Джарылгач [Борис Степанович Житков] (fb2) читать постранично, страница - 135

биноклем. — С первого, с первого, черт побери! Сумасшедший выстрел!

Ахнул разрыв. Он громче и ярче прокатился по морю. А старик совал в глаза парню в трусиках свой заветный бинокль.

— Гляньте-ка, гляньте-ка, черт вас возьми! Там, у горизонта… Ну что? Рамка?.. Рамка!.. Знаю, что рамка! А в рамке-то что?

— Да дыра никак.

— Дыра! Дыра! Так это все Васька Осипов! Он, негодяй! Меня не надуешь, молодой человек. Пусть вам, сосунам, эти комсомольские басни рассказывают. Двенадцатидюймовым калибром, да на такую дистанцию, да с первого удара — это Васька Осипов. Можете мне голову оторвать, если это не он. И это не иначе, как его коньяком обещали накачать наповал. Нет-с, старого ворона не надуешь, не надуешь, молодой человек!

Старик вырвал из рук парня бинокль и так замахал им у него перед носом, что парень в страхе попятился.

— Закурить все же можно? — робко спросил парень. Он с опаской смотрел на старика и, держа в зубах папиросу, издалека, осторожно, словно боясь обжечься, тянулся к адмиральской трубке. Старик порывисто ткнул в воздух коробкой спичек. Парень закурил.

— Да-с, молодой человек, это бьет Васька Осипов, — сказал старик раздумчиво.

— А очень просто, что Васька, — сказал парень между двумя затяжками. — Если это с «Марата» бьют, так это факт — он.

— Ага! А я что говорил? И вам он тоже известен? — старик зацепил сухим пальцем как железным крюком за резинку трусиков. — Вы, молодой человек, еще вот в коротких штанишках щеголяете и не знаете, что этот Васька Осипов, когда мы с немцами воевали, плавал на минном крейсере «Новик» и ведь что каналья разделывал…

Парень раскрыл рот, хотел что-то сказать, но старик нахмурил брови и закричал:

— Не перебивать, и извольте слушать, когда вам говорят, молодой человек!

— Представьте себе: вечер, немцы напирают. У нас два корабля, а нам надо изобразить, что у нас целая эскадра, и затянуть всех этих Михелей, Бранденбургов да Кювенштюкеров — всех их, голубчиков, затянуть на минные поля; а сверху мгла, туман как потолок навалился, им аэроплан бы послать поглядеть, да не видать: мы под туманом, что мыши в подполье. Броненосец «Слава» — не знаю, теперь он у вас, может, и «Позором» называется, а тогда «Славой» назывался, — и вот «Слава» бьет двенадцатидюймовкой, бьет нарочно так, чтоб у колбасников в ушах трещало, чтоб казалось им, что у нас тут невесть сколько этих самых пушек. А они по «Славе» долбят, чугуном, что водой, поливают. Ввязались в бой. «Слава» отступает, и ни одной трубы на ней — все сбито, дым валит прямо на палубу. «Слава» сдает, запинается, а надо бой показать, затянуть на минные поля. Слышите, молодой человек? Видели мины — такие железные пузырьки под водой? Килем зацепишь — и… трах… все разворотит, и сразу в подводное плаванье — раков ловить. Так вот-с, «Слава» сдает, запинается, немцы могут расчухать всю ее хитрость и не идти за ней всем табуном. Чего за ней идти, если она уж чуть-чуть ухает: артиллерии недостает. От флагмана приказ «Новику»: выйти вперед на расстоянии выстрела и накачать немцам. «Есть! Пошли!» Осипов у орудия снаряды подает, он тогда еще боцманом был. И вдруг — трах! — убивает комендора при орудии. Осипов на его место. Как начал садить, тут и безрукий руками разведет. Понимаете!..

Старик совсем присунулся к парню и, ударяя его в голую грудь медным биноклем, закричал:

— Понимаете, как пальцем тычет! Ни одного промаха! И это под огнем, заметьте, в спешке!

Старик тряс биноклем над головой парня. Бинокль сверкал на солнце медью и стеклами.

— Задним ходом отступаем, лавируем меж своими минами, и наконец ахнуло: сел немец на нашу капусту. Справа опять рявкнуло — другой нарвался! Так, не лазь в чужой огород! А Осипов гвоздит и гвоздит. Из боя мы вышли как ворона с пожара: ни труб, ни мачт. Пришли домой — Осипова к командиру требуют.

— Никак нет, — говорят, — не может.

— В лазарете?

— Никак нет!

— Контужен?

— Никак нет!

— Да что же с ним, черт возьми! Конвоем его привести!

— Никак нет, — говорят, — невозможно! Можно только на руках принести: пьян.

— Кто напоил?

— Самочинно, — говорят. — Разбил два шлюпочных компаса и спирт из них выпил. «Только для этого счастья, — говорит, — я и жив остался».

Горчайший был пьяница! Ну что с ним поделаешь, произвели в комендоры. Этого Осипова все у нас знали, да и немцам он дал себя знать. Вы перед ним мозгляк, молодой человек! Громадина, в плечах полсажени, рыжий как таракан, весь в веснушках, как клопами усажен; веснушки — во! Брови рыжие, и душа-то у него была какая-то рыжая. Но стрелять, действительно, мог из пушки по воробью, да еще и влет. Это он, Васька Осипов, садит сейчас по этим мишеням. Он! Узнаю письмо по почерку. Нет, меня не надуешь!

— Да когда же Васька-то был рыжим-то? — сказал парень.

— Всегда, всегда! — нетерпеливо закричал старик. — И, я вижу, не знаете вы этого Осипова. Понаслышке знаете.

Старик презрительно посмотрел на парня и отвернулся от него.

— А