокомерные серые глаза уничтожали меня в то время, как он изливал остатки своей злобы.

— Дьявольские, ленивые негодяи, зря им деньги платят! — гудел он, — Мне было слышно, как они смеялись, пока я излагал мою вполне справедливую жалобу. Они сговорились изводить меня. А тут еще являетесь вы, мой юный друг, чтобы завершить это злополучное утро. Разрешите спросить: вы здесь по собственному почину или же ваша редакционная рвань поручила вам проинтервьюировать меня? Как друг, вы пользуетесь особыми привилегиями, но если вы явились как журналист, я вас выставлю за дверь.

Я шарил в своем кармане, ища письмо Мак-Эрдля, как вдруг в памяти Чэлленджера всплыла еще одна свежая обида. Он порылся большими волосатыми руками в наваленных на письменном столе бумагах и, наконец, извлек оттуда газетную вырезку.

— Вы были достаточно добры, упомянув обо мне в одном из ваших недавних ночных творений, — сказал он, потрясая вырезкой. — Вы начали один из абзацев словами: «Профессор Дж. Чэлленджер, один из наших величайших современных ученых…»

— Ну, и что же, сэр? — спросил я.

— К чему эти одиозные определения и ограничения? Не назовете ли вы мне тех других выдающихся людей науки, которых вы ставите наравне со мной ила даже выше меня?

— Я плохо выразился. Конечно, мне следовало сказать: «наш величайший современный ученый», — согласился я. — По существу таково было и мое искреннее мнение.

Слова мои сразу привели его в хорошее настроение.

— Мой дорогой друг, не думайте, что я слишком требователен, но человек, окруженный, как я, сварливыми и бездарными коллегами, вынужден становиться на свою собственную защиту. Самоутверждение чуждо моей натуре, но мне приходится отстаивать себя против оппозиции. Присаживайтесь. Какова цель вашего посещения?

Надо было умело подойти к ней, ибо я знал, что достаточно малейшей неловкости и лев снова зарычит.

Я вскрыл письмо.

— Можно мне, сэр, прочесть вам это письмо? Оно от моего издателя Мак-Эрдля.

— Припоминаю этого человека. Недурной образчик своей породы.

— Он, во всяком случае, глубоко восхищается вами и, нуждаясь в высококвалифицированном специалисте для расследования какого-либо вопроса, каждый раз неизменно обращался к вам.

— Что ему угодно? — Поддавшись на мою лесть, Чэлленджер напыжился, словно распустивший хвост павлин. Он уселся, положив локти на стол, сложил свои руки гориллы, выставил вперед бороду и благосклонно устремил на меня большие серые глаза, полуприкрытые приспущенными веками.

— Я прочту вам эту адресованную мне записку. Гласит она так: «Пожалуйста повидайте нашего высокоуважаемого друга, профессора Чэлленджера и попросите его содействия в следующих обстоятельствах. Некий джентльмен по имени Теодор Немор, живущий в Хампстэде, утверждает, что он изобрел совершенно необычайную машину, способную разложить любой предмет, помещенный в сфере ее влияния. Материя растворяется и возвращается в свое молекулярное или атомное состояние. Путем обратного процесса ее можно собрать снова. Утверждение это кажется сумасбродным, однако, есть веские доказательства тому, что оно имеет под собой и некоторые основания. По-видимому, этот человек, действительно, наткнулся на какое-то замечательное открытие. Мне нет надобности распространяться о том, какую революцию произведет такое изобретение в жизни человечества, ни об его огромном значении в качестве могущественного орудия войны. Сила, могущая разложить на молекулы или атомы военный корабль, или превратить целый батальон, хотя бы только на время, в собрание атомов, получила бы господство над всем миром. Следует, не теряя ни мгновения, проникнуть в суть этого дела. Данный человек ищет широкой огласки своего открытия, так как стремится продать его. Поэтому получить доступ к Немору будет легко. Прилагаемая мною карточка откроет вам его двери. Мне бы хотелось, чтобы вы и профессор Чэлленджер навестили его, ознакомились с его изобретением и написали для „Газеты“ обоснованный отчет о ценности этого открытия. Надеюсь сегодня вечером услышать о результате вашей поездки. Р. Мак-Эрдль».

— Вот полученные мною инструкции, профессор, — добавил я, складывая письмо. — Горячо надеюсь, что вы поедете со мной, ибо как смогу я с моими ограниченными способностями один разобраться в подобном вопросе?

