Лиля [Наталья Анатольевна Егорова] (fb2) читать постранично, страница - 2

макушку. Она ласково потрется затылком об мое плечо и...

– Вы кого-то ищете?

Я никогда не видел здесь этого продавца. Старик с темным как мореный дуб морщинистым лицом старой черепахи и глубоко посаженными непроницаемо-черными глазами, он подкрался незаметно, словно материализовался из воздуха.

– Я хотел бы забрать оставленную на комиссию матрешку, - я протянул ему квитанцию.

Старик медленно посмотрел в бумагу, перевел взгляд на мое лицо.

– А Лилечка?..

– Она... - я с усилием проглотил комок. - Она не придет.

"Никогда", - хотел добавить я, но промолчал. Мне показалось, что старик понял меня и без слов, потому что взгляд его стал сочувствующим. Пожевав впалыми губами, он позвенел связкой ключей, отпер стеклянный шкаф и достал мою матрешку.

Расписная кукла ярким цветком встала на поверхность витрины, отразившись в зеркальной поверхности железного самоварчика. Я взял ее, ощутив привычную гладкость лакированного дерева. Зеленые глаза нахально улыбались мне.

"Никогда не крути матрешку - ломай", - говорила мне Лиля. Я взялся за края куклы, намереваясь ломающим движением разделить ее, открывая верхнюю из семейки. И был немало удивлен прикосновением морщинистой ладони, накрывшей мою руку.

– Не торопитесь, - старая черепаха покачала головой на морщинистой шее. - Это слишком легко - открыть новый... мир.

Я почувствовал себя персонажем пьесы абсурда. Старик отобрал у меня хохломушку, погладил куклу старчески скрюченными пальцами.

– Матрешка... вещь в себе. Вещь внутри себя и такая же, как она сама. Почти такая же, и чуть-чуть другая. И каждая хранит в себе свой мир. Такой же и чуть-чуть другой. А может быть, чью-то судьбу. Такую же и чуть-чуть другую. Чем глубже, тем больше непохожести. Что может быть проще, чем ее открыть? Чем открыть мир? Чем изменить судьбу?

Я испугался. Сумасшедший старик в пустом магазине моргал на меня черепашьими глазами и нес совершеннейший бред. Сам не понимаю, что остановило меня, не дало выбежать на яростное солнце к шуму улицы.

Старик медленно кивнул:

Ты понимаешь. Открыть мир легко. Нелегко его изменить. Чтобы мир стал другим, нужна жертва. Чтобы изменить одну судьбу, нужно пожертвовать другой. Чем глубже, тем больше изменений. И тем большим придется жертвовать.

Деревянная кукла звякнула о стекло витрины.

– Возьми.

И я внутренне содрогнулся почему-то, сжав в ладонях расписную матрешку.

Я засунул ее в нижний ящик письменного стола, зарыл в груду старых квитанций. Я понимал, что это чистой воды паранойя, но не мог вынести ее понимающий улыбчивый взгляд. И не стал ее открывать. Чудовищная ересь о "вещи в себе" не забывалась, заставляя меня порой задумываться о странных вещах. Например, что было бы, если бы мы не поехали на день рождения к Ромке Гущину. Или не опаздывали. Или идиотка с коляской забуксовала на обочине и не успела...

Я открыл ее через неделю.

Мир сошел с ума. Абсолют выворачивается наизнанку, пугая собственной неопределенностью. Тени несбывшегося мечутся вокруг, цепляясь за клочья сегодняшнего дня. Рвущаяся ткань реальности обнажает искореженные грани пространства. Едва удерживающееся на грани безумия, сознание успевает на миг зацепиться за бесстрастные неживые взгляды незаконченных матрешек. Шкаф, из которого на меня таращатся их глаза с бледных деревянных лиц, медленно кренится вбок. Кривится, стекая к вздыбившемуся полу, массивный деревянный карниз. А кисти в пластмассовом стаканчике начинают отплясывать безумный танец.

Миг - и нет ничего. Показалось?..

– Игорь, ты почему не торопишься? Нам выходить через четверть часа.

Я откладываю газету.

– Знаешь, Лилюш, может, ну его, день рождения этот! Позвоним Ромке, скажемся простывшими или что-нибудь еще...

– Что это ты еще придумал? - голос Лили становится сухим и холодным.

– Мы с тобой так долго не сидели дома просто так. Или вообще давай пойдем погуляем в Нескушном саду, а? Или в кино?..

И я понимаю, что ничего не выйдет, когда она поджимает старательно накрашенные губы.

– Ну знаешь! В конце концов, Гущин - не только твой сотрудник, он еще и мой однокурсник. И если ты хочешь целый вечер тупо смотреть телевизор, то я не собираюсь тебе мешать!

Хлопнула дверь. Я потерял драгоценные секунды, впрыгивая в ботинки.

– Лиля! Лиля-а!

Но грязно-голубая наша "копейка" уже выруливала со двора, взвигнув тормозами на повороте. Я бросился ловить частника.

– На Кольцевую! Я покажу.

Да, я слишком хорошо знал, куда ехать. Мужик за рулем явно принял меня за сумасшедшего, но, сложив в нагрудный карман аванс, молча рванул с места.

Я опоздал.

Милицейский фордик молча моргал сине-красным, двое в грязно-белых халатах поверх курток деловито тащили носилки с черным мешком. И рыдала всклокоченная идиотка с рыбьими глазами, цепляясь за ручку коляски, в которой, захлебываясь, орал младенец. А у меня в ушах звенел скрежет жуткого удара, когда копейка влетела в корявый ствол с дурацкой надписью "Так жизнь играет в шутки с