Кратер Циолковский [Юрий Шпаков] (fb2) читать постранично, страница - 3

Володя. — Проверка происхождения сигналов — единственная цель новой экспедиции?

— Нет, конечно! Как обычно, Соколову будет поставлен комплекс задач. Более же подробно об этом станет известно не раньше, чем через месяц. А сама экспедиция состоится осенью. Точные сроки я пока не назову, но думаю, что надо ориентироваться на это время. Вот пока все, что могу сообщить. Прошу прощения, на этом нам придется закончить беседу. С удовольствием бы поговорил еще, но через минуту у меня переговоры с Луноградом. Благодарю за внимание. До свидания.

— Профессор, еще маленький вопросик, — жалобно сказал Володя, чувствуя, что краснеет. Но удержаться он не мог. Скажите, пожалуйста, а журналист не будет приглашен в эту экспедицию?

Дроздов засмеялся — весело, открыто.

— Беда с вашим братом! Все норовят в космонавты! Вы же знаете, конечно, что каждый день Комитет получает не меньше тысячи писем добровольцев. Но дело в том, — лицо его стало серьезным, — что состав экспедиции в основном утвержден. А когда-нибудь на «Циолковском» полетит и журналист. Конечно, такой, который будет отвечать всем нашим требованиям. Что ж, желаю вам успеха, молодой человек!

Экран давно погас, а Володя все сидел на месте. На душе было скверно. «Так тебе и надо, — думал он. — Опозорился, показал себя последним мальчишкой. На Луну захотелось... Как же, торопись!»

И сразу почему-то возникла неприязнь к Дроздову. Еще посмеивается, словно перед ним пионер, решивший «зайцем» пробраться в ракету. И почему это ученые не ценят журналистов? Взять хоть ту статью Дроздова — живого места от нее не осталось, так была выправлена. Вернее, переписана заново. А у него никакой благодарности, будто так и надо. Или будущая экспедиция. Ведь ни один из ее участников ничего толком рассказать потом не сможет, додумывай за них... А сейчас нос задирают. «Недолюбливает вашего брата...» А наш брат тоже не лыком шит! Ничего, придет и для газетчиков время!

Потом Володя связался с известным селенологом Бондаренко, удивительно неразговорчивым и скучным — как ему показалось человеком. Нелегкая беседа тянулась почти час и стоила Володе прямо-таки физических усилий. После такого разговора трудно, конечно, было развеселиться.

Может быть, из-за плохого настроения первый репортаж о лунной экспедиции получился сухим, путанным. Тепляков прочитал Володин труд и долго ругался.

— Такая сухомятина даже лет тридцать назад пошла бы в корзину! А еще инженер! — выкрикивал он, бегая по кабинету.

Потом Тепляков долго правил рукопись, придумал броский заголовок, сделал интересную вставку, и репортаж пошел в номер. Володя просил, чтобы сняли его подпись, но Тепляков был неумолим,

— Будет тебе напоминанием, — сказал он. — Ты что же, только о розах думаешь? Не волнуйся, брат, и шипы достанутся!

— Да я и не обижаюсь.

— То-то. Не горюй, второй раз лучше об этом напишешь.

Но второй раз об экспедиции Никитин так и не написал. Встреча с Андреем Соколовым не вдохновила его на очерк или хотя бы на корреспонденцию. А потом выяснилось, что очеркист Саша Локтев давно собирает материалы о космонавтах и его очень интересует экспедиция Соколова. Никитин без сожаления отдал свой блокнот Саше, потому что был убежден, что тот сможет написать лучше. А сам стал собираться в отпуск... 

Человек, родившийся вовремя

Воспоминания детства обычно начинаются с пустяков. Хлопья снега за окном, забавная игрушка, ссора с приятелем — трудно сказать, почему эти мелочи на всю жизнь врезаются в память. Но у Андрея Соколова первое впечатление было большим и значительным. Он даже шутил, что оно оказало влияние на всю его биографию, предопределило выбор профессии.

Когда он начинал думать о своем детстве, перед глазами неизменно всплывала одна и та же короткая картина. Он стоит рядом с отцом на мосту. Внизу смутно белеет заснеженная река, а небо над головой усеяно искрами звезд. «Смотри, Андрейка, — говорит отец, — видишь, летит звездочка. Вот он, наш спутник!» Андрей таращит глаза, но ничего не может разглядеть. Тогда отец сильными руками поднимает его высоко вверх, И вдруг Андрей замечает яркую огненную точку, которая медленно плывет среди неподвижных звезд. «Вижу, вижу!» — радостно кричит он.

Эта короткая сценка для Андрея была дорога вдвойне прежде всего потому, что напоминала об отце. Время стерло из памяти почти все, что было связано с ним. Андрей знал об отце многое и в то же время не знал почти ничего. Только по рассказам старших мог он представить, как кудрявый и плечистый человек в кожаной куртке летчика часами бродил со своим малышом по городу, читал ему смешные сказки и с увлечением играл с ним в мяч. Воображение услужливо рисовало все это, но картины выглядели бледными, нереальными. Настоящих воспоминаний оставалось мало, и все они были до обидного короткими. Но память винить не стоило. Летчик-испытатель Федор Степанович Соколов погиб, когда его сыну шел шестой год.

Потом Андрей