Издранное [Фима Жиганец] (fb2) читать постранично, страница - 2

"полосатиков"^[3] распихали по строгим зонам. Десятка три бродяг^[4] попали на пересылку в Абагур. А как раз перед этим "братва" собрала все свои сбережения (около девятисот рублей) в общак^[5] и стала прикидывать: как бы запулить эти бабки в лагерь, чтобы вертухаи^[6] не отшмонали^[7]? И решили действовать старым испытанным способом: снарядить "торпеду".

Вообще слово "торпеда" имеет в арестантском жаргоне несколько значений. Так, например, зовут подручных у авторитетов. Здоровых и недалеких парней используют для расправы над неугодными зэками или для исполнения других не слишком приятных поручений. Но в нашем случае речь идет о другой "торпеде": о проносе за "колючку" запрещенных предметов тайным и, я бы сказал, "деликатным" способом. И вот каким.

Собранные купюры были свернуты в тугой рулон, запаяны в целлофан и отданы на хранение некоему Стасу — зэку, шестерившему на "отрицаловку"^[8]. И тот эту самую "торпеду"… затолкал себе в задний проход (чтобы не нашли при обыске)!

Привезли "босяков" на пересылку. Тасуются они, ждут этапа на зону. А этапа все нет и нет. Через несколько дней все запасы у пацанов, прихваченные ими с "особняка", кончились. Зовут Стаса:

— Давай бабки доставай — шеметом^[9]! Сейчас у шныря^[10] жрачкой и чифирем разживемся.

Пошел Стас за ширму, которая отделяет от камеры парашу, попыхтел, вытащил капсулу. Гоп-компания отсчитала нужную сумму, остальное вернула "хранителю":

— Сховай назад!

Прошло еще несколько дней. Отмеренная сумма была израсходована. Стаса опять погнали за ширму. Тот достал несколько бумажек, остальное — вернул "на место".

Через пару-тройку дней все в очередной раз повторяется. И так — в течение нескольких недель. Бухтит "казначей", но покорно плетется на парашу…

И вот однажды "братва" опять гонит Стаса за новой "дозой". Тот сердито фыркает, но деньги извлекает. Ребята отсчитывают, сколько требуется, а остальное возвращают Стасу:

— Храни, как зеницу ока!

И тут безропотный зэк не выдерживает:

— А может, как зеницу жопы?! Да вы меня задолбали! Я вам что, гаманец^[11]?!

ЗАВТРАК ДЛЯ ПРЕЗИДЕНТА

Тот же Лужков вспоминал.

Лагерь в поселке Боровое Кемеровской области. Сюда после пятилетней отсидки на "крытой" (в тюрьме) пришел новый "пассажир" — зэк с "пятнашкой на ушах"^[12] Володя Мальвинский. За плечами у Володи — уже несколько сроков. Наверное, он сам не знает, где больше пробыл — на воле или по зонам. Во всяком случае, о жизни на свободе он имеет довольно смутное представление.

Как-то, вмешавшись в спор арестантов о "высших материях", Володя гневно хлопнул ладонью по столу:

— Да разве кто из этих гадов, что в Кремле засели, думает о простых арестантах?! Они там, твари, каждый день горох с салом жрут! А мы тут брюквой красноармейской давимся…

"ЗНАЮ!"

"Курилка" в отряде. Один из осужденных, новичок, встретил своего земляка, из Таганрога. На зоне это — большое дело, тем более что других таганрожцев в отряде не было.

В общем, начались "базары за вольную жизнь", воспоминания о прошлом. А какие разговоры у "босяков"? Кто с кем бегал (то есть у кого учился воровскому ремеслу), с кем гужевался (пил-гулял), чудил… Короче: "Ты Сеньку-Змея знал?" — "Знал! А ты Петруху Колобка знаешь?" — "А то!"

Тут важно в грязь лицом не ударить. Ведь чем больше "правильных пацанов" у тебя в знакомцах, тем твой вес в глазах собеседника больше. Если даже про кого ты и слыхом не слыхивал — все равно брякни что-нибудь вроде "Было дело, вместе гуливанили у одной телки на хавире^[13]"…

Вот и у земляков в курилке завязался примерно такой же разговорчик. Перебрали всех знакомых-незнакомых, вспомнили все, что могли-не могли… Уже в башке гудит, на ум ничего не идет, а остановиться не могут. И тут один другого спрашивает уже по инерции:

— Слышь, а ты знаешь этого?..

— Какого? — уточняет дружбан.

— Да забыл, как там его…

— А где живет?

— Да не помню!

— А с какого он года?

— Да что я, паспорт у него спрашивал?

Пауза. Дружбан морщит лоб. Вспоминает. Наконец, радостно восклицает:

— Знаю! Точняк — знаю!

ШОПЕН ДЛЯ ЛОПАТЫ

Преступный промысел мало совместим с понятием семейного очага. Не случайно по старым "воровским законам" "истинный босяк" не должен был жениться, иметь свой дом. Конечно, нынче мало кто из уголовников сознательно блюдет эти "заветы". Однако сам образ жизни "крадунов" приводит их в конце концов к потере так называемых социальных связей. От многих отворачиваются родственники, знакомые, уходят жены, отказываются дети…

Потому так много на строгом, тюремном и особом режимах арестантов,