Плач в комнате смеха [Леонид Николаевич Панасенко] (fb2) читать постранично, страница - 3

зеркальников, те парировали лучевые удары… Что любопытно, никто из них от бластера Николая не пострадал. Зеркальники парировали… Последнее слово чем-то заинтересовало Антона. Он пропустил часть записи и включил её страшный финал.

…Вот, мигнув малиновым огнём, раскрылся вход шлюза. Балькарсель бежит к телу Эмилии, на ходу срывая с себя бластер. Зеркальники как бы «ожили» — на всех их плоскостях испуганное лицо Эмилии, но к девушке не приближаются, окружили полукругом, замерли в каком-то трансе. Николай вскидывает раструб излучателя. Семь вспышек атомного огня — он стреляет очередью, семь (вот оно!) ответных вспышек, и на живых экранах вместо лица Эмилии начинает вырисовываться рыжебородое лицо Балькарселя…

Антон выключил запись. Нет сомнений, зеркальники не стреляли, они всего лишь парировали лучевые удары. Непонятно, правда, почему зеркальный принцип сохранён и в случае с Эмилией, но в обеих ситуациях они только повторили действия человека. Возвратили их ему. Кстати, кто вообще сказал, что зеркальники умеют стрелять?

Он поспешно связался с кают-компанией, где чаще всего проводил время Заречный. Пусть помогают, пусть думают вместе с ним, а не требуют истины и порядка извне.

— Иван Карлович, — спросил он, — кто у вас врач? Кто осматривал погибших?

От группы геологов, которые стояли у камина, отделился невысокий человек с усталыми добрыми глазами — вот кто, оказывается, встречал его вместе с Заречным.

— Я врач, — сказал он. — А в чём дело? Мы с вами уже подробно обо всём беседовали.

— Да. Вы сообщили, что и Янош, и Эмилия, и Николай погибли от лучевых ударов. Балькарсель буквально сгорел, а у Форреста и Нэмуро степень поражения соответствует примерно попаданию из бластера.

— Примерно, — согласился доктор.

— А теперь, если вас не затруднит, вспомните энерговооружённость организма зеркальников.

— Ничтожная. Они едва передвигаются, практически не размножаются… О, я, кажется, начинаю понимать…

— Иван Карлович, — обратился Антон к начальнику партии. — Я произвёл простейший подсчёт. Даже суммарная энерговооружённость всех зеркальников, обитающих на планете, меньше одного импульса из бластера. Зеркальники не стреляли первыми. Они вообще не умеют стрелять.

— Это ещё ни о чём не говорит, — возразил спелеолог Лео. — Если хищник слабый, то он призывает на помощь хитрость и коварство. Вы можете объяснить, за что они убили Эмилию? Ведь она в них не стре-ля-ла! Всего-навсего хотела отпугнуть… Если зеркальники в самом деле только «отражают» действия людей, то делают они это чересчур странно, криво. Это кривые зеркала, сенсуал, чёрные. Вы приглядитесь к ним получше.

«Кто знает — кривые ли? — подумал Антон, отключая связь. — Всё, может, обстоит как раз наоборот…»

Из далёкого детства пришло воспоминание. Когда ему было лет шесть или семь, он впервые попал в комнату смеха. Городок аттракционов уже закрыли на ночь, в залах, где стояли игровые автоматы, было пусто и гулко, погасла разноцветная мозаика огней и экранов, но Дед Егор, который властвовал в том волшебном царстве, пропустил его, крикнув вдогонку не очень понятное предостережение: «Гляди только, не обижай зеркала». Он ворвался в зал, со смехом скорчил рожу своему первому попавшемуся нелепо перевёрнутому отражению, а вопил что-то победное, стал надувать щёки, приседать, показывать язык, выделывать невообразимо что руками, ногами, всем телом. Уродцы в зеркалах тоже пришли в движение, повторяя его кривляния. Он захохотал, стал ещё пуще дразнить кривые зеркала. Так продолжалось до тех пор, пока он не увидел в одном из них жуткую картину: своё плоское, будто высушенное тело и отдельно от него тонкий блин головы, разорванный пополам улыбкой. Он умолк и перестал кривляться, но похожие на него уродцы продолжали бесноваться во всех зеркалах. Антон испуганно попятился к выходу. Его кошмарные отражения кинулись за ним вслед, стали окружать. Ещё миг — и они спрыгнут со стен, набросятся, растерзают. Он сжался, закрыл глаза и заорал от страха и отчаяния, глотая слёзы, натыкаясь руками на холодные стеклянные тупики. Прибежал дед Егор, вывел его, ослепшего от слёз, из комнаты смеха и долго не мог успокоить, унять его внезапный страх…

«И всё-таки мотивы поведения зеркальников остаются загадкой, — подумал Антон. — Почему они любят нас и одновременно… убивают? И как понимать их любовь — что за ней? Может, за ней, как говорит Лео, в самом деле „гастрономический“ интерес?»

Летели недолго.

Скалы здесь, километрах в двадцати от базы геологов, вместо бурого приобрели серовато-зелёный оттенок, густые тени легко было спутать с трещинами и разломами, изуродовавшими этот горный массив, а на склонах и осыпях колыхались, будто водоросли, диски зеркальников.

— Вот это место, — сказал Заречный, и гравилет аккуратно и точно опустился на скальную площадку.

Начальник партии первым выпрыгнул из машины, подошёл к плоскому обгоревшему камню. Бока его кое-где оплавились в