Тучи над городом [Ицхокас Ехудович Мерас] (fb2) читать постранично, страница - 4

мучается.

— Хорошо, что я не колдун и не волшебник, — пытался он посмеяться над собой.

Он прижался к ней, как испуганный ребенок, к ней, единственной оттуда, снизу, живой, реальной, к единственному человеку рядом с ним, сжал ладонями ее виски, утопил пальцы в ее свободно ниспадающие волосы, опустился ниже, погладил ее длинную шею.

— Давай говорить о любви… Давай говорить о нашей с тобой любви, — повторял он шепотом, почти касаясь лицом ее лица, — Я правда люблю солнце, а не тучи, правда, ты и это угадала, я люблю солнце… Давай говорить о любви, — и тут сам себя оборвал: — А может, это тоже любовь, любовь к тебе, если тени туч такие болезненные?

— Пойдем отсюда. Пошли. Скорее! Ты действительно устал. И мы слишком высоко забрались.

А ведь в самом деле вчера в гостинице, в его номере, а может, не вчера, а уже сегодня, ночью, снова растянувшись на широком диване, закрыв глаза и позволяя касаться себя глазами, а потом и не только глазами, она сказала ему:

— Я не хочу… всего. Прошу тебя. Я не хочу. Тогда не останется тебя. Словно тебя и не было. Словно никогда не было.

И он замер.

А она, не открывая глаз, очень криво усмехнулась.

— Я говорила тебе… Я все про тебя знаю. Ты капризный, ты честолюбивый, ты любишь чистоту и солнце. Но я покажу тебе тучи. Хочешь? А кроме того, тебе нравятся женщины. Но на этот раз тебе не повезло… Извини…

Все, что оставалось в бутылке, он выплеснул в свой стакан. Враз сглотнул, как воду, никак не в силах сообразить, захмелел он или нет.

В этот момент она открыла глаза, и он рухнул возле нее на пол, протянул руки, чтобы обнять.

Она смотрела прямо ему в глаза и ничего не говорила, ни звука.

В тот самый момент, когда его пальцы ощутили тепло ее руки, зазвонил телефон. Он звонил долго, с короткими перерывами, видимо, внизу, на коммутаторе сидела та самая красивая девушка в очках, которая вчера вечером подала ему ключ.

— Говорите, — сказала она, когда он поднял трубку.

На том конце он услышал сдавленный мужской голос:

— Извините, если разбудил. Через полтора часа у дверей гостиницы вас будет ждать автомобиль. Ваш поезд через два часа.

— Спасибо. Благодариа… — ответил он, это было единственное болгарское слово, которое он выучил несколько дней назад.

Она сидела на краешке дивана, подперев лицо руками, и смотрела на него странным взглядом.

— Когда уезжаешь? — спросила она.

— Через полтора часа.

Только теперь он заметил, хотя с вечера в номере горела лампа, что сквозь задернутые шторы пробивается дневной свет.

Он раздвинул шторы.

Давно уже рассвело.

Он смотрел на нее и хотел, но не знал, как спросить, что ей скажут дома, если ее всю ночь не было.

— Ты не угадал, — ответила она, не ожидая вопроса. — Нет у меня ни некрасивого мужа, ни красивой дочери.

Он обошел ее, прошел мимо, пнул разверстый чемодан и остановился возле шкафа.

— Тем лучше, — буркнул, — хотя этого я не ждал. — И добавил: — А мне повезло. Мне чертовски повезло, и ты неправа.

Она ничего не ответила, осталась сидеть, как сидела, только повернула к нему лицо.

— Я не подумала, что ты уже уезжаешь, — сказала она, — И у меня нет для тебя никакого подарка.

Он открыл шкаф.

— Я накупил подарков, — весело воскликнул он. — Вот толстый темный свитер. Он мне, наверное, не подойдет, слишком уж темный. Может, поменять? Еще успеваю. Там были такие же толстые, только яркие, слишком уж светлые.

— Нет, — ответила она, — тебе не надо выделяться. Ты должен быть… незаметным. Я хочу, чтобы тебя никто не замечал. Я так хочу…

— А тебе что купить?

— Ничего… Не меняй свитер.

— Если ты хочешь… — еще посомневался он.

Она поднялась.

— Поехали на Витошу, — властно сказала она. — Еще успеем, автомобиль ведь рядом, за углом. Надевай свитер, и поехали. Посмотришь на город с горы. Попрощаешься…

Они, скользя, потому что все холодало, снова поднимались вверх и спускались вниз по ступенькам, подбирались к вершине горы, но теперь они уже возвращались.

В автомобиле было холодно и пришлось долго ждать, пока двигатель разогреется.

А когда разогрелся, они помаленьку стали спускаться вниз. Медленно, но все равно дорога под гору была короче, чем в гору.

Он оглядывался по сторонам, стараясь запомнить все, что видел, но теперь все снова было иным, потому что они ехали в другую сторону, и даже то, что, казалось, он запомнил, поднимаясь в гору, теперь выглядело по-другому и мгновенно стиралось из памяти и вытесняло из нее то, что как бы и помнилось.

Правда, каменная деревня осталась такой же, и, пожалуй, только она и запомнилась.

Они спускались вниз, к подножью, а потом ехали по улицам, машина все уменьшала скорость, как будто и она устала за ночь, но путь становился все короче и все приближался к концу.

— Я тебя провожать не буду, хоть и уезжаешь, — сказала она. — Ладно?

— Ладно.

— И прощаться не буду. Ладно?

— Ладно.

Потом она уехала одна, не оглядываясь.

Перед