— Верно, Мэлоун! Верно! — замурлыкал великий человек. — Хотя вы и никоим образом не лишены природного ума, но я согласен с вами, что такая умственная нагрузка окажется вам несколько не под силу. Эти безобразные люди, звонившие по телефону, уже нарушили мою утреннюю работу, а потому новая помеха вряд ли будет иметь существенное значение. Я занят ответом этому итальянскому шуту Мазотти, взгляд которого на личиночное развитие тропических термитов вызывает во мне улыбку и презрение. Но я могу отложить полное разоблачение этого шарлатана на вечер. А пока-что я к вашим услугам.

Так случилось, что в то октябрьское утро я оказался вместе с профессором Чэлленджером в вагоне подземной дороги. Мы неслись в северную часть Лондона навстречу, как потом оказалось, одному из самых странных переживаний в моей жизни.

Прежде чем покинуть дом Чэлленджера, я удостоверился по телефону, что интересовавший нас человек — дома, и предупредил его о нашем приезде. Он жил в комфортабельной квартире в Хампстэде и заставил нас дожидаться почти целых полчаса в приемной, пока он вел оживленный разговор с группой посетителей. Наконец, посетители прошли в переднюю и стали прощаться.

Входная дверь закрылась за ними и в следующий момент Теодор Немор вошел в приемную. Я как сейчас вижу его стоящего в лучах яркого солнца, потирающего длинные худощавые руки и разглядывающего нас умными желтыми глазами.

Это был толстый, небольшого роста человек, непонятно почему производивший такое впечатление, точно у него есть какой-то физический недостаток, — словно горбун без горба. Его широкая расплывчатая физиономия напоминала недопеченый пирог; она была такого же цвета и такая же рыхлая и влажная; на этом бледном фоне четко выделялись украшавшие ее угри и бородавки. Глаза у него были как у кошки, а над отвисшими мокрыми, слюнявыми губами торчали кошачьи же, жидкие, длинные, топорщившиеся усы. Вся физиономия его имела вульгарный и отталкивающий вид. Но над бровями начинался превосходной формы черепной свод, какой мне редко приходилось видеть. Даже шляпа самого Чэлленджера пришлась бы впору на эту великолепную голову. Если, судя по нижней части лица, Теодор Немор производил впечатление злонамеренного, гнусного субъекта, то, судя по верхней, его можно было причислить к великим мировым мыслителям и философам.

— Итак, джентльмены, — заговорил он бархатным голосом, с едва уловимым иностранным акцентом, — насколько я понял из нашей короткой беседы по телефону, вы приехали подробно познакомиться с дезинтегратором Немора. Не так ли?

— Совершенно верно.

— Позвольте спросить, являетесь ли вы представителями британского правительства?

— Вовсе нет, я — корреспондент «Газеты», а это — профессор Чэлленджер.

— Весьма уважаемое имя. Европейское имя!

Желтые клыки его блеснули в услужливо-приятной улыбке.

— Я только хотел сказать, что британское правительство потеряло представлявшуюся ему возможность. А что еще оно благодаря этому потеряло, оно обнаружит впоследствии. Возможно, что также и свое господство. Я готов был продать свое изобретение первому правительству, которое пойдет на мои денежные условия, и если изобретение мое попало уже в руки тех, к кому вы относитесь неодобрительно, вам остается винить самих себя.

— Так, значит, вы продали ваш секрет?

— За назначенную мною цену.

— Но секрет известен не только вам, но и другим лицам.

— Нет, сэр, — он дотронулся до своего большого лба. — Вот сейф, в котором надежно заперт этот секрет! Сейф лучше всякого стального, а целость его обеспечивает нечто лучшее, чем самый хитроумный ключ. Одни лица, возможно, знают одну часть тайны, другие — другую. Но никто в мире, кроме меня, не знает всей ее совокупности.

— А те джентльмены, которым вы продали ее?

— Нет, сэр. Я не настолько безрассуден, чтобы передать мои познания прежде чем мне выплатили их стоимость. Только тогда эти люди приобретают меня и перевозят сейф со всем его содержимым, — он снова похлопал себя по лбу, — куда пожелают. И я выполню мое обязательство. Честно и невзирая ни на что. — Он потер свои ладони, а его неизменная улыбка превратилась в злобный оскал.

