Драмы. Новеллы [Генрих фон Клейст] (fb2) читать постранично, страница - 2

лихорадочной, бурной атмосфере пьес Клейста, насыщенных совершенно особым, ему одному присущим психологическим напряжением, чувством катастрофы, близящейся — и наконец разражающейся над странными и несчастными героями Клейста, к которым лучше всего подходит понятие «одержимый». Тем удивительнее, что из-под пера этого человека с душой великого трагического поэта вышла такая лучезарно ясная и веселая пьеса, как «Разбитый кувшин». Полно, неужели кровавые сцены «Битвы Германна» и очаровательные юморески «Разбитого кувшина» родились в пределах одного и того же художественного мира, заключенного в сознании Клейста?

Многие поклонники Клейста, — и среди них С. Цвейг, оставивший интересный этюд о нем, — настаивают на том, что новеллы Клейста резко непохожи на его драматургию, что если в драматургии Клейст давал выход могучим страстям, кипевшим в нем, то в новеллах он — воплощение выдержки и самодисциплины художника, стремящегося быть объективным в такой же мере, в какой субъективен Клейст как драматург. Я убежден, что драма и проза Клейста взаимно дополняют друг друга как в равной степени мощное выражение его дарования, способного и на трагическую безудержность, на своеобразную вакханалию трагизма, примером чего может быть его «Пентесилея», и на трагическую сдержанность, под личиной которой бушуют всё те же страсти, те же демонические порывы. И, наконец, какое странное противоречие, — у этого одержимого трагическим гением поэта, одного из мрачнейших поэтов своего времени, создателя жестоких и страшных сцен и ситуаций, — какое у него круглое, мальчишески надменное, задорное лицо! Самая неподходящая маска для одного из величайших трагических писателей Западной Европы… Для того чтобы понять сущность трагедии Клейста — писателя и человека, нужно углубиться в его эпоху и в его биографию, хотя бы в тех пределах, в которых это возможно сделать, оставаясь в рамках вступительной статьи.

Клейст родился на исходе XVIII века (1776) в старинной прусской военной семье, во Франкфурте-на-Одере. Рано лишившись родителей и получив домашнее воспитание, Клейст в 1792 году, подростком, начал традиционную для его семьи службу в прусской гвардии в Потсдаме. Вместе со своим полком он проделал Рейнский поход 1794 года и принял участие в осаде Майнца — в то время центра революционного движения в рейнских землях, разбуженных событиями Великой французской революции. Нет сомнения, что грозовая атмосфера конца века повлияла на юношу сильнейшим образом. Совсем мальчиком он стал уже участником войны, в которой молодая французская республика начала свою титаническую борьбу со старой феодальной Европой. Молодой Клейст был отнюдь не другом французских республиканцев. Но, как и многие другие немцы его времени и его поколения, он ощутил грандиозное значение революционных событий во Франции, ощутил их отзвук в Германии.

Будучи произведен в офицеры, Клейст вновь очутился в Потсдаме, резиденции прусских королей, на гарнизонной службе. Не вынеся ее, он в 1799 году ушел в отставку; это стоило ему разрыва с той военной средой, которая до тех пор терпела его и протежировала ему. Поссорился он и с родственниками. Из писем Клейста мы знаем, что дома, во Франкфурте, его встретили более чем холодно. Он оказался чужим человеком, изгоем в среде Клейстов, этом рассаднике потомственных прусских офицеров и чиновников. Чужой, чужой! И в офицерском собрании, где его сначала любили, а потом перестали понимать, и за домашним обеденным столом, в кругу родственников, которые смотрят на него как на отщепенца. Как, сменить гвардейский мундир на студенческий сюртук, развеселую потсдамскую жизнь на изучение Канта? Письма Клейста, относящиеся к тому времени, рассказывают, как углублялась пропасть между юношей, пророчески чувствовавшим приближение потрясающих исторических событий, и его средой — даже теми ее представителями, которые пытались понять того нового Генриха, каким вернулся он в родной Франкфурт с военной службы. Разлад со средой и с самим собой растет, становится настолько сильным, что у Клейста мелькает мысль о самоубийстве, которая затем станет навязчивой идеей писателя и будет приведена в исполнение в наиболее трагический момент его жизни.

Из писем мы узнаем, что Клейст с большим интересом относился к философии французского Просвещения, в частности, к Руссо. Он видит в ней разрушительную силу, сказавшуюся на французской революции, которая внушала Клейсту враждебные чувства, но не может не признать убедительности мыслен Руссо, направленных против социальной несправедливости. Они волнуют его как немца.

Внезапно покинув Франкфурт, Клейст отправляется в первое длительное путешествие 1801 года. Он хочет воочию увидеть, что творится во Франции. В Париже периода Консульства, полном противоречий, Клейста многое оттолкнуло. Хотя Клейст сочувствовал подавлению революции, однако он понял ее величие, постиг, что эпоха героев сменилась во Франции порою «тирании», как