Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи [Пол Макоули] (fb2) читать постранично, страница - 2

широкой, посыпанной белым гравием дорожке, потрясая, словно флагом, пустым мешком.

— Держите свою тварь в помещении! — кричал брат.

Паскуале посмотрел вправо-влево от окна: макака исчезла. Он крикнул вниз:

— Она и так в помещении. И вы должны быть в помещении, брат. Вы должны заниматься своим служением, а не будить невинных людей.

Брат ответил:

— Говорю вам, она украла мой виноград! — У него была красная физиономия, жирный молодой монах с сальными черными волосами, торчащими вокруг тонзуры. Он добавил: — Что касается невинности, не бывает невинных людей, разве что в глазах Господа. Но речь не о вас, это ваши нечестивые пьяные песни разбудили меня ночью.

— Что ж, помолитесь тогда за меня, — сказал Паскуале и убрался в комнату. Он не помнил, как добрался до дому, — какие уж там песни!

Брат все еще кричал, его голос срывался от злости, как часто срываются голоса толстяков. «Присмотрю за твоим виноградом», — решил Паскуале, зажигая сигарету трясущимися пальцами. Первая затяжка пробная: главное, не затягиваться глубоко. Паскуале осторожно глотнул прохладный зеленоватый дым, затянулся глубже, когда стало ясно, что с содержимым желудка он не расстанется. Он сел на помятую постель и, когда докурил сигарету, подумал об ангелах и вдохновенном мертвом лице Бернардо. Семья Бернардо сегодня попытается тайно вывезти тело сына из города, чтобы доставить на родину в Пратолино, где до него не смогут добраться потрошители трупов.

Паскуале налил в таз воды и сполоснул лицо. Пальцами зачесав назад влажные кудрявые волосы, он отправился в комнату, служившую студией, и обнаружил, что учитель уже работает.

Россо с Паскуале побелили стены и пол просторной комнаты всего две недели назад, и даже в этот ранний час она сияла чистейшим светом. Закутавшись в одеяло и свернувшись калачиком на парчовом стуле, обезьяна довольно посапывала и лишь слабо пошевелилась, когда Паскуале вошел и Россо принялся хохотать, громко и долго, над помятым видом своего ученика.

Россо работал у большого окна, выходящего на улицу. Ставни были распахнуты. Он смахивал пером угольные крошки с линий, проведенных на холсте, который, проклеенный, загрунтованный маслом, белый и липкий, простоял, прислоненный к стене, больше трех недель и теперь попал на рабочий стол. Россо был бос и одет в один лишь зеленый рабочий фартук, свободно завязанный на талии и достающий почти до колен. Высокий светлокожий человек, с поразительно рыжими волосами, жесткими, как иглы дикобраза, острым носом и бледным подвижным ртом. Лоб у него был испачкан углем.

Паскуале взял большое гусиное перо из связки на столе и принялся помогать. Россо заговорил:

— Ну, как у нас дела этим утром? Фердинанд разбудил тебя, как я ему велел? И что там кричал благочестивый брат?

Фердинанд был макакой, названной в честь покойного короля Испании, смерть которого никто не оплакивал.

— Он ждал, пока я проснусь, прежде чем стащить одеяло. И он сделал это, потому что ему нравится мой запах, а не потому, что вы ему что-то там сказали. Уговорами вы не заставили бы его выпить и стакан воды, даже проведи он три месяца в Аравийской пустыне. А что до брата, он просто жаден. Кстати, вы любите виноград? У меня есть мысль, как заставить нашего друга кричать так, чтоб он лопнул.

— Это ты подговорил Фердинанда украсть виноград? Ты убедил его сделать это; я уверен, ты говоришь с ним на языке жестов.

Паскуале сметал угольную пыль, которая оседала внизу холста. Линии набросков должны остаться, но быть почти незаметными, иначе они начнут проступать на картине или даже хуже — изменят оттенок красок.

— Мастер, почему вы занялись этим прямо сейчас? Разве вы не хотите одеться?

— Вот еще, я только-только разделся.

— Надо полагать, были с вашим сладким мальчиком.

— Это, — отвечал Россо, — не твое дело. Кроме того, если ты не в силах уговорить Пелашиль дать тебе еще немного ее отравы, нет нужды вымещать злость на мне.

— Пелашиль? Разве я пытался?

Паскуале помнил, что говорил с ней, это бесспорно, ему все больше и больше хотелось попробовать хикури еще разок, но она ответила, что пьяный человек будет только смущен видениями, которые вызывает снадобье, зато потом она подошла и поцеловала его на глазах у всех и сказала, чтобы он навестил ее, когда проспится. Паскуале застонал, наполовину от удовольствия, наполовину от укола совести. Пелашиль была служанкой Пьеро ди Козимо, дикарка, привезенная с дружественных берегов Нового Света, все считали ее незаконной женой Козимо. Она была в два раза старше Паскуале, темнокожая, с огромным задом, но Паскуале поспорил, что сумеет привлечь ее внимание и заставить улыбнуться. У нее не было времени на пустую болтовню: если разговор был ей неинтересен, она просто разворачивалась и уходила. Как правило, она хранила молчание, не мрачное, просто задумчивое, и ее внезапная лучезарная улыбка тоже появлялась редко. Странно, но то, что Паскуале воспринял серьезно —