— Вы меня простите, сэр, — загудел сидевший до сих пор в молчании Чэлленджер, на выразительном лице которого было написано крайнее неодобрение. — Прежде чем мы станем обсуждать ваше открытие, нам хотелось бы убедиться в самом наличии чего-то подлежащего обсуждению. У нас еще в памяти недавний случай с одним итальянцем, который предложил взрывать мины на расстоянии, а по проверке оказался злостным обманщиком. Ведь история зачастую повторяется. Прошу заметить, сэр, что я должен блюсти свою репутацию человека науки. Репутацию, которую вы были достаточно любезны охарактеризовать, как европейскую, хотя сам я имею все основания считать, что она не менее известна и в Америке. Предосторожность — необходимый атрибут науки, и прежде чем мы сможем серьезно рассмотреть ваше утверждение, вы должны предъявить нам реальные доказательства.

Немор кинул на моего спутника злобный взгляд своих желтых глаз, но нарочито благодушная улыбка еще шире расползлась на его физиономии.

— Вы оправдываете вашу репутацию, профессор. Мне неизменно приходилось слышать, что вас невозможно обмануть. Я готов продемонстрировать перед вами действие моей машины. Демонстрация эта не может не убедить вас. Но прежде чем мы приступим к ней, я должен сказать несколько слов об общем принципе моего изобретения.

Имейте в виду, что опытная установка, которую я устроил здесь, в моей лаборатории, — всего лишь модель, хотя в своих пределах она действует великолепно. Так, например, не встретилось бы никакого затруднения разложить вас и снова соединить. Моя модель — не больше чем научная игрушка. Только в том случае, если приложить ту же самую силу в крупном масштабе, можно будет достичь огромных практических результатов.

— Можно нам увидеть эту модель?

— Вы не только увидите ее, профессор, но и убедитесь в ее значении путем опыта над вашей собственной особой, если у вас хватит мужества подвергнуться ему.

— Если! — лев зарычал. — Ваше «если», сэр, звучит в высшей степени оскорбительно!

— Ну-ну! Я не имел намерения сомневаться в вашем мужестве. Я хочу только заметить, что предоставлю вам возможность воочию проявить его. Но сначала скажу несколько слов о тех основных законах, на которых зиждется мое изобретение.

Некоторые кристаллы, как, например, соль или сахар, если опустить их в воду, растворяются и исчезают. Вам даже не пришло бы на мысль, что они когда-либо находились там. Затем посредством выпаривания или каким-нибудь иным путем вы уменьшаете количество, воды. Глядь! Вот они кристаллы появились снова, опять стали видимыми и все такие же, как и прежде. Можете вы представить себе такой процесс, благодаря которому вы, существо органическое, таким же образом растворитесь во вселенной, а затем путем хитроумного способа установления прежних условий окажетесь снова соединенным?

— Эта аналогия неверна! — воскликнул Чэлленджер. — Если я даже сделаю такое чудовищное допущение, что наши молекулы могут быть рассеяны путем какой-то разъединяющей силы, почему они должны будут вновь соединиться в точно том же порядке, в каком они были раньше?

— Веское возражение. Я могу лишь ответить, что они действительно так и соединяются, все до самого последнего атома данной структуры. Существует невидимый остов и каждый кирпич попадает на свое должное место. Вы можете улыбаться, профессор, но ваша недоверчивость и ваша улыбка вскоре сменятся совсем иной эмоцией.

Чэлленджер пожал плечами.

— Мое время драгоценно, и если нам предстоит увидеть демонстрацию, я бы попросил вас перейти к ней без дальнейших церемоний.

— В таком случае будьте любезны последовать за мной, — ответил изобретатель. Он повел нас вниз по лестнице и через садик, расположенный за домом. В садике стоял довольно большой флигель, который он отпер, и мы вошли.

Внутри флигеля оказалась большая выбеленная комната с бесчисленными медными проводами, свисавшими фестонами с потолка, и огромным магнитом, установленным на пьедестале. Перед ним было нечто, с виду похожее на стеклянную призму в три фута длиной и около фута в диаметре. Направо от призмы на оцинкованном возвышении стояло кресло. А над ним был подвешен полированный медный колпак. И к колпаку и к креслу шли провода, сбоку же виднелось своего рода зубчатое колесо с нумерованными вырезами и обтянутая резиной рукоятка. Она торчала в вырезе, помеченном нулем.

— Дезинтегратор Немора, — проговорил странный человек, взмахом руки указывая на машину. — Это — модель, которой суждено стать знаменитой, ибо она изменит соотношение сил между отдельными нациями. Кто владеет ею — правит миром. Итак, профессор Чэлленджер, вы вели себя по отношению ко мне, так сказать, недостаточно вежливо и с некоторым неуважением. Не осмелитесь ли вы сесть в это кресло и не позволите ли мне продемонстрировать на вашем собственном теле свойства этой новой силы?

