Женского рода [Екатерина Минорская] (fb2) читать постранично, страница - 2

зрители восторженно приветствовали, когда она уверенным джебом нокаутировала измотанно­го вконец суетливого партнера. Несколько влюбленных взглядов по ту сторону ринга отмечали при этом, что по­ведение Кирш на ринге мало отличается от ее тактики об­щения в обычной жизни. Ей нравилась дистанция, и она знала о неизбежности удара. Плохо знающие Кирш люди удивлялись ее привычке дышать на собственный кулак. Кирш была скульптором и художницей. Руки являлись частью профессии, и, когда они были перепачканы крас­кой, глиной или тисом, они казались Кирш не частью ее самой, а таким же инструментом, как кисть или карандаш. Но если руки были сжаты в кулаки, они принадлежали лишь ей, и тогда художник в ней мгновенно преображался в бойца. И она считала, что это совершенно правильно, потому что так уж устроено все на свете; есть идея, слово, и есть действие, кулак. И пусть слова — это смысл, пусть они даже могут строить или рушить, зато кулак чаще, чем сло­во, способен что-то защитить. Она не раз в душе радова­лась, что эти два качества так органично сочетаются в ней…

Из всех знакомых Кирш, пожалуй, только Лиза не по­нимает этого, только она не способна отстаивать что бы то нибыло кулаками, но в этом как раз и была ее для Кирш прелесть. И вот у этой прелести как раз сегодня был день рождения; вечером она собирала у себя гостей. Другие зав­сегдатаи «Перчатки» отмечали все праздники в клубе, Лиза же была домоседкой: единственный день, когда она могла себе позволить выход в свет, была суббота. Кирш каза­лось, что этот день — день рождения Лизы, должен быть для всех спокоен, как и она сама и, конечно, Кирш не пла­нировала сегодняшнюю драку. Теперь, когда слегка ныли ноги и болела кисть правой руки, Кирш поняла, что нуж­дается в пяти минутах тишины и темноты. Она свалилась на кровать и накрыла голову подушкой. В этот момент дальше всего от нее были подъезд с недавней дракой и клуб «Перчатка» с боями на ринге и в зале.

То, что тянет людей в прокуренные клубы, да еще к открытию — часам к шести, называется скукой. Только скука может развеяться там, где одиночеству становится еще более жутко… Девицу, назвавшую себя Кот, неудер­жимо влекло из дома.

Когда волосы уже взъерошены с помощью геля, таким людям, как Кот, кажется естественным ни на мгновение более не засиживаться на месте. И вот все готово. На се­кунду застыв с недовольным лицом перед дверью, Кот не выдержала, оглянулась в сторону телефона. После корот­кого разговора с Кирш ей понадобилось сделать еще пару звонков, чтобы вернуть прежнее расположение духа и же­лание сходить в клуб.

От метро до «Перчатки» было пять минут ходу боль­шими шагами. Охранники, еще не готовые к наплыву на­рода, лениво общались возле арки-металлоискателя, мо­лодой гардеробщик болтал по телефону, а на лестнице, ведущей на второй этаж, шаги отзывались одиноким эхом — клуб еще не проснулся для ночи. У входа в зал матросской походкой, сунув руки в карманы, прогулива­лась местная вышибала, она же управляющая делами, Настена.

— Настен, здравствуй!

— Здорово, Кот.

Они пожали друг другу руки. Настена — женщина с длинным седым хвостом — была на голову выше, чем Кот, много шире в плечах и к тому же старше лет на двадцать.

По четвергам в «Перчатке» обычно мало посетителей, можно не бронировать столик заранее, и в этом был не­сомненный плюс, было меньше накурено. По зато случа­ется просидеть всю ночь, так и не встретив никого путно­го или мало-мальски интересного. Так что Настена по чет­вергам скучала, контролируя выдачу входных билетов. Посетители отдавали Настениной помощнице деньги и получали бумажки, на которых по четвергам стоял штамп: «100 р.» (по субботам это было уже «150р.»). Иногда на эти билетики выдавалось пиво от заведения, но вообще-то они обеспечивали только одно право: бесплатно вер­нуться в клуб, если вдруг захотелось выйти на улицу.

Было только начало седьмого, в диджейской, покури­вая, беседовали двое, музыка играла сама по себе, а на пустом танцполе в центре зала неприкаянно чередовались пятна света из разноцветных фонарей. У столиков вдоль стен сидело несколько парочек, трос стояли спиной к бар­ной стойке, потягивая пиво и поглядывая на вход.

Когда дверь в зал, выпустив на улицу новую порцию музыки, закрылась за Кот, она увидела, как от бара реши­тельно отошла Фекла, успев сунуть бармену деньги за го­товый заказ. Вообще-то она была Фаина, но с тех пор как был придуман компьютерный ник «Фекла», ее по имени никто не называл. «Фекла» появилась с легкой руки Кирш: «Как там ее зовут… На «Ф» как-то, вроде Феклы…»

Коренастая Фекла с неизменным взглядом исподлобья была из тех людей, что открыто демонстрируют неудов­летворенность своим контактом с миром и относятся к жизни как к костюмированному бою. У нее были корот­кие красные волосы с наискось выстриженной длинной челкой и многочисленный металл на разных частях тела. Для таких «пропирсингованных» с ног до головы существ металлоискатели должны быть сущим адом. В