Чэлленджер обладал мужеством льва, и малейшее сомнение в этом тотчас же приводило его в ярость. Он кинулся к машине, но я схватил его за руку и удержал.

— Вы не сделаете этого! — сказал я. — Жизнь ваша слишком драгоценна! Это чудовищно! Что вам хоть сколько-нибудь гарантирует вашу безопасность? Наиболее родственный этому аппарат, когда-либо виденный мною — электрический стул в Синг-Синге.

— Моя гарантия безопасности заключается в том, что вы являетесь свидетелем, и этот субъект наверняка будет по меньшей мере арестован за убийство, если со мной что-либо случится.

— Жалкое утешение для мира науки, раз вы оставите неоконченной ту работу, которую никто кроме вас не может выполнить. По крайней мере позвольте мне попробовать первому, а затем, когда опыт окажется безобидным, вы можете последовать моему примеру.

Личная опасность никогда не остановила бы Чэлленджера, но мысль, что научная работа его может остаться незаконченной, сильно повлияла на него. Он заколебался и, прежде чем успел принять то или иное решение, я метнулся вперед и вскочил в кресло. Изобретатель на моих глазах взялся за рукоятку. Послышалось какое-то щелканье. Потом на мгновенье в глазах у меня все смешалось и затянулось пеленой. Когда зрение мое прояснилось, я увидел перед собой изобретателя все с той же отталкивающей улыбкой на лице, а через его плечо пристально глядел на меня Чэлленджер. С обычно румяных, как яблоко, щек профессора сбежала вся краска.

— Ну, продолжайте же! — сказал я.

— Все кончено! Вы великолепно соответствовали назначению моей машины, — ответил Немор. — Сойдите, а профессор Чэлленджер, без сомнения, с готовностью воспользуется своей очередью.

Никогда еще я не видел моего старого друга в таком смятении. Железные нервы на момент совершенно изменили ему. Дрожащей рукой он ухватился за мое плечо.

— Это — правда, Мэлоун! — произнес он. — Вы исчезли. В этом нет никакого сомнения. На миг возник туман, а потом пустота!

— Как долго я отсутствовал?

— Две-три минуты. Признаюсь, я ужаснулся. Не мог себе представить, что вы возвратитесь. Затем он щелкнул этим рычагом, если только это рычаг, перевел его на другой вырез, и вы вновь оказались в кресле, слегка изумленный, но в остальном такой же, как всегда. При виде вас я возблагодарил небо! — он обтер влажный лоб большим красным носовым платком.

— Пожалуйте, сэр! — сказал изобретатель. — Или, может быть, вам изменяет мужество?

Чэлленджер с явным усилием овладел собой. Потом, отведя в сторону мою протестующую руку, уселся в кресло. Рукоятка, щелкнув, переместилась на номер третий. Чэлленджер исчез.

Я ужаснулся бы, если бы не полное хладнокровие человека, управлявшего машиной.

— Интересный процесс, не правда ли? — заметил он. — Принимая во внимание устрашающую индивидуальность профессора, странно подумать, что сейчас он — молекулярное облако, повисшее в какой-то части этого здания. Теперь он, конечно, всецело в моей власти. Если я предпочту оставить его в висячем положении, ничто на свете не помешает мне это сделать!

— Я очень скоро нашел бы способ помешать вам.

Улыбка опять превратилась в злобный оскал.

— Неужели вы воображаете, что подобная мысль вообще могла прийти мне в голову? Подумать только — перманентное растворение великого профессора Чэлленджера, бесследно исчезнувшего в космическое пространство. Ужасно! Ужасно! Но вместе с тем он был менее вежлив, чем следовало бы. Не думаете ли вы, что небольшой урок…

— Нет, не думаю.

— Хорошо, назовем это курьезной демонстрацией. Нечто такое, что даст материал для интересной заметки в вашей газете. Так, например, я открыл, что волосы нашего тела, обладающие совершенно иной вибрацией, чем живые органические ткани можно по желанию включать в процесс разложения и обратного соединения, или же выключать из него. Мне было бы интересно увидать медведя без ощетиненной шерсти. Поглядите-ка на него!

Новое щелканье рычага. Мгновение спустя Чэлленджер вновь восседал в кресле. Но что за Чэлленджер! Что за остриженный лев! Разозлившись при виде сыгранной с ним шутки, я все же едва удерживался от хохота. Огромная голова его стала лысой, как у младенца, а подбородок — гладким, как у девушки. Теперь, когда он лишился своей величественной черной гривы, на нижней части его лица выпирали вперед челюсти, а вся внешность напоминала старого бойца-гладиатора, избитого и распухшего, с челюстью бульдога над массивным подбородком.

Было ли этому причиной выражение наших лиц, — не сомневаюсь, что гнусная усмешка изобретателя стала еще шире при виде этого зрелища, — или что-либо другое, но рука Чэлленджера взметнулась к голове и он осознал свой позор.

В следующий миг он выпрыгнул из кресла, схватил изобретателя за горло и повалил его. Зная непомерную силу Чэлленджера, я был убежден, что шутнику пришел конец.

— Ради бога, будьте осторожней! Если вы убьете его, мы никогда не сможем помочь вашему горю! — закричал я.

Довод этот подействовал. Даже в самые сумасшедшие моменты Чэлленджер всегда прислушивался к голосу рассудка. Он вскочил на ноги, потянул за собой и дрожащего изобретателя.

— Даю вам пять минут! — произнес он, задыхаясь от ярости. — Если через эти пять минут я не стану таким, каким был, я вытряхну всю жизнь из вашего негодного, жалкого тела!

С разъяренным Чэлленджером небезопасно было спорить. Самый мужественный человек в страхе попятился бы от него, а ничто не указывало на то, что м-р Немор отличался особым мужеством. Напротив, его угри и бородавки внезапно стали куда более приметными по мере того, как физиономия Немора постепенно меняла свою окраску — от цвета оконной замазки, что было для нее нормальным, до цвета рыбьих внутренностей. Руки и ноги у него дрожали, и он с трудом мог шевелить губами.

— В самом деле, профессор, — пролепетал он, держась рукой за горло, — это насилие совершенно излишне. Разумеется, безобидная шутка может сойти между друзьями. Моим желанием было продемонстрировать все решительно свойства машины. Я вообразил, что вам нужна полная демонстрация. У меня и в мыслях не было оскорбить вас, профессор, уверяю вас!

В ответ Чэлленджер влез обратно в кресло.

— Вы будете присматривать за ним, Мэлоун. Не позволяйте ему никаких вольностей!

— Я позабочусь об этом, сэр!

— Ну, улаживайте эту неприятность, или же несите на себе все ее последствия!

Перепуганный изобретатель приблизился к своей машине, включил соединяющую молекулы энергию, и старый лев со спутанной гривой вмиг опять предстал перед нами. Любовно погладил бороду и провел рукой по черепу, желая наверняка убедиться в своей полной реставрации. Затем торжественно спустился со своего насеста.

— Вы позволили себе, сэр, вольность, которая могла бы иметь для вас самого весьма пагубные последствия. Как бы там ни было, я готов удовольствоваться вашим объяснением, что сделали вы это исключительно с целью демонстрации. А теперь могу я вам задать несколько прямых вопросов насчет этой замечательной силы, открытие которой вы себе приписываете?

— Я охотно отвечу вам на все, кроме указания источника данной силы. Это — мой секрет.

— Вы серьезно говорите, что никто в мире не знает его, кроме вас?

— Никто не имеет о нем ни малейшего понятия.

— Вот как! Это крайне интересно. Вы удовлетворили мою любознательность насчет реальности этой силы, но я все же не догадываюсь, каковы могут быть ее практические результаты.

— Я уже пояснил вам, сэр, что это — модель. Но было бы легко соорудить такую же установку в крупном масштабе. Вам понятно, что этот прибор действует в вертикальном направлении. Определенные токи, проходящие над вами и другие токи, проходящие под вами, вызывают вибрации, либо разлагающие, либо соединяющие вас. Но процесс может происходить и в горизонтальном направлении и давать те же результаты, охватывая пространство, пропорциональное силе тока.

— Приведите пример!

— Предположим, что первый полюс находится на одном небольшом судне, а второй — на другом. Боевой корабль, попавший между ними, просто исчез бы, распавшись на молекулы. Так же исчезла бы и колонна войск. Вы даже не учитываете сейчас полностью всех возможностей… если только поместить эту силу в способные руки, не боящиеся пустить в ход оружие, которым они владеют. Возможности эти неизмеримы. — По физиономии его пробежала злорадная улыбка. — Представьте себе какой-нибудь квартал большого города, где воздвигнуты такие машины. Вообразите себе воздействие такого тока в подобном масштабе, достичь которого вовсе не трудно. Да что говорить, — он расхохотался, — я могу представить себе целую, страну, опустошенную дотла, — настолько, что из всех кишащих там миллионов не осталось в живых ни одного мужчины, ни одной женщины, ни одного ребенка!

Ужас объял меня при этих словах, а еще больше от ликующего выражения, с каким они были произнесены. Однако, на моего спутника они произвели, по-видимому, совершенно иное впечатление.

К моему удивлению, он приветливо улыбнулся и протянул изобретателю свою руку.

— Итак, м-р Немор, нам следует поздравить вас, — сказал Чэлленджер. — Без сомнения, вы напали на замечательное свойство природы, которое вам удалось обуздать и заставить служить человечеству. То, что применение его несет в себе разрушение, без сомнения, крайне огорчительно, но наука не знает такого рода различий, а следует за познанием, куда бы оно ни привело ее. Полагаю, вы не будете возражать против того, чтобы я осмотрел конструкцию вашей машины?

— Отнюдь нет. Машина — всего лишь тело. А душу ее, оживляющий ее принцип, вы никак не сумеете уловить

— Совершенно верно. Но даже один механизм представляется мне образцом изобретательности.

В течение некоторого времени Чэлленджер обходил машину со всех сторон и притрагивался к ее отдельным частям. Потом грузно уселся в выключенное кресло.

— Не угодно ли вам совершить еще одну экскурсию во вселенную? — спросил изобретатель.

— Попозже, может быть, попозже! А пока что, как вам, без сомнения, известно, тут происходит какая-то утечка электричества. Я отчетливо чувствую, как через меня проходит слабый ток.

— Это невозможно. Кресло совершенно выключено.

— Но уверяю вас, что я чувствую утечку.

Он сошел с возвышения. Изобретатель поспешил занять его место.

— Я ничего не чувствую.

— Разве у вас вдоль спины не пробегает ток?

— Нет, сэр, не замечаю.

Раздалось резкое щелканье и человек этот исчез. Пораженный, я взглянул на Чэлленджера.

— Милосердное небо! Вы дотронулись до машины, профессор?

Он благосклонно улыбнулся мне с видом снисходительного удивления.

— Вот так-так! Возможно, что я по рассеянности коснулся рукоятки, — сказал он. — С такого рода несовершенной моделью всегда возможны всякие неприятные случайности. Этот рычаг несомненно следовало бы тщательно охранять.

— Он стоит на номере три. Это вырез, с помощью которого производится разложение.

— Я заметил это во время произведенного над вами опыта.

— А я был так взволнован, когда Немор вернул вас обратно, что не рассмотрел, на какой именно вырез надо поставить рычаг, чтобы произошло возвращение. А вы заметили?

— Может быть и заметил, мой юный друг, но я не отягощаю мой мозг малозначащими подробностями. Тут много вырезов и мы не знаем их назначения. Мы можем ухудшить дело, если станем экспериментировать над неизвестными нам частями машин. Может быть лучше оставить все так, как оно есть.

— И вы хотите…

— Вот именно. Так лучше. Интересная личность мистера Теодора Немора развеялась по вселенной, машина его потеряла всякую ценность, а купившие его секрет лишены познаний, при помощи которых можно было натворить много беды. Неплохой результат нашей сегодняшней поездки, мой юный друг! Ваш принципал, без сомнения, получит интересный столбец насчет необъяснимого исчезновения одного изобретателя, случившегося вскоре после посещения его специальным корреспондентом этой газеты. Эксперимент этот доставил мне немалое удовольствие. Такие веселые минуты жизни скрашивают серую рутину повседневности. Но наравне с удовольствиями в жизни есть и обязанности, и мне надо вернуться к итальянцу Мазотти и его абсурдным взглядам на личиночное развитие тропических термитов.

Я оглянулся назад. Мне показалось, что легкая маслянистая туманность все еще витала вокруг кресла.

— Но ведь наверное… — настойчиво начал я.

— Долг человека науки — предупреждать использование научных открытий во зло человечеству, — сказал профессор Чэлленджер. — Так я и поступил. Довольно, Мэлоун, довольно! Тема эта не вызывает возражений. Она и так уже чересчур долго отвлекает мои мысли от более важных вопросов.

Рис. худ. Ф. Хайлэй.